остановился.
Никто не вышел, а вошли трое.
     Один пробежал вагон и распахнул дверцу кабины вагоновожатого.  Второй
остался возле кондукторши и вытащил из кармана  пистолет.  Третий,  совсем
молоденький, спросил у того, что с пистолетом:
     - Начинать?
     - Подожди, - отчеканил тот, раскрыл кондукторскую сумку и  выгреб  из
нее деньги.  Те,  что  бумажками.  Криком  приказал  дальнему,  тому,  что
показывал нож вагоновожатому:
     - Вели извозчику, чтобы без остановок до моста! И чтоб помедленней!
     Трамвай  неспешно  покатил.  Вооруженный   пистолетом   обратился   к
пассажирам:
     - Гроши и рыжевье, кольца там, часики - огольцу сдавайте!
     Молоденький  пошел  по  рядам.  Делать  нечего  -  отдавали.   Оголец
злодействовал: обыскивал, если  ему  казалось,  что  не  все  выложили,  -
покрикивал. С молодым пижоном поменялся кепками, ему водрузил на самые уши
свою замызганную, а себе на голову возложил его новенькую лондонку.
     Сейчас подойдет оголец и станет шарить у него в карманах, а он  будет
покорно сидеть, растопырясь, как на  гинекологическом  кресле.  Прелестная
картинка: чемпион Москвы по боксу на гинекологическом  кресле.  Главное  -
пистолет, пистолет!
     - А тебе, что, особое приглашение нужно? - кинул ему оголец,  румяный
и нахальный от опасности малолетка.
     - Пацан, может не надо? - миролюбиво посомневался Алик.
     - Ты что?!! - заорал малец. Алик взял  руки,  которые  уже  лезли  за
пазуху, и вытянул их по предполагаемым швам огольцовых порток.
     - Колян, он не дается! - плачуще наябедничал оголец.
     Не дойдя до них шага  три,  тот,  что  с  пистолетом,  остановился  и
скомандовал:
     - А ну, вставай,  фрей  вонючий!  -  И,  поигрывая  пистолетом,  стал
наблюдать, как встает Алик.
     Алик встал, сделал шаг навстречу.
     - Шманай его, живо! - приказал главный огольцу.
     Только сейчас, когда оголец еще за спиной. Падая вперед, он мгновенно
подбил левой рукой пистолет вверх и правой нанес жесточайший удар главному
в подбородок. И успел левой нанести прямой удар в челюсть еще не успевшему
упасть грабителю.
     Шарахнул выстрел, пуля ушла в потолок, и рука с пистолетом  бессильно
легла на пол. Алик ударил каблуком по  запястью,  носком  неизвестно  куда
отшвырнул пистолет и развернулся. Он был уверен, что обработанный  им  уже
не встанет.
     Оголец теперь уже без принуждения вытянул руки по швам. Алик  коротко
ударил его в солнечное сплетение. Оголец потерял дыхание и  осел  на  пол.
Алик приказал тому, что с ножом:
     - Иди сюда.
     Бандит ощерился, вытянул руку с ножом:  пугал.  Был  он  тщедушен,  в
солдатском ватном полупальто.
     - Тогда я к тебе иду, - процедил Алик.
     Громадный, решительный, только что отключивший главаря, он надвигался
неотвратимо, как танк.
     - Не подходи, падло! - взвизгнул бандит, потом метнул нож. Алик  ждал
этого - уклонился. Он сблизился с бандитом и обработал его, как  грушу  на
тренировке. И этот лег.
     - Гони к Красносельской и на перекрестке остановись, - приказал  Алик
вагоновожатому.
     Трамвай помчался. Алик шел  по  вагону  и  искал  пистолет.  Девушка,
сидевшая рядом с кондукторшей, попыталась улыбнуться ему и сказала:
     - Он под лавкой.
     Он наклонился и достал из-под сиденья пистолет. Бандит лежал рядом  и
он рассмотрел его, хотя рассматривать было почти нечего.  Обработанное  им
лицо на глазах деформировалось. Но вроде дышал. Третий  лежал  неподвижно.
Что с ним было - неизвестно.
     Завизжав на повороте, трамвай помчался по Ольховке. Пассажиры  сидели
смирно - не знали, что делать.
     В животе была  пустота,  колени  ходили.  Алик  присел  на  скамейку.
Подъезжали. Впереди светился вход в метро "Красносельская". На перекрестке
трамвай  резко  остановился.  Кондукторша   кинулась   к   двери   и   как
Соловей-разбойник засвистела в положенный ей милицейский свисток. Цепляясь
за  сиденье,  с  пола  поднимался  оголец.  Алик  встал  и  тихо   сказал,
индифферентно глядя в сторону:
     - Беги дурак. Сумку только оставь.
     Оголец разжал пальцы и незаметно уронил на пол самодельную  тряпичную
сумку,  в  которую  он  собирал  добычу.  Кондукторша  продолжала  яростно
свистеть. Оголец подбежал к  дверям,  оттолкнул  кондукторшу,  спрыгнул  с
подножки и от ужаса зигзагами побежал, побежал к угловому дому, к  арке  у
булочной, выходящей к путям Казанской железной дороги.
     - Стой, бандюга! Стой, ворюга! Стрелять буду!!! - прекратив свистеть,
заорала  кондукторша.   Оголец   продолжал   бежать.   Тогда   кондукторша
повернулась к Алику и приказала: - Стреляй в него! Чего стоишь?!
     Алик заставил себя усмехнуться, подбросил на ладони тяжелый  пистолет
и вдруг понял, что у  него  дьявольски  болит  кисть  правой  руки.  Выбил
пальцы,  большой  и  указательный.  Первый  раз  бил  с  такой  силой  без
боксерских перчаток.
     - Эх ты! - осудила кондукторша.
     В трамвай влез милицейский старшина, посмотрел на одного лежащего, на
второго и осведомился официально:
     - Что здесь происходит, граждане?
     - Произошло, - поправил его Алик.


     Он с трудом - болели руки - открыл  входную  дверь  своим  ключом  и,
стараясь особенно не шуметь, стараясь особенно не испачкать чисто  вымытый
коридорный коммунальный пол, на цыпочках пошел к своей комнате. Все-то  он
делал тихо-тихо, но в дверях комнаты стояла Варя в халате  и  смотрела  на
него. Пропустив Алика в комнату и закрыв за ним дверь,  Варя  бесстрастным
шепотом поинтересовалась:
     - Ты где был?
     В маленькой кровати, разметавшись, спала Нюшка. Рот ее был раскрыт  и
издавал негромкие нежные звуки.
     -  Да  понимаешь,  Андрею  из  Еревана  коньяку  прислали.  Какого-то
особенного. Позвал попробовать. Ну и напробовались.
     - О господи! - сказала Варя.


     На этот раз Иванюка-младшего вели вплотную, не  стесняясь.  Без  пяти
двенадцать дружно  вышли  из  метро  "Калужская"  и  стали  прогуливаться.
Прогуляли минут десять. Надоело. Зашли в знаменитую своей  воблой  пивную,
подождали,  пока  Иванюк-младший  удовлетворит  свою  неизбывную  тягу   к
бочковому пиву.
     Потом опять гуляли. Гуляли  по  Житной,  прошлись  мимо  книгофабрики
Ханжонкова,   мимо   кинотеатра   "Буревестник".   Доходили    до    метро
"Серпуховская". Потом опять возвращались к "Калужской".
     Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган  не  придет.
Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.


     Андрей жег "Лайф". Он рвал тугую меловую бумагу и по кусочкам  жег  в
пепельнице. Алик сидел на диване и давал  советы,  потому  что  буржуйская
толстая и сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты была закрыта на
ключ, и поэтому Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег "Лайф"  и
говорил:
     - Два года срок  немалый.  Чего  мы  добились?  Ничего.  Редакционные
дамочки называют нас мальчиками, а главный -  нигилистами.  В  определении
тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему,  всем
вертят старики, живущие прошлым. Они наверху и всячески стараются задавить
все новое, все правдивое, все свежее, чтобы  остаться  наверху.  Пора  нам
начинать атаку на них.
     - Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с  заглавием  отрежу,  а  Грейс
Келли под стекло положу. - Алик любовно рассматривал соблазнительный  бюст
цветной хорошо обнаженной талантливой артистки.
     - Алик, тебя тут один товарищ ищет! - крикнула из-за двери секретарша
Маша. Алик пошел открывать.
     - Подожди. - Андрей спешно вытер следы и, получив подтверждение своей
мысли в машкином крике, продолжил: - Почему Алик? Почему Андрюша? До каких
лет? И какое право имеет Машка обращаться к нам на амикошонское "ты"?
     - Готов? - спросил Алик.
     - Готов - Андрей сдул остатки пепла со стекла. - Открывай.
     Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду
с остатками льда похмельной слюной и спросил у Владлена:
     - Ну и что ты теперь, после демобилизации, собираешься делать?
     - Собираюсь с тобой посоветоваться, - ответил Владлен.
     - Нашел советчика. Я сам себе не знаю, что посоветовать.
     - Другому легче, Алик.
     - Пожалуй. Что ж, излагай варианты.
     - Предлагаю ГВФ. Курсы годичные, и - вторым пилотом.
     - Что думать-то? Твое дело, твоя профессия.
     - Надоело.
     - Надоело летать?
     - И летать. А главное - подчиняться.
     - Командовать, значит, хочешь.
     - Обосноваться для начала хочу на перспективном месте.
     - Пока, - догадался Алик. - А командовать - потом.
     Посмеялись. Владлен глянул на Алика, приступил осторожно:
     - А если к вам, в газету?
     - Прямо вот так, сразу? А что ты умеешь?
     -  Во-первых,  кое-что  умею,  публиковался  в  "Красной  звезде".  А
во-вторых, что я, хуже тебя?
     - Не хуже, Владик, не хуже, успокойся. Но ведь кое-какое образование,
призвание там, опыт, наконец, не помешали бы, не находишь?
     - А-а! - Владлен презрительно махнул рукой, помолчал, потом вспомнил:
- Я, когда тебя искал, к Сане Смирнову заходил. А что, если в милицию?
     - Там пахать надо.
     - Вот Санятка пусть и пашет, а я сеять буду.
     - Разумное, доброе, вечное? - недобро уточнил Алик.
     - Ладно, ладно, не заводись.  Если  что  -  поможешь?  В  университет
поступать или куда...
     - Если что - помогу. Если смогу.
     - Я на тебя надеюсь, Алик. А вообще, как жизнь?
     - Работаю. Детей ращу.
     - Как ты детей растишь, я знаю. Вчера с Варварой тебя два часа ждали.
Я не дождался.
     - Не догулял я свое, Владька.
     - А кто догулял? Я тут с одной познакомился, многообещающая дамочка.
     - И что обещает?
     - Папу.
     - Тогда женись.
     - А что? Кстати, на свидание к ней опаздываю.  Так  мы  договорились,
Алик?
     - О чем?
     - Поможешь, если что. - Владлен протянул Алику руку, встал и пошел.
     Встал и Алик. Дел по горло, надо было срочно сдавать в номер материал
о первенстве Москвы по вольной борьбе, на котором он не был.


     Один припрятался у подъезда, а второй вместе с Казаряном  гостевал  у
Евдокии Григорьевны. Молчаливый хваткий паренек скромно сидел  в  углу  за
дверью и  слушал,  о  чем  тихо  говорят  Казарян  и  хозяйка.  А  те  уже
переговорили и о  политике,  и  о  врачах-убийцах,  о  Лидии  Томащук,  об
отсутствии снижения в этом году цен, о запрещенных законом абортах.  Потом
все трое безнадежно молчали. В двадцать один тридцать Евдокия  Григорьевна
глянула на свои наручные кировские, кирпичиком, часы и вздохнула:
     - Не придет он сегодня.


     В двадцать два пятнадцать Александр Смирнов посмотрел  на  Ларионова,
посмотрел на Казаряна и спросил уныло:
     - Ну и что вы мне по этому поводу можете доложить?
     - Прокол, - признал Казарян.
     - Причина? - Смирнов откинулся  в  кресле,  приготовился  слушать,  а
слушать особенно было нечего. Только Ларионов наконец предложил:
     - Иванюк маячок выставил.
     - Не думаю, - возразил Казарян. - Я его замкнул прочно.
     - А если? - не сдавался Ларионов.
     - А если, то тогда мне башку отвинтить следовало бы.
     - Твоя отвинченная башка  мне  без  надобности,  -  ворчливо  заметил
Смирнов. - Теперь решать надо, что делать будем дальше.
     - Раз леску оборвали, значит, ушли на дно, - предположил  Казарян.  -
Бреднем орудовать следует. Облавой по хазам.
     -  Хлопотно,  долго  и  не  особенно  результативно,  -  оценил   это
предложение начальник отдела. - Сережа, а твои осведомители как?
     - Попробую, но особых гарантий дать не могу.
     - Есть еще шофер Арнольд Шульгин, - напомнил  Казарян  и  хотел  было
развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок - местный.  Смирнов
снял трубку.
     - Здравствуйте, Лидия Сергеевна! - счастливо улыбаясь, будто Болошева
могла его видеть, возгласил Александр. - Ну, наше дело такое сыскное -  по
ночам  суетиться,  а  вы-то  что  так  задержались?  -  Помолчал,   слушая
объяснение задержки. - Если успешное, то рад за вас. Ну а если для нас, то
просто счастлив. - Положил трубку, сообщил то, о чем  Казарян  и  Ларионов
догадались и без сообщения: - Болошева к нам идет.
     ...Лидия   Сергеевна   остановилась   в   дверях,   молча,    кивком,
поприветствовала всех и с плохо скрытым торжеством объявила:
     - Отыскался след Тарасов!
     - Чей след отыскался? - переспросил Александр.
     - Лидия Сергеевна иносказательно цитирует  Гоголя,  -  снисходительно
пояснил Казарян.
     Эффектного начала не получилось, и  Лидия  Сергеевна  стала  деловито
докладывать:
     - Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОМ  передан
в НТО пистолет "Вальтер". Проведенная соответствующим  образом  экспертиза
установила, что  именно  из  этого  пистолета  был  произведен  выстрел  в
Тимирязевском лесу.
     - Ну и ну! - сознался в своем недоумении Смирнов. - Откуда он у них?
     - Чего не знаю, того не знаю. Узнать - это уже  ваше  дело,  -  взяла
реванш Лидия Сергеевна.
     - Бойцы, я - в Сокольники! - заорал Смирнов.
     - Может, сначала позвонить сокольническим-то? - предложил Ларионов.
     - А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! -  Смирнов
уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.
     - Александр, у меня к вам просьба, - сказала Лидия Сергеевна.
     Уже забывший о ней Александр повернулся к ней с виноватым  выражением
лица:
     - К вашим услугам, Лидия Сергеевна.
     - Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то  обувь
его к нам пришлите.
     - Вы думаете, это он труп переворачивал? Вряд ли.
     - Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли,  кое-что
зафиксировала. Это не след, поэтому я не внесла его в  официальные  списки
протокола, а так, остаток отпечатка каблука  с  характерным  сбоем.  Вдруг
повезет, и обувка та.
     -  Будьте  уверены,  Лидия  Сергеевна,  разденем-разуем   мы   нашего
голубчика. А если надо - умоем, подстрижем и побреем. - И Александр, будто
дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной.
Та мило улыбнулась и ушла.
     - Элегантно спровадил! - похвалил Казарян. - Ты нас с собой берешь?
     - Куда я от вас денусь?


     На Каланчевской улице были через десять  минут.  Недовольный  капитан
принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил:
     - Я вам нужен? А то у меня дела...
     - Вы вчера дежурили? - поинтересовался Смирнов.
     - Вчера я отдыхал после суток.
     - Ну, тогда мы сами разберемся. Вы свободны.
     Капитан удалился. Смирнов закурил, Ларионов устраивался за столом,  а
Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:
     - Алька!!!
     - Что с Алькой?! - заорал Александр.
     - Да успокойтесь, с ним - ничего.  А  вот  делов  наделал.  Читай.  -
Казарян протянул папку Александру.
     Тот сел на привинченный стул и приступил к чтению.  Ларионов  зевнул,
смахнул со следовательского стола несуществующие крошки и  шепотом  (чтобы
Смирнову не мешать) осведомился у Казаряна:
     - Где этот-то, с "Вальтером"?
     - Не "этот-то", Сережа, а Николай Самсонов  по  кличке  Колхозник.  И
этот-то Колхозник - в больничке,  сильно  поврежден  нашим  с  начальником
другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня
не смог повидать.
     - А Цыган почему на связь не вышел?
     - Задай вопрос полегче.
     Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку,  передал  ее  Ларионову  и
сказал Роману, подмигнув:
     - Боевой у нас, Рома, дружок.
     - Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я  не  завидую  этим
двоим. - Казарян, увидев, что  Ларионов  отложил  папку,  спросил:  -  Что
скажешь?
     - Скажу, что бумаги надо читать внимательнее.
     - Не понял.
     - Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из  трамвая,
поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.
     - Одна из версий. - Казарян не желал сдаваться без боя.
     - Он прав, Рома, - подвел  черту  Смирнов.  -  Поехали  в  больничку,
бойцы.
     Шофер "газика" дрых, уронив голову на  баранку.  Смирнов  безжалостно
растолкал его:
     - Поехали.
     - Куда?
     - Большие Каменщики, четыре, - назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом
с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:
     -  Конспираторы!  Большие  Каменщики!  Таганская  тюрьма,  так  бы  и
сказали.
     - Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый  виртуоз  вождения,  -  вежливо
поправил его с заднего сиденья Казарян, - Таганская тюрьма -  это  Большие
Каменщики, дом два. А дом четыре - это таганская тюремная больница.
     - Один ляд! - решил шофер и резко тронул с места.
     Дежурный врач достал из  шкафа  две  папочки  -  медицинские  дела  -
полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в
сторону:
     - Он их что, копытом, что ли?!
     - Он боксер, - пояснил Казарян.
     - Разрядник?
     - Мастер спорта.
     - Худо, - огорчился врач. - Под суд пойдет за превышение мер обороны.
     - Кулак против пистолета - это превышение? - засомневался Казарян.
     - Это смотря какой кулак.
     - И смотря какой пистолет, - добавил Казарян. -  Могу  сообщить  вам,
что пистолет - офицерский "Вальтер", с помощью пули делающий в людях очень
большие дырки.
     - Хватит, - прекратил их препирательства Смирнов. -  Что  с  этими...
Пострадавшими?
     - У Самсонова раздроблена челюсть и  повреждены  шейные  позвонки.  У
Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!)  сломана  скульная  кость.  Вот
что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, -  игрив  был  дежурный
врач, развлекался как мог, коротая ночное время.
     - Говорить могут? - спросил Смирнов.
     - Смотря кто.
     - Самсонов в первую очередь.
     - Этот вряд ли. Впрочем, пойдемте, я вам его покажу.
     ...Они прошли  тюремным  коридором,  и  надзиратель,  гремя  ключами,
открыл больничную палату. Все как в обычной больнице, но  воняло  тюрьмой,
ощутимо воняло.
     - Ну,  тут  у  вас  и  дух,  девки...  -  вспомнив  "Петра  Первого",
процитировал из любимой книги Казарян.
     - Это не у нас, это у них. Или у вас, - отпарировал врач.
     Не забинтованы лишь глаза, но они были закрыты.
     - Человек-невидимка, - сказал Ларионов.
     - Когда заговорит? - спросил Смирнов.
     - Через две-три недели, не раньше.
     - А Француз?
     - Завтра можете допросить.
     - Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.
     - Тоже завтра. Старшина-кастелян будет к восьми часам утра.
     ...Делать больше в  этой  конторе  было  нечего,  и  они  поехали  на
Петровку. В машине Казарян мерзко хихикнул.
     - Хи-хи, - произнес он, - хи-хи.
     - Жаль, что из больницы уехали, - заметил  Ларионов.  Можно  было  бы
тебя сдать.
     - Не та больница, Сергей, - ухмыльнулся  Смирнов.  -  Ему  в  Кащенко
надо.
     - Хи-хи, - не унимался Казарян. - Хи-хи.
     - Ты чего? - уже обеспокоенно вопросил Ларионов.
     - А ничего. Картины разные выдумываю, - ответил  Казарян.  -  Стилягу
того из трамвая вспоминаю.  Как  он  без  лондонки  остался.  Единственный
потерпевший.
     - Хи-хи, - мрачно подытожил Смирнов.


     Борода был поклонником многочисленных талантов  Казаряна-старшего,  а
Романа, которого он знад с титешнего возраста, любил, как любят  непутевых
сыновей.
     - Ромочка, запропал совсем, дурачок, - говорил  Борода,  нежно  держа
Романа за рукав  и  задумчиво  разглядывая  небритую  (щетина  у  Казаряна
по-армянски росла, с дьявольской скоростью) личность блудного сына.
     - Работы много, Михаил Исаевич, грустно поведал Роман.
     -  Зачем  тебе  работа,  Рома?  Ты  был  замечательным  бездельником,
остроумным, обаятельным.  И  все  тебя  любили.  А  теперь  что?  Скучный,
усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа - жуликов ловить!
     Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит и широким жестом
пригласил в зал. В ресторан ВТО после  двена