ет  автодорожной
профессии на гуманитарную. И никогда  бедная  Маша  не  поймет,  почему  эта
высокообразованная дама так жестоко над ней подшутила.  Не  поймет  этого  и
заведующая кафедрой, и племянник, и все другие гости сорокового дня. Они все
останутся в полной уверенности, что эта инженерская девочка с грубым лицом и
полными ногами -  совершеннейшая  идиотка,  которая  превратно  поняла  Анну
Вениаминовну и приписала ей такое,  что  и  в  голову  не  могло  бы  прийти
интеллигентной профессорше...
   Женя шла к  метро  через  тот  самый  парк,  где  когда-то  познакомилась
пострадавшая девочка Маша с выдающейся дамой,  пятьдесят  лет  преподававшей
русскую поэзию, и пыталась понять, почему она это сдалала. Может быть,  Анне
Вениаминовне захотелось хоть единожды в жизни ощутить то, что  переживает  и
великий поэт, и самый ничтожный графоман,  когда  читает  свои  стихи  перед
публикой и ощущает ответные эмоции в податливых и  простодушных  сердцах?  И
этого никто теперь не узнает.

5. Счастливый случай

   В самом начале девяностых годов прошлого  столетия,  конец  которого  был
отмечен  с  непристойной   и   трудно   объяснимой   помпой,   многие   люди
интеллигентского сословия переживали большие трудности, связанные  с  крахом
трех больших китов, или  слонов,  или  "трех  источников  -  трех  составных
частей" кое-как организованной жизни. Догматика дала такую трещину, что сама
Божественная Троица закачалась. И  многие  люди  начали  тонуть.  Кое-кто  и
потонул,  зато  некоторые  научились  плавать,  а  были  и  такие,   кто   в
пошатнувшемся мире сориентировался и пошел в большое плавание.
   Женя предала академическую науку, плюнула на монографию, на  незащищенную
докторскую  диссертацию  и  перешла  на  телевидение.  Сначала  она  успешно
работала в учебной программе, через год оказалось, что учебные программы  по
иностранным языкам она печет как блины, и она начала писать уже  для  другой
редакции сценарии документальных фильмов  -  не  хуже  других.  А  может,  и
получше. Завелись знакомые на всех этажах. А когда  она  сделала  прекрасный
документальный фильм  про  грузинского  режиссера,  с  которым  была  хорошо
знакома в  молодые  годы,  то  получила  совсем  уж  блестящее  предложение.
Деликатного свойства. И не по официальному каналу, а  так,  через  знакомых.
Строго говоря, чтобы такую работу получить, надо было еще и  приплатить.  Но
сценаристы, которые и приплатили бы, языков тех не знали. А для этой  работы
нужен был непременно один из трех европейских - немецкий,  французский  или,
на  худой  конец,  английский.  Немецкий  у  Жени  был  превосходный,  да  и
английский какой-никакой.
   Заказ был из Швейцарии, и  режиссер,  собиравшийся  снимать  фильм  этого
деликатного свойства, был натурально швейцарец. Для написания  сценария  ему
нужна была сценаристка, владеющая каким-нибудь доступным ему языком, умеющая
легко вступать в контакты и непременно  русская.  Деликатность  дела  в  том
заключалась, что фильм задуман был о русских проститутках в Швейцарии.
   Этот самый швейцарский режиссер по имени  Мишель,  в  силу  непробиваемой
швейцарской  наивности,  написал  официальное  письмо  на  телевидение,  где
начальство сначала заволновалось, потом забегало, потом посоветовалось  -  и
отказало. Наивному швейцарцу объяснили более опытные товарищи, что так  дела
не делаются, и он нашел через посольство каких-то культурных знакомых, те, в
свою очередь, прочесали по  своим  знакомым,  и  все  сошлось  на  Жене.  Он
прилетел в Москву вместе со своим продюсером, пригласил Женю в  "Метрополь",
где остановился, и там, за длинным ланчем, они все и обсудили на швейцарском
языке, который в данном случае был немецким...
   Надо сказать, что Женя мало чего знала о жизни проституток российских,  и
еще менее - о представительницах этой oпасной профессии за  рубежом.  Мишель
же оказался подлинным поэтом, воспеваюшим блядей, шлюх  и  проституток  всех
стран и народов. Впечатление создавалось, что всех  их  он  с  самого  юного
возраста возлюбил как клиент. Да он этого и не скрывал.
   - С женщинами другого круга у меня никогда ничего хорошего не получается,
- пожаловался Мишель.
   - Да ты не пробовал, - подал реплику  молчаливый  продюссер  с  блестящей
розовой лысиной, аккуратно выкроенной посреди густых бурых волос.
   - Пробовал, Луи, пробовал,  и  ты  это  прекрасно  знаешь!  -  отмахнулся
Мишель. Он был так увлечен темой,  что  разговор  все  не  поворачивался  на
собственно рабочие проблемы, которые Женя должна была решать.
   - Русские девушки - самые лучшие! - объявил он  Жене.  -  Эта  славянская
мягкость, тихая женственность. Пепельные волосы - таких нет ни у скандинавок
- они просто бесцветны, ни у блондинистых англосаксонок.  Беда  в  том,  что
никто из русских  языка  хорошо  не  знает,  а  чтобы  документальный  фильм
получился, надо их заставить говорить. Судьба, нюансы, все  такое...  А  мне
они рассказывают свои истории как-то шаблонно. Но какие  девочки!  Каждая  -
бриллиант! Ты понимаешь, что мне от тебя надо?
   Он щелкал  пальцами,  прицеловывал  воздух  губами,  даже  ушами  немного
двигал. Вообще же он был необыкновенно симпатичен, да и неподдельный рабочий
энтузиазм сильно его украшал.
   Жене и раньше приходилось работать с иностранцами, и  сложился  некоторый
стереотип официального англичанина, любезного француза и простоватого немца.
Этот швейцарец был  довольно  французистым,  синеглазым,  со  смугло-розовым
цветом лица горнолыжника. И похож был  на  Ален  Делона.  От  него  исходила
веселая и немного бестолковая энергия.
   - Пока не понимаю, - мягко заметила Женя, - но вообще-то я понятливая.
   - Я покажу тебе свои фильмы, и ты поймешь, что мне надо. Луи,  договорись
на "Мосфильме" насчет зала и покажи Жене нашу продукцию.
   Он уже снял, как выяснилось, несколько фильмов о проститутках. Первый - о
девочках африканского происхождения, потом о китаянках,  которые  древнейшую
профессию совмещали с акробатикой, а недавно прожил полгода  в  Японии,  где
его постигла профессиональная неудача - фильм о гейшах удался, но под  конец
разразился большой скандал, и японцы конфисковали пленку.
   - Объясняю, что мне нужно: историю каждой девушки. Реальную историю.  Мне
они этого не говорят. У меня с ними свои  отношению,  и  всего  они  мне  не
расскажут. У девочек свои принципы. Мне нужно: первое - реальная история,  а
второе - надо раскрутить их, есть ли у них сутенер. Это мне очень важно.  На
чем все построено - только на деньгах или на  привязанности  какой-то.  И  -
личная жизнь. Это самое для меня интересное личная жизнь проститутки...
   Итак, Женя подрядилась исследовать личную жизнь русской проститутки в  ее
отхожем промысле. Решено было это  исследование  приурочить  к  началу  мая,
празднику трудящихся, когда для  всех  праздник,  а  для  проституток  самая
трудовая вахта. Это у нас. А у них? Еще Женя брала неделю  в  счет  отпуска.
Визу швейцарскую обещали сделать за два дня.
   Дома Женя объявила о своей  поездке  только  в  тот  день,  когда  пришли
билеты. Муж только крякнул, узнавши о цели  заграничной  командировки.  Зато
сыновья веселились от души: предостерегали от  опасностей,  давали  полезные
советы на все случаи жизни, острили довольно  смело.  Женя  радовалась,  что
отношения ее с детьми так  мало  походили  на  ее  собственные  отношения  с
родителями, при которых даже слово "проститутка" произнести было невозможно.
   Самолет опоздал с вылетом на час, и поэтому Женя начала беспокоиться  еще
в дороге: а ну как ее не дождутся? Встречающий продюссер Лео тоже опоздал  -
на полтора часа. Именно потому, что опоздал самолет, как он  объяснил  Жене.
Он страшно торопился:  ему  надо  было  немедленно  возвращаться  обратно  в
аэропорт, где теперь он должен был встречать свою жену-танцовщицу  из  Индии
после полугодового обучения на курсах индийских танцев. Но ее  самолет  тоже
опаздывал, и опаздывал даже против  объявленного  опоздания.  По  расписанию
должен был приземлиться на два часа раньше Жениного...  Все  это  рождало  в
Жене недоумение: оплот европейской надежности и консерватизма  покачнулся  -
расписание не соблюдалось,  а  жены  приличных  господ  танцевали  индийские
танцы... Было уже довольно поздно, и, как Женя ни крутила головой,  из  окна
машины она ничего не рассмотрела. Первое, что она увидела, был гном размером
с небольшую собаку, стоявший  в  позе  привратника  возле  массивной  двери,
которая от соседства с гномом казалась  совсем  великанской,  Луи  позвонил.
Ждали несколько минут. Наконец, печеная старая дама с новыми зубами в старых
губах открыла тяжелую дверь - входите.
   - Цюрих - сумасшедший город. Здесь в подземельях столько золота,  что  им
все здешние дороги замостить можно. А чашка чая стоит пять долларов. Поэтому
мы обычно снимаем нашим сотрудникам комнату в этом пансионе. Ты это  оценишь
уже завтра... - сказал Луи и впихнул чемодан через порог. - Мишель  появится
позже,  он  сегодня  прилетает  из  Парижа  и  вечером  собирался  с   тобой
работать...
   Женя даже не успела его переспросить: как, сегодня ночью?
   Номер оказался маленький, чистенький, с  большой  кроватью,  у  изголовья
которой стояла чудовищная лампа опять-таки с гномом. Второго гнома она нашла
в туалете - там он притулился на полочке перед зеркалом, удваивая тем  самым
свою прелесть.
   Женя умылась, повесила в шкаф три  костюма  -  один,  самый  лучший,  был
заимствован у приятельницы. В номере еше  обнаружилась  крошечная  кухонька,
скорее закуток с плитой и  раковиной.  Женя  поставила  чайник.  Было  почти
одиннадцать, никакого Мишеля не было, и она решила выпить чаю  и  немедленно
лечь спать. Тут зазвонил телефон. Она сняла трубку. Это был Мишель:
   - Женя, спускайся. Сейчас поужинаем и поедем работать.
   Он встретил ее внизу, кинулся целовать, как  старый  друг  после  длинной
разлуки. От него пахло не то духами, не то цветами.  Богатством,  догадалась
Женя. Его оживление и радость были искренними.
   Усадил Женю в низкую машину и повез. Он изменился в чем-то существенном с
их последнего свидания в Москве, но Женя  никак  не  могла  уловить,  в  чем
именно. В маленьком ресторане все официанты здоровались  с  Мишелем  как  со
старым знакомым,  а  когда  они  сели  за  столик,  подошел  хозяин,  и  они
поцеловались. Хозяин говорил по-французски, Женя догадалась,  что  толковали
они о какой-то еде. Когда хозяин ушел, Мишель сказал:
   -  Хозяин  парижанин.  Живет  в  Цюрихе  больше  тридцати  лет.  И  очень
скучает... Ненавижу Швейцарию. Это место, где вообще нет  любви.  Никакой  и
никогда. Страна глухих и немых. Сама увидишь, - и глаза его блеснули  черным
зеркальным блеском.
   Вот оно что! Глаза-то у него в Москве были голубые. A cтали черные...  Но
так не бывает. Или я сошла с ума?  Но  ведь  точно,  точно  были  голубые...
Ладно, я сейчас не сама живу, а смотрю кино, решила Женя.
   Женя съела салат из лесных грибов и утиной печенки. В нем было еще  много
чего неузнаваемого. Вкус - неописуемый. Мишель заказал несколько блюд, но ни
к одному из них не притронулся. Заставил Женю заказать десерт,  сказал,  что
здесь  делают  нечто  волшебное.  Оно  оказалось  и  впрямь  волшебное,   но
совершенно непонятно что...
   - Тебе надо будет переодеться, -  Мишель  приподнял  лацкан  ее  пиджака.
Костюм был итальянский, по Жениным понятиям, очень  приличный,  благородного
каштанового цвета. - Ты взяла вечерние платья?
   Женя покачала голoвой:
   - Ты же меня не предупредил...
   Никаких таких вечерних платьев Женя и не держала. В московской жизни -  к
чему? Мишельласково обнял ее:
   - Ты прелесть, Женя. Как же я вас, русских,  люблю...  Мы  подберем  тебе
что-нибудь...
   И они снова сели в машину, куда-то поехали. Женя  ничего  не  спрашивала:
будь что будет.
   Мишель  привез  ее   в   большую   квартиру,   уставленную   африканскими
скульптурами и железяками странного вида.
   - Как тебе? Я в Черногории открыл этого  художника.  Деревенский  кузнец.
Совершенно сумасшедший. Ходит в одной и той же одежде, пока не  порвется.  А
кует свои чудеса только по ночам. На старой мельнице. Балканская жуть, да?
   Сон  продолжался,  и  нельзя  сказать,  что  он  был  особенно  приятным:
интересно, но тревожно. Мишель провел Женю в глубину квартиры, открыл  дверь
в комнату без окон, с длинной зеркальной стеной, отодвинул часть стены - там
на плечиках висели платья, как в магазине.
   "Гардеробная", - догадалась Женя.
   - Эсперанса, моя жена, уже полгода в клинике. Это ее  одежда.  Мы  у  нее
возьмем, - он перебрал ласковым движением  висящие  тряпки,  вытянул  что-то
синее. - У нее восьмой размер, а у тебя, наверное, двенадцатый. Но Эсперанса
очень любила всякие  балахоны…  Вот,  -  он  снял  синее  с  вешалки,  -  от
Балансияга. Попробуй.
   Женя  сняла  пиджак,  юбку,  это  было  нормально,  он   вел   себя   как
профессионал, смотрел на Женю заинтересованно, но по-дружески. Она нырнула в
синий балахон, считая, что пятнадцать лет разницы в возрасте  допускают  эту
степень свободы...
   - Отлично, - одобрил Мишель и посмотрел на часы. - Поехали...
   И снова Женя ничего не спросила: ни про жену, ни про клинику он в  Москве
и словом не обмолвился - только о проститутках... Она и  не  знала,  что  он
женат. И еше Женя подумала: неужели это я сегодня утром  варила  овсянку  на
своей Бутырской улице?
   - Здесь недалеко.
   Они ехали минут десять. Потом остановились. Мишель потер переносицу:
   - Я не помню, говорил ли я тебе...  Понимаешь,  в  Швейцарии  проституция
официально запрещена. Имеются  ночные  клубы,  кабаре,  бары,  где  работают
девушки. Есть заведения  специализированные  -  стриптиз-клубы.  Большинство
проституток, которые приезжают сюда на работу,  приезжают  с  артистическими
визами, как артистки кабаре. Стриптиз. Понятно? Такие клубы обычно  работают
до трех. Девушка может снять себе клиента "на потом". Это ее личное  дело  и
налогом не облагается - если не донесут. У русских положение самое тяжелое -
большинство девочек зависят от русской мафии. То есть мафия  отбирает  почти
все, что девочки зарабатывают. И вырваться от  них  практически  невозможно.
Мне хочется как-то им помочь. Ситуация опасная,  для  них  было  бы  гораздо
лучше, если проституцию легализовали...Чем более общество информировано, тем
легче с этим работать. Ну, сама разберешься.  Здесь  у  меня  есть  знакомая
русская, Тамар. Если она после выступления свободна, поговоришь с ней...
   Мишеля знали всюду - охранник на входе махнул ему рукой и  что-то  сказал
ему очень тихо. Мишель ответил, оба засмеялись. Жене показалось,  что  шутка
была на ее счет. Конечно, я здесь вроде тульского самовара - привезли...
   Вошли в низкое полутемное помещение, уставленное столиками в круговую - в
центре нечто вроде манежа, с лесенкой,  увитой  гирляндами,  спускающейся  с
потолка. Музыка играла какая-то  полувосточная,  странная.  Народу  немного,
половина столиков пустовала. За некоторыми сидели  девицы  -  без  клиентов.
Вроде как общались между  собой.  Одна,  азиатка,  кивнула  Мишелю,  другая,
чернокожая, подошла к столику.  Мишель  спросил  насчет  русской  Тамар.  Та
кивнула.
   Тамар, как выяснилось, была  занята  с  клиентом.  Свое  выступление  она
только что отработала, и теперь гость заведения  пригласил  ее  выпить.  Они
сидели за дальним столиком. Женя издали рассматривала русскую девицу  -  она
оседлала стул боком, как амазонка лошадь. Тонкие блестящие ноги сверкали как
лаком облитые. То ли колготки особые, то ли кремом намазаны, не поняла Женя.
   Мишель заказал вино, но карточку официанту не вернул - показал Жене:
   - Видишь цены?
   Но Женя плохо  ориентировалась  в  иностранной  валюте,  и  тогда  Мишель
объяснил: большая часть  дохода  заведения  происходит  именно  от  торговли
напитками, которые здесь продают по цене раз в десять выше обычной.  Бутылка
посредственного шампанского - около трехсот долларов. В этом клубе  за  вход
не платят, но подносят выпивку. И первым же бокалом вина  клиент  оплачивает
вход. Девочки в этом заведении работают по двум  категориям:  выступающие  с
номером и статистки.
   - Вот! - указал Мишель на манеж, где  заструился  свет.  -  Сейчас  номер
будет. Я этот номер и сам не видел. Здесь раньше трапеции не было.
   Вышли под музыку две высокие  девицы,  одна  в  красном  купальнике  и  в
прозрачном длинном плаще, вторая в таком же черном.
   - Обе трансвеститы. Тебе повезло. Это лучший стриптиз. Я слышал про них -
они из Аргентины.
   - То есть они мужики? - изумилась отставшая от жизни Женя.
   - Были мужики, - объяснил Мишель. - А теперь они, безусловно, женщины.  И
они так наслаждаются своей женской  природой,  как  натуральные  женщины  не
могут... Сама увидишь.
   Трансвеститы стали раскачивать лесенку и раскачивались вместе с ней сами,
а потом сплелись в какую-то сложную фигуру руками и  ногами,  прицепились  к
лесенке, и плащи их развевались, и волосы совершали плавные движения в  ритм
медлительной  качке.  Постепенно  они  стали  взбираться  вверх,   ухитряясь
сохранять сложное переплетение рук и ног. Потом сверху упали  их  прозрачные
плащи. Там, наверху, они расцепились и стали друг друга страстно раздевать -
лифчики, пояса, трусики, под которыми оказалась пышная  татуировка  в  самой
интимной области.  А  потом,  уже  совсем  голыми,  они  стали  сползать  по
лестнице, играя грудями, животами и ягодицами. Женя смотрела на них  во  все
глаза, пытаясь найти хоть какие-то следы их  былого  пола.  Пожалуй,  только
кисти у одной были слишком крупными для девушки.
   - Мишель, а как это  ты  сразу  догадался,  что  они  трансвеститы?  Есть
какие-то собые признаки? - тихо спросила Женя, и  Мишель  с  жаром  принялся
объяснять:
   - Несколько очень явных признаков. Обрати внимание, размер ноги и  размер
руки - это  нельзя  переделать.  Потом  -  рельеф  мышц  плеча,  это  трудно
удаляется. Но самое главное - талия. У мужчин грудная клетка цилиндрическая,
не сужается к талии, а у женщин - коническая. И это  один  из  самых  верных
признаков. Посмотри еще на шею - иногда заметен кадык, это тоже  хиругически
не убирается. Я сюжет про трансвеститов делал. А подкачать грудь, ягодицы  -
для хирургов  вообще  не  проблема.  Гели  специальные,  наполнители.  Потом
расскажу. Вон Тамар.
   К ним шла, улыбаясь бессмысленной улыбкой,  хрупкая  девица  на  неверных
ногах. Мишель встал, они поцеловались, он представил Женю:
   - Моя приятельница из Москвы. Я ей про тебя  рассказывал,  она  хотела  с
тобой познакомиться. Женя ее зовут.
   Женя смотрела на Тамар во все глаза. Внешность у девицы была трогательная
- рот детский, глаза - круглые, волосы  подобраны  в  пучок  на  макушке,  и
розовые ушки смешно парусили возле маленькой головки. Лет ей было  давно  не
восемнадцать, но выражение лица - ребячливое.
   - Из самой Москвы? Ну надо же! А я там  отроду  не  бывала.  В  Хельсинки
была, в Стокгольме, в Париже тоже. А в Москве не была. Я с Харькова. Знаете?
- акцент был украинский, очень яркий.
   - Ты выпьешь, Тамар? - спросил Мишель.
   - Не, пить не буду. Но ты,  Мишель,  закажи,  пусть  стоит,  ладно?  -  и
обратилась к Жене:
   - А вы сюда надолго? Работать или как?
   - Я в гости, дней на десять. Посмотреть, как вы тут живете, -  улыбнулась
Женя и вроде бы подмигнула. Во  всяком  случае,  сделала  какое-то  движение
глазами, Мишелю не заметное, - между нами, женщинами.
   Движение оказало волшебное действие - Тамар застрекотала по-русски:
   - А чего не остаешься-то? Ты ж с языком, еще не старая.  Если  разрешение
на работу получить, можно и заработать. У нас одна с  Харькова  в  прислугах
здесь работает, так две семьи дома содержит, сын там  уже  и  машину  купил.
Швейцарцы хорошо платят.  Нашим,  конечно,  меньше,  но  все  равно  неплохо
получается. Если не отстегивать. Ты с этим да