Эмери, пораженный, глядел на него.
     - Дама? - недоверчиво сказал он. - В моей конторе в Сити? Господи!

Глава 32

     Джон Стильман, таинственный клиент банка Стеббинга, оказывался Эльзой Марлоу!
     "Зловещий человек", онемев от изумления, уставился на раскрасневшегося банкира.
     Племянница Мориса Тарна!
     - Вы говорите о мисс Марлоу, я полагаю?
     - Я не говорю ни о ком, сэр. - Голос мистера Тэппервиля был хриплым от гнева. - Вы хотели, чтобы я выдал священную тайну? Я никогда не прощу вам этого!
     В кабинете появился бухгалтер.
     - Выведите майора Эмери из банка и ни под каким видом не впускайте его больше сюда!
     Эмери продолжал смотреть на Тэппервиля.
     - Или вас грубым образом ввели в заблуждение и надули, или вы лжете, Тэппервиль, - сказал он. - У мисс Марлоу нет никакого счета в вашем банке ни на свое, ни на чье-нибудь другое имя!
     - Я отказываюсь, решительно отказываюсь произнести хотя бы слово! Вот дверь, сэр!
     Эмери собрался сказать что-то, но передумал, повернулся и вышел.
     В течение четверти часа мистер Тэппервиль кипел от гнева. Наконец он достаточно оправился, чтобы снова вызвать бухгалтера.
     - Принесите счет мистера Стильмана, - резко сказал он.
     - Я собирался говорить с вами об этом, сэр...
     - Не надо! Принесите счет!
     Несколько минут спустя перед ним была положена раскрытая книга. К этому времени к нему вернулась - до некоторой степени - его обычная вежливость.
     - Вы должны извинить мне мою... гм... вспыльчивость, но майор Эмери причинил мне неприятность, очень большую неприятность...
     Он взглянул на раскрытую перед ним страницу и нахмурился.
     - У него нет перебора?
     - Нет, сэр, у него нет перебора, но это все, что можно сказать. Он занимался колоссальной спекуляцией. Взгляните!
     Бухгалтер указал пальцем на ряд цифр.
     - Все это маклерские чеки. Он играл на ангорской нефти. Мы купили для него много акций, но они упали втрое за неделю. Я хотел просить вас поговорить с мистером Стильманом...
     - Вы его никогда не видели? - спросил Тэппервиль, не подымая глаз.
     - Нет, сэр. Счет был открыт вами. Я не помню, чтобы этот клиент когда-либо был в банке. Мне всегда казалось, что подпись на чеках похожа на дамскую...
     - Ладно, ладно, Томас, - недовольно бросил мистер Тэппервиль. - Я сам напишу мистеру Стильману. Насколько я могу видеть, он потерял значительно больше четверти миллиона за эти полгода.
     Он с шумом захлопнул книгу и жестом руки показал бухгалтеру, что он может унести ее.
     - Четверть миллиона - в трубу! - с ужасом подумал он.
     Для мистера Тэппервиля капитал был живым существом, которому было больно, когда с ним обращались жестоко. Двести пятьдесят тысяч, обращенных в ничто! Эта мысль была ужасна! Он достал листок бумаги и начал писать письмо. Написав часть его, он с недовольным лицом перечитал написанное и, подойдя к камину, зажег спичку и стал наблюдать, как бумага постепенно сгорает. Больше он в это утро не работал, целиком поглощенный своими мыслями.
     В четыре часа он снова позвонил бухгалтеру.
     - Я встревожен, ужасно встревожен счетом Стильмана, - сказал он. - Правду сказать, если... гм... меня не обманули, Стильман - это псевдоним молодой леди, представленной банку несколько лет тому назад с заверением, что она унаследовала большую сумму денег.
     - В самом деле, сэр? - спросил ничему не удивлявшийся бухгалтер... - Титулованная особа?
     - Нет, не титулованная, - сказал мистер Тэппервиль с беспокойством в голосе. - Правду говоря, она занимает... гм... подчиненное положение в одной лондонской фирме. Я слыхал, что она готовится к коммерческой карьере и начинает, так сказать, с самой низшей ступеньки лестницы. Мне нечего говорить вам, что я осуждаю вмешательство прекрасного пола в торговлю, но это к делу не относится.
     - Что мне делать, если будут еще поступать чеки? - спросил практичный бухгалтер. - У мистера или миссис Стильман осталось очень небольшое сальдо.
     Мистер Тэппервиль взглянул на потолок.
     - По-моему, надо выплачивать по чекам, - сказал он тихо. - Да, я думаю, надо выплачивать. Разве только, если они не будут на большую, чрезмерно большую сумму...
     - Я хотел знать, сэр, - сказал бухгалтер, - потому что я только что получил чек на двадцать пять тысяч, подписанный Стильманом, тогда как на счету у него нет и пятидесяти...
     Мистер Тэппервиль побледнел.

Глава 33

     Если бы когда-нибудь Эльза Марлоу вошла в кабинет "Зловещего человека" и нашла его стоящим на голове, она бы не удивилась. Он вел себя так необычайно, что она не могла уже больше ничему удивляться. Она почти примирилась даже с его нахальной манерой копаться в ее делах.
     Хотя она несколько раз собиралась уничтожить письмо, которое он навязал ей, каждый раз ее останавливало сознание, что, поступая так, она проявит нелояльность по отношению к нему, кто - она была в этом уверена - не питал к ней никаких дурных чувств.
     Но хотя Эльза готова была вынести многое, поведение майора Эмери в этот день было особенно гнусным. Казалось, ничто не нравилось ему. Он огрызался и ворчал, как сердитый пес, вдруг ожесточался по самому малейшему поводу, и, как разрушительный ураган, носился по конторе, ошеломляя пожилых заведующих отделами и порождая желание взбунтоваться у молодых клерков.
     - Он напоминает мне, - говорила мисс Дэм, дрожа от злости, - одного из тех жутких ковбоев, которые ко всем пристают, ухаживая за дочкой хозяина, все время пьют или стреляют в людей, пока не появляется красивый молодой человек, поссорившийся со своим отцом-миллионером...
     - А что он вам сделал? - добродушно спросила Эльза.
     - Скажите лучше: чего он не сделал! - сердито ответила мисс Дэм. - Назойливый, наглый фанфарон - вот он кто! Да - назойливый, наглый фанфарон! Я бы хотела, чтобы мой родитель сказал ему несколько слов. Мой родитель только посмотрит на него и съежится...
     - Я уверена, что ваш родитель не съежится, - сказала Эльза, нарочно делая вид, что она не поняла смысла сказанного.
     - Я хочу сказать: не родитель съежится, а этот вампир, пристающий к женщинам! Кстати, мисс Марлоу, когда вы придете ко мне? Вы не видели нашего дома...
     Это было приглашение, от которого Эльза довольно долго и успешно уклонялась.
     - Когда-нибудь, - сказала она неопределенно.
     - Конечно, мы не в вашем стиле, - сказала мисс Дэм, - но отец - настоящий джентльмен, и вы не увидите лучшей мебели во всем западном Лондоне!
     - Я приду смотреть на вашу мебель, Джесси. Правда, я приду, как только смогу. Это ужасное дознание...
     - Я вполне понимаю вас, милая, - сказала мисс Дэм с меланхоличным выражением. - Я знаю, что вы должны чувствовать. Я часто видела Пэрль Уинсома в таких ролях. А что касается его причуд...
     Легкого звука в соседней комнате - не то скрип стула, не то удар разрезным ножом по чернильнице - достаточно было, чтобы заставить мисс Дэм поспешно ретироваться.
     Эльзу отпустили в этот день почти на час раньше обычного. Она была рада свободному времени, так как ей нужно было зайти в отель и забрать чемоданы и маленький радиоаппарат, доставлявший ей столько удовольствия в те дни, когда ей хотелось уйти от Мориса Тарна, от вечного запаха коньяка и послушать идущую ниоткуда таинственную музыку...
     По дороге из отеля, где она получила свои вещи, в Херберт-Мэншонс ей пришло в голову, что еще несколько часов тому назад она не имела ни малейшего намерения оставаться хотя бы на день дольше в гостях у миссис Трин-Халлам. И вот она ехала с чемоданами, коробками и узлами в свой новый дом, довольная, что она может продлить визит на неопределенное время! Она не спрашивала себя о причине этой внезапной перемены в намерениях: она знала ее слишком хорошо. Майор Поль Эмери двумя фразами решил дело. Она почти покорилась его тиранической воле.
     Миссис Халлам наблюдала за установкой радиоаппарата скорей с интересом, чем с радостью. Она испытала облегчение, когда Эльза сказала ей, что намерена держать это странное сооружение у себя в комнате.
     - Мне оно кажется опасным, - решительно заявила миссис Халлам. - Все эти провода, электричество и тому подобное... Мне было бы противно иметь такую штуку у себя... Как она работает?
     Но тут Эльза была не в лучшем положении, чем большинство поклонников радио. Она попросту не знала.
     - Вы, значит, решили остаться? - спросила Лу, в то время как Эльза устанавливала аппарат. Голос ее звучал не особенно радостно.
     - Вы приглашали меня прожить месяц, - сказала Эльза, испытывая некоторую неловкость.
     - Сколько вы хотите, милая.
     Попытка миссис Халлам придать некоторую теплоту своему голосу была не особенно успешна.
     В глубине души миссис Халлам была недовольна. Она ненавидела посторонних людей, а эта девушка, которую она называла "последним увлечением" Ральфа, не произвела на нее никакого впечатления.
     - Вы, вероятно, проводите много времени с этой штукой? - с надеждой в голосе спросила миссис Халлам, показывая на радиоаппарат.
     Когда Эльза утвердительно кивнула, миссис Халлам проявила больше интереса к аппарату. Эльза объяснила ей характер программ.
     - Опера? - делая гримаску, воскликнула миссис Халлам. - Опера - хорошая вещь, если бы не пение, которое портит ее! Вы, вероятно, с удовольствием ждете встречи с этим, как, бишь, его зовут...
     - Мистером Тэппервилем? - улыбнулась Эльза. - Нет, без особенного удовольствия.
     - Вам он не нравится?
     - Я не могу сказать, что он мне не нравится. Он, кажется, очень приятный господин...
     - Вы произвели на него большое впечатление, - сказала миссис Халлам. - А у него уйма денег! Должно быть, он умный, но я терпеть не могу таких людей, которые говорят именно о том, чего вы ожидаете!
     - В таком случае вам должен нравиться майор Эмери, - сказала Эльза.
     Легкий румянец покрыл лицо миссис Халлам, и она вздрогнула.
     - Когда этот человек умрет, я надену все белое, - сказала она злобно.
     Оставшись одна и кончая распаковываться, Эльза подумала, что многие ненавидят "Зловещего человека". Сознание, что эти "многие" не включают ее, было для нее потрясающим открытием.

Глава 34

     В Скотленд-Ярде шло совещание. Перед странной "дверью осведомителей", к которой по вечерам прокрадываются потрепанные люди, чтобы рассказать о тех, кто случайно доверился им, стояли два полицейских, поджидавших человека, которого они должны были эскортировать.
     В кабинете сэра Джемса Бойд-Фаулера. главного комиссара отдела Уголовного розыска, сидели, кроме него, его помощник и сыскной инспектор. Было около пяти часов, и время от времени мистер Бикерсон нетерпеливо поглядывал на часы.
     - Они должны быть здесь через несколько минут, - сказал помощник комиссара Уиль. - Вы рассчитываете, что этот человек сообщит вам многое, Бикерсон?
     - Да, сэр, - кивнул Бикерсон. - Он был в Лондоне за три месяца до своего ареста, и у меня есть основания думать, что он находится в самых близких отношениях с "любителями", а, может быть, и с шайкой Сойоки.
     - А он донесет? - проворчал сэр Джемс. - В этом вопрос: донесет ли он? За четыре дня я получил три письма от министра с просьбой представить обнадеживающий доклад. До сих пор мы не имеем ничего. Вы уверены, что Эмери - главный?
     - Я никогда ни в чем не был так уверен, - быстро ответил Бикерсон.
     Сэр Джемс проворчал что-то про себя. Он был по природе нетерпимый человек, и его раздражительность усугублялась вследствие неприятностей, которые он имел от высшего начальства.
     - По-вашему, Сойока убил Тарна, и Эмери соучаствовал в этом? - спросил он.
     - По-моему, так. Если Эмери и не участвовал, он, во всяком случае, стоял за этим. Все указывает на то, что он и есть тот, кто нам нужен. Его прошлое достаточно изобличает его. Его выгнали из политического отдела за торговлю опиумом. Он - либо Сойока, либо, что более вероятно, глава шайки "любителей".
     - Но вы же говорили, что глава этой шайки - Халлам? - перебил помощник комиссара.
     - Я уверен, что Халлам крепко замешан в этом деле. Я также уверен, что если майор Поль Эмери - главная шишка, то Халламу это едва ли известно. Эти шайки всегда так работают. Эмери - торговец наркотиками, скользкий как угорь и хитрый как черт...
     - Были у вас какие-нибудь затруднения с доставкой Моропулоса сюда, сэр? - обратился помощник комиссара к сэру Джемсу.
     - Абсолютно никаких. Улики против него были ничтожны, и местные власти решили прекратить дело. Кливлендская полиция связалась со мной по телеграфу, а мне пришло в голову посоветоваться с Бикерсоном и протелеграфировать, чтобы они прислали Моропулоса сюда. Кстати, его сопровождает кливлендский сыщик. Я думаю, он развяжет язык. Судя по тому, что я о нем слыхал, он из таких людей, которые пробалтываются. А если он пробалтывается, я засажу этих людей куда следует... Вот и ваш человек!
     В комнату поспешно вошел полицейский в форме и положил перед главным комиссаром записку.
     - Это он, - сказал комиссар. - Введите его.
     Полицейский вернулся в сопровождении трех человек. Один из них был, очевидно, чиновник Скотленд-Ярда, другой, - высокий и худой, - американский сыщик. Третьим оказался полный румяный человек, ничуть не похожий на закоренелого преступника. Он имел вид того, кем он, несомненно, и был на самом деле, - зажиточного торговца. И хотя по национальности он был грек, его произношение нисколько не указывало на иностранное происхождение.
     Он поклонился комиссару и присел на стул, подвинутый ему Бикерсоном.
     - Да, сэр, я Моропулос. Этот господин - начальник? - Он кивнул в сторону сэра Джемса. - Я так и думал. Теперь я скажу вам, господа, прежде чем мы перейдем к дальнейшему, что вы не дождетесь от меня доноса. Я приехал в Европу, потому что начальник полиции в Кливленде сообщил мне, что если я смогу быть полезен вам, есть надежда, что мое дело по ту сторону океана будет прекращено. Я думаю, и дела-то никакого нет, но это уже вопрос мнения. О живых я не стану говорить, о мертвых... - он подчеркнул это слово, - что ж, я готов о них сказать то, что считаю приличным. Ну, валяйте, господа!
     - Под мертвыми вы, вероятно, подразумеваете Мориса Тарна?
     Моропулос кивнул.
     - Да, сэр, я подразумеваю Мориса Тарна. Я не знаю, был ли он главной шишкой, но он, несомненно, принадлежал к шайке. Я имел дела с ними, я привез целую уйму кокаина из Германии в специально заказанном ящике. Вы, вероятно, нашли его при обыске. В нем было пять деревянных отделений, одно на другом...
     - Я не видел такого ящика, - задумчиво сказал Бикерсон.
     - Может быть, он сжег его. Я только говорю вам, что я привез ящик для него, и у меня был с ним длинный разговор, прежде чем я уехал.
     - Он говорил вам что-нибудь про шайку Сойоки?
     По лицу грека прошла тень.
     - Нет, сэр! - решительно ответил он. - Сойока был причиной моего ареста. Он нашел, что я вторгаюсь в область его агента. Эта ложь, так как я был единственный, кто вел дело крупного масштаба в Огайо.
     - У вас есть какие-нибудь указания на то, кто этот агент? - спросил Бикерсон.
     - Какая-то крупная шишка в Лондоне. Офицер, кажется...
     - Вы никогда не слыхали его имени? - спросил сэр Джемс. - Это не был случайно майор Эмери?
     - Эмери? - медленно повторил грек. - Ну, в этом я бы не поклялся. Могу только сказать, что он был в бешенстве, и один из его агентов донес на меня.
     - Были у Тарна сообщники? Вы должны знать это, Моропулос, - сказал сэр Джемс.
     - Я провожу жирную черту между живыми и мертвыми. Если кто-нибудь из его друзей умер, вы, может быть, представите удостоверение об их смерти, и тогда я начну рассказывать. Иначе... - он пожал плечами.
     Комиссар и Бикерсон вполголоса обменялись несколькими словами. Потом комиссар подозвал к себе американского сыщика.
     - Этот человек не под арестом у вас?
     Американец покачал головой.
     - Нет, сэр. Что касается меня, то он волен, как ветер. Я просто сопровождаю его.
     Бикерсон взял на себя заботу о греке и отвел его в самый шикарный ресторан, какой только имелся поблизости.
     - Да, сэр, - сказал грек, - голодному человеку никогда не рано ужинать или обедать - неважно как называть, лишь бы это была еда! Это путешествие из Ливерпуля, - пожалуй, самые голодные сотни миль, которые мне когда-либо приходилось проделать. Двести, вы говорите? Мне показалось больше...
     - Я снял для вас номер в одном из лучших отелей, - сказал Бикерсон, когда они заняли столик и подозвали официанта. - А если вам нужны деньги, вы должны сказать мне. Мы бы хотели сделать ваше пребывание в Лондоне возможно более приятным.
     Моропулос покачал головой.
     - Послушайте, детка, - сказал он ласково. - По ту сторону океана они делают это гораздо лучше. Как настоящие артисты! Они обманули бы и меня. У вас, должно быть, нет навыка. Когда вы стараетесь быть моим единственным другом в Лондоне, это не очень звучит. Я заплачу за этот завтрак, сэр, поэтому я могу позволить себе удовольствие сказать вам: пока я здесь, вы больше ни слова доноса не услышите от меня.
     Бикерсон засмеялся, хотя ему было не до смеха.
     - Мы ничего не хотим от вас, - солгал он. - Я даже не знаю, могли бы вы сказать нам что-нибудь новое. Халлама мы знаем...
     - Кто такой Халлам? - спросил Моропулос, притворяясь удивленным. - Должно быть, это сводный брат Стильмана?
     - Стильмана?!
     - Ага!
     Грек был явно польщен произведенным впечатлением.
     - Я знал, что поймаю вас. Новость, что ли?
     - Да, это новое имя для меня, - сказал Бикерсон, оправляясь от своего удивления. - Кто такой Стильман?
     Грек некоторое время раздумывал, прежде чем ответить на вопрос.
     - Я не знаю и никогда не видел Стильмана, - сказал он, наконец. - Все, что мне известно, я узнал от одной из шаек Сойоки, во главе которой я стоял в Нью-Йорке. Стильман - один из самых главных у них, но я думаю, что это далеко не настоящее его имя. Ну, больше я не буду удовлетворять любопытство...
     Бикерсон был достаточно благоразумен, чтобы оставит к покос вопрос о торговле наркотиками, пока голодны, Моропулос не кончил свой ужин. Но ни превосходное вино, ни выбор самого крепкого ликера не сделали грека более разговорчивым. Бикерсон проводил его в отель, а затем отправился к Ральфу Халламу.
     На звонок отворил дверь сам Ральф. Он был в смокинге.
     - Хелло! - сказал он устало. - Вы пришли, чтобы посмотреть книгу рецептов?
     - Забудьте о ней, - любезно сказал Бикерсон. - Нет, Халлам, я пришел, чтобы нанести последний визит. Потом, может быть, мы не встретимся с вами больше никогда. Если на профессиональной почве - так лет через сто.
     Увидев подозрительное выражение на лице своего собеседника, Бикерсон громко расхохотался.
     - Говоря на "профессиональной почве", я подразумеваю - как доктор с пациентом. Вы можете уделить мне минутку?
     - Входите, - нелюбезно сказал Ральф и провел гостя в столовую.
     - Вот что я хотел узнать от вас... Вы имеете довольно хорошее представление о вещах старого Тарна. Вы помните, чтобы у него был ящик с пятью отделениями?
     - Нет, - быстро, слишком быстро ответил Ральф.
     Бикерсон подозрительно взглянул на него.
     - Послушайте, доктор; - сказал Бикерсон. - Против вас нет ничего, даже если вы были другом Тарна, и он занимался торговлей наркотиками, и вы знаете, что он ею занимался. Неужели вы не можете помочь человеку безобидными сведениями?
     - Если бы я знал, я бы помог вам. Что за дело с этим ящиком?
     - Пустяк. В нем было фальшивое дно - вот и все. Я думаю, не мог ли старик спрятать там что-нибудь...
     Он увидел внезапную перемену в лице Ральфа: глаза его заблестели от сдерживаемого возбуждения.
     - Вы думаете о чем-то приятном? - спросил проницательный сыщик.
     - Ральф кивнул.
     - Об очень приятном! - сказал он.
     Он думал о миллионе долларов.
     "Допустим, что это было верно. Допустим, что Тэппервиль ошибался. Допустим, что деньги,