Я отдал пистолет Коллинсону. Его рука была деревянной и дрожала.  Ды-
шал он тяжело, шумно.
   - Не будьте размазней, - сказал я ему. - Хоть  раз  помогите,  вместо
того чтобы мешать. Никого не впускайте и не выпускайте.  Придется  стре-
лять-не теряйтесь.
   Он хотел что-то сказать, не смог и, сжав мне руку, чуть не  искалечил
ее от избытка чувств. Я вырвал у него руку и отправился вниз, к  алтарю,
где лежал доктор Риз. Попасть туда удалось не сразу. Железная дверь, че-
рез которую мы вышли несколько минут назад, была заперта. Но замок  ока-
зался довольно простым. Я поковырял в нем  кое-какими  инструментами  из
перочинного ножа и в конце концов открыл.
   Зеленого халата я там не нашел. Не нашел я и тела доктора  Риза.  Оно
исчезло. Кинжал тоже исчез. Вместо лужи крови  на  белом  полу  осталось
лишь желтоватое пятно. Кто-то хорошенько прибрался.
 
 
 
   3. БОГ
 
   Я вернулся в вестибюль: еще раньше я заметил там  нишу  с  телефоном.
Телефон был на месте, но не работал. Я положил трубку  и  отправился  на
шестой этаж к Минни Херши. Пока что помощи от нее я никакой не  получил,
но она, по-видимому, была предана хозяйке, а мне, за неимением телефона,
требовался посыльный.
   Я открыл ее дверь-тоже без замка, - вошел, затворил за собой. Включил
фонарик, обхватив  ладонью  стекло.  При  свете,  просачивавшемся  между
пальцами, я увидел на кровати мулатку-она крепко спала.
   Я посмотрел на девушку. Она лежала на спине, дышала ртом, и  лицо  ее
во сне приобрело еще большее сходство с индейским. Глядя на нее,  я  сам
осоловел. Поднимать ее сейчас бесчеловечно. Может быть, ей  снится...  я
тряхнул головой, пытаясь прогнать сонную  одурь.  Ландыши,  луноцветы...
увядшие цветы... А нет ли тут и жимолости Этот вопрос почему-то  казался
важным. Фонарь тяжелел у меня в руке,  стал  чересчур  тяжелым.  Черт  с
ним... я его выпустил. Он упал на ногу... я удивился: кто тронул меня за
ногу Габриэла Леггет Умоляет спасти ее от Эрика Коллинсона  Чушь  какая.
то... Или не чушь Я опять пытался тряхнуть головой... пытался  отчаянно.
Она весила тонну, едва поворачивалась. Меня качнуло; чтобы не упасть,  я
выставил ногу. Нога была слабая, мягкая, подгибалась. Надо  сделать  еще
шаг, иначе свалюсь; я сделал, с трудом поднял  голову,  посмотрел,  куда
мне падать, увидел окно в пятнадцати сантиметрах от моего носа.
   Меня потянуло вперед, и подоконник уперся в бедра, остановил падение.
Мои руки лежали на подоконнике. Я пошарил по низу рамы, и, не знаю,  на-
шарил ли ручки, но потянул вверх изо всех сил. Окно не поддавалось. Руки
были будто прибиты внизу. Кажется, тут я всхлипнул; а потом  правой  ла-
донью упершись в подоконник, левой выбил стекло.
   Уличный воздух шибанул в нос, как нашатырь. Я сунул лицо  в  дыру  и,
цепляясь обеими руками за подоконник, вбирал воздух ртом, глазами,  уша-
ми, порами кожи и смеялся, а глаза щипало так, что лились слезы и  зате-
кали в рот. Я все глотал свежий воздух и вскоре почувствовал,  что  ноги
меня держат, глаза видят, что я опять могу двигаться, думать,  пусть  не
быстро и не четко. Мешкать было некогда. Я закрыл нос и  рот  платком  и
отвернулся от окна.
   В каком-нибудь метре от меня, посреди черной комнаты, стояло, извива-
ясь, нечто светлое, похожее на человеческую фигуру, но бесплотное.
   Оно было высокое, но не такое высокое, как показалось сначала, -  по-
тому что оно не стояло на полу, а парило: между его ногами и  полом  был
просвет сантиметров в тридцать. Да, у него и ноги были, но уж  не  знаю,
какой формы. Не было у них формы-и у торса не было, и у рук, и у лица не
было формы, постоянных очертаний. Они зыбились, разбухали и съеживались,
вытягивались и сокращались, не очень сильно, но беспрерывно. Рука слива-
лась с телом, растворялась в теле, а потом появлялась, будто  выливалась
из него. Нос свешивался над разинутым бесформенным ртом, потом втягивал-
ся обратно, утопая между кисельными щеками, снова начинал  расти.  Глаза
расширялись, сливались в один громадный  глаз,  занимавший  всю  верхнюю
часть лица, потом он уменьшался, пропадал вовсе, потом глаза  прорезыва-
лись снова на прежних местах. А ноги-то их было две, то  три,  то  одна,
скрученная штопором, точно живой и шаткий пьедестал. Все члены  и  черты
лица непрерывно искажались, колебались, так что нельзя было  уловить  их
натуральную, правильную форму.
   Я осознал, что я не в себе, нанюхался душной цветочной дряни. Но  как
ни старался, ни мог убедить себя, что не вижу этого  существа.  Оно  бы-
ло-дрожало, корчилось между мной и дверью, близко,  только  наклониться,
только руку протянуть. Я не верю в сверхъестественное-ну и что  из  того
Оно было передо мной. Было, и я видел, что  это  не  фокус  с  фосфорной
краской, не человек в простыне. Мне надоело ломать голову. Я стоял,  за-
жав платком рот и нос, не шевелясь и не дыша, и, может быть, даже  кровь
у меня в жилах остановилась. Оно было тут, и я был тут, - и стоял,  при-
росши к полу.
   Потом оно заговорило; не могу утверждать, что я слышал слова: мне ка-
залось, что я просто воспринял их всем телом.
   - На колени, враг Божий. На колени.
   Тут я вышел из оцепенения-облизал губы, хотя язык был суше их.
   - На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не обрушился удар.
   Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок и сказал:
   - Пошел к черту.
   Звучало это глупо, тем более, что голос у меня сел.
   Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось ко мне. Я  бро-
сил платок и протянул к нему обе руки. Схватил его-и не схватил. Мои ру-
ки достали тело-ушли в него до запястий, сжались. И захватили только сы-
рую пустоту, ни теплую, ни холодную, вообще лишенную температуры.
   И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его  лицо  наплыло  на
меня. Я укусил лицо-да... но зубы  лязгнули  впустую,  хотя  я  видел  и
чувствовал, что мое лицо уже внутри его лица. И в руках у меня, вплотную
к моей груди, корчилось, извивалось его  тело,  ерзало,  вздрагивало,  и
вдруг бешено завинчивалось, рвалось на части, которые жадно  соединялись
снова-все в черной пустоте.
   Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжавшиеся в  сердце-
вине влажного тела. Я разжал их и  согнутыми  пальцами  рванул  вверх  и
вниз, раздирая его; я видел, что тело рвется и течет вслед за моими ног-
тями, но не ощущал ничего, кроме сырости.
   Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на меня  навалилась  и
душила какая-то немыслимая тяжесть. Существо было бесплотным, но страшно
тяжелым, и этот груз придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги  у  меня
подгибались. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил в  ли-
цо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
   Я сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так ясно видимое  и
так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что новое-кровь на своей  левой
руке. Темная, густая, настоящая кровь капала на пол, текла между пальца-
ми.
   Я захохотал, потом, собравшись с силами,  выпрямился  под  чудовищным
грузом и снова стал рвать ему внутренности, хрипя:
   - Душу выну.
   Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробовал засмеяться,
не смог-меня душило. И тяжесть на мне стала вдвое больше.  Я  попятился,
привалился к стене, распластался по ней, чтобы не съехать на пол.
   Воздух из разбитого окна, холодный, свежий,  терпкий,  хлынул  сбоку,
ударил в нос, и по разнице между ним и тем, чем я дышал в комнате, стало
понятно, что валит меня не тяжесть этого создания, а отрава, наполнившая
дом.
   Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо и  тело.  Кашляя,  я
продрался через нее к двери, распахнул ее и вывалился в коридор, где бы-
ло так же черно, как в комнате.
   Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спи-
ну меня ударили колени-человечьи колени, острые. Кряхтенье, теплым  воз-
духом обдавшее мне ухо, было  человечье,  удивленное.  Рука,  которую  я
сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она  тонкая.  Кори-
дорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.
   Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва  на
нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через  его
тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я  ощу-
пал предмет и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот,
на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел  заре-
зать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только  промахнулся
кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к по-
лу моими восемьюдесятью пятью килограммами, он лягался,  норовил  долба-
нуть меня головой и кулаками.
   Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки  на  затылок,
вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало
с каждым вдохом. Через минуту. другую я поставлю его на ноги  и  немного
расспрошу.
   Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу,
потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом с нашими головами.  Кто-то
охаживал меня дубинкой.
   Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой.  Я
попытался схватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не  дос-
тал, а рука моя скользнула по юбке. От удивления я  отдернул  руку.  Еще
удар дубинкой-на этот раз по боку-напомнил мне, что церемонии  тут  неу-
местны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мя-
систую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще  раз
ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой  о
дерево. Дверь. Схватив за ручку, я поднялся. В нескольких сантиметрах от
меня в темноте свистнула дубинка. Я повернул ручку, нажал на дверь,  во-
шел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.
   В комнате у меня за спиной раздался  голос,  очень  тихий,  но  очень
серьезный:
   - Выйдите сейчас же, буду стрелять.
   Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и в нем слышал-
ся испуг. Я быстро нагнулся-на случай, если она вправду  вздумает  стре-
лять. За окном уже светало, и я увидел ее силуэт на кровати-она  сидела,
вытянув руку с маленьким черным предметом.
   - Это я, - прошептал я.
   - А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.
   - Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул к кровати.
   - Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним  не
нанималась.
   - Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати,  уже  быстрее.  -
Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж
   - Не знаю. Ой! Что вы делаете!
   Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной  рукой,  а  ее  за-
пястье другой и выворачивал.
   - Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
   Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
   Потом на цыпочках подкрался к двери и  прислушался.  Тишина.  Я  тихо
открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Мин-
ни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты.  Того,
с чем я боролся, там не было.
   Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной  рукой,  а  ее  за-
пястье другой и выворачивал.
   - Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
   Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
   Потом на цыпочках подкрался к двери и  прислушался.  Тишина.  Я  тихо
открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Мин-
ни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты.  Того,
с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она  лежа-
ла, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я  спрятал  пистолет  в  карман,
стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на
кровать и сказал:
   - Попробуйте привести ее в чувство.
   - Проснется немного погодя: они все просыпаются.
   - Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
   Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона  исчезли,  ис-
чезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубаш-
ка тоже.
   Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался  не  обделить
ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом я  вык-
лючил свет и побежал вниз по парадной лестнице-избитый, изодранный, рас-
терзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой.
и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как в душе. До второ-
го этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший  от-
даленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в
парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я  подошел  к
двери, отпер ее и распахнул.
   С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо  мной  стоял  Эрик
Коллинсон.
   - Где Габи-задыхаясь, спросил он.
   - Кретин, - сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
   Он согнулся, уперся руками в стены тамбура, постоял  так  и  медленно
выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
   - Где Габи-упрямо повторил он.
   - Где вы ее оставили
   - Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня  разведать,
нет ли кого на улице. Вернулся-дверь заперта.
   - Чем вы думаете-прорычал я. - Она вас обманула. все хочет спасти  от
этого идиотского проклятья. Я вам что велел делать Ну, ладно,  надо  ис-
кать ее.
   Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее  не  оказалось.  Не
погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
   Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у ме-
ня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал  нечленораздельные  звуки.  Я
оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль.  Слезы  текли  по
его испуганному лицу и мешали ему говорить.
   - Успокойся, - сказал я. - А то не пойму ни слова.
   Я разобрал:
   - Он убить ее хочет.
   - Кто кого хочет убить-спросил я. - Говори медленнее.
   Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: "папа" и "мама".
   - Папа хочет убить маму-спросил я, потому что такая расстановка каза-
лась более вероятной. - Он кивнул. - Где
   Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел
туда, но остановился.
   - Слушай, мальчик, - стал торговаться я. - Я хочу помочь твоей  маме,
но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она
   - Там, с ними, - крикнул он. - Скорей, скорей!
   - Так. Пошли, Коллинсон. - И мы кинулись к двери.
   Дверь была не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром  под
ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания.  С
одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху.  В  этом
резком свете ее лицо было мертвенно. белым и  застывшим.  На  ступеньке,
где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был крово-
подтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к  те-
лу. Одежды на ней почти никакой не осталось.
   Перед ней, перед алтарем, стоял Джозеф в белом  балахоне.  Он  стоял,
раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В правой руке у  него  был
обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием.
Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной, и мы не могли разобрать
слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над
женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:
   - Джозеф!
   Он выпрямился, обернулся, и я увидел, что нож у него в руке еще блес-
тит, не испачкан.
   - Кто рек "Джозеф", имя, которого больше нет. спросил он, и,  призна-
юсь честно, когда я глядел на него и слышал его голос-а остановились  мы
с Коллинсоном метрах в трех от алтаря, - у меня  возникло  чувство,  что
ничего особенно страшного произойти, наверно, не  должно.  -  Здесь  нет
Джозефа, - продолжал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос.  -  Знайте,
ибо весь мир скоро узнает, что тот, кого вы звали Джозефом, был не  Джо-
зеф, а сам Бог. Теперь вы знаете и ступайте прочь.
   Мне бы сказать: "Чушь", - и броситься на него. С любым другим я так и
поступил бы. А тут не смог.
   - Мне придется взять мисс Леггет и миссис Холдорн с собой, - сказал я
нерешительно, чуть ли не виновато.
   Он выпрямился, лицо с белой бородой было сурово.
   - Ступай, - велел он, - отыди от меня, пока дерзость не привела  тебя
к гибели.
   Связанная на алтаре Арония Холдорн сказала мне:
   - Стреляйте. Стреляйте скорее. Стреляйте.
   Я обратился к Джозефу:
   - Мне все равно, как тебя звать. Ты отправишься в кутузку. А ну брось
нож.
   - Богохульник, - загремел он и сделал шаг ко мне-. Сейчас ты умрешь.
   Это должно было бы показаться смешным. Но мне не показалось.
   Я завопил" "Стой!". Он шел ко мне. Я испугался. Я выстрелил. Пуля по-
пала ему в щеку. Я видел отверстие. Ни один мускул не дрогнул на его ли-
це. Он даже не моргнул. Он шел твердо, не торопясь, на меня. Я нажимал и
нажимал на спуск: еще шесть пуль попали ему в лицо и тело. Я видел раны.
А он все шел и как будто не замечал их. Лицо и взгляд у него были  суро-
вые, но не злые. Подойдя ко мне, он поднял нож высоко над  головой.  Так
ножом не дерутся; но он и не дрался: он намерен был обрушить на меня ка-
ру, и на мои попытки помешать ему обращал так же мало внимания, как  ро-
дитель, наказывающий ребенка.
   Я же-дрался. Когда нож,  сверкнув  над  нашими  головами,  устремился
вниз, я нырнул под него, выставив согнутую руку против  его  вооруженной
руки, и левой рукой воткнул кинжал ему в горло. Я давил на кинжал, поку-
да крестовина не уперлась в шею. Тут я выключился.
   Я и не знал, что зажмурил глаза-пока не открыл их снова. Раньше всего
я увидел Эрика Коллинсона, который стоял на коленях возле Габриэлы,  от-
ворачивал ее лицо от слепящего луча и пытался привести ее в чувство. По-
том увидел Аронию Холдорн: она лежала без сознания на ступени алтаря,  а
мальчик Мануэль плакал над ней и дрожащими руками пытался стянуть с  нее
путы. Потом я обнаружил, что стою, расставив ноги, и  между  ними  лежит
мертвый Джозеф с кинжалом в горле.
   - Слава Богу, что он не был Богом, - пробормотал я вполголоса.
   Мимо меня пронеслось коричневое тело в белом: Минни  Херши  бросилась
на пол рядом с хозяйкой, крича:
   - Мисс Габриэла, я думала, этот дьявол ожил и снова напал на вас.
   Я подошел к мулатке, взял ее за плечи, поднял и спросил:
   - Как так? Разве ты его не убила?
   - Да, сэр, но...
   - Но ты думала, что он вернулся в другом обличье
   - Д... да, сэр. Я думала, что он это... - Она запнулась, сжала губы.
   - Это я.
   Она кивнула, отвернувшись в сторону.
 
 
 
   4. НЕЧЕСТИВЫЙ ХРАМ
 
   К вечеру мы с Фицстивеном опять сидели у миссис  Шиндлер  за  хорошим
обедом, но на этот раз я рисковал остаться голодным. Его любопытству  не
было удержу-он засыпал меня вопросами, просил  разъяснить  ту  или  иную
подробность, а когда я пытался передохнуть или положить в рот  хоть  ку-
сок, требовал не отвлекаться.
   - Могли бы захватить меня с собой, - посетовал он, когда нам принесли
суп. - Я был знаком с Холдорнами, во всяком случае, раз или  два  встре-
чался в ними у Леггетов. Чем не предлог, чтобы взять меня в Храм Тогда я
б точно знал, что случилось и при каких обстоятельствах, а теперь завишу
от ваших пересказов да от газетных версий, подогнанных под вкусы читате-
лей.
   - Мне хватило огорчений и с одним помощником, - сказал я. - С  Эриком
Коллинсоном.
   - Сами виноваты. Зачем потащили его, когда под рукой был  куда  более
надежный человек. Но давайте, мой милый, я весь внимание. Начинайте  ваш
рассказ, а я вам потом скажу, где вы наделали ошибок.
   - С чем-чем, а с этим вы справитесь, - согласился я-. Раньше Холдорны
были актерами. Во многом я основываюсь на  словах  Аронии  и  за  полную
правду поручиться не могу. Финк молчит, а остальные-служанки,  филиппин-
цы, поваркитаец и так далее-ничего, кажется, не  знают.  В  свои  фокусы
Холдорны их, видно, не посвящали.
   Актерами они, по ее сло