н даже успел выхватить оружие.
   Щенок ведь был еще совсем маленький,  ушки  черненькие,  чудные  лохматые
ушки и лобик с белым пятном, и лапки такие, в общем, маленькие,  и  хвостика
почти не видно, и зубки не слишком острые, маленький щенок-то,  ему  сложно,
конечно, выгрызать и половые органы, и  внутренности.  Поэтому  он  выгрызал
только половые органы, а внутренности я взял на себя.
   Блядь уже визжала не по-блядски, а как нормальная испуганная женщина. Она
даже пыталась поднять выроненное вторым риэлтором оружие. И зря! Что  в  нем
толку, в этом оружии?
   Щеночек оказался умнее, чем  я  думал.  Одно  дело  -  половые  органы  у
мужчины, и совсем другое дело - они же у женщины. У мужчины они снаружи, а у
женщины они, ясное дело, внутри. Да и одета  женщина  плотнее  чем  мужчина.
Щеночек маленький такой, неопытный, глупый, но  разобрался  быстро.  И  даже
хотел еще заняться внутренностями.
   Мы совсем забыли с Баскервилем о  его  прежнем  хозяине,  а  он  лежал  в
обмороке. Он же не подозревал, что его щеночек не Каштанка, а  Баскервиль  -
кошмар риэлторов!
   Этот милый человек, когда мы с Баскервилем наконец привели его в чувство,
никак не хотел с ним  расставаться.  Он,  видите  ли,  душой  прирос,  милый
человек, к своей Каштанке, и даже то, что сейчас произошло, его не испугало.
   Мы  с  Баскервилем  переглянулись.  Щеночек,  маленький  такой,  лапки  -
маленькие, ушки - маленькие, а хвостик еще даже меньше чем ушки,  он  устал,
он же совсем еще щеночек! Я обещал его  прежнему  хозяину  все,  что  только
можно, - полное собрание сочинений Короленко  и  лучший  альбом  репродукций
Левитана. Я предложил ему в качестве законной добычи "Опель". Я гарантировал
ему, что он сможет регулярно навещать Баскервиля.  Но  он  упорно  не  хотел
расставаться со своей Каштанкой.
   Щеночек скулил. Но двух хозяев у собаки не бывает; хозяин у собаки,  даже
такой одаренной, может быть только один.
   Я отвернулся. Баскервиль два раза глухо  тявкнул  и  опять  кто-то  упал.
Теперь у Баскервиля хозяин снова  только  один.  Но  этот  выбор  сделал  не
Баскервиль - этот выбор сделала сама жизнь!
   Я пока проверил документы риэлторов и бляди. Они, кто  бы  мог  подумать,
оказались совсем не риэлторы и блядь, а искусствоведы из Центра  современной
культуры. А по виду,  запахам  и  манерам  -  настоящие  риэлторы  и  блядь!
Впрочем, это не так важно. В каждом  искусствоведе  сидят  будущие  блядь  и
риэлтор. Но в следующий раз надо быть внимательнее  и  спрашивать,  что  ли,
документы.
   Как назвать собаку? Лучше всего двойным именем: Каштанка - Баскервиль. Но
это слишком длинно. Поэтому я называл его то Каштанкой, то  Баскервилем,  то
двумя сразу, он охотно откликался  на  все  клички,  но  я  в  конце  концов
остановился на Баскервиле. Хотя  Каштанка  -  Баскервиль  было  бы  лучше  и
точнее. Но все-таки слишком длинно, а собака  должна  называться  коротко  и
ясно.  Тем  более,  когда  собака  предназначена  для  борьбы  с   господами
риэлторами.
   Скоро в районе не осталось  ни  одного  риэлтора,  хотя  развелось  их  в
последнее время много. Но Баскервилька не пропустил ни одного!  Баскервилька
их носом чуял за километр! Порой Баскервилька ошибался, он же  не  святой  в
самом-то деле. На десять риэлторов Баскервильчик выгрызал у одного не совсем
риэлтора, а случайного ни  в  чем  не  повинного  и  просто  хорошо  одетого
человека. А не надо пахнуть,  как  риэлторы!  А  Бог  сам  разберет,  -  кто
риэлтор, а кто не риэлтор!
   Чем был хорош Баскер - дома его практически не надо было кормить; свежего
мяса у Баскера было вдоволь  на  работе.  Дома  Баскер  только  пил  воду  и
полдничал "Педигрипалом".
   О Баскике стали понемногу писать газеты; сначала в разделе  "Криминальная
хроника", потом в разделе  "Светская  жизнь".  Баскик  зазнавался.  Риэлторы
вдвое увеличили охрану.
   Мы с Баскером постепенно осваивали соседние районы.
   У Баскера появились опасные привычки; Баскер не только  выгрызал,  теперь
ему надо было и пописать на тело поверженного риэлтора. А это уже улика, это
уже след! Только интеллигентные глаза Каштанки спасали Баскера от неминуемой
расправы ОМОНа; ОМОН стал проверять собак прямо на улицах.
   Но Бог русского возмездия, Бог раздавленных лапок и измученных сосков нас
хранил.  ОМОН  с  Басом  сюсюскал,  Бас  перед  ОМОНом  вилял  хвостом   как
воспитанная Каштанка.
   Риэлторы поменяли стратегию и тактику поведения. Они скромнее  одевались,
снова увеличили охрану, ездили в недорогих машинах, покупали книги и  ходили
в церковь.
   Бас тоже изменил стратегию поведения.  Вместо  внутренностей  Бас  иногда
выгрызал горло. Половые органы Бас выгрызал по-прежнему.
   Однажды Бас едва не задушил мальчика. Я испугался; Бас же не  людоед!  Но
из газет я узнал, что мальчик был не просто  мальчик  -  мальчик  был  сыном
одного очень известного риэлтора.
   Зиму Бас проболел, и риэлторы о нем забыли. Их бизнес расцветал, риэлторы
расслабились и стали экономить на охране.
   Весной Баскик им показал! Весной Баскик  им  такое  устроил,  что  каждый
паскуда риэлтор думал, что наступил конец света  специально  для  риэлторов!
Весной у Баскика была  хорошая  охота!  Особенно  в  марте.  Март  стал  для
риэлторов как Варфоломеевская ночь. В марте риэлтор  дрожал,  увидев  собаку
даже на картине. В марте тает снег; количество риэлторов таяло еще быстрее.
   Но Баскера растрогал один риэлтор, который при виде Баскика все  понял  и
просил, чтобы ему сначала дали съездить на Кипр и еще послушать сестер Бери.
Баскер  разве  лютый  зверь?  Баскер  разве  изверг?  Баскеру  разве   чужды
человеческие слабости? Разве он не понимает, что последнее желание -  закон?
С Кипром он ничего поделать не мог, Кипра у него не было,  а  насчет  сестер
Бэри - да пожалуйста! Сколько  угодно!  Перед  тем,  как  начать  выгрызать,
Баскер минут шесть выл и гавкал, честно стараясь подражать сестрам Бэри.
   Баскику понравились импровизации - то он обходил стороной половые органы,
но обгладывал ключицу или не трогал горло и  внутренности,  а  проникновенно
лизал пупок - правда, с другой стороны.
   И только одного риэлтора мы никак не могли достать. Богатый как  сволочь,
он окружил себя четырьмя кольцами охраны и,  мало  того,  -  на  его  деньги
снимали кино: современную версию Каштанки. Живут дедушка и внучек; дедушка -
крупный специалист по Чехову, известный литературовед, в новые  времена  уже
никому на хуй не нужный. Внучек - тоже  крупный  специалист  по  Чехову,  но
только будущий, и поэтому уже заранее никому на хуй не нужный.  Единственная
их отрада - собака Каштанка. Но собаку крадут и продают в ночной  клуб,  где
она служит полотенцем у плохих блядей.  Слава  Богу,  на  весь  ночной  клуб
находится одна хорошая блядь, которая пошла по дороге бляди  только  потому,
что  она  сама  из  семьи  очень  хороших  людей  -  музыкантов,   артистов,
художников, в новые времена, естественно, уже никому ни на что не нужных, и,
чтобы их прокормить, она и должна пойти по дороге бляди в ночной клуб.  Туда
она и приводит с черного входа дедушку с  внучком,  потому  что  с  главного
входа дедушку с внучком никто не пустит - с главного  входа  заходят  только
плохие бляди и риэлторы. Дедушка и внучек крадут  обратно  с  черного  входа
измученную собаку Каштанку, чтобы она не служила больше полотенцем риэлторам
и плохим блядям. Все вместе они бегут через черный  вход.  А  семье  хорошей
бляди фонд Сороса на следующее утро выделил хорошую сумму  денег  только  за
то, что в этой семье все - хорошие люди и чтобы они не знали нужды и  забот,
и хорошая блядь сходит с дороги бляди. И теперь они все по очереди гуляют  с
собакой Каштанкой, которой тоже  что-то  выделил  фонд  Сороса  за  верность
традициям собак русской классической литературы и за мучения в ночном клубе.
Сам же ночной клуб вскоре закрыли по требованию "Гринписа";  там  не  только
издевались над Каштанкой, там еще черт знает что вытворяли с хомяком  Блюмом
- риэлторы заставляли хомяка Блюма есть вилкой, а плохие бляди поливали  его
своими блядскими духами и засовывали его друг другу в разные  места.  Ночные
клубы, известное дело, сплошные гнезда разврата.
   Баскика стали волновать девушки. Пока еще девушки - люди, но попозже  его
могли бы начать волновать и девушки - собаки. Я обрадовался:  Баскику  нужна
пара!
   Одну девушку-человека Баскер едва не изнасиловал; я еле оторвал  Баскера.
Хватит с нас случайых жертв! Но  девушка  оказалась  не  просто  девушкой  -
девушка оказалась секретаршей того самого проклятого риэлтора.
   Мы искали подходы к риэлтору. Он был для нас делом чести. После  него  мы
могли бы жить тихой спокойной жизнью: читать  Короленко,  листать  Левитана,
обращать внимание на девушек - собак. А пока нам оставалось одно - быть  как
можно ближе к врагу.
   Баскер прошел кинопробы и должен  был  сниматься  в  кино,  финансируемом
риэлтором, в роли Каштанки. Но Баскер не желал  служить  полотенцем.  С  его
темпераментом он привык, бедный пес, чтобы полотенцем  служили  ему.  Иногда
риэлтор приезжал на съемки - но даже на съемках он все равно был  в  четырех
кольцах  охраны.  И  вообще  он,  кажется,  не  любил   кино.   Его   больше
интересовало,  как  плохие  бляди  будут  поливать  хомяка  Блюма  духами  и
засовывать его друг в друга. Дедушку, между прочим, играл знаменитый  актер,
очень похожий на риэлтора. Бас его даже едва не загрыз вместо риэлтора.
   Но потом Бас вспомнил, что жизнь он начинал Каштанкой, и играл все  лучше
и лучше. Как он был хорош в финальных кадрах! Как он бросился на  шею  своим
хозяевам! Как говорили его глаза, что никогда он не продаст идеалы,  сколько
бы риэлторы и плохие бляди ни заставляли его служить полотенцем!  И  как  он
страдал за своего друга хомяка Блюма, политого блядскими духами!
   Заплакала вся  съемочная  группа.  Заплакала  даже  костюмерша  Галя,  не
плакавшая со дня похорон Сталина. Даже я заплакал. "Да Вы, батенька,  актер,
и актер истинный", - обнял Баскера другой истинный актер, игравший  дедушку,
не скрывая слез. Впервые в жизни заплакал и  финансировавший  кино  богатый,
как сволочь, риэлтор. Из четырех колец охраны два тоже заплакали. Два кольца
держались, но два уже не могли. Риэлтор потерял осторожность  и  тоже  хотел
обнять Баскера.
   Только этого Баскеру было и надо. Он ощетинился,  подпрыгнул  и  пролетел
над всеми кольцами охраны.
   Два кольца охраны рыдали и Баса  не  тронули.  Но  два  остальных  кольца
разорвали Баскера на  куски.  Баскер  успел  риэлтора  только  укусить,  как
шкодливый вонючий дворовый пес, а не загрыз и  не  выгрыз,  как  беспощадный
мститель Баскервиль.
   Баскер не оставил потомства. Риэлторы теперь снова хозяева жизни, и никто
их уже не испугает.
   Зачем на бульварах поставили  памятники  Высоцкому  и  Есенину?  Что  они
сделали?  Кого  они,  алкоголики   несчастные,   взбудоражили?   Никого   не
взбудоражили.  А  Баскервилька  взбудоражил!  Вот  кому   просто   необходим
памятник! И в  нас,  людях,  при  одном  только  взгляде  на  этот  памятник
моментально проснется светлое доброе начало. И вести себя  мы,  люди,  будем
соответственно - ты подойдешь и ударишь риэлтора по голове! Она  подойдет  и
ударит риэлтора по голове! Он подойдет и  ударит  риэлтора  по  голове!  Мы,
люди, все подойдем  и  ударим  риэлтора  по  голове!  И  не  будет  никакого
риэлтора. Зато в мире будет чище, ярче, добрее, светлее и  лиричнее;  в  нем
будет лучше пахнуть для русского литературного носа, а Холстомер, дядя  Ваня
и королева Марго перестанут ворочаться и уснут теперь уже навсегда.
   Но богатый, как сволочь, риэлтор свое  получил.  Укушенный  Баскером,  он
стал  много  пить,  у  него  постоянно  болела  голова,  он  уже  не  только
финансировал фильм, но и сам снимал фильм, в конце  концов  превратившись  в
большого русского кинорежиссера. И тогда уже окончательно допился и сошел  с
ума.
   Гуляя по бульварам, я вспоминал о Басе. По аллее шли  два  отвратительных
толстых риэлтора, вполне довольных собой, количеством измученных ими  сосков
и раздавленных лапок. Из-за кустов выскочил щенок  -  ну  абсолютно  вылитый
юный Баскервилька, только лоб с пятном наоборот; лобик  вот  весь  белый,  а
пятно-то на лбу - черное. Он внимательно  осмотрел  риэлторов  и  неожиданно
смело на них залаял. Кажется, скоро Баскер будет отомщен -  чтобы  проклятые
риэлторы никогда не забывали, кто в этом мире истинный хозяин!
   Дрожащая тварь
   Молодой филолог Виктор Петрович возвращался домой с работы.  Могла  бы  и
хуже быть, да только хуже не бывает; жизнь русской интеллигенции известна.
   Суровая трудная зима еще не начиналась, а безобразно жаркое лето никак не
кончалось; была не то промозглая ядовитая весна,  не  то  угрюмая  дождливая
осень.
   Земля горела под ногами и уходила из-под них. Одинокая звезда над городом
напоминала растянутый во все стороны презерватив.  Университетский  комплекс
был похож на гипертрофированный интернат закрытого типа для сирот  с  дурной
наследственностью,  а  зоопарк  -  на  заурядный  мясокомбинат  на  открытом
воздухе.
   Очень хорошо и удачно получилось, что Виктор Петрович был молодой, потому
что и без того все отвратительно, так к тому же еще пожилой ученый  домой  в
метро едет - тогда уж оно того, было бы совсем никуда!
   У Виктора Петровича была с собой книга - известный роман "Воскресение", а
это неудивительно, Виктор Петрович много занимался Толстым еще с юных лет  и
даже до сих пор любил его, хотя и немного побаивался. Виктор  Петрович  один
был хороший, а все вокруг были плохие, он с отвращением смотрел по  сторонам
на бесцветные лица любой национальности, и Кьеркегора до сих пор не  издали,
когда же, когда будет духовный взрыв?
   От напряжения у Виктора Петровича стала капать кровь из носа,  как  будто
он был еще совсем маленький и не филолог.
   Вчера Виктор Петрович видел  кино.  Чудесное  кино!  Молодая  американка,
прелестная, как фарфоровое яблочко, само собой - блядь  последняя,  начинает
мстить своим угнетателям, не то мафии, не то инопланетянам и постепенно всех
убивает. Особенно хороши были последние кадры,  когда  волосы  на  ее  пизде
развеваются в такт бодрому маршу.  Виктор  Петрович  плакал,  когда  смотрел
финал. Он  испытывал  давно  не  посещавшее  его  чувство  покоя  и  полного
удовлетворения.
   Ночью Виктор Петрович  долго  не  мог  заснуть.  Пробовал  читать,  потом
писать, потом снова читать, потом  ему  показалось,  что  у  него  в  голове
завелись вши и гниды; он тщательно помыл голову  и  долго  лежал  на  спине,
постоянно задавая себе один и тот же вопрос: "Какого хера?" Утром  он  встал
американкой-проституткой, которая мстит, но что и как было не так-то просто.
   Виктор Петрович решил прогуляться, погода  сегодня  хорошая,  октябрь  уж
наступал на февраль, достать чернил (где?) и плакать, было бы над чем,  нет,
думал Виктор Петрович, плакать - хуй им всем, мне нужно серьезное дело!
   У выхода из метро продавали календари - разноцветные, красивые,  сильные,
свежие, умные, страстные... На каждом была женщина, как правило,  голая,  но
после той американки Виктор Петрович уже не мог вдохновиться лишь бы чем.  В
конце концов, голая женщина, вспомнил Виктор  Петрович,  это  не  показатель
духовного возрождения, я голых, что ли, не видел, не так  много,  но  видел,
пора мочить! Тем более они дискредитируют идею, та мстительница  тоже  почти
всегда была голая, пора мочить!
   - Пора, мой друг, пора, - отозвался Лев Николаевич, - давно пора,  давай,
брат!
   Виктор Петрович походил вокруг да около, в первый раз все-таки, чай не на
семинаре сидеть, потом украдкой показал  "Воскресение"  молодежи,  торгующей
календарями, и сказал: "В этой книге ничего не  сказано  о  том,  что  можно
заниматься такими вещами". Лев Николаевич согласно кивнул, молодежь никак не
отреагировала, даже не переглянулась, сейчас шизофреников много, на всех  не
напасешься. "Давайте, Виктор Петрович, - прошипел сбоку  Лев  Николаевич,  -
что попусту зря время терять", - и Виктор Петрович начал мочить.
   Первые секунды он делал это как-то  сумбурно  и  неловко,  рука  дрожала,
книга неровно ложилась на тело, два раза вообще промахнулся, но скоро Виктор
Петрович приноровился и разохотился, опускал книгу точно;  через  минуту  от
молодежи и календарей остались только  пятна  и  запах  свежей  типографской
краски.
   - Здорово, - восхищенно произнес Лев Николаевич,  -  на  вид  вы,  Виктор
Петрович, не очень, но  сила  духа  помогает,  видать!  А  теперь  дальше...
дальше... дальше!
   Виктор Петрович был тоже очень доволен, почти счастлив, хороший вечер, он
шел, гордо расправив плечи и подняв голову, обычной сутулости нет  и  следа,
какой там сколиоз!
   Вскоре они заметили лоток с неформальной прессой. Сколько газет, брошюр и
приложений нашел здесь Виктор Петрович! Особенно  ему  понравились  те,  где
мученики советского режима, истерзанные  и  окровавленные,  протягивали  ему
свои крошечные ладони. А  вот  пособия  по  сексу  и  астрологии  показались
Виктору Петровичу популистскими и жалкими, он об этом и раньше, пусть плохо,
но знал, к тому же с помощью американки многое открылось, его  этим  уже  не
удивишь,  "Вся  эта  хуйня,  -  нахмурился  Лев  Николаевич,   указывая   на
разложенные перед ними издания, - только от неправильного устройства жизни",
пора мочить! Но все-таки Виктор Петрович решил  дать  продавцам  шанс  перед
концом, поэтому спросил, верят ли они в духовное обновление, не ответили,  и
не надо, мочить пора."Воскресение" Виктор Петрович  показывать  не  стал,  а
стал мочить. Детективы полетели в одну сторону, "Как вы их ловко, - похвалил
потом Лев Николаевич, - а?  Любо-дорого  было  посмотреть",  откуда  столько
Чейза, удивился Виктор Петрович, неужели никто другой  на  западе  не  писал
детективов, кроме Чейза, даже как-то странно, ведь доходное дело,  а  разные
откровения, приносящие счастье камни и народные травы - в другую, было очень
весело, продавцы понимали, что теряют свое место в жизни и защищали казенные
товары до тех пор, пока Виктор Петрович не замочил их так, что  даже  самому
жалко стало.
   - Чего их жалеть, - Лев Николаевич отряхивался и  недовольно  косился  на
Виктора Петровича, - вперед!
   - А как же непротивление злу насилием? -  Виктор  Петрович  был  не  чужд
иронии, сильные духом могут себе все позволить, они любят и умеют шутить,  у
них это хорошо получается.
   - Ничего не знаю, - отрезал Лев Николаевич  и  почему-то  покраснел,  как
щечка на морозе.
   Тут же рядом они нашли другой лоток,  на  котором  разложила  пирожки  по
тридцать  пять  копеек  штука  женщина,   показавшаяся   Виктору   Петровичу
необыкновенно желанной и даже чем-то напомнившая ему ту самую американку  из
вчерашнего фильма.
   - Иди ко мне, прямо здесь, на пирожках,  -  Виктор  Петрович  теперь  был
требовательный и бесстрашный,  как  истинный  мститель,  и  с  женщинами  не
церемонился.
   Она нисколько не удивилась.
   - Ванья, Петья, Колья - сюда! - крикнула она, и три огромные бесформенные
туши выскочили как из-под земли. Все три были вооружены автоматами.
   Теперь Виктор Петрович мочил, уже никого ни о чем не  спрашивая.  Той  же
книжкой с дивным романом внутри,  где  тоже  проститутка,  но  только  финал
плохой. Грустный.
   Две он замочил сразу. Третья  пыталась  убежать,  отстреливаясь  на  ходу
короткими очередями, но Виктор Петрович догнал ее  и,  волнуясь,  нанес  два
неотразимых удара туда, куда надо. Потом он вернулся к  поверженному  лотку,
съел один пирожок, нашел женщину, обнял  ее  всю  и  повалил,  собираясь  ее
изнасиловать как минимум, пусть кричит, ей это будет полезно, но в последний
момент представил, как нелепо выглядят со стороны все эти раздвинутые ноги и
жалкие потуги на оргазм среди плохо прожаренного теста.  Тогда  он  запомнил
женщину навсегда и з