, Абрамцев!
     Баранов передал фотоаппарат Стрекозову.
     -  Больше  и не надо.  Туда пойдешь - никому  не  говори,  зачем. Чтобы
бандит этот, Демеев, не учуял. Лады?
     Стрекозов кивнул головой,  поднес  ладонь к виску,  развернулся и,  как
мальчишка, бросился к своим, сидящим вдоль стены.

     ...Небольшая группа вышла из дувала и начала спускаться по дороге вниз.
Справа стояли темно-зеленые приземистые машины. Под их остроугольными носами
сидели полуголые  солдаты.  Вскрытые банки консервов валялись вокруг, пуская
веселых солнечных зайчиков.
     - Так и не дожрали, - с завистью вздохнул Клеткин.
     Группа почти бегом вырвалась  из кишлака.  Кругом лежали  маковые поля.
Солнце падало  вниз,  прячась  за  демеевский кишлак. Люди бежали  навстречу
солнцу. Длинные тени скользили за ними жирными хвостами. Жара спадала.
     - Куда идем? Куда идем?
     Мухамадиев догнал Стрекозова.
     - В кишлак, Муха.
     - В кишлак?
     Сержант  остановился, хватая взводного за  руку. На них тут же налетели
Локтионов с Клеткиным.
     - Стойте! Не ходите туда! Не надо!
     Мухамадиев упирался и тащил лейтенанта обратно.
     - Ты что, Муха, очумел?
     Стрекозов толкнул его в грудь, да так, что у таджика слетела  с  головы
панама.
     - Нельзя  туда! Нельзя туда!  - словно заклинание  повторял сержант и с
силой прикусил нижнюю губу. Капелька крови выкатилась из-под зуба и побежала
по подбородку. - Что там делать?
     - Так я тебе и сказал! Выполняй приказание. Чего стал? Вперед!
     Мухамадиев покачал головой. Темно-красные капли полетели вниз и утонули
в пыли.
     - Нельзя туда! Духи там! Мстить будут!
     - Муха,  ты оборзел! - Взводный вцепился  в  плечо  сержанту.  - Ты что
голову морочишь? Сначала старики, потом  у тебя духов в кишлаке  нет. Сейчас
они есть.  Что, устал? Жрать, как Клеткин, хочешь? Струсил? Марш назад! Мы с
тобой потом поговорим!
     - Не поговорите. Убьют нас, - сказал Мухамадиев тихо.
     Если бы  таджик кричал, Стрекозов  дал бы ему в морду - и все. Но такая
тоска и безысходность были в  голосе Мухамадиева,  что лейтенант  смешался и
разжал пальцы.
     По части повадки и хитрости духов сержант никогда  не ошибался.  Только
при Стрекозове он два раза отыскал склады, которые другие солдаты в жизни бы
не нашли, а он посмотрел на стену и камни, из которых она сложена, и пальцем
ткнул: "Здесь склад". И оказался прав.
     "Вдруг не врет? Вдруг все так и есть?" - мелькнуло в голове  взводного,
и  ему стало  страшно. Он  твердо  знал,  что молодым  не умрет,  что станет
генералом,  будет  самым молодым  генералом в  армии,  да  вдобавок ко всему
Героем Союза. И добьется этого сам, без папочек и мамочек.
     Еще на первом курсе училища понял Стрекозов  простую истину  -  блатным
всегда дорога и постоянное снисхождение:  к глупости, незнанию,  неумению, а
то  и  просто неприкрытому  разгильдяйству.  Понял  и  возненавидел блатных.
Возненавидел так, что всю жизнь решил посвятить тому, чтобы не просто обойти
их,  но  и управлять ими, выдвигая  исключительно порядочных и  трудолюбивых
офицеров.
     А здесь смерть. СМЕРТЬ!  Это как же? Он не будет жить? Не  будет видеть
ничего вокруг? И вообще ничего не будет?
     Страх не отпускал.
     "Вернуться?" - подумал Стрекозов.
     - Может... правда... того... не  надо... ну... это... значит... ходить?
- глядя в сторону, почти равнодушно выдавил из себя Клеткин.
     Сироткин, широко распахнув большие глаза, закивал головой.
     "А  глаза у  него  еще  детские, - подумалось почему-то  Стрекозову.  -
Неужели  в самом деле убьют?  Это что -  мои последние минуты? Вернуться? Но
там  Демеев и капитан  Баранов.  Капитану я обещал.  Надо сделать. Как потом
докажем?  А если нет? Тогда всей  службе конец! И комбриг мне так  верит.  А
разнарядка? - лейтенанту стало еще страшнее. - Неужели не я буду Героем?"
     Стрекозов отпрянул от Мухамадиева и рявкнул, прикладывая руку к виску:
     - Смирно! Слушай  боевой  приказ! Приказываю  выдвинуться  в населенный
пункт  Гарахана.  Цель - проведение разведывательных  действий. Построение -
колонна. За мной - Клеткин.  Далее - Локтионов.  Потом - Сироткин, Абрамцев.
Замыкает Мухамадиев. Вопросы есть? Нет. Напра-во! За мной шагом марш!
     Лейтенант развернулся и, широко шагая, пошел в сторону солнца,  которое
из  белого  диска  превращалось  в  красный шар.  Солдаты  переглянулись  и,
потолкавшись, двинулись в указанном порядке.
     Мухамадиев  стоял и  смотрел, как все  дальше  уходит от  него  группа.
Алишер проклинал Стрекозова по-русски и таджикски.
     Стрекозов перешел на бег. Он торопился.
     Мухамадиева затрясло  - взводный  уверенно  вел себя и ребят к  смерти.
Алишер  родился  в  вырос  в  таджикском кишлаке,  сродни тем,  какие  видел
Мухамадиев  здесь,  в Афганистане: природа  была  та  же,  обычаи и  язык  -
похожие.
     Алишер честно отпахал  два года.  Он был хорошим солдатом: когда надо -
убивал, друзьям помогал, молодых бил только за дело, командиров слушался.
     За  все   время,   проведенное  здесь,  никто  и  никогда  не  упрекнул
Мухамадиева в трусости. Может быть,  иногда говорили, что  бывает мягок.  Но
это  те, кто не понимал Афгана, не знал его законов и не  мог  по-настоящему
разобраться, кто в самом деле  настоящий враг. На духов у Алишера был острый
нюх. Почти сразу он мог сказать, кто перед ним: мирный или дух. С последними
Мухамадиев расправлялся жестоко  и всегда сам. На то она и война. На то он и
Восток.
     Порой Алишера бесила  тупость афганцев. Они не  хотели никак  признать,
что живут плохо, совсем не  так,  как люди  в Таджикистане. Нищета  крестьян
ужаснула  Мухамадиева: зимой ходят босыми  или  в рваных калошах, света нет,
вода - из грязных речушек, соль,  мука,  сахар - в  пригоршнях унести можно,
дети  в  школу не ходят, врачей нет, болезней вокруг - море. И Алишер не раз
благодарил про себя советскую власть, которая избавила его от таких мучений.
Он из себя выходил, когда старики согласно кивали головами, вдумываясь в его
рассказы о жизни Союза, но стремления к подобному не высказывали. Мухамадиев
жалел этих  людей: тупые,  забитые, серые,  еще не  понимают,  что им только
добра хотят.
     Друзья  уходили  все  дальше, оглядываясь  назад. И  каждый раз,  когда
Мухамадиев видел  оборачивающуюся фигуру, он разражался  проклятиями в адрес
лейтенанта, и кровь все больше заливала подбородок.
     С Ваней Клеткиным они одного призыва. Сколько вместе пришлось хлебнуть?
И дембеля их били; и с духами  они воевали; и на перевалах мерзли; и  каждую
тропочку в зоне ответственности своей бригады знают.
     Алишер вздохнул,  сложил  вертикально ладошки  перед  лицом,  прошептал
что-то, закрыв глаза, и побежал вперед.
     Баранов  с  Демеевым  в бинокли  следили  за  людьми,  подбирающимися к
кишлаку. Оставалось совсем чуть-чуть, когда из домов дружно ударил негромкий
залп.
     - Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, - сказал разведчик.
     Лицо  Демеева  приняло  скорбное выражение,  но в  душе  он, отмщенный,
хохотал.
     Мухамадиев, взмахнув руками, рухнул ниц. Заныла и онемела  щека. Алишер
был готов к нападению, поэтому упал, как только услышал первый выстрел.
     Чуть впереди лежал Стрекозов с огромной дырой в голове. Ваня, подвернув
ногу  под  себя,  вытянулся  на  земле  без движения, ухватив лапищей  ствол
пулемета.  Рация  накрыла  голову Локтионова.  Серега  стонал, и левая  рука
тянулась к животу, из которого бежала кровь.
     Выстрел. Локтионов  дернулся, и рука замерла. Абрамцев и Сироткин  были
тоже мертвы.
     Из  канавы, которая протянулась метрах  в четырех  от  убитых, внезапно
показалась  голова.  Затем,  подождав  немного, человек  выбрался  наверх и,
пригнувшись, побежал к Стрекозову. За ним поспешил другой афганец, в жилете,
широченных штанах и с русской винтовкой, которую он держал наперевес.
     Когда  они приблизились вплотную к Мухамадиеву, Алишер незаметно разжал
руку, в которой лежала ребристая граната уже без кольца.

     Девяносто  два человека вошли в кишлак, предварительно обстреляв его из
гранатометов,   крупнокалиберных   пулеметов,   агээсов,  установленных   на
бэтээрах, и автоматов.
     Духов в кишлаке не было. Повешенные с площади исчезли.
     Через полчаса Гарахана пылала. Сжигали все, что горело. Швыряли гранаты
во все норы и щели. Крошили очередями стены, двери, ворота.
     Мстили за погибших товарищей.
     И  еще  долго после  ухода шурави  из  кишлака  над  Гараханой  блеском
наступающей грозы бушевало пожарище.



   Олег Блоцкий
   Телефонный разговор

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Олег Михайлович Блоцкий
     Date: 21 Mar 2004
     Оставить комментарий
     Рассказ
---------------------------------------------------------------


     Старший  лейтенант  Андрей Стогов  удивленно  крутил стриженой головой,
точно  скворец  в  клетке,   и  все  повторял:   "Не  может  быть!   Телефон
междугородний!  И прямо домой,  в Союз,  дозвониться можешь? Фантастика!  Не
верю!"
     Друзья,  посмеиваясь,  хлопали  ошалевшего  Стогова  по спине:  "Верно,
Андрюха! Сами звонили! Есть в  Хайратоне такое место. Заказывай  переговоры,
плати, подожди, пока соединят, и говори хоть до потери сознания".
     Старлей недоверчиво косился на ребят -  не разыгрывают ли? Но те сидели
полупьяные и уставшие, разливали настоящую  русскую  водку,  изготовленную в
Союзе,  а  не в Пакистане,  по  стаканам,  закусывали  жареной  картошкой  и
радовались тому, что живыми-здоровыми вернулись в часть.
     Буквально несколько часов назад их армейскую колонну,  возвращавшуюся с
советско - афганской границы,  колошматили  душки под Аминовкой.  Сожгли два
бензовоза, врубив по цистернам  из гранатометов.  Водители  сгорели  заживо.
Убили еще троих солдат. Короче, мясорубка была серьезная.
     Ребята выпарились в бане и,  краснолицые, сидели теперь  за  столом, но
тиски боя до конца их так еще и не отпустили.
     "Им сейчас не до  шуток",- подумал Андрей и окончательно уверовал в то,
что волшебный телефон существует.
     Именно с той  самой минуты появилась  у  старшего  лейтенанта  мечта  -
позвонить домой, услышать такие родные и любимые голоса жены и дочки.
     Что бы ни делал теперь Стогов, мысль  эта в мозгу сидела прочно,  точно
кувалдой, какой траки на гусеницах ремонтируют, вбитая.
     Десятый  месяц  в  Афгане Андрей.  Десятый  месяц  крутится как белка в
колесе командир мотострелковой роты гвардии старший лейтенант Стогов.
     Парван  и Вардак, Нангархар и Кандагар, Кундуз и Кунар - в каких только
провинциях он ни был, где только ни воевал его полк! А вместе  с  ним и рота
Стогова.
     За  это время  похудел  Андрей, стал  тощим и жилистым, как когда-то  в
детстве.  Характером  вновь  помрачнел,  и   нервы  были  уже  ни  к  черту.
Обветрилось  и  шелушилось  лицо,  форма  выгорела  и  белой  стала,  как  у
красноармейца Сухова из фильма "Белое солнце пустыни".
     В редкие свободные  минуты  наваливалась  на  Стогова тоска,  липкая  и
черная,  как афганская ночь, душила его  и мяла,  подавляя волю  и приводя в
смятение   рассудок.  В  такие   моменты  с  ненавистью  смотрел  Андрей  на
опостылевшие  горы,  которые кольцом охватывали  долину,  и  белыми, острыми
вершинами царапали бесцветное небо. И тогда не мог поверить Стогов, что была
у него когда-то другая жизнь - довоенная и с семьей, не мог представить, что
вернется он в нее вновь.
     Изредка приходили письма от жены. Почерк  торопящийся,  размашистый - и
все  больше  о дочурке: ходит,  говорит, смеется.  О  делах  домашних совсем
коротко: деньги получила, передачку  - тоже. Платье  впору пришлось.  Да, не
забудь  про  сапожки  на каблуке  и  дубленку  -  приталенную  и  с  широким
воротником из ламы. Размеры я тебе посылала.  Но на всякий случай  пишу  еще
раз. Дочка только о тебе и говорит...
     От писем таких  совсем муторно становилось ротному - так тянуло  домой.
Но Стогов  крепился, молчал и  лишь по ночам  скрипел зубами во сне или  же,
хрипя, задыхаясь и матерясь, повторял  команды из прошедшего боя. Его будили
товарищи. Старлей доставал  трясущимися руками сигарету и курил,  постепенно
успокаиваясь.
     Но через несколько дней вновь перед глазами вставали жена с дочуркой. И
отогнать такие видения было очень непросто.
     Захотелось  Стогову позвонить домой, и совсем голову  потерял от этого.
Даже во снах все чаще видел он, как  разговаривает с женой.  Сны были такими
волнующими, чистыми и живыми, что старлей от этого просыпался и долго  лежал
во  тьме,  закинув  руки  за  голову.  А  над  кроватью  фотография, откуда,
улыбаясь, смотрит жена, обнимая насупившуюся дочурку, сидящую на ее коленях.
     Легендарная  Советская Армии, чьей частью являлся старший  лейтенант  и
без  которой  он  себя  просто не мыслил, да семья  -  вот и все, что было в
недолгой и тяжелой жизни бывшего детдомовца Андрея Константиновича  Стогова.
Он и фамилию носил такую лишь потому, что был найден младенцем крестьянами в
нише, устроенной кем-то на колхозном поле в стогу сена.
     Много  сил отдал ротный, чтобы попасть в колонну на Хайратон. К кому он
только  ни  ходил,  кого  ни  упрашивал, с  кем  только  ни разговаривал.  И
добился-таки своего - он в колонне.
     Темно-зеленой гусеницей-многоножкой из десятков бронированных  и крытых
брезентом  машин   вытянулась  колонна  перед  дорожно-контрольным  пунктом.
Поднимается шлагбаум - лопасть вертолета, выкрашенная черно-белой краской, и
машины, окутываясь едким  сизым дымом, ревя от нетерпения, бросаются вперед.
Извиваясь, разрывается гусеница на множество мелких частей.
     Ходко  идут  машины   по  разбитому   асфальту.  Тянутся  вдоль  дороги
виноградники.  За  ними  гряда   разрушенных  серых   дувалов   с  неровными
осыпающимися  ребрами.  Рядом с  дорогой советские  посты:  такие же дувалы,
только  целые, колючей проволокой и минными полями обнесенные.  А сверху, на
флагштоке, выгоревшие красные лоскуты.
     Вдоль всей  трассы, на особенно опасных  ее  участках, - танки, в землю
вползшие,  стволы  развернули в сторону изумрудно-ядовитой "зеленки".  За их
пулеметами,  по пояс люками обрубленные, сгорбившиеся солдаты  - в касках  и
бронежилетах - по сторонам глядят.
     Наматывается  блестящая,  от солнца  стального цвета, дорога на колеса.
Смотрит на нее Стогов и думает о доме.
     Дома, а вернее в том  городе, где служил до Афгана старлей, перед самым
своим отъездом в Афган добился Андрей для своей семьи квартиры. Нелегкое это
было дело. Командиры крепко жали старшему лейтенанту руку, желали успехов на
новом месте  службы и  говорили, что гордятся Стоговым, верят, что он  их не
подведет. Офицер слушал  все это молча, нахмурившись, и  все  ждал, когда же
они заговорят о квартире.
     Снимал Андрей комнату в  бревенчатом доме  с русской печью, которая все
никак  не  хотела  топиться, ютился там с семьей и сейчас надеялся,  что  по
приказу министра обороны получит его семья квартиру, так как  есть для этого
весомое основание - предстоящая служба Стогова в Афганистане.
     Начальники  же говорили о чем угодно, но только  не о квартире. Будто и
не было у Андрея такой проблемы.
     Время отъезда  приближалось,  и  Стогов, не выдержав, напомнил о  себе.
Командиры потускнели, словно их самих в спешном порядке собирались направить
в  Афган, но бодренько пообещали,  что ближайший месяц жена офицера квартиру
непременно получит.
     Старший лейтенант знал цену подобным словам и поэтому на следующий день
принес и положил на стол перед начальником политотдела партийный билет:
     - Если  не будет квартиры для жены и  дочки - никуда  не поеду, - глядя
исподлобья, упрямо сказал Андрей. - Вы не выполняете приказ министра, и я не
выполню. Случись  со мной что-нибудь  там -  жена  будет никому не  нужна  и
останется с  дочкой на улице.  А я знаю,  как ребенку без  своего  дома, тем
более девочке!
     Начальник политотдела  стал бордовым, как знамя соединения, стоящее под
стеклом невдалеке от его кабинета, и начал молотить белым холеным кулаком по
столу. Стогов же стоял насмерть. "Дальше Афгана все равно не пошлют!"- думал
он, сжав зубы так, что челюсти занемели.
     Офицер  стоял на  своем и победил.  Срочно собранная жилищная  комиссия
постановила  выделить  Андрею  двухкомнатную  квартиру,  которая  тут  же  и
нашлась. Причем  со  всеми удобствами, в центре города  и  даже с телефоном.
Видно,  для какого-то  большого  начальника приберегали,  да Стогов внезапно
вмешался. И хоть понимал  он  прекрасно: если вернется  обратно,  то скандал
этот ему никто не простит, - улетал ротный спокойным.
     Вот  с такими  мыслями, все больше  нервничая и волнуясь: будет ли жена
дома, по-прежнему ли  работает  межгород, есть  ли  связь с  его  квартирой,
добрался старший лейтенант до Хайратона.
     Он спрыгнул  с бронетранспортера и как  был в пыли, так  и  помчался на
переговорный пункт. Благо, путь к нему ребята объяснили подробно.
     Андрей назвал телефонистке вызываемый город, номер домашнего телефона и
стал ожидать, а сердце  упруго и часто колотилось в груди. Ожидание казалось
вечным. До смерти хотелось курить, но Стогов и помыслить не мог, чтобы выйти
хотя бы на пару минут на улицу.
     "Вдруг именно в этот момент и соединят?" - испуганно думал он.
     Но тут громко выкрикнули его город, и Андрей сорвал трубку, охрипнув от
внезапно нахлынувшего волнения,  какого  с  ним не случалось даже  на  самых
страшных боевых.
     Сколько  раз  придумывал  Стогов  самые нежные, самые  ласковые  слова,
которые непременно скажет  жене. Он выучил их, повторяя десятки и сотни раз,
но  сейчас  они все  вылетели из  головы,  а горло  сузилось так, что воздух
проходил с трудом и хрипом.
     Андрей мокрой ладонью стиснул трубку и с силой вдавил ее в ухо.
     - Юля! Алло! Алло! Юля!!!
     - Кто говорит?
     Связь была отличной, и Стогов  ослышаться  не мог - это был недовольный
мужской голос.
     - Я... я... я... я ошибся, - забормотал Андрей. -  Мне нужен 5-17-81. Я
ошибся!
     - Нет, не ошибся, гнида, - рявкнула трубка. - Че надо? Долго  ты будешь
ей мозг парить? Пару раз девку отхарил, один раз в кабак сводил, так уже все
можно?
     До боли сжал трубку старлей, так, что пальцы хрустнули.  Кровь заходила
в голове волнами, а перед глазами круги: синие, черные, желтые.
     - Муж это говорит. Позови жену!
     Трубка залилась резким хрюкающим смехом, а затем как отрезала:
     - Юрков, харэ пургу гнать. Муж ее, долбень, в Афгане и позвонить оттуда
не=воз=мож=но!  А  что было у тебя с этой козой, так забудь!  Ты  ей  - не в
масть. Теперь она  со мной  чалится. Не  лезь к ней! Перо под ребра захотел?
Смотри, на ножи поставим, бля буду!
     Что-то  металлически звякнуло, треснуло,  и раздались  частые  гудки. А
Стогову казалось, что  это кто-то невидимый гвозди вбивает ему в голову. И с
каждым разом все сильнее и глубже, да так, что голова вот-вот  расколется на
мелкие кусочки.
     - Уже поговорили? - удивленно подняла глаза телефонистка.
     - Да...
     - Вы много заплатили. Я пересчитаю...
     Стогов вяло  взмахнул  рукой  и вышел на улицу.  Он  шел,  не  разбирая
дороги, то и дело спотыкаясь. А со стороны  всем казалось,  что это  пьяный,
подгулявший с местными "штатными давалками" офицер, который вот-вот врежется
в землю.



   Олег Блоцкий
   Убийца

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Олег Михайлович Блоцкий
     Date: 21 Mar 2004
     Оставить комментарий
     Рассказ
---------------------------------------------------------------

     Поздний вечер. Я неторопливо иду к его дому.  Теперь я  знаю точно, где
он  живет. Я хорошо  изучил этот район. Сам город не интересует меня. А если
честно - я  его ненавижу. Меня трясе