ко задавал себе этот вопрос, представляя, что именно у
него чужаки исковеркали жизнь. Даже в самых кошмарных мыслях невозможно было
вообразить,  что  он  лишился  отчего  дома,  что  не  будет  больше никогда
родителей  и что он никогда не выпьет такого вкусного компота,  который мама
старательно будет все подливать и подливать в чашку, как когда-то в детстве.
     "Разве  афганцы не  люди?  Разве  они не  так же  болеют,  страдают или
плачут?  Неужели у каждого в  мире своя зубная  боль? - думал лейтенант. - И
неужели другие родители  любят своих детей меньше, чем  мои  меня? Наверное,
одинаково.  А  как  по-другому?  Ведь  все  мы  люди",  -  приходил к выводу
лейтенант, но мыслями такими ни с кем не делился.
     Многие из его окружения ненавидели и презирали войну, но только не себя
на ней. А лейтенант, проникаясь все большим отвращением к массовым убийствам
артиллерией  и  авиацией  людей,  презирал  еще  и  себя  -  за  вынужденное
соучастие.
     Сейчас он  снова был свидетелем наглости и  пренебрежения к  тем,  чьей
родиной  является эта земля.  Лейтенант краснел и отворачивался  в  сторону.
Майор испытывал противоположные чувства.
     - Посмотри,  посмотри,  десантура!  -  он возбужденно хватал  за  рукав
лейтенанта.  - Дом тот видишь? Тот, угловой. Окно справа,  вверху, усекаешь?
Так  вот,  во  время восстания там пулемет  стоял. Подавили гада. Ох, как мы
бачей тогда  крошили:  самолеты на бреющем; танки в  упор лупят. Бачи -  кто
куда, а потом  оклемались  и гадить исподтишка начали.  Но мы им показали, -
орал майор, размахивая автоматом  так, что прохожие бросались врассыпную.  -
Еще как показали! Лупили и в хвост, и в гриву. Только яйца трещали...
     "Когда  все  это  закончится?" -  с  тоской  думал лейтенант,  которому
казалось, что еще немного и произойдет какое-нибудь непоправимое несчастье.
     Но   через  некоторое  время   бронетранспортер   остановился  на  углу
пересыльного пункта. Лейтенант быстро спрыгнул с машины.
     -  Пока, десантура,  мы  на пересылку, а потом обратно. Если что, так с
нами! - закричал майор, протягивая руку.
     "Ни за что! - подумал лейтенант. - В следующий раз лучше пешком!"
     "Мягковат  парень. Не  жилец.  Скоро убьют"  - без  сожаления определил
напоследок наметанным взглядом майор.



   Олег Блоцкий
   Ночной патруль

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Олег Михайлович Блоцкий
     Date: 21 Mar 2004
     Оставить комментарий
     Рассказ
---------------------------------------------------------------



     Лейтенант только-только пришел в батарею,  а солдат отслужил в  ней два
года.  Он  был "дембелем" и считал последние предотъездные  дни, старательно
вымарывая их  в  небольшом  календарике. Может,  боец и уступил бы командиру
взвода,  вернул молодым  деньги, которые  отобрал  для последних закупок. Но
события  разворачивались на глазах всего подразделения и "обуревший" дембель
не только  не  пятился  назад,  но еще больше наглел, опустив  левую руку  в
карман, а правой лениво почесывая голую грудь.
     Короче говоря, нашла коса на камень, и лейтенант не сдержался.
     Он  выбросил  правую руку вперед,  метя  солдату в  подбородок. Дембель
оказался  на  удивление  проворным  -  постарался  увернуться,  дернулся, но
неудачно. Железный кулак, скользнув по лицу, пришелся как раз на кадык.
     Дембеля бросило на взводного. Тот сделал шаг в сторону, и солдат рухнул
на  пол, захрипев и покрываясь потом. Кровь  брызнула  из  носа и  ушей.  На
раскрытых губах распустилась причудливым цветком розовая пена.
     Облепившие место стычки солдаты, минуту назад радостно перемигивавшиеся
и  строившие  рожи,  теперь  топтались  в  нерешительности  и  вопросительно
таращили глаза на командира.
     - Плащ-палатку, - скомандовал лейтенант, склоняясь к неподвижному телу.
     На брезент уложили полумертвого дембеля и бегом потащили в санчасть.

     Начальник  штаба полка разъяренно мерил шагами кабинет и  орал так, что
тряслись стаканы на тарелочке возле графина.
     - Ты убить его мог, идиот! Ладно, вправили ему  горло! А  если перелом?
Сил много? В горы корректировщиком ходи!
     - Да я...
     - Молчать! - рубанул кулаком по столу подполковник.
     Стаканы  разом  подскочили  и покатились  по  полированной поверхности.
Комбат - начальник лейтенанта - подлетел к столу,  поймал стаканы, вернул их
на место и замер рядом с лейтенантом, белым, как потолок в операционной, где
достаточно долго оживляли дембеля.
     Начштаба вновь заметался  по кабинету. Казалось, он  набирает начальную
скорость,  чтобы,  разогнавшись,  головой выбить кондиционер  и  умчаться  в
голубое поднебесье.
     - Нет, я  так больше не  могу!  Одних ублюдков  из  Союза  присылают! В
первом  бате  Храпов едва должность принял, как на  чарс его потянуло.  Нет,
чтобы  дураку  у такого же бестолкового  офицера наркоту  попросить, так  он
солдату приказ  отдает. Приказываю, мол,  достать. Тот и  достал -  в особом
отделе.  Стукачом боец  оказался - в школу КГБ поступать  хочет.  Плюсы себе
набирает  -  стучит на офицеров, скотина. А Узгенов?  Под обстрел  раза  два
попал на  заставе, понял, чем это пахнет, и ногу себе прострелил. Под дурака
решил закосить  -  мол, осколком  мины ранило. Теперь этот  мордоворот своих
подчиненных гробит. Что, сильный?  - теснил лейтенанта в угол подполковник с
искаженным лицом. - Сильный, да? Говори! Не молчи, Сигов!
     Лейтенант опустил глаза и сделал едва заметный шажок назад.
     - Никак нет, - промямлил он, не решаясь смотреть в глаза подполковнику.
     -  Никак  нет!  -  взвился начштаба.  -  А  почему?  Как?  Сколько  раз
предупреждал:  не умеете  бить морды слонам  - не  беритесь. А  если взялся,
делай так, чтоб никто не видел, не знал. Этот же у всего полка на глазах! Ну
ничего,  - затряс желтым от никотина пальцем начштаба, - ты мне  ответишь за
это, паскуда! Партбилет на  стол положишь,  и из Афгана мы тебя вышибем, как
этих  дурачков  -  Храпова с Узгеновым.  В Союзе будешь  служить,  а  может,
прямиком в народное хозяйство.
     Лейтенант побледнел.
     - Това...  Товарищ подполковник!  Я прошу,  очень  прошу,  - забормотал
Сигов, - ...умоляю вас - не надо в Союз!
     - Что? Позора боишься? - вытянул губы трубочкой начштаба.
     - Не надо, товарищ подполковник. На самую опасную заставу переведите, в
самые  тяжелые колонны посылайте, но в Союз не надо. Стыдно  в Союз, товарищ
подполковник! - голос лейтенанта дрожал.
     - А солдата по харе бить не стыдно? - взвизгнул начштаба.
     Ругань и зубовный скрежет вновь обрушились на лейтенанта.  Подполковник
орал,  широко  раскрыв  рот, и фанерные стены комнаты  вибрировали. Начштаба
бегал вокруг стола,  и тот покачивался, припадая  то на одну,  то  на другую
сторону. Подполковник приближался к Сигову, подносил сжатый кулак и тыкал им
в лицо лейтенанту.
     Сигов стоял,  как изваяние,  ни разу не шелохнулся, только часто хлопая
глазами. Решил, наверное, перенести все, только бы остаться в Афгане.
     Когда  начштаба, задыхаясь, стал чертить круги возле офицеров с меньшей
скоростью, за  дело принялся опытный, тертый капитан Горбунов. Его  внезапно
одолел кашель, и он поднес руку ко рту.
     Подполковник, громко дыша, схватил  графин и стал хлебать воду прямо из
горлышка.
     - Гхе, гхе, гхе, - вновь зашелся в кашле Горбунов.
     Запрокинувший  голову  подполковник  скосил  глаза.  Комбат  перехватил
взгляд и тут же неторопливо начал.
     Слова  его покатились  медленно, спокойно,  размеренно  и даже  чуточку
скорбно.
     -  Товарищ подполковник, Сигов, безусловно,  идиот.  Он  запятнал честь
батареи, всего полка,  и прощения ему нет. Но, если  разобраться, то Маркова
убить мало. Отпетый негодяй, слово даю.
     Начштаба грохнул графин на стол и обреченно махнул рукой.
     - И ты туда - покрывать своего. Хороша компания, нечего сказать.
     - Никак нет, - возразил Горбунов. - Вы  Маркова не знаете. Он у молодых
деньги забирал. Сигов увидел, вмешался. Так  этот подлец  и бровью не повел.
Деньги не отдал и еще куражиться начал: "Вы кто такой? Я в Афгане два  года,
а  вы три  недели", - повторил капитан и  продолжил, как бы размышляя сам  с
собой.  -  За такие  слова, по моему мнению, убивать  надо. Что будет,  если
каждый бойчишка начнет считать  свои  заслуги?  Да  было  бы  что  считать!?
Паршивец  в  каких-то задрипанных  колоннах  побывал, на несколько  операций
сходил  и мнит себя  героем. Конечно, если бы там  я оказался или кто-нибудь
другой из офицеров батареи, подобных  разговоров не было. А Сигов что? Опыта
маловато. Вот  и решил Марков над ним поиздеваться,  при  всех,  замечу. Как
после этого  взводному  работать?  Подонок  на  дембель уйдет,  а  другие-то
останутся. И что, тоже будут боевые считать?
     Подполковник вонзил взгляд в лейтенанта.
     - Так и было?
     Сигов вытянулся, кивнув.
     Начштаба  дергал  себя  за ухо.  Горбунов  продолжал  обволакивать  его
спокойной, вкрадчивой речью.
     - Не сдержался взводный. Так за  это мы  его накажем. Обязательно.  Что
так  получилось  - с  кровью -  это  не  по  злобе. Сигов сам по себе парень
хороший.  Работает, как вол. Вышлем в Союз - кто придет? Сами знаете, сейчас
там  все  волынят. Выдернуть кого-то - мертвое  дело. Все тут же оказываются
многодетными, больными, хромыми или такими покалеченными, что их в гроб пора
паковать. А  Сигов парень здоровый,  - начштаба и капитан почти одновременно
рассмеялись, - холостой. По дому не тоскует, голову всякой дурью не забивает
- день-деньской, как белка в колесе, во все вникнуть пытается. Может, дадите
ему  испытательный  срок, товарищ подполковник? Посмотрим. Если что не так -
вышвырнем и дело с концом.
     Начштаба  осклабился,   обнажая  передние  потемневшие  от  постоянного
курения зубы.
     - Баюн ты, Горбунов. Без мыла в задницу влезешь. Почему в замполиты  не
пошел?
     - Потому,  что  совесть  до конца не потерял,  -  откровенно  признался
комбат.
     Подполковник, как  и любой офицер, вкалывающий  от раннего подъема и до
глубокой ночи, не любил политработников. Он громко загоготал, откинувшись на
спинку стула.
     Отсмеявшись, начштаба закурил и задумался.
     Сигов  и Горбунов настороженно молчали. Лейтенант чувствовал, как холод
обручем стягивает низ живота.
     Наконец,  начштаба шевельнулся, завозил пальцем по бумагам, лежащим  на
столе. Палец уперся в  какую-то строку. Подполковник медленно поднял голову.
Взгляд напряженный и решительный. Глаза холодные.
     Сигов вытянулся по стойке смирно.
     - Вот что,  Горбунов, -  начштаба точно гвозди  вколачивал в толстенную
доску,  -  у  Сигова  есть  шанс.  Один. Послезавтра ночной  патруль.  Пусть
заступит. Пусть службу понесет. Может, что-нибудь и выйдет.
     - Так  точно, товарищ  подполковник,  -  вспыхнул  Сигов, - выйдет,  не
сомневайтесь!
     Но,  напоровшись на  колючие,  ледяные  глаза  подполковника, лейтенант
замолчал.
     Начштаба,  усмирив взглядом  Сигова, продолжил так, будто  того и вовсе
нет в кабинете.
     -  Смотри,  Горбунов,  это  его  последний  шанс. Патруль  должен  быть
патрулем, а не мули-вули. Понял?
     - Так точно.
     Напускное   равнодушие   и   скрытое  лукавство   комбата   моментально
испарились. Официально-серьезный капитан кивнул.
     - Идите.
     Офицеры  отдали честь, повернулись, как положено,  через левое  плечо и
вышли из кабинета.
     На ступеньках штаба, вытягивая трясущимися пальцами сигарету  из пачки,
протянутой капитаном, заглянул ему в лицо счастливый Сигов.
     - Комбат, не бойтесь, не подведу! Начштаба будет доволен!
     Горбунов посмотрел на счастливое, дурашливое лицо лейтенанта и  грустно
улыбнулся.
     - Колюха,  Колюха! Не  говори "хоп"  раньше времени.  В модуле обо всем
потолкуем.

     В  небольшой   комнатушке  комбата  густо-сине  от  дыма.  Кондиционер,
захлебываясь,  чихал  и  булькал,  но  не успевал  даже разогнать  по  углам
плавающие клубы дыма.
     На  кровати под цветными фотографиями семьи лежал Горбунов.  В ногах  у
него примостился старшина  батареи -  юркий,  как сперматозоид  (определение
капитана),  азербайджанец Тофик Юнусов. У изголовья на табурете - Сигов или,
как теперь его называл комбат, - "Смерть дембелям".
     - Значит, Тоф, не судьба тебе попасть в патруль, -  закончил  рассказ о
передрягах в штабе капитан.
     Юнусов понимающе взглянул на Сигова.
     -  Ясна, командир. Нада так нада. Хотел себе  магнитофон купить - потом
сделаю. Умирай, но товарища спасай, - засмеялся Юнусов.
     Капитан  перехватил затравленный, почти бессмысленный  взгляд Сигова  и
вздохнул:
     -  Человек ты  здесь  новый,  Коля. Еще,  считай,  ничего не видел.  Со
временем все узнаешь.  Давай лучше, как любит наш замполит говорить, ближе к
телу. - Горбунов перевернулся на бок, оперся на руку головой. - На  ночь  по
Кабулу от частей выставляются  патрули. Не везде, конечно,  а в определенных
местах: возле госпиталей советских, около посольства,  вокруг аэродрома и на
крупных  перекрестках  в  центре города. Вечером они  заступают,  а утром  -
сменяются. Ночь для волка - особая  пора. -  Горбунов хмыкнул и схватился за
подбородок.  - В это время он и кормится.  Мы  тоже. Ночной  патруль опасная
вещь,  но денежная. За ночь тысяч двадцать-сорок сделать можешь.  Цифра  эта
тебе ничего не говорит,  в  местных  деньгах ты еще не разобрался.  Так вот,
если твою зарплату  за месяц взять и перевести  в афошки, то получится...  -
капитан запнулся, подсчитывая. Юнусов немедленно подсказал:
     - Шесть с половиной, командир.
     - Видишь,  за ночь  в среднем  четыре получки  сделаешь.  Если повезет,
расклад хороший  будет, - капитан, как всякий уважающий себя офицер, играл в
преферанс, - а то и больше. Способы  разные. Примитивные, безусловно, однако
надежные, не раз проверенные. Можешь бурбухайку  тормознуть, можешь дуканчик
распотрошить - это дело вкуса и возможностей. Подробности тебе Тоф объяснит.
     Прапорщик ободряюще похлопал тонкой ладонью Сигова по плечу:
     - Конэчна, объясню. Кое-что знаем, кое-что умеем.
     Все это  время лейтенант ошалело  моргал и пытался понять - разыгрывают
его или нет.
     -  Только  не  надо делать большие глаза, Сигов, -  прибавил  Горбунов,
внимательно наблюдавший за лейтенантом. - Это единственный шанс. Другого нет
и не будет. Думаешь, зря он тебя в ночной патруль посылает? Просто так? Да у
него такса -  десять  тысяч. Заступаешь в  патруль и  шныряешь по городу.  А
потом отдаешь десятку. Все остальное,  разумеется, твое. Надеюсь, понимаешь,
что  отстегнуть сейчас  ты должен будешь  все. Хорошо одно - начштаба  мужик
конкретный. Он в долгу  не  останется. Не получится - вылетишь в Союз. И там
об  тебя  каждая сволочь ноги  будет вытирать, - на полном  серьезе пообещал
комбат и перевернулся на живот, зашарив рукой под кроватью.
     Нашел и протянул Сигову банку пива.
     - Пей. Отойди немного. Тебе сегодня досталось.
     Сигов неумело  потянул за колечко. Пена  брызнула  и  уселась на рукав.
Горбунов с Юнусовым переглянулись и беззлобно рассмеялись.
     - Ничэго, научится,  -  сказал Тофик, - я тоже раньше пива в банках  не
видел. В патруль будет ходить, в колоннах - ящиками-мащиками пить будет.
     Сигов сделал несколько вялых глотков и безвольно опустил плечи.
     - Не нравится? - удивился комбат. - Это с непривычки. Пройдет.
     - Нравится.
     - А что не пьешь?
     Сигов загнанно посмотрел на капитана.
     - Начальник  штаба такой принципиальный. Как ему деньги отдавать? Он же
меня за это под трибунал сразу!
     Комбат глянул на вспотевшего Сигова и махнул рукой.
     - Опять двадцать пять. Я ему  про Фому, а он мне - про Ерему. Тоф, хоть
ты объясни!
     -  Э-э-э! -  сдавленно,  с хрипом  вскрикнул  азербайджанец.  Лейтенант
вздрогнул,  испуганно посмотрел  на Тофика. -  Что  объяснить?  Что сказать?
Начштаба  все деньги носят. Он  тоже  дэмбэл,  как  Марков,  - скоро замена.
Пайса-майса  начштаба  во  как  нада,  -  прапорщик вонзил  острый  небрежно
выбритый подбородок в потолок и провел напряженным ребром ладони по горлу. -
Принесешь ему - все будет. Не принесешь -  ничего не будет.  Тоф месяц назад
командировка  ездил -  старый  дедушка умер.  Никто  не  отпускал. Не  прямо
родственник.
     - Не прямой,  - поправил комбат,  изучая лучистые  трещины,  паутинками
разбежавшиеся по потолку.
     - Да,  я  и гаварю -  не  прямо. Так что? Принес Тоф  начштаба двадцать
тысяч и  поэхал Саюз командировка. А ты гаварышь  дэнги он нэ берет.  Берет.
Все берут! - озлился на Сигова Юнусов.
     - Хватит, Тоф, не  добивай парня. Расслабься, - почти приказал комбат и
засвистал какую-то простенькую, но популярную мелодию.
     Сигов попытался вспомнить ее, но так и не смог этого сделать.
     Юнусов  принялся молча  вылавливать сигарету из полупустой командирской
пачки.
     От подобной правды Сигова мутило. Он  согнулся, опустил голову на грудь
и   грел  ладонями  пустую,  теплую  жестянку.   От  бессчетного  количества
выкуренных сигарет голова трещала, дым выдавливал глаза из глазниц,  и мысли
были рваные, беспорядочные.
     Все  молчали. В окне по-прежнему мелко трясся кондиционер. Было слышно,
как за дверью, в коридоре, топали солдаты, спеша к умывальникам.
     - Пойми, - бесстрастно сказал Горбунов, все так же глядя вверх, - никто
тебя никуда не заставит идти. Тоф пойдет - он давно просится,  да очередь не
подходила.  Но  поверь:  не будет денег  -  вылетишь  в Союз беспартийным  и
опозоренным. Задушат  они тебя. С  ответом не тороплю. Подумай, а  к  вечеру
скажи. Не бойся - трусом тебя никто считать не будет. Решать - твое право.
     - А что решать? - спросил Сигов.
     По  его горлу,  изнутри, словно протянули  рашпиль,  и  он  закашлялся,
задыхаясь, хватаясь за воротник куртки.
     Тофик принялся колотить лейтенанта по спине.
     - Что решать,  - выдавил наконец Сигов, поворачивая покрасневшее лицо к
комбату, - тут нечего решать. Пойду я.
     - Подумай.
     - Пойду! - банка треснула, сминаясь.
     - Ай, маладэц, - обрадовался Юнусов. - Главное - нэ бойсь! Всэ кагда-та
что-та начинают.
     Горбунов сел.
     - В таком случае запомни - осечки быть не должно. Поймают наши - будешь
сидеть в тюрьме.
     - Э-э-э! Кто поймаэт, камандир? Такие же. Будут приставать -  падэлись.
Не жадничай! - посоветовал Тофик Сигову.
     - Впрочем, я не слышал, чтобы кто-то из патрулей залетел на таком деле.
Тоф тебя проинструктирует, и людей тебе дадим надежных, молчаливых.
     Горбунов потянулся. Кости весело хрустнули.
     - Ладно,  Коля, отдыхай. Не бери в голову - все обойдется. Вижу, устал.
Подкосила  тебя правда-матка. Иди спать - легче станет, да и  перед патрулем
отдохнуть надо.
     Сигов кивнул головой, почему-то пожал руки Юнусову и Горбунову, а затем
вышел.
     И забываясь  в мягком  отупляющем сне,  проваливаясь в ватное  забытье,
шептал сам себе  молодой лейтенант: "Я должен быть  сильным,  как  комбат. Я
должен им доказать..."
     И заснул, стиснув зло зубы.

     Колонна из Газней рвалась к Кабулу.
     На покатой  горе  без единого  деревца, врывшись в сухую землю, в серых
неказистых  четырехугольных  домишках,  закутавшись  в  маскировочные  сети,
стояла   шестая  застава  десантуры.  Она  прикрывала  дорогу,   по  которой
стремительно неслись машины.
     Часовым  на  заставе  они казались  маленькими  жучками.  Темно-зеленые
насекомые изо всех  сил  мчались  вперед, да  так  скоро, что  не было видно
колотящих по земле ножек.
     "Уралы", "КамАЗы", "Газы", раздробленные бэтээрами  и  бээмпэ, напрягая
все  свои  силы,  стремились  пройти  кишлак  Мухаммеддарра,  а  попросту  -
Мухамедку, оторваться от нее, хищно присосавшуюся к дороге.
     Распущенные, хлопающие на ветру,  выгоревшие, белые брезентовые  тенты;
черные, то