вно что мусор в дровяном сарае.
     - Надо мне самому пойти и все про нее разузнать. Непременно надо пойти.
Что, Оук у нее по-прежнему всем заправляет?
     - Как будто бы так. И на Нижней уэзерберийской ферме тоже. Все у него в
руках.
     - Ну, у таких, как он, не хватит мозгов забрать ее в руки.
     - Уж этого я не знаю. Только она без него ни на шаг,  а  он  смекнул  и
держит себя страсть как  самостоятельно.  Уж,  верно,  есть  и  у  нее  свои
слабости, да только я ни одной не приметил, черт побери!
     - Эх, вы, управитель! Да она на  голову  выше  вас,  и  вы  должны  это
признать: породистая лошадка... тонкая штучка. Как бы там ни было, держитесь
за меня, и эта гордая  богиня,  великолепный  образчик  женского  пола,  моя
супруга - Юнона (была такая богиня, к вашему сведению), да и никто на  свете
не причинит вам вреда. Но во всем этом, как видно,  надо  разобраться.  Если
сопоставить кое-какие факты, то выходит, что это дельце как раз по мне.

V

     - Какой у меня сегодня вид, Лидди? - спросила Батшеба, в последний  раз
оправлял платье перед зеркалом.
     - Замечательный! Давно такого не было. Да, сейчас я вам скажу, когда  у
вас был такой же вид, - это было в тот вечер, тому уж года полтора, когда вы
налетели на нас как буря и разбранили за то, что мы судачили про вас  и  про
мистера Троя.
     - Наверное, все подумают, что я решила обворожить мистера  Болдвуда,  -
прошептала Батшеба. - Во всяком случае, будут об этом толковать.  Нельзя  ли
немного пригладить мои волосы? Ужасно не хочется мне идти...  но  боюсь,  он
будет в отчаянии, если я не приду.
     - Что ни говорите, мэм, а  уж  скромней  не  нарядишься,  разве  что  в
мешковину. У вас потому такой замечательный вид, что вы ужас как волнуетесь.
     - Не знаю, что со мной творится: то на меня  нападет  тоска,  то  вдруг
становится безумно весело. Хотелось бы мне всегда жить одной, как прожила  я
уже больше года, ни на что  не  надеяться,  ничего  не  бояться,  ничему  не
радоваться и не тужить.
     - А вдруг мистер Болдвуд предложит вам... вдруг предложит бежать с  ним
- что вы ответите, мэм?
     - Перестань, Лидди! - оборвала ее Батшеба. - Я не потерплю таких шуток!
Слышишь?
     - Прошу прощения, мэм! Мы, женщины, такой вздорный народ... сорвалось с
языка... Но больше не буду.
     - Еще много лет не может быть и  речи  о  моем  замужестве.  А  если  я
когда-нибудь и выйду замуж, то у меня будут на то свои  причины,  совсем  не
те, какие приписываешь мне ты и все остальные. А теперь подай мне плащ, пора
отправляться.

VI

     - Оук, - проговорил Болдвуд, - пока вы еще не ушли, я хочу сказать вам,
о чем я размышлял последнее время, - это насчет нашего с вами  соглашения  о
вашем участии в доходах фермы.  Ваша  доля  прибыли  невелика,  даже  совсем
незначительна, если  принять  во  внимание,  как  мало  я  теперь  вникаю  в
хозяйство и как много времени и внимания уделяете ему вы. Так  вот,  теперь,
когда жизнь как будто мне улыбается, я хочу это отметить  и  увеличить  вашу
долю. Я составлю новый договор, который будет, по-моему, более справедливым,
- сейчас не время об этом говорить, мы все обсудим с вами на досуге. Я решил
совершенно  отстраниться  от  управления  фермой  и  буду  только  значиться
участником в этом деле, а вы все возьмете на себя. А потом, если я женюсь на
ней... а я надеюсь... я чувствую, что это будет... тогда...
     - Зря вы говорите об этом, сэр, - живо  остановил  его  Оук.  -  Мы  не
знаем, что еще нас ждет. Мало ли что может с нами стрястись. Как  говорится,
можно поскользнуться на каждом  шагу...  И  я  советую  вам...  вы  уж  меня
извините... не слишком-то на это рассчитывать.
     - Знаю, знаю. Но мне потому захотелось увеличить вашу долю, что я ближе
узнал вас. Оук,  я,  кажется,  разгадал  вашу  тайну:  ваше  чувство  к  ней
посерьезнее, чем  уважение  управителя  к  хозяйке.  Но  вы  вели  себя  как
настоящий мужчина, и я в некотором роде ваш счастливый соперник... и отчасти
обязан вам своим счастьем... так вот мне хотелось бы  показать  вам,  что  я
высоко ценю вашу преданность и знаю, чего вам стоило от нее отказаться.
     - Ничего мне не надо, благодарю вас, - поспешно сказал Оук. -  Мне  уже
не привыкать стать, не я первый, не я последний.
     С этими словами Оук вышел. Болдвуд внушал ему беспокойство, так как  он
лишний раз убедился, что,  поддавшись  своей  страсти,  фермер  стал  совсем
другим человеком.
     Некоторое время Болдвуд стоял в комнате один, уже одетый  и  готовый  к
приему гостей, казалось, его больше не  заботило,  как  он  выглядит,  и  им
овладело торжественное настроение. Он повернулся к окну и стал  смотреть  на
темные силуэты деревьев,  смутно  вырисовывавшиеся  в  небе,  наблюдая,  как
сумерки постепенно сгущаются, переходя в ночную темноту.
     Потом он подошел к стенному шкафу, отпер его, выдвинул внутренний  ящик
и вынул оттуда небольшой круглый футляр величиной с коробочку из-под пилюль.
Он собирался было сунуть ее в карман, но внезапно открыл. Там лежало женское
кольцо, все усыпанное брильянтами и,  как  видно,  лишь  недавно  купленное.
Болдвуд долго не отрывал глаз от сверкающих камней, хотя  по  выражению  его
лица заметно было, что  он  и  не  думает  любоваться  вещицей,  а  мысленно
представляет себе, что ждет это кольцо в будущем.
     Послышался стук колес, кто-то подъехал  к  парадному  крыльцу.  Болдвуд
закрыл футляр, заботливо спрятал его в карман и вышел на площадку  лестницы.
В этот миг внизу лестницы появился старик, его доверенный слуга.
     - Гости прибыли, сэр, куча народу, - и пешком и на лошадях.
     - Сейчас спущусь. Только что подъехал экипаж... Это не миссис Трой?
     - Нет, сэр, она еще не приехала.
     Едва Болдвуд произнес имя Батшебы, как лицо его помрачнело, но то  была
лишь жалкая попытка скрыть свои переживания. Спускаясь с лестницы, он нервно
барабанил пальцами по карману, выдавая свое возбуждение.

VII

     - Что, неплохо я замаскировался? - спросил Пенниуэйса Трой. - Я уверен,
что теперь никому меня не узнать.
     Он застегивал тяжелое серое  пальто  допотопного  покроя  с  капюшоном;
жесткий воротник был поднят и  как  забор  окружал  шею,  подпирая  дорожную
шапку, нахлобученную на самые уши.
     Пенниуэйс снял нагар со свечи и принялся оглядывать Троя.
     - Так вы надумали отправиться туда? - спросил оп.
     - Отправиться? Ну, конечно.
     - А почему бы вам не написать ей? Вы таки попали в переплет, сержант. И
когда вы вернетесь, то знайте - все ваши штучки выплывут наружу, а ведь  они
не больно-то приглядные. Ей-богу, будь я на вашем месте, я так и остался  бы
одиноким парнем по имени Фрэнсис. Хорошая жена - дело неплохое, но лучше  не
иметь никакой жены, чем иметь самую  лучшую.  Так  я  полагаю,  а  про  меня
недаром говорят, что я малый с головой.
     - Ерунда! - огрызнулся Трой. - У нее куча денег,  и  дом,  и  ферма,  и
лошади, и всякие там удобства, а я перебиваюсь с хлеба на воду - злополучный
искатель приключений! Да и о чем тут толковать! Теперь уж поздно, и я  этому
рад. Сегодня днем меня видели и узнали. Я вернулся бы к  ней  на  другой  же
день после ярмарки, если бы вы  не  запугивали  меня  законом  и  не  давали
дурацких советов насчет развода. Но я не стану больше откладывать. И дернуло
же меня удрать от нее, черт подери! Идиотская сентиментальность  -  вот  оно
что! Но кто бы мог думать, что она захочет поскорей переменить фамилию!
     - А я бы сразу смекнул. Этакая скверная женщина на все способна.
     - Да кто вы такой, чтобы судить о ней, Пенниуэйс!
     - Ладно, вот что я вам доложу, сержант: на вашем месте я  опять  махнул
бы за границу, туда, откуда  вы  приехали,  -  уезжайте-ка,  покуда  еще  не
поздно! Не стал бы я  поднимать  бучу  да  нарываться  на  оскорбления  ради
удовольствия жить с ней, - ведь  наверняка  все  узнают,  что  вы  играли  в
балагане, хоть вы и надеетесь, что все сохранится в тайне. Бьюсь об  заклад,
поднимется  переполох,  ежели  вы  нагрянете  в  самый  разгар  болдвудского
праздника.
     - Хм, пожалуй, да. Уж конечно, он не слишком-то  мне  обрадуется,  если
она сейчас с ним, - сказал сержант с легким смешком.  -  Я  окажусь  в  роли
Алонсо Смелого. Когда я войду, гости оцепенеют  от  страха,  смолкнет  смех,
замрет веселье, комната осветится зловещим  огнем,  и  черви...  Брр!  Какой
ужас!  Пенниуэйс,  позвоните,  чтобы  принесли  еще  бренди,  -  меня  вдруг
затрясло, да еще как!: Да, чего еще не хватает? Трости! Мне нужна трость!
     Пенниуэйс оказался в затруднительном положении: Батшеба  и  Трой  могли
помириться, и не мешало обеспечить себе поддержку мужа, чтобы  повыситься  в
глазам жены.
     - Иной раз мне сдается, что она все еще любит вас, и все ж таки  у  нее
доброе сердце, - сказал он, пытаясь выкрутиться. - Ей-ей, трудно  судить  по
наружности. Понятно, вы сделаете по-своему и пойдете туда, сержант, ну, а  я
готов сделать все, что вы скажете.
     - А ну-ка взгляните, который час,  -  проговорил  Трой,  залпом  осушив
стакан. - Половина седьмого. Я пойду не торопясь и буду там около девяти.

ГЛАВА LIII
     CONCURRITUR - HORAE MOMENTO {*}

     {* "Бой начался: чрез миг выпадет смерть иль победа"  (лат.)  (Гораций,
Сатиры, I, 1, 7-8).}

     Перед домом Болдвуда в темноте топталось несколько мужчин; они  глядели
на двери, которые по временам  распахивались,  пропуская  гостя  или  слугу,
тогда  золотая  полоска  света  пробегала  по  земле,  и  снова  все  кругом
погружалось во мрак, только слабо, как светлячок,  мерцал  фонарь,  висевший
над дверями среди зеленых ветвей.
     - Сказывал парнишка, что  его  видели  нынче  днем  в  Кэстербридже,  -
проговорил вполголоса один из мужчин. - И мне верится, что это правда. Вы же
знаете, его тело так и не нашли.
     - Чудн_а_я история! - отозвался другой. - Как пить дать, она ничего  не
знает об этом.
     - Ясное дело.
     - Может, ему и не желательно, чтобы она знала.
     - Ежели он в живых и  околачивается  здесь  по  соседству,  уж,  верно,
задумал что-то недоброе, - продолжал первый.  -  Бедняжка,  она  еще  совсем
молодая. Жалко мне ее, ежели это правда. Уж он разорит ее в пух и прах.
     -  Ну,  нет,  теперь  он  наверняка  остепенится,  -  вставил  человек,
настроенный более оптимистично.
     - Нужно было быть дурой,  чтобы  связаться  с  этим  малым!  Она  такая
своевольная и самостоятельная, что ее не больно-то жалко, и  скорее  хочется
сказать: "Так ей и надо!"
     - Нет, нет! Тут ты не прав! Ведь она была тогда совсем молоденькой, где
же ей было раскусить этого парня! Ежели правда все, что  сказывают,  то  для
нее это уж чересчур тяжелое наказание, не заслуживает она такого... Эй,  кто
там?
     Окрик был вызван шумом приближающихся шагов.
     - Уильям Смолбери, - раздалось в ответ, и неясная фигура  выступила  из
темноты и приблизилась к ним. - Что за тьма нынче, хоть глаз выколи! Я  чуть
было не шагнул мимо доски, что положена через речку, - так и  бухнул  бы  на
дно! Сроду со мной такого не случалось. А вы кто такие будете -  болдвудские
работники? - Пришедший вглядывался в лица мужчин.
     - Да. Мы только что сошлись здесь.
     - А! Узнаю: это Сэм Сэмуэй. Голос-то вроде знакомый. Что ж, зайдемте?
     - Сейчас войдем. Скажите, Уильям, - прошептал Сэмуэй,  -  довелось  вам
слышать эти чудные россказни?
     - Какие? Что видели сержанта Троя? Вы об этом  спрашиваете,  друзья?  -
сказал Смолбери, тоже Понизив голос.
     - Ну, да. В Кэстербридже.
     - Как же, слыхал. Лейбен Толл только что мне на ухо шепнул... А вот как
будто и сам Лейбен. Совсем близко послышались шаги.
     - Лейбен?
     - Он самый, - откликнулся Толл.
     - Слыхал еще что-нибудь новенькое?
     - Нет, - отвечал Толл, подходя к работникам. - И  думается  мне,  лучше
нам помалкивать. Ежели все это враки, то мы только зря ее взбудоражим, а  уж
если это окажется правдой, то незачем раньше времени ее баламутить. Дай бог,
чтобы это оказалось враньем. Хотя Генери Фрей, да и другие иной раз на нее и
ворчат, сам я  от  нее  ничего,  кроме  добра,  не  видывал.  Она  горяча  и
норовиста, но все-таки она славная девушка и  нипочем  не  солжет,  хотя  бы
правда была ей во вред, - и я ни за что не пожелаю ей зла.
     - И впрямь, она не треплет языком попусту, как другие женщины. Да, все,
что она думает про тебя дурного, сразу в лицо тебе  и  выложит,  нет  у  нее
никакой задней мысли.
     Некоторое время они  постояли  в  молчании,  каждый  был  занят  своими
думами; из дома доносились веселые  голоса.  Но  вот  парадная  дверь  вновь
распахнулась, оттуда  вырвался  свет,  и  хорошо  знакомая  фигура  Болдвуда
появилась в ярком проеме; дверь затворилась, и  Болдвуд  тихонько  пошел  по
дорожке:
     - Хозяин... - прошептал один из работников, когда он приблизился к ним.
- Давайте помолчим, он скоро воротится в дом.  Ему,  пожалуй,  будет  не  по
вкусу, что мы топчемся здесь.
     Болдвуд прошел мимо работников, не замечая их, так как  они  стояли  на
полянке в тени кустов. Он остановился, оперся на ворота и глубоко  вздохнул.
Они услыхали, как он сказал вполголоса:
     - Дай бог, чтобы она приехала, а не то этот  праздник  будет  для  меня
сущей мукой. О мое сокровище,  сокровище  мое!  Зачем  ты  заставляешь  меня
терзаться ожиданьем!
     Он говорил сам с собой, но они расслышали каждое слово. Болдвуд замолк,
и снова из дома донесся шум.  Через  несколько  минут  раздался  стук  колес
легкого экипажа, спускавшегося с холма. Подъехав, он  остановился  у  ворот.
Болдвуд бросился к дверям, распахнул их, и в полосе света стало  видно,  что
по дорожке идет Батшеба.
     Болдвуд подавил свое волнение и сдержанно приветствовал  ее;  работники
услыхали ее легкий смех  и  извинения.  Он  пропустил  ее  в  дом,  и  дверь
захлопнулась.
     - Боже милостивый, мне и невдомек, что с ним плохо дело, - сказал  один
из работников. - Мне думалось, эта блажь давно с него соскочила.
     - Плохо же ты знаешь хозяина, - заметил Сэмуэй.
     - Упаси бог, чтобы он узнал, что мы все слыхали, - проговорил третий.
     - Жалко, что мы сразу не сказали ему про эти толки, - продолжал первый,
явно встревоженный. - Может стрястись невесть  какая  беда.  Бедняга  мистер
Болдвуд, солоно ему придется! Чтоб этому Трою!.. Прости  меня,  господи,  за
этакое пожелание! Вот уж негодяй! Ишь какие штуки преподносит  разнесчастной
жене! Все пошло прахом в Уэзербери с тех пор, как  он  сюда  пожаловал.  Мне
даже неохота в дом заходить. Заглянем-ка сперва на  минутку  к  Уоррену,  а,
друзья?
     Сэмуэй, Толл и Смолбери решили завернуть к Уоррену и вышли за ворота, а
остальные  направились  к  дому.  Вскоре  трое  приятелей   приблизились   к
солодовне;  свернув  с  дороги,  они  прошли  по  фруктовому  саду.   Оконце
светилось, как всегда. Сэмуэй немного опередил остальных, Внезапно он  замер
на месте и прошептал, обернувшись к спутникам:
     - Тсс! Гляньте-ка!
     Свет из оконца не растекался, как обычно, по увитой плющом  стене,  его
заслонял какой-то предмет, находившийся у  самого  стекла.  То  была  голова
человека.
     - Подойдем-ка поближе, - шепнул  Сэмуэй,  и  они  двинулись  вперед  на
цыпочках. Теперь уже не было сомнений: это был Трой.  Он  стоял,  прижавшись
лицом к стеклу, и заглядывал в домик. Он не  только  подсматривал,  но  и  с
любопытством прислушивался к происходившему  там  разговору,  -  они  узнали
голос Оука и солодовника.
     - Это он в ее честь закатил пир, разве не так? -  прошамкал  старик.  -
Хоть он и говорит, мол, праздную рождество.
     - Не знаю, право, - отозвался Оук.
     - Так уж оно и есть. Дивлюсь я на фермера Болдвуда. Надо же было ему  в
его годы совсем потерять голову из-за женщины! А она-то и не глядит на него.
     Узнав Троя, приятели все так же  бесшумно  двинулись  назад,  шагая  по
фруктовому саду. Судьба Батшебы вот-вот должна была решиться: кругом  только
и толковали что о ней. Отойдя подальше, все трое непроизвольно остановились.
     - Во мне все так и перевернулось, как я его увидал, - проговорил  Толл,
переводя дыхание.
     - И у меня тоже, - подхватил Сэмуэй. - Как же нам теперь быть?
     - Да наше ли это дело? - с сомнением пробормотал Смолбери.
     - А как же не наше! Этакое дело всякого касается! -  заявил  Сэмуэй.  -
Ясно как день, хозяин сбит с толку, да и ей-то невдомек, и надобно сейчас же
им сказать. Лейбен, ты лучше нас ее знаешь, пошел бы ты да потолковал с ней.
     - Не гожусь я на такое  дело,  -  взволнованно  сказал  Лейбен.  -  Мне
думается, что уж если кому идти, то Уильяму. Потому как он старший.
     - Не стану я в это встревать! -  отрезал  Смолбери.  -  Дело-то  больно
кляузное. Вот увидите, он сам к ней вот-вот нагрянет!
     - Кто его знает! Ступай-ка ты, Лейбен.
     - Что делать, уж пойду, - скрепя сердце согласился Толл. -  А  что  мне
сказать-то?
     - Ты только вызови хозяина.
     - Ну, нет. Не стану я говорить с мистером Болдвудом. Ежели кому  скажу,
то только хозяйке.
     - Делай как знаешь, - отозвался Сэмуэй.
     Лейбен подошел к дверям. Когда он  их  распахнул,  шум  и  гул  голосов
выплеснулся наружу, как волна, набегающая на берег - празднество происходило
тут же, в холле, - и, перешел  в  глухой  рокот,  едва  дверь  захлопнулась.
Приятели напряженно ждали, глядя, как темные вершины деревьев покачиваются в
небе и временами вздрагивают под легким ветерком; казалось, их  интересовала
эта картина, но на самом деле им было не до нее. Один из них принялся шагать
взад и вперед,  но  вскоре  остановился,  почувствовав,  что  теперь  не  до
прогулок.
     - Думается, за это время Лейбен уже мог бы повидать хозяйку, -  прервал
молчание Смолбери. - Видно, она не пожелала с ним говорить.
     Дверь отворилась. Из дома вышел Толл и направился к товарищам.
     - Ну что? - спросили оба разом,
     - Мне так и не пришлось вызвать ее, - запинаясь,  пробормотал  Толл.  -
Все стараются веселиться, да что-то у них не клеится,  хотя  есть  все,  что
душе угодно. У меня, ей-богу, не хватило духу  окатить  их  холодной  водой,
хоть убей, не пойду на это!
     - Знаете что, войдемте-ка мы все вместе,  -  мрачно  сказал  Сэмуэй,  -
может, я улучу минутку и перекинусь словечком с хозяином.
     Все трое вошли в холл; это просторное помещение было убрано для  приема
гостей. Наконец начались танцы. Батшеба колебалась, не зная,  оставаться  ли
ей или уйти; еще совсем недавно она  была  молоденькой  девушкой,  а  теперь
приходилось напускать на себя степенность, и это ее тяготило. По временам ей
казалось, что никак не  следовало  приезжать  сюда,  потом  ей  приходило  в
голову, что это было бы очень жестоко с ее стороны. Наконец Батшеба  выбрала
нечто среднее, сказав себе, что пробудет около часа и незаметно  ускользнет;
с самого начала она  твердо  решила  не  танцевать,  не  петь  и  вообще  не
принимать участия в празднестве, оставаясь лишь зрительницей.
     Когда намеченный ею час  прошел  в  болтовне  и  разглядывании  гостей,
Батшеба шепнула Лидди, чтобы та не спешила уходить, а сама пошла одеваться в
небольшую гостиную,  украшенную,  как  и  холл,  падубом  и  плющом  и  ярко
освещенную.
     Комната была пуста, но не прошло и минуты, как появился хозяин дома.
     - Миссис Трой, надеюсь, вы не уезжаете? - сказал он. - Праздник  только
что начинается.
     - Прошу меня извинить, но я хотела бы уйти. - В  голосе  ее  прозвучала
тревога, - она помнила о своем  обещании  и  предвидела,  о  чем  он  сейчас
заговорит. - Время еще не позднее, - прибавила она, - я пойду домой  пешком,
а Лидди и мой работник пусть возвращаются, когда им вздумается.
     - Я уже давно ищу  случая  поговорить  с  вами,  -  сказал  Болдвуд.  -
Вероятно, вы догадываетесь, о чем будет речь.
     Батшеба молча опустила глаза.
     - Вы даете мне его? - пылко спросил он.
     - Что? - прошептала она