юсь.
     --А, ну  ладно...  Как же ты все-таки умудрилась простудиться, дорогая?
Говорил  же  я, что  не  надо уезжать из Лондона.  В  Лондоне  совсем другая
атмосфера.  Хотя  без  тебя  там,  признаться,  довольно  скучно.  В  театре
показывают всякую ерунду, а в картах  мне, как всегда, не везет: сел недавно
играть в  пикет  и, представь  себе, проигрался вчистую. У короля,  говорят,
завелась  новая  пассия -- какая-то комедиантка, я  ее  еще не видел. Да, ты
знаешь, здесь со  мной Рокингем. Это  он  надоумил меня приехать. .  И вот мы здесь, а ты,  как  нарочно, прикована к
постели.
     --Не волнуйся, мне уже лучше. Думаю, что я скоро поправлюсь.
     --Да? Ну вот и отлично. Выглядишь ты и в самом деле неплохо. Даже загар
откуда-то появился. Ты стала смуглой, как цыганка.
     --Это не загар, просто кожа слегка потемнела от лихорадки.
     --И глаза, черт побери, сделались как будто больше.
     --Должно быть, я похудела во время болезни.
     --Странная  болезнь.  Видимо,  что-то  связанное  с климатом...  Ты  не
возражаешь, если собаки заберутся на кровать?
     --Возражаю.
     --Эй,  Герцог, быстренько поцелуй свою хозяйку и  слезай. А  теперь ты,
Герцогиня. Представь себе, у Герцогини на спине открылась ужасная  язва, она
чешется не переставая. Ну вот, опять, что ты с ней будешь делать! Я пробовал
втирать мазь, но пока что-то не помогает.  Да, кстати, я купил новую лошадь,
она стоит сейчас на  конюшне. Гнедая кобыла, злая как черт, но очень резвая.
Рокингем предлагает мне за  нее тысячу, но я сказал, что  меньше чем за пять
не отдам, а  он уперся и не уступает. А у вас, значит, объявились пираты?  Я
слышал,  что  местные  жители  просто  в  панике,  эти   негодяи  совершенно
распоясались: грабят, убивают, насилуют...
     --Кто тебе сказал?
     --Рокингем встретился  в Лондоне с племянником Годолфина... Кстати, как
он поживает?
     --Кто? Годолфин? Когда я видела его в последний раз, он был вне себя от
ярости.
     --Еще бы! Он прислал мне на  днях письмо, но я  как-то все  забывал ему
ответить. Говорят, у его шурина недавно похитили корабль. Ты ведь знаешь его
шурина? Его зовут Филип Рэшли.
     --Понаслышке.
     --Ну, вы еще успеете  познакомиться. Я встретил его вчера в  Хелстоне и
пригласил  к нам. С ним был еще  Юстик, оба просто рвали и метали. Вообрази,
этот подлый француз сумел вывести корабль из Фой-Хэвена под самым  их носом.
Какая  наглость!  И  никто  даже  не попробовал его догнать.  Теперь-то  он,
конечно, преспокойно стоит где-нибудь во Франции,  а ведь ему цены нет -- он
только что вернулся из Индии!
     --Зачем тебе понадобилось приглашать Филипа Рэшли?
     --Собственно говоря, пригласил его не я, а Рокингем. .  Рэшли так и взвился.  . Одним словом, мы решили пригласить сюда  Годолфина
и кое-кого из соседей и обсудить план действий. Я уверен, что мы в два счета
поймаем  этого пирата.  Представляешь,  как будет весело, когда  мы  наконец
вздернем его на каком-нибудь суку!
     --Почему ты думаешь, что тебе это удастся?
     --Я рассчитываю на Рокингема. У  Рокингема голова варит, он обязательно
что-нибудь придумает.  Я-то, слава  Богу, в  таких  делах ничего  не смыслю.
Послушай, Дона, когда ты собираешься вставать?
     --Как только ты отсюда уйдешь.
     --Узнаю свою строптивую женушку.  Герцог, дружище, ты не знаешь, почему
твоя хозяйка всегда  со мной так  сурова? А ну-ка, разбойник, смотри,  что у
меня есть! Ну-ка, ищи, ищи!
     И, схватив  туфлю Доны, он швырнул ее через всю комнату, а собаки, рыча
и отталкивая друг друга, кинулись за ней. Притащив туфлю на место, они снова
начали носиться вокруг кровати.
     --Идемте,  собачки,  -- проговорил Гарри, поднимаясь, -- нас прогоняют,
нас не желают больше видеть. Дона, я пришлю к  тебе детей, хорошо? И передам
Рокингему, что ты скоро спустишься. Он будет на седьмом небе от счастья.
     И,  напевая  и громко топая,  он вышел из  комнаты,  а  собаки  с  лаем
помчались за ним.
     Итак, Филип Рэшли и Юстик были вчера в Хелстоне.  Наверное,  и Годолфин
уже вернулся домой.  Она вспомнила покрасневшее  от  злости и  бессилия лицо
Рэшли и его  изумленный  взгляд, когда  он,  уставившись  на нее  из  лодки,
завопил: ,  а  она, стоя  наверху с
развевающимися по ветру волосами, хохотала и махала ему рукой.
     Нет,  не может  быть, чтобы он ее  узнал. Это  просто немыслимо! На ней
была мужская одежда, лицо заливали  потоки дождя, волосы растрепались... Она
встала  и начала  одеваться, обдумывая то,  что  рассказал  Гарри. Внезапный
приезд Рокингема и его коварные планы не могли не насторожить ее -- Рокингем
был далеко не глуп, и его присутствие в Нэвроне не сулило ничего хорошего. К
тому же он был живым напоминанием о прошлом: о Лондоне, о булыжных мостовых,
о театрах, о жарких, пропитанных  ароматом духов  залах Сент-Джеймса. Он был
посланцем  старого  мира,  чужаком,  вторгшимся в ее дом  и  нарушившим  его
тишину. Она слышала  его голос  под окном, он  о чем-то болтал с  Гарри, оба
смеялись,  возились  с  собаками.  .   мирно
стояла бы у берегов Франции, дожидаясь,  пока матросы  отведут  в
ближайший порт.  Волны накатывали бы на пустынные белые пляжи, лазурное море
сияло в лучах солнца, прозрачная, чистая вода приятно холодила кожу, и сухие
доски палубы казались бы теплыми,  когда, растянувшись на них после купания,
она глядела  бы  вверх на  высокие наклонные  мачты  , пронзающие
небо...
     В дверь постучали. В комнату ворвались дети. Генриетта прижимала к себе
новую куклу,  подаренную Гарри,  Джеймс забавлялся с игрушечным зайцем.  Они
бросились  к  Доне  и  принялись  обнимать ее  горячими ручонками и  осыпать
поцелуями. Пру за их спиной приседала в реверансе и заботливо  расспрашивала
хозяйку о  здоровье.  Дона смотрела  на детей и  думала  о том,  что где-то,
далеко-далеко, осталась женщина, которой нужны были вовсе не  домашний уют и
не детские  ласки, а палуба корабля,  улыбка возлюбленного,  стоящего рядом,
вкус соли на губах, жар солнца да синева морских волн.
     --А  моя  кукла  красивей, чем  заяц  Джеймса,  --  неожиданно  заявила
Генриетта.
     На  что Джеймс, примостившийся на коленях  у Доны и прижимавшийся своей
пухлой щечкой к ее лицу, тут же возразил:
     --А вот и нет, мой заяц красивей!
     И, размахнувшись,  запустил злополучным зайцем в сестру.  Поднялся рев,
начались  уговоры,  утешения,  поцелуи,  поиски  шоколада, шум, суета  --  и
корабль  незаметно  исчез, море  растаяло  вдали,  и  осталась  только  леди
Сент-Колам,  знатная дама с  высокой  прической, в красивом голубом  платье,
медленно спускавшаяся вместе с детьми по лестнице, ведущей в сад.
     --С выздоровлением,  Дона, --  произнес Рокингем, целуя ей  руку. Затем
отступил на шаг и, оглядев ее с ног до головы,  добавил: -- Кажется, болезнь
пошла вам на пользу.
     --Вот  и я так считаю, -- вставил  Гарри. -- Посмотри на ее цвет  лица.
Она стала смуглой, как цыганка.
     Он  наклонился,  подхватил  детей  и  усадил их  себе на  плечи. Малыши
радостно завизжали, собаки  залаяли.  Дона  опустилась на скамейку. Рокингем
остановился рядом и принялся расправлять кружевные манжеты.
     --Вы не слишком обрадовались нашему приезду, -- проговорил он.
     --Почему я должна была обрадоваться?
     --Мы не виделись несколько  недель, --  ответил он.  -- Вы так внезапно
уехали после нашего маленького приключения в  Хэмптон-Корте. Я решил, что вы
обиделись.
     --Мне не на что было обижаться, -- ответила она.
     Он искоса взглянул на нее и пожал плечами.
     --Чем же вы занимались все это время? -- спросил он.
     Дона  зевнула и  посмотрела  на  лужайку, где  Гарри и  дети  играли  с
собаками.
     --Наслаждалась одиночеством, -- ответила она. -- Я предупреждала Гарри,
что  хочу  побыть  одна, и  я  очень  недовольна  тем, что  вы  ради  своего
удовольствия нарушили мой покой.
     --Мы приехали не  только ради удовольствия, -- возразил Рокингем, -- но
и  по  делу. Мы  хотим  помочь  местным  жителям  поймать  дерзкого  пирата,
запугавшего всю округу.
     --Как же вы собираетесь его ловить?
     --Еще не  знаю. Посмотрим. Гарри целиком  одобряет мою идею.  Последнее
время  он  что-то  совсем  заскучал. Да и  мне, признаться, изрядно  надоела
лондонская жара и вонь. Нам обоим нужно немного размяться.
     --И сколько вы намерены здесь пробыть?
     --Пока не поймаем пирата.
     Дона рассмеялась, сорвала маргаритку и принялась обрывать лепестки.
     --А если он уже вернулся во Францию?
     --Не думаю.
     --Почему?
     --Я разговаривал с вашим соседом, Томасом Юстиком...
     --С этим нелюдимом? Ну и что?
     --Он сказал, что вчера на  рассвете рыбаки из Сент-Майклз-Маунта видели
какое-то судно, направлявшееся к юго-западному побережью Англии.
     --Мало ли торговых судов бороздит в это время пролив!
     --Рыбаки уверяют, что это было не торговое судно.
     --В конце  концов,  юго-западное  побережье  тянется от  Лэндз-Энда  до
полуострова Уайт. Не будете же вы обшаривать весь этот район.
     --В  этом нет никакой необходимости. Француза не видели ни на Уайте, ни
на Лэндз-Энде. Его, похоже, привлекает только  этот уголок  Корнуолла. Рэшли
утверждает, что он заплывал даже в Хелфорд.
     --Разве что ночью, когда я спала.
     --Возможно. Так или иначе, но мы намерены положить этому конец. Я сам с
удовольствием возьмусь за это  дело. Прежде всего надо  осмотреть  ближайшие
ручьи и бухты. Их тут, очевидно, немало?
     --Спросите у Гарри. Он лучше меня знает эти места.
     --Насколько я понимаю, Нэврон -- единственная большая усадьба в округе?
Других домов поблизости нет?
     --Кажется.
     --Идеальное убежище для разбойника. Если бы я был пиратом, я непременно
взял бы его  на заметку. А если бы мне к тому  же стало известно, что хозяин
усадьбы в отъезде и очаровательная хозяйка живет в доме одна, я бы...
     --Что вы бы?
     --Я  бы постарался --  при  условии, повторяю, что я был бы пиратом, --
постарался вернуться сюда еще раз.
     Дона снова зевнула и отбросила растерзанную маргаритку.
     --Но  вы  не  пират, Рокингем,  вы  всего  лишь расфранченный, жеманный
щеголь, питающий слабость к женщинам и вину. И давайте оставим эту тему. Мне
она, признаться, уже надоела.
     Она встала и направилась к дому.
     --Раньше  вам никогда не  надоедало  со  мной беседовать,  --  небрежно
уронил он.
     --Вы себе льстите, Рокингем.
     --А тот вечер в Воксхолле, помните?
     --Какой именно, Рокингем? Их было так много. Может быть, тот, когда вы,
воспользовавшись моей  слабостью и беспечностью  после двух  выпитых бокалов
вина,  осмелились меня поцеловать?  Если речь идет о нем,  то  позвольте вам
сообщить, что этот вечер я до сих пор не могу вспоминать без отвращения.
     Они остановились  у балконной  двери. Рокингем,  покраснев  от  досады,
посмотрел на нее.
     --Вы сегодня удивительно красноречивы,  --  сказал  он. -- Сколько яду!
Неужели здешний  климат так на вас повлиял?  Или, может быть,  это результат
болезни?
     --Может быть.
     --А с вашим любимчиком, с этим чудаковатым лакеем, вы тоже так суровы?
     --Спросите об этом у него самого.
     --Спрошу, непременно спрошу. Будь я на месте Гарри, я нашел бы, о чем у
него спросить, и, уж поверьте, не стал бы с ним церемониться.
     --О чем  это вы тут болтаете? -- раздался у них за спиной голос  Гарри.
Он вошел в комнату, плюхнулся в кресло  и принялся  вытирать  лоб  кружевным
платком. -- С кем ты не стал бы церемониться, Роки?
     --С  твоим лакеем, -- широко улыбнувшись, ответил Рокингем. -- Я  хотел
узнать у Доны, за что ему была  оказана такая честь  -- ухаживать за ней  во
время болезни.
     --Да,  черт  побери, мне  это тоже показалось странным. У  малого очень
подозрительный вид. Не понимаю, Дона, что ты в нем нашла?
     --Он  молчалив,  сдержан,  умеет  себя  держать,  чего  не  скажешь  об
остальных слугах. Только поэтому я его и выбрала.
     --Слишком  много  достоинств  для  одного  лакея,  --  полируя   ногти,
промолвил Рокингем.
     --Вот именно, -- подхватил Гарри. -- Роки совершенно  прав. Малый может
черт  знает  что о  себе вообразить.  Ей-Богу, дорогая,  ты поступила  очень
неосмотрительно. Подумать  только,  ты  лежала здесь  совсем  одна, больная,
беспомощная,  а этот  тип  постоянно шнырял вокруг.  Да и  вообще, откуда он
взялся? Раньше я его у нас не видел.
     --О, так он вдобавок еще и новенький? -- заметил Рокингем.
     --Ну  да. Ты  ведь  знаешь,  Роки, мы редко бываем в Нэвроне. Хозяин из
меня  никудышный, половины слуг я и в глаза не  видел. Проще всего, конечно,
его уволить...
     --Только попробуй! --  воскликнула  Дона.  --  Уильям будет жить  здесь
столько, сколько я захочу.
     --Ну хорошо, хорошо, не надо ссориться, -- проговорил Гарри, поднимая с
пола Герцогиню и сажая ее к себе на колени. -- Я просто хотел сказал, что ты
зря позволяешь лакею безвылазно торчать у себя в спальне. А, вот и он! Несет
какое-то письмо. Ну и  физиономия, черт возьми,  можно  подумать, что он сам
только что оправился от болезни.
     Дона оглянулась: Уильям стоял в дверях, держа в  руке письмо. Лицо  его
было бледно, взгляд выражал тревогу.
     --Ну что там у тебя? -- обратился к нему Гарри.
     --Письмо от  лорда Годолфина,  сэр,  --  ответил Уильям. -- Только  что
получено. Посыльный ждет ответа.
     Гарри развернул письмо, прочел его и перебросил Рокингему.
     --Так-так,  --  проговорил он, --  загонщики собираются. Похоже,  охота
будет удачной.
     Рокингем с улыбкой пробежал письмо и разорвал его на части.
     --Что ты ему ответишь? -- спросил он.
     Гарри склонился  над  собакой и  принялся перебирать  шерсть  у нее  на
спине.
     --Дьявол,  еще одна  болячка!  Никакого толку  от  этой  мази!.. Что ты
говоришь, Роки? Ах да, ответ Годолфину. -- Он повернулся к Уильяму: -- Скажи
посыльному, что мы ждем лорда Годолфина и остальных господ сегодня на ужин.
     --Слушаюсь, сэр, -- ответил Уильям.
     --Может  быть, вы  все-таки объясните  мне, в чем дело? --  проговорила
Дона, поправляя волосы перед зеркалом. -- Кого это мы ждем сегодня на ужин?
     --Джорджа  Годолфина,  Томми  Юстика, Филипа Рэшли  и  еще кое-кого  из
соседей, -- ответил Гарри,  сталкивая  собаку  на пол. -- Сегодня ночью  они
хотят  расправиться наконец  с  этим  проклятым лягушатником. И мы им в этом
поможем, верно, Герцогиня?
     Дона снова посмотрела  в зеркало и  встретилась с внимательным взглядом
Рокингема.
     --Вечер обещает быть интересным, не правда ли? -- заметил он.
     --Посмотрим, --  ответила Дона.  -- Боюсь, что  при таком гостеприимном
хозяине, как Гарри, к полуночи вы все будете валяться под столом.
     И она вышла из гостиной, плотно прикрыв за собой дверь. Уильям уже ждал
ее, вид у него был по-прежнему встревоженный.
     --Что с  тобой, Уильям? -- спросила она. -- Неужели  тебя напугали лорд
Годолфин и его  приятели? Не  волнуйся, они совершенно не опасны. Прежде чем
они встанут из-за стола, корабль уже благополучно выйдет в море.
     --Нет, миледи, -- проговорил Уильям, -- корабль не сможет выйти в море.
Я спускался к ручью и  беседовал с капитаном. Сегодня утром  во время отлива
 села на мель  и  повредила  днище.  Матросы сразу  же  начали его
чинить, но пробоина большая, и раньше чем через сутки они не управятся.
     Он вдруг  поднял голову и  посмотрел через  ее плечо.  Дона обернулась:
дверь,  которую  она  только  что плотно закрыла, была  снова распахнута. На
пороге стоял Рокингем и расправлял кружевные манжеты.

17
     День  тянулся томительно  долго. Стрелки на  часах,  казалось, замерли.
Звон, каждые тридцать минут разносившийся по двору, звучал мрачно  и угрюмо.
Было душно, небо  хмурилось  с  утра,  предвещая  грозу,  которая  так и  не
разразилась.
     Гарри громко храпел на лужайке, прикрыв лицо платком.  Рядом прикорнули
собаки. Рокингем сидел с раскрытой книгой,  но Дона видела, что он почти  не
переворачивает страниц. Стоило ей поднять голову, как она тут же  натыкалась
на его холодный, испытующий взгляд.
     Он,   конечно,   ничего  не   знал   наверняка,  но   благодаря   своей
поразительной,  поистине  женской  интуиции сразу почувствовал происшедшую в
ней  перемену.  Слишком  многое  казалось ему странным:  и  ее  добровольное
затворничество, и чересчур теплые отношения с лакеем, и весьма недружелюбный
прием, оказанный ему и Гарри. Все это не могло объясняться одной лишь скукой
-- нет, причины были гораздо более серьезные и опасные. Его настораживало ее
непривычное  молчание и  то, что она  не  шутила и не болтала, как прежде, а
сидела, прикрыв глаза и теребя в руках цветок, погруженная в какие-то тайные
думы. Он ловил каждое ее движение, каждый жест, и она это видела,  но ничего
не  могла  сделать. И  с  каждой минутой  напряжение, возникшее между ними с
самого их приезда, становилось  все сильней и  ощутимей.  Он следил  за ней,
словно кот, подкарауливающий  птичку, готовую  вот-вот вспорхнуть из высокой
травы.
     Гарри, ни о чем не подозревая, мирно посапывал на лужайке.
     Дона  думала  о  корабле. Она  представляла  матросов, которые,  скинув
рубашки  и  закатав  брюки, работают на  мелководье  --  пот струится по  их
спинам,  лежит на боку, на корме зияет пробоина, обшивка потемнела
от ила.
     И он тоже работает вместе  со всеми, нахмурив  лоб и сжав губы. На лице
его застыло серьезное, озабоченное выражение, которое она так любит,  - - он
знает, что времени осталось мало, что мешкать нельзя, что сейчас, так же как
тогда, в Фой-Хэвене, от их расторопности и решительности зависит их жизнь.
     .
     --О чем задумались, Дона? -- услышала она голос Рокингема.
     Кинув  взгляд в его  сторону, она  увидела,  что  он  отложил  книгу  и
пристально смотрит на нее, прищурив глаза и склонив голову набок.
     --Вы сильно изменились за время болезни,  -- сказал он. -- В Лондоне вы
и пяти минут не могли просидеть молча.
     --Старею, должно быть, --  небрежно ответила она, жуя травинку. -- Как-
никак через несколько недель мне исполняется тридцать.
     --Странная все-таки на вас напала болезнь, -- пропустив ее реплику мимо
ушей,  продолжал он.  --  Никогда  не  слышал, чтобы  от  простуды  у  людей
появлялся  загар,  а  глаза  делались  такими  большими.   Вы  не  пробовали
обращаться к врачу?
     --Я предпочитаю обходиться домашними средствами.
     --Ах да, конечно, ведь за вами ухаживал безупречный Уильям. Кстати, что
это у него за акцент? Он говорит почти как иностранец.
     --Все корнуоллцы так говорят.
     --Но  он-то не  корнуоллец, по крайней мере конюх  сегодня утром уверял
меня, что он не из этих мест.
     --Значит, из Девона... Меня никогда не интересовало, откуда он родом.
     --А  правда  ли,  что  до вашего  приезда дом почти целый год  простоял
пустой и неподражаемый Уильям хозяйничал здесь в полном одиночестве?
     --Вот  уж  не  думала, Рокингем, что  вы станете  собирать  сплетни  на
конюшне.
     --А почему бы и нет? Очень полезное занятие. Когда мне требуется узнать
самые свежие новости, я  иду именно в  людскую. Во-первых, все,  что говорят
слуги,  как  правило,  подтверждается, а во-вторых,  в их изложении  сплетни
звучат гораздо забавней.
     --И что же вам удалось выведать в людской Нэврона?
     --Довольно любопытные вещи.
     --Например?
     --Например, то, что ее светлость обожает долгие прогулки по солнцепеку.
И  платья для  таких  прогулок выбирает самые старые  и поношенные.  А когда
возвращается, платья почему-то оказываются заляпаны илом.
     --Ну что ж, все верно.
     --Кроме  того,  я  узнал, что  аппетит  у  ее  светлости  до  крайности
капризный. То она спит до полудня, а потом требует завтрак. То ничего не ест
с обеда, а после десяти, когда слуги отправляются на боковую, просит верного
Уильяма приготовить ей ужин.
     --И это верно.
     --Потом  вдруг,