о вызвали в  Лондон  и  он  просил  меня  заехать  к  вам и  все
объяснить. Он уехал сегодня вместе с детьми.
     --Гарри уехал в Лондон? -- недоуменно спросил  лорд Годолфин. -- Как же
так?  Ведь  мы  специально  устроили  казнь пораньше,  чтобы  он  тоже  смог
присутствовать.  Соберется почти вся округа. Мы  даже  дерево уже выбрали --
вон то, видите? Гарри так хотел посмотреть, как вздернут этого мерзавца!
     --Вы  должны  простить его, сударь,  -- проговорила  Дона. -- Дело,  по
которому его вызвали, не терпит отлагательств. Насколько я поняла, речь идет
о поручении его величества.
     --О,  в таком  случае,  конечно,  конечно,  сударыня, я ничего не  имею
против.  Но все-таки жаль,  что Гарри не увидит казнь.  Мы одержали  большую
победу,  и ее стоит отпраздновать как  следует. К тому же, если все сложится
удачно, мы могли бы отметить заодно и второе приятное событие.
     И  он кашлянул,  преисполненный  чувства собственного величия. Во дворе
затарахтела карета. Годолфин отвернулся от Доны и  выжидательно посмотрел на
дверь.
     --Это,  наверное,  врач,  --  нетерпеливо  проговорил  он.   --  Вы  не
возражаете, если я схожу посмотрю?
     --Ну  что  вы, конечно,  --  с улыбкой ответила  Дона  и, повернувшись,
направилась  в  небольшую гостиную, расположенную  по соседству. Она стояла,
прислушиваясь  к  голосам  и  перешептыванию,  доносящимся  из  прихожей,  и
лихорадочно обдумывала, что делать дальше. Годолфин совсем потерял голову от
волнения,  сейчас он, наверное, даже  не заметил бы,  если бы  у него  снова
стащили парик. Она выглянула из окна: ни на аллее, ни возле башни часовых не
было, очевидно, все они находились внутри. Через  минуту послышались тяжелые
шаги и в гостиную вошел Годолфин, еще более взволнованный, чем прежде.
     --Доктор поднялся к ее светлости, -- объяснил он. -- Он считает, что до
вечера ничего не случится. Странно, а мне казалось, что уже вот- вот...
     --Подождите,  дорогой  лорд  Годолфин,  -- сказала Дона. --  Когда вы в
десятый  раз станете  отцом,  вы  поймете,  что  младенцы -- ужасно  ленивые
созданья  и  вовсе  не  торопятся  появиться  на   свет.  Оставьте  ненужное
беспокойство, я уверена,  что  вашей супруге ничто  не угрожает.  Расскажите
лучше о своем пленнике. Где вы его держите? Как он себя ведет?
     --Он содержится  вон в той башне, сударыня, и, если  верить охранникам,
коротает время, малюя птиц на обрывках  бумаги. Сразу видно, что этот тип --
просто сумасшедший.
     --Бесспорно, -- откликнулась Дона.
     --Соседи  превозносят   меня  до  небес,  --   продолжал  Годолфин,  --
поздравления  сыплются  со  всех сторон.  Скажу  без ложной  скромности, что
похвалы эти не  лишены  оснований.  Ведь именно я,  в  конце  концов,  сумел
обезоружить негодяя.
     --Наверное, это было очень трудно?
     --Н-нет, не  слишком. Собственно говоря, он сам отдал свою шпагу...  Но
ведь отдал-то все-таки мне!
     --Вы  настоящий герой,  сударь.  Я непременно  расскажу королю о  вашей
смелости. Если  бы  не вы, пирата ни за что  не поймали бы. Вы были истинным
вдохновителем всей операции!
     --Вы мне льстите, сударыня.
     --Нисколько. Я уверена, что Гарри целиком разделяет мое мнение. Было бы
очень  кстати,  если бы я могла продемонстрировать его величеству что-нибудь
из  вещей этого  страшного разбойника. Как вы  думаете, не согласится  ли он
отдать мне один из своих рисунков?
     --Да хоть дюжину! Они у него разбросаны по всей камере.
     --К  счастью или  к  несчастью,  --  вздохнув, проговорила Дона, --  но
подробности той ужасной ночи почти изгладились  из моей памяти, так же как и
облик самого пирата.  Помню  только,  что это был  огромный  черный  детина,
невообразимо уродливый и свирепый.
     --Ну  что вы, сударыня,  он  вовсе не  так безобразен,  как вы думаете.
Фигура  у него скорей сухощавая, чем плотная, он, к примеру,  гораздо  худее
меня. А лицо, как и у всех французов, даже не лишено приятности.
     --Жаль,  что  я  не  могу  посмотреть на  него.  Мне  бы  так  хотелось
поподробней описать его внешность королю.
     --Разве вы не будете присутствовать на казни?
     --К сожалению, нет. Я должна ехать вслед за Гарри и детьми.
     --Ну что ж, -- проговорил лорд Годолфин,  -- думаю, не  случится ничего
страшного,  если я разрешу вам один  разок на него взглянуть. Правда,  Гарри
говорил, что после недавних печальных событий вы не можете без дрожи слышать
его имя, что этот негодяй так напугал вас...
     --Но это  совсем  другое дело, дорогой лорд Годолфин. Теперь я нахожусь
под  вашей  защитой,  а  у  француза  нет  ни  шпаги,  ни  пистолетов.  Зато
представьте, с каким удовольствием я буду описывать королю эту выразительную
сцену:  знаменитый пират, наводящий ужас на всю округу, схвачен и обезоружен
доблестным корнуоллцем, преданным вассалом его величества.
     --Именно так, сударыня, именно так. Я до сих пор не могу без содрогания
вспоминать,  какой  опасности вы подвергались, находясь  рядом  с ним. Да за
одно  это его стоило бы  вздернуть на  первом суку! Не говоря уже о том, что
именно эти  ужасы могли повлиять на состояние моей супруги и резко  ускорить
течение событий.
     --Вполне  возможно,  -- серьезно ответила  Дона и, видя,  что он  снова
собирается пуститься в рассуждения  о , о  котором
ей, слава Богу, было известно гораздо больше,  чем ему, торопливо прибавила:
-- Тогда давайте не будем терять  времени и отправимся в башню,  пока доктор
осматривает вашу жену.
     И,  прежде чем  он успел возразить, она  уже  прошла  через гостиную  и
прихожую и шагнула на крыльцо. Годолфин  поневоле  должен был последовать за
ней.  Остановившись на ступеньках, он поднял голову и бросил взгляд  на окна
второго этажа.
     --Бедная Люси! -- воскликнул он. -- Как бы я хотел избавить ее  от этих
мучений!
     --Раньше надо было думать, милорд, -- заметила Дона, --  девять месяцев
назад.
     Он  ошарашенно уставился  на  нее  и  забормотал  что-то  о наследнике,
которого всегда мечтал иметь.
     --Не  сомневаюсь,  что  рано  или  поздно вы  его получите, сударь,  --
улыбнулась Дона, -- хотя, возможно, и не сразу, а после десятерых дочек.
     Они  подошли  к башне  и,  открыв дверь, ступили в  тесную  комнатку  с
каменными  стенами.  Двое  часовых с мушкетами стояли  перед  входом, третий
сидел на скамейке у стола.
     --Леди  Сент-Колам  изъявила  желание  взглянуть  на  заключенного,  --
проговорил Годолфин, обращаясь к стражникам.
     Человек за столом поднял голову и усмехнулся.
     --Самое время, милорд, -- заметил  он. -- После завтрашней церемонии ни
одна леди уже не захочет на него смотреть.
     Годолфин расхохотался.
     --Ты прав, приятель, поэтому  я  и  разрешил ее светлости навестить его
сегодня.
     Охранник  двинулся вверх  по  узкой каменной  лестнице, на  ходу снимая
висящий на цепи ключ. Дона шла следом, отмечая про себя, что в темницу ведет
одна-единственная дверь, а внизу, под лестницей,  постоянно дежурят часовые.
Охранник  повернул  ключ  в замке,  и она  снова  почувствовала  то нелепое,
боязливое волнение, которое всегда охватывало ее перед встречей с ним. Дверь
распахнулась, и она  вошла в  камеру.  Следом за  ней протиснулся  Годолфин.
Охранник  вышел, заперев за собой дверь. Француз сидел  у стола, точь-в-точь
как в тот раз, когда она впервые его увидела.  Вид у  него, как и тогда, был
сосредоточенный и отрешенный, он с головой ушел в свое занятие. Оскорбленный
такой непочтительностью со стороны своего  узника,  Годолфин стукнул кулаком
по столу и сердито воскликнул:
     --Извольте встать, когда к вам заходят посетители!
     Дона знала,  что в  рассеянности  француза  нет  ничего  напускного, он
просто  увлекся  рисованием и  не  сумел  отличить шаги  Годолфина от  шагов
охранника.  Отложив в сторону  рисунок  -- она  заметила,  что это  набросок
кроншнепа, летящего  над устьем реки  по  направлению к морю, --  он  поднял
голову и увидел ее. В лице  его не дрогнул ни один мускул;  он молча встал и
поклонился.
     --Леди Сент-Колам не сможет присутствовать  завтра на  вашей  казни, --
сурово  проговорил  Годолфин.  --  Поэтому  она  пожелала  взглянуть  на вас
сегодня,  а заодно  взять  один из  ваших рисунков.  Она  хочет показать его
королю как напоминание о дерзком разбойнике, так долго терроризировавшем его
преданных слуг.
     --Я буду рад  оказать леди Сент-Колам эту услугу, -- произнес узник. --
Последнее  время  у  меня  не было других  занятий, кроме рисования, поэтому
выбор у ее  светлости будет богатый. Какая  птица вам нравится больше всего,
сударыня?
     --Я  плохо разбираюсь  в  птицах,  --  ответила  Дона.  --  Может быть,
козодой...
     --Вот козодоя-то у меня и нет,  -- промолвил француз. -- Несколько дней
назад я имел возможность увидеть козодоя вблизи, но так уж получилось, что в
это время я был занят более интересным делом и не хотел отвлекаться.
     --Другими словами, --  мрачно уточнил  Годолфин,  -- вы в очередной раз
грабили кого-то из моих друзей  и  были  настолько увлечены,  лишая честного
человека его законной собственности, что не помышляли ни о чем другом?
     --Поверьте,  милорд,  --  ответил  капитан  ,  отвешивая его
светлости  глубокий  поклон,  -- я никогда еще не  слышал  более деликатного
определения тому занятию, о котором я упомянул.
     Дона наклонилась над столом и начала перебирать рисунки.
     --Мне  нравится вот эта  чайка, -- сказала  она, --  хотя оперение, по-
моему, прорисовано недостаточно тщательно.
     --Рисунок не закончен, сударыня, --  ответил француз.  -- Кроме того, у
этой   чайки  действительно  не  хватает  одного  пера.  Она  потеряла  его,
поднимаясь  в воздух.  Впрочем,  чайки,  как известно,  никогда не  залетают
далеко в море. Вот  и эта, скорей всего,  кружит  сейчас где-нибудь в десяти
милях от берега.
     --Да,  конечно,  -- подхватила Дона,  --  и,  может быть,  уже  сегодня
вечером она вернется, чтобы подобрать потерянное перо.
     --Позвольте заметить,  сударыня,  --  вмешался  Годолфин,  -- вы  плохо
разбираетесь  в   орнитологии.  Ни  чайки,  ни  другие  птицы  не  подбирают
потерянных перьев.
     --В  детстве  у меня был матрас, набитый перьями,  -- быстро заговорила
Дона,  с улыбкой  глядя  на  Годолфина.  --  Однажды  он распоролся и  перья
разлетелись по комнате. А  одно, выпорхнув из окна,  опустилось прямо в сад.
Конечно, окно в моей спальне было гораздо больше, чем эта узкая бойница.
     --Вот как?  --  слегка  озадаченно переспросил  Годолфин и с  сомнением
посмотрел на нее: похоже, ее светлость еще не до конца оправилась от болезни
и сама не понимает, что говорит.
     --Скажите, а не вылетела ли часть перьев под дверь? -- спросил француз.
     --Вряд ли, -- ответила Дона. -- Щель была настолько узкой, что ни одно,
даже самое крохотное, перышко не смогло бы проскользнуть сквозь  нее.  Хотя,
кто знает,  если бы  вдруг  потянуло  сквозняком... или образовался  сильный
поток  воздуха,  какой бывает при выстреле  из пистолета...  Но  я  так и не
выбрала  рисунок! Вот этот, пожалуй,  подойдет. Это ведь песчанка, не правда
ли? Думаю,  что она понравится  его величеству. Что такое, кажется, во дворе
простучали колеса? Вы слышите, милорд? Наверное, врач уезжает.
     Лорд Годолфин досадливо прищелкнул языком и покосился на дверь.
     --Не может  быть, он  обещал  поговорить со  мной  перед  отъездом.  Вы
действительно слышали стук колес, миледи? Я, знаете ли, немного туг на ухо.
     --Конечно, -- ответила Дона, -- так же ясно, как слышу сейчас вас.
     Годолфин кинулся к двери и забарабанил по ней кулаками.
     --Эй! -- заорал он. -- Живо отоприте дверь! Мне срочно нужно выйти!
     Снизу  послышался ответный крик охранника. Затем  по лестнице зашуршали
шаги.  Дона,  не  мешкая, выхватила из  складок  амазонки пистолет  и нож  и
протянула французу, который схватил их и быстро спрятал под кипой  рисунков.
Стражник наконец добрался до темницы и распахнул дверь.  Годолфин повернулся
к Доне.
     --Ну сударыня, -- спросил он, -- вы выбрали рисунок?
     Дона нахмурилась и нерешительно поворошила рисунки.
     --Я в  полной  растерянности, -- проговорила  она,  --  никак  не  могу
решить, что лучше: то ли эта чайка, то ли песчанка... Не ждите меня, милорд,
вы  ведь знаете: мы,  женщины, бываем  иногда ужасно  медлительны.  Я выберу
рисунок и тут же спущусь.
     --Надеюсь, вы  простите  меня,  сударыня, -- сказал  Годолфин. -- Мне в
самом деле необходимо срочно увидеться с  врачом. Останься с ее  светлостью,
-- приказал он, обращаясь к стражнику, и ринулся вниз по лестнице.
     Стражник снова запер дверь и встал у порога, скрестив руки на груди и с
понимающей улыбкой глядя на Дону.
     --Знатный завтра будет денек,  сударыня, -- проговорил он, -- целых два
события придется отмечать.
     --Да, -- откликнулась Дона. -- Если родится мальчик, сэр Годолфин, надо
полагать, не поскупится на пиво.
     --Как?  --  удивился узник.  --  Значит,  я  не  единственный  виновник
завтрашнего торжества?
     Стражник рассмеялся и кивнул на окно.
     --К полудню  про вас и думать забудут, -- сказал он.  -- Вы  еще будете
болтаться на суку, а мы уже поднимем кружки за здоровье молодого наследника.
     --Жаль,  что  ни мне, ни  вашему  узнику  не удастся отпраздновать  это
радостное событие, -- с  улыбкой проговорила Дона. Затем  достала кошелек и,
швырнув его  охраннику, добавила: -- Так,  может  быть, сделаем это  сейчас,
пока лорд Годолфин беседует с врачом? Думаю, что и ты не откажешься выпить с
нами. Как-никак это приятней, чем торчать на страже у запертых дверей.
     Стражник ухмыльнулся и подмигнул узнику.
     --Ну что ж, я не прочь,  -- ответил  он. -- Мне не впервой распивать по
чарочке с приговоренным к  смерти. Правда, с французом я еще никогда не пил.
Говорят,  французы  на виселице долго не  мучаются  --  шеи  у них, что  ли,
тоньше, чем у англичан? -- только вздернешь, и сразу концы отдают.
     Он снова подмигнул и, отперев дверь, крикнул своему напарнику:
     --Принеси-ка нам кувшин с пивом и три стакана!
     Как  только  он повернулся спиной, Дона быстро взглянула на француза, и
тот прошептал одними губами:
     --Сегодня в одиннадцать.
     Она кивнула и шепнула в ответ:
     --Я и Уильям.
     В этот момент стражник обернулся.
     --А что,  если его  светлость надумает снова сюда зайти?  -- проговорил
он. -- Влетит мне тогда по первое число.
     --Не волнуйся, -- успокоила его Дона.  --  Через несколько дней  я буду
при  дворе и  замолвлю за тебя словечко. Уверена, что его величество одобрит
твой благородный поступок. Как тебя зовут?
     --Захария Смит, миледи.
     --Хорошо,  Захария  Смит,  если  это  все,  что  тебя тревожит,  обещаю
похлопотать за тебя перед королем.
     Стражник  довольно  разулыбался.  Через  несколько  минут  его напарник
принес поднос с пивом. Стражник запер за ним дверь и подошел к столу.
     --Пью за ваше здоровье, сударыня, --  проговорил он. -- А также за  то,
чтобы  в кошельке у  меня никогда не переводились деньжата, а  на столе -  -
сытная еда.  Ну а вам, сударь,  желаю быстро и без хлопот перебраться  в мир
иной.
     Он  разлил  пиво по  стаканам. Дона  взяла свой стакан и, чокнувшись со
стражником, сказала:
     --За здоровье будущего лорда Годолфина!
     Стражник откинул голову и, причмокивая, принялся потягивать пиво. Узник
тоже поднял стакан и, с улыбкой взглянув на Дону, произнес:
     --А  также  за   здоровье  леди  Годолфин,  которой  сейчас,  наверное,
приходится несладко!
     Дона осушила стакан и собралась уже поставить его  на стол, как вдруг в
голове  ее   промелькнула  смелая  мысль.  Она  посмотрела  на  француза  и,
встретившись с ним глазами, поняла, что и он подумал об этом же.
     --Скажи, Захария Смит, -- спросила она, -- ты женат?
     Стражник ухмыльнулся:
     --Дважды, сударыня. И четырнадцать раз становился отцом.
     --Тогда   тебе  должны  быть  понятны  переживания  его  светлости,  --
улыбнулась она.  --  Впрочем,  с  таким  опытным врачом, как доктор Уильямc,
бояться ему нечего. Ты ведь знаешь доктора Уильямса?
     --Нет,  миледи. Я родом с северного побережья, а доктор, говорят, живет
в Хелстоне.
     --Да, доктор Уильямc... --  задумчиво протянула Дона. -- Такой забавный
худой   коротышка.  Я  как  сейчас  его  вижу:   круглое  серьезное  личико,
ротик-пуговка и при всем при том большой любитель пива.
     --Остается  только пожалеть,  что  его нет сейчас с  нами, -- промолвил
узник, опуская свой стакан. -- Но, может быть,  покончив с делами и наградив
лорда Годолфина  долгожданным  наследником, он не  откажется  пропустить  по
кружечке пива?
     --Боюсь, что это  случится  не раньше  полуночи.  А  ты  как  считаешь,
Захария Смит? У тебя ведь в этом деле большой опыт?
     --Да,  миледи,  полночь  -- самое благоприятное  время  для  младенцев.
Девять моих сыновей  появились на  свет именно в ту минуту, когда  часы били
двенадцать раз.
     --Ну  что  ж,  --  сказала  Дона, --  как только я увижусь  с  доктором
Уильямсом,  я  непременно  передам  ему,  что Захария  Смит,  который  может
похвастаться тем, что детей у  него чертова  дюжина и еще  на одного больше,
приглашает его распить по кружке пива в честь знаменательного события.
     --Это  будет  самая памятная  ночь  в твоей жизни,  Захария, -- добавил
узник.
     Стражник поставил стаканы на поднос и, подмигнув, ответил:
     --Это  уж  точно, сударь. Если у лорда Годолфина родится  сын, в  замке
начнется такое веселье, что к утру, глядишь, и про вас забудут.
     Дона взяла со стола рисунок чайки.
     --Я выбираю вот это, -- сказала она. -- Идем, Захария, мне кажется, нам
лучше спуститься  вместе,  чтобы  лорд Годолфин  не  заметил  в  твоих руках
поднос.  А узник  пусть снова возвращается к  прерванному занятию. Прощайте,
сударь,  желаю  вам  покинуть завтра эти места так же легко и незаметно, как
перышко, выпорхнувшее из моего окна.
     Француз поклонился.
     --Это  зависит от  того,  сударыня, сколько кружек  пива сумеют одолеть
Захария Смит и доктор Уильямс.
     --Ну, уж меня-то ему не перепить, какой бы он  там  ни был выпивоха, --
проговорил стражник и распахнул перед Доной дверь.
     --Прощайте, леди Сент-Колам, -- сказал узник.
     Дона  остановилась  на  пороге и  посмотрела на него. Ей вдруг  со всей
очевидностью стало ясно, что предприятие, затеянное ими, гораздо рискованней
и  опасней всех его предыдущих операций и что в случае провала спасти его от
виселицы  будет  уже невозможно. Но  он  неожиданно улыбнулся --  той  самой
затаенной улыбкой, которая всегда казалась ей выражением сути его характера,
улыбкой, за которую  она  полюбила его и которую уже  никогда не забудет. И,
глядя на  эту улыбку,  она снова  вспомнила  ,  потоки солнечного
света, заливающие  палубу, ветер, гуляющий  на  морских  просторах, тенистые
заводи  ручья, костер на берегу и глубокую, ничем  не нарушаемую тишину. Она
вскинула голову и, не  оглядываясь, сжимая в руке рисунок, вышла из комнаты.
.
     Она  спускалась  вслед за стражником по  узкой лестнице,  чувствуя, что
сердце ее  ноет  от  мучительной тоски,  а  руки и ноги дрожат от пережитого
волнения.  Стражник  задвинул  поднос  под  лестницу  и с усмешкой произнес,
обращаясь к ней:
     --Первый раз  вижу,  чтобы человек так  спокойно  встречал  собственную
смерть. Говорят, французы вообще народ бессердечный.
     Дона с трудом выдавила улыбку и, протянув ему руку, сказала:
     --Ты добрый малый, Захария. Надеюсь, на твою долю достанется еще немало
кружек  пива, в том  числе  и сегодня ночью.  Я  обязательно  пришлю к  тебе
доктора Уильямса. Запомни: щуплый коротышка с крошечным ротиком.
     --И с глоткой, в которую вмещается по меньшей мере целый  жбан пива, --
захохотал стражник.  -- Хорошо, сударыня, я дождусь его и помогу ему утолить
жажду.