блюдам, которые подносил ей слуга,
все свое внимание сосредоточив  на  соседях, как будто оба они -- и тот, что
сидел  справа, и тот, что  сидел  слева, -- были для  нее  самыми  важными и
интересными людьми на  свете и только им она хотела бы посвятить сегодняшний
вечер, а  если они пожелают, то  и все последующие вечера. . 
     .
     Неудивительно,  что поначалу  гости  держались  скованно  и неловко.  И
только когда она заговорила с ними, когда начала расспрашивать -- этого -- о
доме  и  о  семье,  того -- о любимых занятиях и увлечениях,  -- для каждого
находя улыбку и приветливое слово, каждому давая понять, что любой его жест,
любая мельком оброненная фраза  исполнены глубокого значения и смысла и лишь
она, Дона  Сент-Колам, способна  по достоинству оценить их, -- только  тогда
они  наконец  смягчились,  расслабились  и  послали к черту  все эти  глупые
сплетни, придуманные, как рассуждал  юный Пенроуз из Трегони,  какими-нибудь
завистливыми  бабами, решившими  оклеветать эту  удивительную,  несравненную
женщину, которая может составить счастье для любого мужчины и которую, думал
Юстик,  следовало беречь как  зеницу  ока и держать под тремя замками. То же
думал и Тремейн из Пробуса, и рыжеволосый Карнтик, владевший чуть ли не всем
западным побережьем. Первый --  единственный  из  всех  присутствующих -- не
имел ни жены,  ни любовницы и сейчас молча, с угрюмым восторгом пожирал Дону
глазами. Второй,  чья жена была лет на десять старше его, встретившись с ней
взглядом,  уже прикидывал, как бы застать ее наедине где-нибудь  в  укромном
местечке. Даже  Годолфин, чванный, надутый Годолфин  со  своими  выпученными
глазами  и  бесформенным носом, скрепя  сердце  признал, что жена у Гарри не
лишена обаяния,  хотя  есть в ней  все-таки  что-то настораживающее,  что-то
такое, от  чего  серьезному  человеку  делается не по  себе,  -- то  ли этот
взгляд, прямой  и дерзкий, то ли странное, упрямое выражение лица... Нет, не
хотелось бы  ему, чтобы у Люси была такая подруга. Зато Филип Рэшли, грубый,
замкнутый и совершенно не умеющий вести себя с женщинами, вдруг разговорился
и  рассказал  ей о  детстве и  о  любезной матушке,  умершей,  когда  ему не
исполнилось еще и десяти лет.
     .
     Она дала знак лакею, чтобы он  не  забывал наполнять кубки, и с улыбкой
повернулась к соседу слева, машинально  прислушиваясь к гулу голосов и думая
о Уильяме, оставленном ею наверху. Очнулся ли  он уже или по- прежнему лежит
с  закрытыми  глазами,  бледный  как  мел,  с алым  пятном, растекающимся по
повязке?
     --Почему так тихо? Почему  никто  не поет? -- произнес Гарри, с  трудом
разлепляя веки. -- В  старые добрые времена, когда была жива  королева,  мой
дед держал менестрелей. Они  сидели вон там, на галерее, и развлекали гостей
своими  песнями.  Куда, черт побери, подевались  теперь  менестрели?  Должно
быть, проклятые пуритане перебили их всех до единого!
     .
     --А по мне, так лучше бы этих глупостей и вовсе  не было, -- нахмурился
Юстик. Его отец сражался на стороне парламента, и  он не терпел насмешек над
пуританами.
     --Скажите,  сударыня,  а  часто  ли  при  дворе  устраивают  танцы?  --
покраснев до ушей и с надеждой глядя на Дону, спросил юный Тремейн.
     --Конечно, -- ответила она.  --  Приезжайте в  Лондон,  когда  мы  туда
вернемся, я подыщу вам подходящую невесту.
     Вместо ответа он затряс  головой и с собачьей преданностью уставился на
нее.
     
     --В самом деле, Дона, --  загремел с противоположного конца стола голос
ее мужа, -- куда мог  подеваться твой нахальный лакей? Ты знаешь, что его до
сих пор нет?
     --Знаю, -- с улыбкой ответила она. -- А разве он  тебе нужен? По-моему,
мы и без него прекрасно обходимся.
     --Скажи,  Джордж, --  не  унимался  Гарри:  ему,  видимо,  не терпелось
поделиться своей досадой с другими, -- как бы ты поступил с лакеем, решившим
устроить себе выходной именно в тот день, когда у хозяина гости?
     --Что   за  странный  вопрос,  Гарри,  --   откликнулся   Годолфин.  --
Разумеется, уволил бы его.
     --Да еще и выпорол бы хорошенько, -- поддержал Юстик.
     --Выпорол -- как бы не так, -- икнув, пожаловался Гарри. -- Дона в этом
подлеце души не чает. Пока она болела, он  неотлучно находился  при ней. Вот
ты, Джордж, стал бы терпеть такое у себя в доме? Ты позволил бы своему лакею
целыми днями торчать в комнате твоей жены?
     --Конечно,  нет,  -- ответил Годолфин. -- Моя  супруга  в теперешнем ее
положении и сама не пожелала бы видеть рядом с собой посторонних. Только я и
ее старая кормилица имеем право ухаживать за ней.
     --Как  это трогательно,  --  заметил Рокингем, -- сколько в  этом милой
сельской  простоты! А вот леди  Сент-Колам  почему-то предпочитает  общество
лакеев.
     И, подняв бокал, он с усмешкой посмотрел на Дону.
     --Вы довольны своей  утренней прогулкой, сударыня? --  спросил он. -- В
лесу было не слишком сыро?
     Дона  не ответила. Годолфин  подозрительно  уставился  на  нее. В самом
деле,  зачем Гарри позволяет жене  фамильярничать  со слугами? Эдак  недолго
сделаться  посмешищем для  всей  округи!  Да-да,  наверное,  это  тот  самый
нахальный лакей, который сидел на козлах, когда ее светлость приезжала к ним
в гости.
     --Как  здоровье вашей супруги? --  обратилась к нему Дона. --  Надеюсь,
жара ей не слишком досаждает?
     Он что-то пробубнил в ответ, но  она  его уже не слушала, потому  что в
этот момент Филип Рэшли наклонился к ней слева и зашептал на ухо:
     --Могу поклясться, сударыня, что мы с вами уже встречались, вот только,
убей меня Бог, не помню где.
     Он сосредоточенно сдвинул брови  и уставился в тарелку, словно  надеясь
найти там ответ.
     --Вина для  мистера Рэшли, --  крикнула Дона и с очаровательной улыбкой
придвинула  к  нему бокал. --  Представьте себе, мне  тоже  так  показалось.
Наверное, мы виделись  шесть лет назад, когда  я  приезжала сюда в  качестве
невесты Гарри.
     --Нет, -- покачал головой Рэшли.  --  Я уверен, что это было недавно. Я
даже голос ваш почему-то помню.
     --Поверьте, дорогой Рэшли, -- вмешался Рокингем, -- вы не единственный,
кому  кажется, что он уже встречался с Доной. Многие  мужчины  попадались на
этот крючок. Вот  увидите, вы еще не  одну ночь проведете  без сна,  пытаясь
решить эту загадку.
     --А вы ее,  надо полагать, уже решили? -- произнес  Карнтик, бросая  на
него убийственный взгляд.
     Рокингем  вместо  ответа  улыбнулся  и принялся  расправлять  кружевные
манжеты.
     
     --Скажите, сударыня, вам  никогда не приходилось бывать в Фой-Хэвене? -
- снова обратился к ней Рэшли.
     --Нет, никогда, -- ответила Дона.
     Он осушил бокал и с сомнением покачал головой.
     --Ну а о несчастье, приключившемся со мной, вы, надеюсь, слышали?
     --Да,  конечно, --  ответила  она.  --  И,  поверьте,  я  вам  искренне
сочувствую. У вас до сих пор нет никаких известий о корабле?
     --Какие там известия, -- мрачно буркнул он. -- Стоит себе где-нибудь во
французском  порту, а я  даже не имею права  потребовать его обратно. А  все
потому,  что  двор  заполонили  иностранцы и король  гораздо  лучше  говорит
по-французски,  чем  по-английски.  Ну  да ладно,  сегодня  ночью я  за  все
расквитаюсь.
     Дона кинула взгляд на  часы, висевшие над лестницей. Они показывали без
двадцати двенадцать.
     --А  вы,  милорд, --  с улыбкой обратилась она к  Годолфину, -- вы тоже
были свидетелем того, как мистер Рэшли лишился своего корабля?
     --Да, сударыня, -- сурово ответил он.
     --Надеюсь, вы не пострадали?
     --Нет, к счастью,  все  обошлось. Негодяи быстро сообразили, что с нами
шутки плохи, и, как истинные французы, предпочли удрать с поля боя.
     --А их предводитель -- он действительно так ужасен, как вы говорили?
     --В тысячу раз ужасней, сударыня. Я в жизни не  видывал более наглого и
свирепого бандита. Поговаривают, что, отправляясь на разбой, он всегда берет
с собой женщин. Должно быть,  это те несчастные созданья, которых он похитил
в  окрестных  деревнях.  Чудовищно,  просто  чудовищно!  Я даже  не  рискнул
пересказывать это жене.
     --Еще бы, --  пробормотала Дона, -- кто знает, к каким последствиям это
может привести... в ее положении.
     --Он и на   взял с собой женщину, -- подтвердил Филип Рэшли.
-- Я сам ее видел, так же ясно,  как вижу вас. Она стояла на палубе: глазищи
бешеные,  на подбородке краснеет ссадина,  волосы развеваются  по  ветру  --
типичная французская портовая шлюха.
     --А помнишь того маленького оборванца, который постучал к тебе в дверь?
-- спросил Годолфин. -- Готов поспорить, что он тоже из их шайки. У него был
противный писклявый голос и до отвращения смазливая физиономия.
     --Говорят, французы вообще очень странный народ, -- обронила Дона.
     --Если бы не ветер, они  бы от нас не ускользнули, -- пропыхтел  Рэшли.
-- Но в самый  неподходящий  момент с берега вдруг  налетел сильный шквал, и
они стрелой понеслись  вперед. Можно  подумать,  что им помогал сам  дьявол.
Джордж почти в упор выстрелил в главаря и все равно умудрился промахнуться.
     --Это правда, милорд? -- обратилась Дона к Годолфину.
     --Обстоятельства сложились таким  образом,  сударыня... -- покраснев до
корней волос, начал Годолфин, но Гарри прервал его, хлопнув рукой по  колену
и проорав с другого конца стола:
     --Брось, Джордж, всем  известно,  что  этот подлый лягушатник  стащил у
тебя с головы парик!
     Все  посмотрели  на  Годолфина, который  застыл,  не  поднимая  глаз от
бокала.
     --Не обращайте на них внимания, дорогой Годолфин, --  проговорила Дона.
-- Выпейте лучше  вина. Стоит ли так сокрушаться о  каком-то парике. Ведь вы
могли  лишиться  гораздо  большего.  Подумайте, какое горе  вы  причинили бы
бедной леди Годолфин!
     Карнтик, сидящий слева от Рэшли, вдруг поперхнулся вином и закашлялся.
     Время  шло.  Часы показывали без четверти  двенадцать,  без десяти, без
пяти...  Гости по-прежнему  сидели  за столом. Тремейн и Пенроуз из  Трегони
обсуждали подробности петушиных боев; гость, прибывший из Бомина, -- Дона не
расслышала его имени --  шепотом рассказывал Рокингему  скабрезные анекдоты,
то  и  дело  толкая его  локтем  в бок;  Карнтик  таращился на  нее голодным
взглядом; Филип  Рэшли ел  виноград, отщипывая  его морщинистыми  волосатыми
пальцами;  Гарри развалился на  стуле и мурлыкал  какой-то нескладный мотив,
одной рукой вцепившись в  стакан, а другой поглаживая  сидящего  на  коленях
спаниеля.  Неожиданно  Юстик  посмотрел  на  часы, вскочил со своего места и
громогласно возвестил:
     --Господа, хватит терять время! Не забывайте, что  мы приехали сюда  по
важному делу!
     В зале мгновенно воцарилась тишина. Тремейн покраснел и опустил глаза в
тарелку, Карнтик вытер губы кружевным платком и уставился прямо перед собой.
Кто-то  осторожно  кашлянул,  кто-то скрипнул стулом, и все стихло, слышался
только голос Гарри, который продолжал, улыбаясь,  тянуть свой  пьяный напев,
да звон конюшенных  часов, отбивающих полночь. Юстик  выразительно посмотрел
на Дону. Она поднялась.
     --Вы хотите, чтобы я ушла, господа?
     --Глупости, -- рявкнул  Гарри,  приоткрывая один глаз. -- Оставьте  мою
жену  в покое.  Без нее  весь вечер  пойдет  насмарку,  уж  я-то знаю.  Твое
здоровье,  дорогая! Видишь, я  на тебя больше не сержусь, я  простил тебя за
то, что ты потакаешь этому наглому лакею.
     --Гарри, угомонись, сейчас не время  для шуток, -- одернул его Годолфин
и,  повернувшись  к  Доне,  прибавил: --  Извините,  сударыня,  но  в  вашем
присутствии мы не сможем говорить так свободно, как хотелось бы. Юстик прав,
мы потеряли слишком много времени.
     --Конечно-конечно, -- ответила Дона. -- Я не собираюсь вам мешать.
     Она направилась к двери. Гости встали, провожая хозяйку. И тут во дворе
неожиданно зазвонил колокол.
     --Кого там еще  принесло? -- зевнув, пробурчал Гарри. -- Что за  манера
являться в гости с опозданием на два часа? Ну, так уж и быть, откупорьте еще
одну бутылку!
     --Разве  мы кого-то  ждем?  --  удивился  Юстик. --  Годолфин, вы кого-
нибудь приглашали?
     --Нет,  -- нахмурился  тот. --  Я не хуже  вас понимаю,  что мы  должны
соблюдать секретность.
     Снова зазвонил колокол.
     --Да откройте же,  в конце  концов!  -- заорал  Гарри.  --  Что вы там,
оглохли?
     Спаниель соскочил с его колен и с лаем кинулся к двери.
     --Черт  побери, куда  провалились все  слуги?  -- продолжал надрываться
Гарри. -- Эй, Томас, ты что, не слышишь? Открой дверь, тебе говорят!
     Рокингем встал и, подойдя  к  двери, ведущей на кухню, широко распахнул
ее.
     --Есть тут кто-нибудь? -- крикнул он.
     Ему никто не ответил. В кухне было темно и тихо.
     --Спят они,  что ли? -- удивился он. -- Свечи везде потушены, темнота -
- хоть глаз выколи. Эй, Томас! -- снова позвал он.
     --Гарри,  может  быть,  ты  отослал  их  спать?  --  спросил  Годолфин,
отодвигая стул.
     --Спать? Какого черта? Нет!  --  пробормотал Гарри, с трудом поднимаясь
на ноги.  -- Заболтались, наверное, и не слышат, что  мы их зовем.  Ну-  ка,
Роки, крикни еще разок.
     --Говорят тебе, здесь никого нет, -- ответил Рокингем. -- В кухне темно
как в преисподней.
     Колокол ударил в третий  раз.  Юстик, чертыхнувшись, подошел к двери  и
стал возиться с засовами.
     --Может быть,  это один из часовых, оставленных  в лесу? -- предположил
Рэшли. -- Может быть, бандиты что-то пронюхали и схватка уже началась?
     Юстик  наконец  отпер  дверь  и,  остановившись  на пороге,  крикнул  в
темноту:
     --Кто там? Кто явился в такой поздний час?
     --Жан-Бенуа Обери, к вашим услугам, господа! --  послышался ответ, и  в
зал  неспешной  походкой  вошел француз. На лице его играла улыбка,  в  руке
поблескивала  шпага. --  Не двигайтесь, Юстик,  --  приказал он  и  добавил,
обращаясь  к  остальным: -- Всем  оставаться на своих  местах. Вы  окружены,
господа. Первый, кто пошевелится, получит пулю в лоб!
     Дона подняла голову: на лестнице, ведущей на галерею, стояли Пьер  Блан
и  Эдмон  Вакье, оба  с пистолетами  в руках, а из  кухонной  двери  выходил
Уильям. Лицо его было бледно, но спокойно, одна рука беспомощно висела вдоль
тела, в другой блестел острый кинжал, нацеленный прямо в горло Рокингему.
     --Садитесь, господа, --  проговорил француз. -- Не  беспокойтесь, я  не
задержу вас надолго. А вы,  сударыня, можете идти. Впрочем, нет, постойте...
Сначала отдайте мне ваши рубиновые серьги, я поспорил на них со своим юнгой.
     И  он подошел к ней, поигрывая шпагой, а двенадцать мужчин с ненавистью
и страхом следили за ним из-за стола.

19
     Они словно оцепенели.  Ни один не двинулся с места, ни один не проронил
ни  слова  -- все сидели как вкопанные и  смотрели на  француза,  который  с
улыбкой протягивал руку за драгоценностями.
     Их было двенадцать, двенадцать против пяти,  но  пятеро держали в руках
пистолеты, а  двенадцать только что плотно поужинали  и понимали, что шпаги,
висящие в ножнах на  боку, вряд ли будут  для них хорошим подспорьем. Юстик,
правда, все еще стоял в дверях, но после  того, как Люк Дюмон подошел к нему
и ткнул пистолетом под ребра, он волей- неволей вынужден был закрыть дверь и
запереть  ее на  засов.  А  с  галереи  уже спускался  Пьер  Блан  со  своим
напарником. Разойдясь в  противоположные концы длинного зала, они застыли по
углам, готовые,  как  и  обещал  их  главарь,  уложить на  месте любого, кто
осмелится  вытащить  оружие.  Рокингем  стоял,  привалившись  к стене, и  не
отрываясь смотрел на кинжал, направленный на него. Он молчал и лишь время от
времени проводил языком  по губам. Спокойней всех был, казалось, сам хозяин:
плюхнувшись обратно  на стул, он поднес ко рту полупустой стакан и  с легким
недоумением уставился на вошедших.
     Дона вынула из ушей серьги и вложила их в протянутую руку пирата.
     --Все? -- спросила она.
     Он показал концом шпаги на ожерелье.
     --Еще вот это,  с вашего позволенья,  -- сказал он, слегка  приподнимая
одну бровь. -- А то,  боюсь, мой юнга  останется  недоволен. И браслет тоже,
если не возражаете.
     Она сняла браслет и ожерелье и молча, без улыбки, протянула ему.
     --Благодарю, -- сказал  он.  --  Судя  по всему, вы уже  оправились  от
болезни?
     --Мне  казалось, что да, -- ответила она, -- но не удивлюсь, если после
вашего вторжения разболеюсь снова.
     --В самом  деле? -- сочувственно произнес он. --  Какая жалость, я себе
этого не  прощу. Мой  юнга  тоже иногда страдает  от простуды, но стоит  ему
подышать морским воздухом, все как рукой снимает. Отличное средство, советую
вам попробовать.
     Он сунул драгоценности в карман, поклонился и отвернулся от нее.
     --Лорд  Годолфин,  если  не  ошибаюсь, -- проговорил он, останавливаясь
перед его светлостью.  -- Очень  рад. Когда мы виделись  в последний раз, я,
помнится,  одолжил у вас парик. Что поделаешь, я и на него поспорил со своим
юнгой. Зато теперь можно ограничиться чем-нибудь менее существенным.
     С этими словами он поднял шпагу  и срезал  орденскую  ленту со звездой,
висящую на груди Годолфина.
     --Оружие, к сожалению, я тоже  вынужден у  вас забрать, -- заявил он, и
шпага  Годолфина  вместе с ножнами упала на пол. А француз отвесил поклон  и
повернулся к Филипу  Рэшли. -- Добрый  вечер,  сэр,  --  проговорил  он.  --
Надеюсь,  вы немного поостыли с прошлого раза. Благодарю вас за .
Чудесный  корабль! Боюсь только, что теперь вам его не  узнать: наши мастера
оснастили  его  заново  и  покрасили  в другой  цвет.  Вашу  шпагу,  сэр.  И
потрудитесь вывернуть карманы.
     На лбу у Рэшли вздулись жилы. Он тяжело пропыхтел:
     --Вам это даром не пройдет, черт возьми.
     --Возможно,  -- ответил француз.  -- Ничто в этом мире не дается даром.
Но платить пока приходится вам.
     И он пересыпал золотые  монеты из  кармана Рэшли  в  кошелек, висящий у
него на поясе.
     Затем он медленно двинулся  вокруг стола, и каждый из гостей по очереди
отдавал ему свое оружие, вручал деньги, снимал с пальцев перстни, вытаскивал
из галстуков булавки. А француз, посвистывая,  переходил от одного к другому
и,  наклоняясь время от  времени к  вазе  с  фруктами,  отщипывал  несколько
виноградин. Один раз, когда толстяк из Бомина замешкался, стягивая перстни с
заплывших жиром пальцев, он даже присел на край стола, уставленного серебром
и фарфором, и налил себе вина из графина.
     --У вас неплохой погреб, сэр Гарри, -- промолвил он. -- Однако, если бы
вы дали  этому вину полежать еще несколько лет,  оно  только выиграло бы.  У
меня в Бретани было с полдюжины таких  бутылок, но я имел глупость выпить их
раньше срока.
     --Какого черта!.. --  заплетающимся языком  проговорил Гарри. -- Да как
вы...
     --Не беспокойтесь, --  улыбнулся француз, -- я мог бы, конечно, взять у
Уильяма ключ от погреба, но мне не  хочется лишать вас удовольствия отведать
это вино лет через пять.
     Он почесал ухо и покосился на перстень, сиявший на руке сэра Гарри.
     --Какой красивый камень, -- заметил он.
     Вместо ответа Гарри  сдернул  перстень  с пальца  и  швырнул французу в
лицо. Тот поймал его на лету и поднес к свету.
     --Ни  единого изъяна, --  сказал  он. -- Большая редкость для изумруда.
Впрочем, отнимать его  у вас  было бы  просто  грешно. Вы и  так  отдали мне
слишком много.
     И он с поклоном вернул перстень супругу Доны.
     --Ну а теперь,  господа, --  проговорил он, -- у меня к  вам  последняя
просьба.  Возможно,  кому-то  она  покажется неделикатной, но выбирать,  как
говорится, не приходится.  Мне, видите ли, хотелось бы вернуться на корабль,
но боюсь, что это не удастся, если я позволю  вам созвать часовых и устроить
за  мной погоню.  Поэтому,  господа, извольте снять ваши штаны и передать их
моим друзьям. А заодно и чулки с башмаками.
     --Боже  всемогущий!