стене открылась полоса яркого дневного света.  Там,  за  вратами,
было прозрачное апрельское утро, живое весеннее солнце, веселые белые домики
Соборной площади; и там новобрачных ждала новая,  еще  более  многочисленная
толпа, ждала с еще большей нетерпеливой радостью,  уже  готовая  разразиться
жестами и криками. Пламя свечей побледнело, гром органа покрыл уличный шум.
     И медленным шагом вдоль двойной изгороди прихожан Анжелика  и  Фелисьен
направились к дверям. Торжество окончилось, Анжелика вышла из круга мечты  и
двигалась туда, в действительность. Залитая резким светом  паперть  выводила
ее в неведомый мир, и Анжелика замедляла шаг,  вглядываясь  в  полные  суеты
дома, в шумную  толпу,  во  всю  эту  жизнь,  которая  приветствовала  ее  и
провозглашала ее имя. Она была так слаба, что мужу пришлось почти нести  ее,
но  продолжала  улыбаться,  -  она  думала   о   княжеском   дворе,   полном
драгоценностей и королевских уборов, где ее ждал  белый  шелковый  свадебный
чертог. Задохнувшись, она на мгновение остановилась, но потом снова  собрала
силы и сделала еще несколько шагов. Взгляд ее упал на блестевшее  на  пальце
кольцо, и она улыбнулась этим вечным узам. Вот тогда-то, на пороге церковной
двери, у ряда ступеней, спускавшихся на площадь,  Анжелика  покачнулась.  Не
достигла ли она пределов счастья?  Не  здесь  ли  кончалась  радость  бытия?
Последним усилием она приподнялась на носках и приникла к устам Фелисьена. И
с этим поцелуем к ней пришла смерть.
     Но конец  ее  был  беспечальным.  Монсеньор,  теперь  спокойный,  вновь
обратившись мыслью к божественному  небытию,  привычным  жестом  пастырского
благословения  помог  ее  душе  разрешиться  от   тела.   Прощенные   Гюберы
возвращались  к  реальной  жизни,  охваченные  восторженным   чувством;   им
казалось, что кончился сон. Весь собор, весь город справлял праздник. Громче
гремел орган, во всю силу звонили колокола,  и  в  сиянии  весеннего  солнца
толпа приветствовала кликами любящую  чету  у  таинственных  врат  небесного
храма.  Анжелика,  счастливая,  чистая,  возносилась  от  черных   романских
приделов к пламенеющим готическим сводам, среди остатков позолоты и росписи,
возносилась к воплощению своей мечты, к цветущему раю церковных легенд.
     Фелисьен держал в руках только нежную, хрупкую оболочку  -  подвенечное
платье из кружев и жемчугов, горсть легких,  еще  теплых  перышек  улетевшей
птицы. Он давно уже чувствовал, что обладает лишь тенью. Видение,  пришедшее
из невидимого, вернулось  в  невидимое.  Призрак  скрылся,  рассеялся  обман
зрения. Все - только мечта. И Анжелика исчезла на вершине своего  счастья  с
тихим вздохом поцелуя.

1888.