ул в магазин купить  вина. Они  дошли  до Площади Искусств  и  сели  под
бронзовым Пушкиным. Нищенка сама  расстегнула Диме брюки.  В несколько слоев
на ней были надеты бесформенные свитера, кофты и курточки. До нее это тряпье
сменило минимум  десяток  владельцев. Художник скалился  и говорил, что  это
все-таки очень необычно! Нищенка  может что-нибудь сказать, ни на секунду не
отрываясь от орального секса!
     Дима был пьян,  все продолжалось долго. Когда очередь дошла до молодого
человека, глухонемая пожаловалась, что устала. Ей холодно, здесь ходят люди,
и она хочет домой, где тепло и музыка. "Зачем тебе музыка, ты же ни хрена не
слышишь?" -  засмеялся он, но  они  все-таки пошли. При электрическом  свете
нищенка оказалась грязной и несимпатичной. Молодой человек потушил свет.
     Девушка  стянула  с  себя  пару  вонючих  футболок,  посветила  на руку
зажигалкой и сказала, чтобы он не  думал, будто она  проститутка. "Вы просто
понравились  мне,  вот  и  все".  В  дрожащем  огоньке  зажигалки  он  успел
рассмотреть,  что  живот  у  нее располосован  похожими на  розовых  гусениц
ножевыми шрамами.  Дима  выдал ему презерватив.  Зачем  он носит их с собой?
Ведь перед этим он четырнадцать лет подряд...
     Знакомая американка рассказывала,  что  ее  соотечественники на  полном
серьезе  верят,  будто  русские  стирают  презервативы и  используют  их  по
нескольку раз. Кончая, глухонемая скрючивалась,  хрипела и извивалась, будто
ее сейчас вырвет. Он настаивал на  оральном сексе  и  несколько раз стягивал
презерватив,  но  каждый  раз его  приходилось надевать  обратно.  Пробовали
когда-нибудь? Нормально надеть снятый  robber  невозможно,  он станет висеть
бесполезной  кишкой.   Молодого   человека   буквально   тошнило,   но   еще
омерзительнее  стало,  когда  пару недель спустя он сунул  руку под одеяло и
вытащил  оттуда  крошечного,  шевелящего всеми  щупальцами белесого  тельца,
зверька. Вензаболевания для него не были неожиданностью, он успел переболеть
почти всеми, но лобковая вошь?
     Впрочем, самым  страшным  было  даже  не это.  Проснувшись  с  утра, он
обнаружил, что нищенки в  квартире нет. А  еще не  было  нескольких десятков
долларов в  Димином кошельке и  - косухи.  Косуха! моя  любимая  косуха!  Он
искал,  он  надеялся,   что   вчера   она  куда-то  завалилась.   Бродил  по
разбомбленной квартире  и заглядывал под шкафы. Он  не мог поверить, что его
дорогую  куртку  украла  нищенка  с  изуродованным  животом!..  Косуха!  Мой
замечательный biкer-jacket!
     Какое-то время, выходя на улицу, он заглядывал в лица прохожим, надеясь
встретить  воровку.  Это  было глупо. Он плюнул,  влез  в долги и купил себе
другую косуху. Как оказалось, гораздо худшего качества. Кожа новой куртки не
была мягкой, скроена она была плохо. Почти сразу с нее отвалилось  несколько
блестящих заклепок.
     Последние несколько  месяцев все  вокруг  становилось  гораздо  худшего
качества.

Рецепт двенадцатый -
Пара баб и люля-кебаб

     К моменту, когда  он ушел из казино, в правительственное здание девушку
возили уже на машине с мигалкой. Она сделала отличную карьеру.  Вечерами она
ездила играть в преферанс с политиками и ворами в законе. В паре с ней играл
тип, прославившийся  тем, что в  жуткие тридцатипятиградусные  морозы по его
распоряжению  милиционеры  выловили несколько сотен  бомжей, отобрали у всех
теплые вещи и вывезли в леса, километров за двести от Петербурга.
     Когда  девушка пришла устраиваться в газету, редактор  поставил  вопрос
ребром.  Он  дает ей задание, справится - будем работать, нет - до свидания.
Задание было пустяковым: сходить в главный корпус гостиницы "Октябрьская" на
пресс-конференцию лидера отечественных сталинистов Анпилова. Мало кто знает,
что  главный корпус - это не большое здание напротив Московского вокзала,  а
то, что поменьше, стоящее за трамвайными путями на Лиговке.
     Пока она бродила по гостиничным  коридорам и  выспрашивала у горничных,
где  будет выступать  товарищ Анпилов, тот сказал журналистам все, что о них
думает,  и  ушел отдыхать.  Однако  ей  ОЧЕНЬ  хотелось работать  в  газете.
Обнаружив, что  конференция  окончена,  она  поднялась  к Анпилову в  номер.
Утомленный сталинист лег  посмотреть телек и,  может быть, выпить  бутылочку
холодненького пивка. Дверь  он открыл  в лопоухих семейных  трусах и носках.
Она   представилась,   Анпилов  извинился  и   вместо  тридцати   строчек  с
пресс-конференции она принесла редактору большое эксклюзивное интервью.
     Штатную  должность она получила в  тот  же вечер.  Сперва  ей  поручали
черновую газетную поденщину. Пресс-конференции,  митинги, пикеты и конгрессы
крошечных  партий.   Среди   петербургских  политических  журналистов  много
алкоголиков и откровенных сумасшедших вроде Леши Рейна, который на вечеринке
в "Новостях" убрал свои замотанные лейкопластырем очки в кармашек усыпанного
пеплом   и  перхотью   пиджака   и  стал   не  спеша  насиловать   на  столе
шестидесятилетнюю  корректоршу. Женщины  - политические журналисты  выглядят
даже не плохо, а чудовищно. Колтуном свалявшиеся волосы, отсутствие передних
зубов, торчащие  из босоножек чумазые ноги. На этом  фоне любой взгляд сразу
цеплялся за  нее. Когда  она,  еврейская девушка, пошла писать  о  Конгрессе
националистических партий, бритоголовые, одетые в  черное  фашисты  гурьбой,
словно школьники, бродили за ней по фойе и просили оставить телефончик.
     Перелом в ее карьере наступил месяцев через  девять после того, как они
с молодым человеком познакомились. Сразу после первого  апреля. Срочно нужен
был розыгрыш, но, как обычно,  ничего веселее зеленой обезьяны, сбежавшей из
Зоопарка  и  заражающей горожан  неизлечимой  лихорадкой,  не  выдумывалось.
Редактор мучался неделю, а  потом  решил,  что  стоит  написать,  будто она,
штатная  политическая  журналистка,  вышла  замуж  за  Вячеслава   Марычева,
депутата  ГосДумы,  который  любил являться  на  заседания  в  гриме Саддама
Хусейна или с накладной женской грудью.
     Молодой  человек  взял  напрокат  дорогое  свадебное  платье,  Сердитов
договорился, что фирма по доставке  пиццы  на дом привезет ящик шампанского.
Фотограф несколько раз щелкнул, как, багровея от  натуги, Марычев  держит на
руках рослую, тяжелую девочку.
     В том году первое апреля приходилось на понедельник. По понедельникам у
масс-медиа  выходной.  Газета с розыгрышем вышла во вторник, второго,  шутки
никто  не   понял.   Бабульки  из  марычевской   партии   засыпали  редакцию
поздравительными  открытками.  Знакомые политики  бросились поздравлять ее с
удачным  браком.  Вскоре  после  этого  ей  была   предложена   должность  в
правительственном  здании. Сначала маленькая,  потом повыше. К  их последней
осени дело  наконец дошло  до  собственного  кабинета с итальянской  офисной
мебелью.
     Он в ту осень окончательно перешел с "Балтики" на пиво  "Степан Разин".
Не  знаю,  замечали  ли  вы, но  последнее  время  по вкусу "Балтика"  стала
напоминать  ацетон.  Сперва молодой человек думал попробовать  "Невское", но
оно оказалось еще хуже. Выпейте шесть жестяных баночек (не бутылок, а именно
банок!),  и  тротуар  рванется  навстречу  вашему  лицу,  как  соскучившаяся
невеста. Методом проб и ошибок он выбрал "Степана Разина" и  той осенью чаще
общался с ним, чем с ней.
     От нескольких  последних  месяцев  ему  если  что  и  вспоминается,  то
тоскливые  похмельные утра, собственные  сальные  волосы,  переезды с  одной
квартиры  на  другую. Везде его принимают  на кухне,  кормят плохой  дешевой
едой, поят алкоголем. То ли было это, то ли не было.
     Еще он пытался писать. Получалось плохо. Раз в  неделю он распихивал по
редакциям свои  старые,  публиковавшиеся много лет  назад  материалы. Как-то
просидел за  компьютером  десять часов подряд, и, когда зазвонил телефон,  в
глазах у  него  скрипел мелкий речной песок.  Звонила знакомая. Когда-то они
вместе  работали, а  теперь  раз в полгода  созванивались. Она сказала,  что
издательство,  для которого  пишет  молодой человек,  на грани  разорения и,
скорее всего, ни копейки ему не  заплатит.  Если он хочет подробностей - она
неподалеку,  в кафе. На деньги  издательства  он рассчитывал и, занервничав,
сказал, что сейчас будет.
     Оказалось, что издательство ни при чем. Знакомой было просто скучно без
мужского  внимания.  Он разозлился и хотел уйти,  но...  не ушел. Кафе  было
маленькое. Сизый  тип  в  белой тужурке ждал, пока  кто-нибудь допьет  пиво,
чтобы  убрать со  стола  пустую  бутылку.  Куда ему было идти? Слушать, как,
вернувшись  с  работы,  его  собственная  девушка  по   сотому  разу  станет
жаловаться на толстого  соседа  по  кабинету,  строящего против нее козни...
требовать, чтобы он ее  пожалел...  терять нить разговора? Доходило до того,
что как-то  она уснула под ним еще до того, как кончился секс. Раньше она не
была такой... или была?
     Они встречались две  весны и три осени. На улице он садился на корточки
и завязывал шнурки на ее ботинках. Он говорил, что хочет от нее детей, а она
отвечала, что раз  ему  это  надо,  то и рожать он должен сам.  Так  будет и
дальше? Они видятся два раза в  неделю и  трижды  в неделю делают секс.  Они
перестали  даже  скандалить.  Они  так  и  останутся  чужими...   одиноко  и
безразлично тыкать пальцами в раны друг друга... да?
     Когда кафешка закрылась, вместе со знакомой он перекочевал в модный той
осенью "Рыжий Чуб". На сцене клуба голосила певица с монголоидным лицом. Нет
на свете ничего  чудовищнее мужчин  в пиджаках, пытающихся под песню Филиппа
Киркорова  станцевать брейк-данс. Он рассказал несколько традиционно смешных
историй. Вздрагивая тугими щеками, знакомая над ними посмеялась.
     Он совсем  не удивился, когда, хлопнув себя по лбу, она  вспомнила, что
дома  у  нее  есть  большая,  купленная  в  пулковском  "Дьюти-Фри"  бутылка
"Мартини".  Еще через полчаса молодой  человек сидел в глубоком кресле и пил
необлагаемый  налогом  вермут.  Знакомая рассказывала,  что, когда  ей  было
двенадцать  лет  и   она,  тряся  косичками,  возвращалась   из   школы,  ее
изнасиловали  на  лестнице.  Прямо возле собственной  двери.  Несколько  раз
подряд... За  окном  светало, после "Мартини" появился ликер. Прежде чем они
разделись, девушка рассказала эту историю раз  шесть. Она так  искренне себя
жалела, что он подумал: зря, уходя, насильники ее не придушили.
     Проснулся  он  только вечером следующего дня и  сразу же сказал,  чтобы
знакомая приготовила чего-нибудь поесть. О происхождении блюда, которое  она
принесла, гадал он долго. Выглядело оно как черствый хлеб, пропитанный сырым
яйцом и декорированный жиром, выковырянным из колбасы.
     "Никогда ничего не клеилось у меня осенью.  Это все  осень,  я здесь ни
при  чем.  Мы с  детства знаем, как ПРАВИЛЬНО.  А потом вырастаем  и  боимся
понять, что  ничего правильного  в окружающем мире  нет. Слова,  накрученные
вокруг отношений  с женщиной,  друзьями,  родителями... мало  ли,  что можно
наговорить? Мир, в который мы попали, не плох. Просто он играет по правилам,
о которых нам забыли сказать..."
     Потом он поехал  к ней.  Она оставила  его  ночевать, и перед  сном они
успели даже немного  поболтать. Засыпая, он что-то шептал девушке на ухо. Он
еще не знал, что это будет их последняя ночь.

Рецепт тринадцатый -
"Хванчкара" и хинкали

     За эти два  года он много раз пытался уехать от нее. Через пару месяцев
после  того,  как  они  начали встречаться, ему позвонил  знакомый кардинал,
монсеньор Ренато.  В Дублине  кардинал организовывал религиозный  конгресс и
спросил, не хочет ли молодой человек выступить. Он сказал, что хочет, и даже
сел  набросать текст  доклада. А потом  вышел выпить с ней любимого светлого
пива... стал делать секс в примерочной кабине "Бритиш Хауса"... купил розы и
всю ночь слушал модных DJ-ев в "Туннеле".
     Утром они приехали к ней домой настолько пьяные и потерявшие ориентацию
во  времени, что,  встретив  в ванной стоящего  в пижаме и брившегося  перед
работой  отца, девушка сказала:  "Уже  ложишься? Ну,  спокойной  ночи..." На
следующий  день  он  сходил  в "Люфтганзу"  на  Вознесенском проспекте  и  с
извинениями вернул присланные билеты.
     После Дублина  был еще Париж. Прошел год, это была их вторая осень. Они
опять поругались, а  на следующий  день ему  позвонил Макеев, хозяин галереи
"Петрополь". Галерее исполнилось десять лет, Макеев планировал отметить  это
событие,   ему   нужен   был   пресс-секретарь.   В   качестве    платы   за
пресс-секретарство он обещал к Рождеству отвезти молодого человека в Париж.
     Петербургские галерейщики  бедны. Их  день проходит в беломорном  дыму,
среди мутных  полотен. С тоской они высматривают пузатого немца, из-за плеча
которого выглянет номер  в "Хилтоне" с баром и джакузи. Макеев был не таков.
"Петрополь" торговал  дорогими скульптурами из  мамонтового бивня. Помещение
для  галереи  Макеев снимал возле  самого Эрмитажа. Ни разу в жизни молодому
человеку так и не удалось увидеть его трезвым. Однако он был уверен: раз тот
обещает, значит, на Рождество он окажется-таки в Париже.
     Обсудить  все подробнее  они договорились в  понедельник, в одиннадцать
утра. Он пришел, а Макеев  был  уже  пьян. Глупо  хихикая,  краснея  щеками,
иногда  икая,  но ни  разу не сбившись  с мысли,  он  объяснил,  в чем  суть
предстоящих  торжеств.  Ничего  умнее,  чем всех  напоить,  в  голову ему не
пришло. Но проставиться он собирался с размахом. В честь юбилея гости должны
будут пить ровно месяц. Каждый  день. С часу дня до девяти вечера. Причем не
какое-нибудь  пиво, а  хороший  коньяк.  Каждая  рюмочка  будет предваряться
тостом и отмечаться на шахматных часах, пропуски не допускаются.
     У молодого человека были подозрения, что, кроме самого Макеева, никто в
городе  не выдержит такого ритма.  Уже  через неделю  гости  вряд  ли смогут
сказать не то что тост, но даже "Му-у-у". Однако он оформил все сказанное  в
пресс-релиз,  раскидал  по  редакционным   факсам   и  выпил  коньяку.  "Это
армянский. Это его будут пить гости".
     Она не звонила.  Макеев боялся, что  в  консульстве не успеют  оформить
визы. Он торопил, и в день пресс-конференции молодой человек отдал ему  свой
загранпаспорт. Мосты были сожжены. В тот  день Макеев был пьян  даже больше,
чем  обычно. Предоставляя слово спонсору, он указал  на здоровенного усатого
дядьку и сказал: "Вам слово, Наташечка".
     Потом гостей попросили к  столу, и все  быстро  сравнялись  с Макеевым.
Застолье протекало  захватывающе  и кончилось  масштабной  дракой,  во время
которой с  постамента кувырнули небольшую  статую, состоявшую из дюжины  рук
вперемешку  с  таким  же  количеством  фаллосов.  Мигом протрезвевший Макеев
заорал, что статуя стоит шестнадцать косарей  грином,  и  вытолкал  всех  на
улицу.
     У  него  была целая  куча  денег: Макеев  дал аванс.  В  рюкзаке лежало
несколько бутылок "Хванчкары" и коньяка: перед уходом он сгреб со стола все,
до  чего  мог дотянуться. Он пытался кому-то  звонить,  попробовал  зайти  в
редакцию. Фонари тоскливо  освещали пустые улицы. Появись он с этим рюкзаком
у своей девушки, она бы радовалась как ребенок.  Брякая бутылками, он бродил
по городу и не представлял, куда себя деть.
     Невозможно  пить в  одиночестве. Как  только  выдерживают  это парни из
американских  боевиков? Рано или поздно ты все равно к кому-нибудь подсядешь
и  начнешь  разговор с самой глупой фразы, на  какую способен.  Уже ночью он
зашел в ресторан "Старый Замок", честно признался, что алкоголь у него свой,
но он может заказать какую-нибудь еду.
     К нему подсел щетинистый тип  в пиджаке. Молодой человек болтал с ним о
Париже. Пришвартованные к  низким, не таким  как  в  Петербурге,  набережным
beauteu. По  утрам  из-под  мостов вылезают смешные клошары. Нервные  тонкие
брюнетки   пьют   в  кафе-шантанах   семидесятиградусный  абсент.  Когда   с
"Хванчкары" они перешли на коньяк, тип встал из-за  стола  и  кулаком разбил
ему нос. А  на следующее утро телефон в  квартире молодого человека все-таки
зазвонил.
     Полдня он держал на переносице лед, а потом была она: влажная... жаркая
и влажная... она пышала влажным жаром... голова у него кружилась, он чуть не
упал... "что  ты  со мной делаешь?!"  Совсем  вечером  он поплелся к Макееву
забирать паспорт. Тот болтал о чем-то с полупустой бутылкой коньяка. Молодой
человек  не сказал,  почему на  самом деле не  может с ним  поехать.  Что-то
наплел о срочной работе. Подлинная причина без труда читалась на испачканной
белым ширинке его джинсов.  При воспоминании об этой причине у него начинали
противно дрожать губы и хотелось курить.
     Через  год  после  Парижа, их ПОСЛЕДНЕЙ  осенью, в Петербург  с визитом
приезжал посол Далай-ламы, монах-тибетец  Геше Тхинлэй. Он был высок, наголо
брит и на тощей руке, торчащей из рукава  монашеского плаща,  носил  золотой
"Ролекс". Молодой  человек написал о визите для одной из газет. Фото тибетца
вышло на первой полосе.  А через неделю из китайского консульства в редакцию
пришла   официальная  нота   протеста.  Тибет  это  вроде  китайской  Чечни:
доставучий камешек в сапоге большой империи. Китайцы возражали  против того,
чтобы кто попало вмешивался в их внутренние дела.
     Редактор  сказал,  что только  международного  скандала ему не хватало.
Молодому человеку пришлось  плестись в консульство, заглаживать вину. Консул
сидел на низком плюшевом диванчике, сам какой-то очень низенький и плюшевый.
У него были пальчики, как у птички... очень мерзкие. Консул  напоил его чаем
и объяснил, что  молодой человек написал материал - это его работа, а консул
прислал  ноту  - это уже  его работа. Так что теперь  все о'кей, можно снова
дружить.
     Молодой человек откопал визитную карточку Геше Тхинлэя, позвонил  в его
московскую резиденцию и пожаловался на проблемы. Монах  приехал  и  уехал, а
его, между прочим,  затаскали по  инстанциям.  Тибетец огорчился: "Айм  рили
сори! Могу я что-нибудь для вас сделать?" Молодой человек сказал, что  хочет
взять  у  Далай-ламы  телефонное  интервью,  пусть  ему  дадут  его  номер и
предупредят о  звонке. Эмигрировав  из  Тибета, Далай-лама  живет  в  Индии.
Разницу во времени между Петербургом и Гималаями молодой человек  высчитывал
долго.
     Редакционный  факс,  с которого  он  звонил, формой напоминал ленинский
броневик.  Его  быстро соединили  с  далайламским  пресс-секретарем, который
сказал, что  им не обязательно общаться по телефону  - лучше будет приехать.
Слышно было плохо. Коверкая  английские слова, секретарь объяснил, что нужно
будет только заплатить  за билеты до Дели, дальше они все берут на себя.  На
машине встретят  в  аэропорту,  поселят в  келье. Будут  кормить  тибетскими
лепешками и подарят  на  память  благословленный Далай-ламой белый шарф.  Он
положил трубку  и  услышал,  как  дурными  голосами орут,  скача  по лианам,
индийские шимпанзе, а где-то в глубине джунглей, призывая их, бестолковых, к
порядку, трубят, задирая хоботы, большие слоны.
     В  тот день девушка  по делам была  с Политиком в Москве, но как только
она вернулась, он сообщил, что уезжает в Тибет. Она посмотрела на него  так,
будто  молодой человек забыл застегнуть ширинку. Они гуляли  по Фонтанке, и,
ни на минуту не замолкая, она рассказывала, как провела время. Куда ее водил
Политик, с какими роскошными людьми она общалась. Уже  несколько месяцев она
говорила только об этом.  Дома  по  атласу  молодой  человек  уже  прикинул,
сколько времени  добираться  из Дели до  резиденции Далай-ламы,  и  названия
городов  - Сахаранпур...  Джаландхар...  Срингар... - древними  заклинаниями
стучали  у него в ушах. Она говорила, что Политик кормил ее в самом шикарном
московском  ресторане  и  дал  официанту на чай $50.  В  воздухе плыл  запах
сандала, и  на  горизонте стеной  уходила  ввер