ать положено.
     Кирилла я  так  и  не  встретил.  Хотя недавно разговаривал  с  ним  по
телефону.  Он позвонил и сказал, что лежит в неврологической больнице. Может
быть, я заеду? Я спросил, что с ним случилось? Кирилл помолчал и сказал, что
его кормят таблетками. Он весь прохимичен. Было впечатление, что я беседую с
радиоприемником.
     - А мясом тебя там кормят?
     Он замолчал надолго. Я слышал, как он дышит: маленькими глоточками.
     - Мясом тоже кормят, но редко. Таблетки  очень  сильные. Чувствую,  что
весь прохимичен. Соображаю плохо. Может быть, заедешь?
     - Помогает хоть?
     - Если  честно, не очень. Но таблетки сильные, должны помочь. Чувствую,
что весь прохимичен.
     - Ну, удачи тебе. Поправляйся!
     Он снова помолчал. Потом спросил,  работаю  ли  я  еще в информационном
агентстве? В  агентстве я проработал меньше  месяца. Это было несколько  лет
назад. Как раз перед  тем, как Кирилл первый раз попал в Лавру. С  тех пор я
рассказывал Кириллу, наверное, о дюжине мест своей работы.
     Дома у меня  лежит  кассета с его первым альбомом. Оформленный Кириллом
вкладыш  с текстами  здорово  поистрепался.  Хотя кассету  я  практически не
слушаю. В принципе я никогда не любил рокабили.

История пятая,
о суке и про любовь

     Сколько  же  времени  я  пил? Вроде  бы с  понедельника по  вторник. Не
подумайте плохого:  вторник отстоял от  понедельника недели этак на  две. По
утрам в комнату вплывали  перламутровые гадюки, ужи и миноги. В уголках глаз
творилось вообще черт знает что. Иногда кто-то звонил.  Понятия не имею, что
означали  фразы,  которые  я  произносил.  С пищеварением  происходили  вещи
стыдные  и  тягостные.  Господи,  зачем  вчера  я  обещал милиционерам,  что
нажалуюсь на них в ООН?!
     Потом все начиналось сначала. Знал ведь, что пить не стоит...  впрочем,
почему не стоит?..  выбирать  приходилось всего-навсего  между  алкоголем  и
шизофренией...  вы  бы  что  выбрали?   Вспоминаются  черные  провалы  арок,
переполненные пепельницы. Щетина  успела отрасти  такая,  что развевалась на
ветру, как пиратский флаг. Нервные руки напоминали неисправный "запорожец".
     В тот день в кафешке на Литейном я наорал на бармена. Странно, что меня
не  побили. Возле "Коко-Банго"  угощал  алкоголем тоненькую тринадцатилетнюю
девочку. У нее были куриные ключицы. В витрине "Коко" зеленорожий Джим Керри
качал двухметровой ногой. Витрина  была  достопримечательностью района.  Мне
нужен  был  гигиенический  пакет...  человек-гигиенический  пакет...  та,  в
которую меня вырвет накопившимся кошмаром. Девочка пила, далеко запрокидывая
маленькую голову, и давала смутные авансы. По ее лицу стекала грязная вода.
     Уже  совсем  ночью,  в  квартире  Андрея  Морозова,  я  мешал  жидкость
"Льдинка" с пивом и пил. Мир упрямо не исчезал... подонок! Как я оказался на
лестнице у Карины,  не помню.  В  костяшках правой  руки  пульсировала боль.
Разговор выходил циклическим.
     - Ты спала с ними?
     - Ты пьян. Уезжай.
     - Спала или нет?
     - Какая разница!
     - Я все видел! Да или нет?!
     - Что ты видел?
     - Как ты могла?! Да или нет?!
     - Уезжай!
     Я  снова  бил  кулаком  в  цементную  стену.  Наружная  сторона  кулака
напоминала подушку. Иногда мимо проходили Каринины  соседи. Я был  настолько
пьян, что, пытаясь поднять на них  глаза,  морщился от боли. Потом обнаружил
себя  дома: смотрел  в  окно и пытался  курить. Пепел  я стряхивал в грязную
тарелку. Может быть, перед этим я успел поужинать?
     Я заперся в  ванной.  Сквозь  прозрачную воду  живот казался  рыхлым  и
толстым. Серел съежившийся  член.  Какое-то  время я пытался пилить запястье
безопасной бритвой. Из-под кожи выступали бруснички крови. Совсем маленькие.
Я плюнул и взялся за нож. Дело пошло успешнее. Иногда в дверь кто-то стучал.
Шумела вода, мне не было слышно кто.
     Серега  Кастальский, московский рок-тусовщик,  рассказывал, что  обычно
врачи "скорой"  хитрят. В ванную заходит старичок-докторишка  и говорит, что
устал от идиотов вроде  тебя. Хочешь помереть - флаг  в руки! Кстати, нет ли
выпить? Ты откладываешь лезвие, делаешь шаг за порог  ванной, и трое амбалов
скручивают тебя смирительной рубашкой.
     Со мной все  было  проще.  Молоденькая  докторша приподняла  мне  веки,
пощупала  пульс на  уцелевшей  руке. Сказала,  чтобы  я  не  шевелился, меня
вытащат. Меня одели.  В  "скорой" меня вырвало  на пол. Докторша гладила мою
голову и говорила, что это ничего. Санитары вынесли меня из машины и уложили
на кожаную кушетку. Она была холодной.
     Я   пытался   что-то   рассказывать,   что-то   объяснять  тетечке   из
регистратуры.  Ей было  не интересно. Потом  я  сидел в облицованной кафелем
клетушке. Вместо двери  там была сваренная  из толстых  прутьев решетка. Под
потолком на витом шнуре висела лампочка без абажура. Помимо меня, в клетушке
лежал небритый мужчина. Я попробовал с ним разговаривать. Он хрипел и шлепал
губами. Прежде чем  мужчину вынули  из петли, он  успел порвать  себе  мышцу
слева на шее.
     Я поднялся и стал трясти решетку.
     - Чего я жду?
     - Утром приедет психиатр. Вас нужно ему показать.
     - Утром это во сколько?
     - Часиков в одиннадцать. Может, чуть попозже.
     - А сейчас сколько?
     - Полшестого.
     Сосед  синел и  закатывал  глаза.  Я попробовал  спать. Под веками  все
кружилось.  Меня  тошнило.  Я сел  на  пол  и вытащил  из  куртки  сигареты.
Неожиданно обнаружил, что левая рука до  самого локтя замотана ослепительным
бинтом. Кончики пальцев высовывали наружу любопытные рожицы.
     Я  снова  позвал регистраторшу и попросил воды. Когда женщина повернула
ключ в увесистом замке, я отпихнул ее и побежал к выходу. Ногой пнул  дверь,
оказался  в темном дворе. Из-под  снега вытаивали собачьи какашки.  Догонять
меня  никто  не собирался. Я прислонился  спиной к стене. Сполз на корточки.
Заплакал. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ!
     Карина приехала  с  самого утра.  Я проснулся  от  ее звонка  в  дверь.
Квартира была пуста. Спать совсем не хотелось.  Хотелось  вскочить и  срочно
куда-то  бежать. Карина  была  ненакрашенная  и  злая. Она села  на  стул  в
прихожей и посмотрела мне куда-то в живот.
     Мы помолчали.
     - Покажись, красавец.
     Я повернул  ей левую руку  внутренней  стороной.  За  ночь  под  бинтом
натекло  немного крови.  Бинт  выглядел грязным. Я  чувствовал, как  в  руке
стучит пульс.
     - Идиот.
     Она стащила  с красивых ступней ботинки. В комнате устало положила руки
на колени... подавила  зевок... подняла на  меня  глаза.  Я стоял и  молчал.
Усмехнувшись, она через  голову  стянула рубашку. Модели  загорают  топлесс.
Загар был ровным, без паузы на бюстгальтер.
     - Так и будешь стоять?
     Свет  в  комнате  был  серый,  утренний. В латунный подоконник стучался
последний снег.  Или первый дождь? Стягивая  брюки, я  запутался  и чуть  не
упал. Левая рука забинтована. Правая разбита так, что пальцы  не разгибаются
и под кожей концентрическими кругами расползается синяк.
     - У тебя есть презерватив?
     - Нет.
     - Плохо. Точно нету?
     Иногда открывая  глаза,  я  видел, какое усталое  у  нее  лицо. А  ведь
начиналось  все  неплохо.  Я совсем  не собирался  за  ней ухаживать. Просто
попросил что-нибудь сказать. Она усмехнулась.
     - О чем?
     - Не знаю. Скажи о любви.
     У  Карины был день рождения. Гости собрались у нее  дома. Жила Карина в
тех  жутких  кирпичных дворах, что расположены вокруг тюрьмы "Кресты".  В ее
комнате  были огромные окна. При ярком свете все чувствовали себя  глупо. На
низком столике стояло  несколько бутылок красного вина и лежали  бутерброды.
Терпеть не могу такие вечеринки. Сперва даже думал выпить немного и уйти. Но
потом стемнело, лишние люди исчезли, на стол выставили водку. Я остался.
     К  полуночи возникла  идея  сходить  потанцевать. Карина настаивала  на
клубе  "Wild  Side".  Она  была именинницей, никто не  спорил. В  машине она
сидела у меня на коленях. Ровно мне в лицо упиралась отличная круглая грудь.
Я что-то пил из горлышка и  иногда с ней целовался. Вообще-то у нас  были не
те отношения,  но так  уж выходило.  Машину  подбрасывало,  и я хватался  за
Карину руками. Сразу под тонкой тканью начиналось жаркое, желанное тело.
     Кроме нас, в машине сидели еще  две пары. Гитарист малоизвестной группы
с  журналисткой  из  "Московского  Комсомольца". Плюс  двое  испанцев. Парни
взасос  целовались между собой. Еще дома я спросил,  гомосексуалисты ли они.
Ответили  они  разом, как  в  армии.  Один сказал: "Да!",  а  второй: "Нет!"
По-русски  они  почти  не  говорили.   Их  грозное  испанское  "тр-р-р-р-хр"
перетекало в стеклянное "эль-ль-ль". Парни были красивые, смуглые, с черными
ресницами. Тропические и порченые, как лежалые бананы.
     С яркого и шумного проспекта Газа мы  свернули на  набережную Бумажного
канала. Пахло мокрой  грязью и древесной корой. Возле парадных на веревочках
сушилось белье. Неподалеку от входа в клуб блевал военный в форме. Зайдя,  я
приобнял Карину за талию. Она смеялась и прижималась ко мне.
     В баре мы купили  водки с  апельсиновым соком. Мне хотелось,  чтобы она
была пьяна.
     - С днем рождения!
     - Спасибо!
     Чтобы  расслышать  друг  друга, приходилось наклоняться  и почти орать.
Помимо бара, в "Wild Side" имелся танцпол. Там было так тесно, что музыканты
упирались грифами гитар в противоположную стену. В общем, так себе местечко.
В туалете на двери не было задвижки.
     - Ну, чего ты молчишь?
     - Чего тебе сказать?
     - Такая симпатичная - и молчишь. Скажи хоть чего-нибудь.
     - О чем?
     - Не знаю. Скажи о любви.
     Идиоту  понятно, что  означают  такие  диалоги.  Завтра  нам  предстоит
проснуться в одной постели.  Может  быть,  я  стану  хмуриться,  мучиться  и
мечтать о моменте, когда за ней захлопнется дверь.
     - О любви? Ну что ж... Послушай, если интересно.
     Она была  не из тех,  кто на вопрос "как дела?" начинает  рассказывать,
как дела. Не знаю, с чего ее повело. Но она говорила... а я слушал.
     Было  время,  и Карина училась  в  художественной  школе.  Каждое  лето
учеников   вывозили  на  экскурсии.  Педагоги  старались,  чтобы  подопечные
действительно  понимали,  что  значит  слово  "искусство".  Карина ездила  в
Москву, Прибалтику, по  Золотому  кольцу.  Когда ей  было  тринадцать, класс
отправился в Псковскую область изучать фрески тамошних монастырей. Наверное,
уже тогда  она была как сейчас...  красивой... желанной.  Одну  из  обителей
реставрировали, большая часть помещений пустовала. Там-то, в  монастыре,  ее
прямо в келье и изнасиловали двое пьяных монахов.
     - Как монахов?
     - Так. Монахов.
     - Такого не бывает!
     - Ты думаешь, я вру?
     - Не рабочих? Не послушников? Именно монахов?
     - Можно подумать,  я в этом понимаю! Бородатые оба... Когда насиловали,
балахоны свои черные задирали...
     Мы помолчали. Блин!.. Все так удачно складывалось. Не с испанцами же ей
было отсюда уходить! А теперь...
     С утра  я сидел  в уличном кафе,  возле Дома  Журналистов. Был какой-то
праздник. По Невскому маршировали военные оркестры. Мой столик был, как раб,
цепью за  ногу прикован к стене. От стаявшего  снега на нем остались разводы
серой  грязи.  У трубачей  некрасиво  раздувались  щеки.  Я  пил  "Коку"  из
бумажного стаканчика. Бедная девочка... Бедная девочка... Бедная девочка...
     Карина была  моделью. Она могла  и работать  на подиуме, и  сниматься в
рекламе.  Хотя  обычно  девушкам  достается  что-то  одно. Незадолго до  дня
рождения она ездила на показ в Лондон. Говорила, что ей заплатили ЦЕЛУЮ КУЧУ
денег!  Хвасталась,  какие  классные  юбочки купила  на Пикадили-Секес.  Еще
раньше ее лицо показывали в  ролике знаменитого шампуня, который  крутили по
всем центральным каналам.
     Когда  модная москвичка  Маша  Цигаль привезла в "Continent"  коллекцию
"Фавориты  Луны",  Карину  отобрали  для   показа   из  нескольких  десятков
претенденток. Перед показом я  сидел  в раздевалке на втором  этаже клуба  и
таращился на  гологрудых моделек. Они надевали на свои  тела дорогие платья,
выходили в  зал и улыбались.  Что за скользкие гады копошатся в их памяти? У
них  была  тонкая кожа...  смешные тонкие руки. Как  могут они  улыбаться? -
мучался я.
     Ухаживать за такой  хрупкой...  чистой девушкой...  я не  знал,  с чего
начать. Сперва пробовал приглашать Карину на концерты.  Например, мы сходили
на английских панк-рокеров "The  Exploited". Как известно, концерт  кончился
большой кровью. Прямо в  зале  омоновцы в  касках  и бронежилетах  атаковали
толпу панков.  Тех,  кто падал, тут же затаптывали и, целясь в голову,  били
дубинками.
     - Что они делают?! Это же люди!
     В ее глазах  стояли  красивые  слезы.  Я  удивился...  как-то  радостно
удивился. Обычно такие чистенькие, ухоженные девушки  не сочувствуют  пьяным
гребнястым подонкам. Ну  и что, что она  модель?  Мы  могли бы быть парой...
неплохой  парой.  После  концерта  мы  вместе  с  группой  поехали  в  "Fish
Fabrique".  Англичане вертели  бритыми башками и  звенели  вдетыми в  ноздри
цепочками.  Выпив пару кружечек,  я  спросил,  не выйдет  ли Карина  за меня
замуж?
     - За тебя? Да ты что!
     - Не выйдешь?
     - Чего в тебе хорошего? Без конца пьешь. Денег нет.
     - Почему "без конца"? Неужели во мне нет вообще ничего хорошего?
     - Сам-то как думаешь?
     Я задумался. Действительно задумался.
     - Иногда  дома... один... я слушаю радио... и  танцую...  ну, знаешь?..
перед зеркалом... как будто певец - это я... получается ничего.
     Она громко рассмеялась:
     - Это все?!
     Я постоянно думал о ней. Хотя  бывало, что, напиваясь, спал с какими-то
девушками. Они  казались мне некрасивыми и дурнопахнущими. Допускаю, что был
несправедлив. Я трогал  их тела, зажмуривался, и перед глазами вставала одна
и та же картина. Распахивается дверь... бородач в черном глядит в испуганное
детское  лицо...  стадо  носорогов  выбегает  из-под  подола  его  одежды...
интересно,  они  насиловали ее одновременно  или по очереди?..  темный  ужас
заглядывал в мои зрачки. Одна из  девиц сказала потом, что  такого накала не
помнит за всю предыдущую практику. Я чувствовал только вину. Я не имел права
думать об ЭТОМ. Впрочем, все равно думал.
     В  другой  раз  Карина попросила сводить  ее на шоу  группы "Несчастный
Случай". Концерт оказался похожим на цирковое представление. Шестеро дядек в
пиджаках  строили  дурацкие  рожи,  рассказывали  анекдоты  и в паузах между
песнями отвечали на записки. По залу бродили дети и трезвые толстые девушки.
Когда  все  кончилось, мы  решили погулять.  Скоро я не выдержал  и все-таки
купил себе пива.
     Фонари  на  Троицком  мосту напоминали  кулак  с  неприлично  вытянутым
средним  пальцем.  Зима  уже кончилась,  а  весна  еще  не  началась.  Возле
Михайловского замка бродили хихикающие парочки. Все ждали полуночи. Именно в
полночь  в  окне опочивальни  должен был проплыть  Павел  Первый в  буклях и
треуголке. В  Фонтанке между льдинами  чернела весенняя вода.  Льдины грубо,
по-мужски наваливались на ее податливое тело.
     По  дороге я покупал себе все новое пиво. Возле Аничкова  дворца Карина
замерзла окончательно. Когда-то  в этом здании устраивались  роскошные балы.
Мужчины  надевали  обтягивающие  брючки,  сквозь  которые,  просвечивали  их
длинные  толстые  члены.  Я  зажмуривался  и вспоминал, что  в мусульманских
странах за изнасилование положена кастрация.
     Погода  напоминала  нарыв,  который не может  прорваться. Все отсырело,
почернело, набрякло... весна не начиналась. Позвонив как-то, Карина сказала,
что устала от этого  гнилого города. Не хочу ли  я съездить с ней  на дачу к
приятелям? С трех раз угадайте, хотел ли я!
     Добираться предстояло на нескольких машинах. Встретиться договорились у
Финляндского вокзала. Был вечер пятницы. Мы вдвоем приехали раньше, замерзли
и бегали греться в метро. Я спрашивал, кто  будет еще? Карина  отвечала, что
так... модели... пара ее подружек... они танцуют в клубах стриптиз... просто
всем надоела эта погода... не парься, тебе понравится.
     Подъехавшая машина показалась мне очень дорогой. Парень, вышедший из-за
руля, вызывал смутные  ассоциации  с  мобильной  телефонной связью.  Черт бы
побрал этих моделей! Он пожал  мне руку и  открыл  багажник. Я бросил внутрь
рюкзак. В багажнике стояло два ящика пива и россыпью лежали большие водочные
бутылки.  Они  были похожи  на только  что  выловленных форелей. Всю  дорогу
Каринины  приятели  смеялись  и  громко обсуждали  незнакомых мне  людей  со
странными  фамилиями.  Я  молчал. Сидеть было тесно и неудобно. По дороге  я
выпил несчетное количество алкоголя. Пили, впрочем, все, включая водителя.
     Остальные машины были не дешевле  нашей.  Когда мы подъехали,  они, как
зебры на  водопое, уже толкались  перед крыльцом. В  доме горел камин и орал
телевизор. На кухне девушки крупными кусками строгали мясо. Кому принадлежал
дом,  я так и не понял. Он был трехэтажный, с кирпичными стенами.  На первом
этаже имелись  баня  и  гараж.  На  втором,  помимо комнат  и  камина,  была
застекленная веранда. На третий этаж я забрался только утром следующего дня.
Там  было холодно.  Посреди комнаты  накануне кого-то вырвало. Еще там стоял
огромный диван со следами инея и недавней спермы.
     У молодых людей были римские торсы и крепкие челюсти. Переспи с таким -
родишь минимум тройню. Девушки, кроме  Карины, были  какие-то... с попами...
не  люблю  таких.  Чем  в  компании девушек и  алкоголя можно заниматься  на
природе? Уже через час  все орали, бродили по комнатам,  натыкались на стены
и, стаскивая одежду, танцевали.
     Была  ночь.  Я  пытался  разговаривать  с  кем-то о  музыке. Собеседник
постоянно терял  нить.  Он предложил заняться армреслингом и чуть не отломил
мне  руку.  Я  попробовал  обидеться. Никому  не было  до меня  дела. Кто-то
кричал, что  пора топить баню. Девушки выходили из дальних  комнат, щурились
на яркий  свет и  тут же тянулись  к алкоголю. Высоченный горбоносый  парень
повторял:
     - Слушай, чего ты лезешь? Это же я нажрался, а не ты, так? Ну и чего ты
лезешь? Не нажрался - так и не лезь, понял?
     Я стоял на крыльце.  Судя по сугробам, гостям было лень бежать двадцать
метров до  деревянной  кабинки.  Интересно, что  я здесь делаю? Я вернулся в
дом. Карины не было ни за столом, ни на веранде. Пару раз я чуть не упал.
     Она обнаружилась в самой дальней комнате. Там были обитые деревом стены
и минимум мебели.  На экране телевизора  извивались  и причитали:  "Дас  ист
фантастиш... Дас  ист..."  На кровати были  набросаны обнаженные фигуры. Она
тоже была голой. На скулах у Карины расплывались пунцовые алкогольные цветы.
     Я  успел  услышать  краешек  ее  фразы,  которая  начиналась  со  слова
"Мальчики!..".  Рядом  с  ней лежал мохнатоногий  блондин. Пах  он прикрывал
большим  зеркалом,  по которому  ползали  белые  червяки  кокаина. А  может,
чего-нибудь подешевле, откуда мне знать? Все вместе -  черное зеркало, белый
порошок - напоминало Млечный путь. Астроном-Карина наклоняла к нему красивое
лицо.
     Дальнейшее вспоминается пунктирно. Прилавок сельского магазина. Тротуар
на  Литейном,  о  который я  поцарапал коленку. Когда  Карина наклонялась  к
мохнатоногому,  ее  большая  загорелая  грудь была  похожа  на  раздавленную
грузовиком  кошку.  Мальчики! Ебнйврот! Я пытался проглотить какую-то редкую
алкогольную  гадость...  а  через  мгновение  оказался  дома.  Забинтованная
рука... ее длинные теплые ноги... дождь в подоконнике.
     Мне  хотелось ее  поцеловать. Карина  подставляла  губы, но  ничего  не
получалось. Из-под одеяла торчали бедро и кусочек плоского живота. Выглядело
это как  плейбоевский постер. Я  перекатился на бок.  Сморщился, задев левую
руку.
     - Доволен?
     Для