и  "New Ballance".  Герман  был очень  модным
парнем. Каждое утро  он жаловался, что не может отмыться от запаха вчерашней
подружки. Чем только  брызгаются местные сволочи? Его дорогая обувь  и форма
носа действовали на девушек, как хук в подбородок.
     Через пять лет Герман стал совладельцем модельного агентства. Кроссовки
он  больше  не   носил.  Теперь  каждый  его  ботинок  стоил  как  небольшой
автомобиль. Под  какой-то  из  проектов Герман  назанимал  денег  - а проект
провалился. Сумма  не была  смертельной, все еще можно было  уладить. Вместо
этого он решил скрыться, пустился в загул,  занял еще и каждый  вечер угощал
кокаином  дорогих  проституток.  Кредиторы  решили,   что  разговаривать   с
остолопом бесполезно. На  счет "Раз!-Два!-Три!"  Германа выкинули с верхнего
этажа гостиницы "Санкт-Петербург".
     Третьим с нами ездил паренек по фамилии Рубинштейн. Он был единственным
евреем  в классе. За это его частенько били.  Я тоже  бил,  но к  выпускному
классу мы подружились. Женился Рубинштейн на самой красивой девчонке школы и
вскоре увез ее из страны. Не помню куда. Может быть, в Израиль.
     Понятия  не имею, почему  шесть лет  спустя  они  вернулись. Привезли с
собой  двоих,  почти  не  говорящих по-русски  детей.  Рубинштейн  устроился
работать охранником в продовольственный магазин. Получал $2 за смену. Однако
своей раздавшейся в ягодицах жене работать не разрешал. Чтобы не помереть со
скуки,  она развлекалась  тем, что  затаскивала  в  койку все, на что  падал
взгляд. Подвигами хвасталась мужу. Каждый раз Рубинштейн плакал и  причитал:
"Ну зачем ты, Леночка?.. Зачем?.."
     То лето выдалось жарким. Завидев нас четверых, рижские девушки  хлопали
ресничками и окончательно забывали  русский язык.  Мы громко смеялись и пили
красное, как зрачки графа Дракулы, вино в уличных кафешках.
     Все было отлично. Все только начиналось...
     Прощаясь, Виталик пытался поцеловать Бригитте ручку и чуть не опрокинул
стол. Когда я доехал до Конгресс-Центра, было  совсем темно. Сосед-итальянец
лежал  на кровати  и читал толстую книгу. Может быть, Библию  или телефонный
справочник. Я был трезвый и усталый.
     Потом я вроде бы даже успел поспать.
     -  Слышь?  Ты чего,  уснул, что ли?  Слышь? Извини! Ты  не  видел  моих
носков?
     Папаускас  говорил свистящим шепотом.  Через приоткрытую  дверь на него
падал  свет.  Наклоняясь ко мне,  он, чтобы  не свалиться,  вытягивал пьяные
руки.
     - Каких носков?
     - Я сегодня в "Робертсоне" покупал носки.
     - Здесь нет твоих носков. Ты забрал их с собой.
     - Точно?
     - Сколько времени? Зачем тебе носки в полвторого ночи?
     -  Хватит спать. Пошли к казахам. Там в садике у кого-то день рождения.
Девушки есть!..
     - Иди в задницу!
     - Не пойдешь?
     - Я хочу спать. Завтра на заседание...
     Выходя из номера, Папаускас всем плечом врезался в дверной косяк.
     Я  полежал с закрытыми глазами.  Потом встал и в  темноте нащупал  свои
джинсы.  В  садике  вокруг фонарей  махали  огромными  крыльями  тропические
насекомые.
     Узнать  соотечественников  ничего  не стоило.  Таких причесок не делают
больше  ни  в  одной  стране  мира.  В  шезлонгах и на  траве сидело человек
двадцать.  На свету  я  разглядел,  какое стеклянное  у Папаускаса лицо.  Он
приветственно замычал и представил меня имениннику.
     Говорили вокруг по-русски.
     -  Андрюха!  Как  хорошо, что мы познакомились! Андрюха! Теперь ты  мой
лучший друг!
     - Андрюха?
     - Да. В смысле - Боря. Ты - отличный парень!
     - Боря?
     - Я очень  тебя люблю! По-мужски,  ты понимаешь? Я  считаю, что мужская
дружба... это... это...
     - Что?
     - Ты понимаешь... это...
     - Что?
     - Слушай, как тебя зовут?
     Я  взял  в  холодильнике бесплатную  упаковку  из  шести  банок пива  и
поставил перед  собой. На баночках было  что-то написано  по-малайски. Когда
упаковка кончилась, я сходил еще за одной.
     Огромная желтая луна в черном небе была похожа на галлюциногенный бред.

5

     - У тебя есть деньги?
     - Великий Будда сказал: деньги - это героин, геморрой и гонорей. Аминь.
     - Может, попросим в кредит? Слышь!.. это... иди сюда!..
     - Погоди. Не надо. Заберут еще. Пошли, дойдем до кемпуса.
     - А где моя куртка? Вы не видели мою куртку?
     - Что будем делать с жабой?
     - Але, жаба! Что с тобой делать?
     - По-моему, она тухлая. Понюхай, как воняет.
     -  Да ладно  -  воняет!  Как  должна  пахнуть жаба?  Скажи,  чтобы  нам
завернули с собой. Казахов угощать будем.
     - Она была такая... прямая...
     - Кишка?
     - Нет, моя куртка.
     - Лучше бы она была кривая. Очень бы пошла к твоей роже.
     Утро кончилось, не начавшись, а  потом мы  уже сидели в Чайна-Тауне. По
внешнему  виду   китайцы   совсем   не   отличались  от   остальных  жителей
Куала-Лумпура. Правда, в  Чайна-Тауне на  каждом  шагу  попадались  странные
женщины с огромными  белыми цветами в волосах. У некоторых цветы были больше
самой головы.
     От  города китайский квартал был отгорожен  стеной.  Внутрь  нужно было
проходить  через  украшенную  драконами  арку.  Она  похотливо растопыривала
могучие бедра. Мы остановились перед ресторанчиком с открытой террасой.
     Официантка выглядела как  актер театра кабуки. Лицо у нее было выточено
из слонового бивня. Правда, при жизни слон много курил. Чтобы вокруг столика
образовалась тень, она ловко перегруппировала плиты подвижного потолка.
     Передо  мной и  Бригиттой  положили меню. Папаускас  сказал,  что хочет
лично осмотреть образцы блюд. Официантка увела его на кухню.
     - Знаете, что я заказал? Жабу! Вы когда-нибудь ели жабу?
     - Какой у них алкоголь?
     - Водка. Китайская.
     - И сколько ты заказал?
     - Слушайте, русские, у вас совесть есть? Вы убьете меня своей водкой.
     Водка  была разлита в  чумазые  бутылки с кособокими этикетками. Помимо
гигантской жабы, на столе появилась целая куча тарелок.  По террасе поползли
запахи Азии. Даже  пьяная, Бригитта ловко  махала  китайскими  палочками для
еды. Мне донести что-нибудь до рта удавалось даже не через раз.
     Допив  и расплатившись, мы вывалились на улицу.  Прошли мимо витрины, в
которой  было выставлено фото узенькой китайской задницы  с  нататуированным
драконом.  Споткнувшись,  Папаускас  начал,  не сгибаясь, всем длинным телом
падать на группку китайцев. Те шарахнулись  в стороны и проводили  нас диким
взглядом.
     - У тебя мелочь на джипни осталась?
     - Зачем тебе джипни? Пошли пешком.
     - А я бы поехал на верблюде. Здесь есть верблюды? Может, поищем?
     Улица,  по которой  мы ползли, состояла  из сотен  одинаковых ювелирных
лавочек  с одинаковыми  "Ролексами" из фальшивого  золота на витринах. Потом
попалась китайская  аптека. Перед ней, на  тротуаре, лежали образцы товаров:
связки телячьих  хвостов,  колбы  с сушеными  морскими  коньками, баночки  с
чем-то   заспиртованным.  Может  быть,  с  невинно  убиенными  христианскими
младенцами.
     Бригитта смотрела по сторонам,  брезгливо кривя лицо. Иногда она громко
икала.
     - Знаете, гайз, я все время забываю - как называется этот город?
     - С ума сошла? Куала-Лумпур!
     - Нет, Лумпур - это страна. А как называется город?
     Иногда  к нам  подбегали китайские рикши. У них  были визгливые голоса.
Одному, особо доставучему, Папаускас по-русски сказал, чтобы  он  отъебался,
пока не огреб.
     Потом мы оказались на перекрестке.
     - О! Я знаю это место! Здесь рядом есть буддийский храм. Зайдем?
     - Жарко. Пошли уже.
     - Я очень хочу побывать в храме. Мы буддисты или нет?
     - Будда Акбар! Ныне и присно...
     - А  скажи  мне,  Папаускас,  почему  у  Будды  на всех картинках такие
закрытые глаза?
     -  Главное  не  глаза. Главное в изображениях Будды это особая шапочка.
Она называется будденовка.
     - Я серьезно. Для меня это ОЧЕНЬ серьезно.
     - Понимаешь... тохарские влияния... и вообще, буддийская иконография...
начиная с третьего века нашей эры...
     - Нет, ты скажи: ему похуй?
     - Кому?
     - Будде. Ему на нас наплевать, да? Почему он на нас не смотрит?
     Мы  стояли на  перекрестке. К  храму нужно  было идти  налево. Бригитта
тоскливо смотрела в противоположную сторону.
     - Мы так и будем стоять?
     - То есть в храм не пойдем?
     - Пошли в кемпус. У меня еще остался алкоголь. Немного.
     - Алкоголь? Ну, пошли.
     Храм остался за спиной. Мы дошагали до парка. На  газоне из цветов  был
выложен огромный циферблат. Стрелки утверждали, что делегаты уже  прослушали
доклады и переходят к прениям. Над циферблатом стоял  памятник  неизвестному
куала-лумпурскому  герою.  Мы  прошагали  по аккуратно подстриженной  траве.
Герой скривил бронзовое лицо.
     В  парке  росли  пальмы  незнакомой мне породы. Вдоль  дорожек  молодые
малайцы  подпрыгивали,  дрыгали  короткими ножками и  демонстрировали приемы
восточных единоборств. Перед  каждой группкой стояла  коробка, куда прохожие
кидали купюры и монетки. В Европе в таких случаях парни танцуют брейк-дэнс.
     Мы  остановились посмотреть.  Единоборцы задергались активнее. Особенно
здорово у них получались  боевые выкрики. Папаускас  подошел к  коробке, где
денег было больше, чем в остальных, и выудил оттуда несколько купюр. Малайцы
ошалело замерли. Нам в спину уперлось их агрессивное молчание.
     Мы выбрались на оживленную улицу.
     - Один ринггит это сколько в рублях?
     - В рублях?
     - Ну, хотя бы в долларах.
     - Один доллар это восемь ринггит.
     - А один ринггит - это сколько долларов?
     - Это самое... погоди... так нельзя сказать.
     - Короче, на пиво нам хватит?
     К  Конгресс-Центру мы подъехали на  такси. Поднимаясь на этаж, Бригитта
несколько раз споткнулась. Я  хватал ее за локоть. Потом она долго шарила по
карманам.
     - Shit! Ключей нет!
     - Чего?
     - А! Есть ключи! Пошли!
     Кровать  после предыдущей  ночи  застелена  не  была. Водку  мы  допили
чересчур быстро. Она была противной.
     - Спустимся за пивом? Или дойдем до liqeur-store?
     - Бродить неохота. Поближе ничего нет?
     - О! Знаете чего? Меня вчера ирландцы приглашали... или шотландцы?.. не
помню. У них есть.
     - И что?
     - Сходи, а? Триста семнадцатый номер. Это на третьем этаже.
     - Почему я? Они ж тебя звали.
     - Какая, на хуй, разница?  Сходи. Запомнил? Триста семнадцать. Если  не
дадут так, скажи, чтобы продали. Денег дать?
     - А вы?
     - Мы тебя здесь подождем. Только ты не долго, о'кей?
     По   лестнице  я  спускался  на  цыпочках.  Ступени  коллаборционистски
скрипели. Бдительных малайцев  видно не  было. Дверь  триста семнадцатого не
открывали чересчур долго.  Я постучал  еще  раз.  В  узенькую щель высунулся
парень с редкими, но вьющимися волосами.
     - What?
     - Кхм... это...
     Парень меня внимательно рассмотрел.
     - Ты ведь не из администрации, да?
     - Нет. Я журналист. Русский.
     - Ну-ка заходи!
     На кроватях и на полу сидело человек восемь. Все молчали и смотрели мне
в лицо. В комнате висел странный запах. Может быть, это была и не марихуана.
     - Гайз! К нам зашел русский!
     Сидящие  облегченно  выдохнули   и   принялись  вытаскивать  спрятанные
бутылки. Прикурили  погашенные сигареты. Один стаканчик тут же сунули  мне в
руку.  У  парней  были круглые  британские  щечки. Разговаривали они  с  тем
шепчущим  миккирурковским  акцентом,   который  действует  на  петербургских
девушек убойнее фаллоимитатора.
     - А правда, что русские пьют больше всех на свете?
     - Русские меньше всех на свете едят.
     - А пьют?
     - Не знаю.
     - А правда, что вы пьете водку стаканами?
     - Неправда. Я не пью водку стаканами.
     - Но можешь?
     - Могу.
     - И "Beafeater" можешь?
     - И "Бифитер" могу.
     -  Ну-ка налейте  русскому! Ну-ка покажи! Ого! Ты крутой! Как по-русски
будет hangover?
     - Будун.
     - Я постараюсь запомнить это слово.
     - Можешь не стараться. Когда ты проснешься с утра  и услышишь в  голове
"Будуммм! Будумммм!" - это и будет hangover по-русски.
     Потом  я  сказал  парням,  что не мое, конечно,  дело,  но в таможенных
декларациях  по поводу наркотиков было написано... Они  сказали,  что знают.
Потом я вспомнил о Папаускасе и Бригитте.
     -  Знаете  чего? У  меня выше этажом  сидит  приятель. И девушка. Я  их
позову? Вы как?
     - Девушка? Русская?
     - Из Бельгии. Я схожу?
     - Зачем? Пошли лучше к ней. У нее есть подружка?
     Комнату запирали долго. Поднимаясь по лестнице, старались  не шуметь  и
не  брякать бутылками. Все  прикладывали пальцы к  губам,  шипели  "Тссс!" и
хихикали.
     Я  аккуратно,  чтобы  не  шуметь,  открыл дверь  и  просипел:  "C'mon!"
Папаускас  метнулся с кровати и  начал  торопливо  натягивать джинсы.  Парни
ввалились  в комнату,  выставили на  стол  бутылки и  начали разом говорить.
Бригитта простыней накрыла голый живот.
     - Стучаться надо!
     - Жуй хуй! Приличные люди в таких  случаях запираются. И вообще, говори
по-английски. Невежливо.
     - А вламываться без стука вежливо?
     Все  познакомились,  все  выпили,  все  заговорили.  Бригитта сходила в
туалет, натянула какие-то джинсы. Первый стаканчик она выпила залпом.
     - I'm sorry, а у вас нет радио?
     - Бесполезно. Я пробовал. Здесь нет FM-станций.
     - Здесь?! Нет?! FM?! Станций?! Гайз, куда мы попали?!
     -   Папаускас!   Прекрати!   Своим   дезодорантом  ты   провонял   весь
Куала-Лумпур!
     - Это не дезодорант. Это средство от насекомых.
     Он сидел на полу и  пытался общаться с длинным, заросшим ирландцем. Тот
задавал вопросы и кивал вежливой головой.
     - Ты тоже русский?
     - Да. Я русский.
     - Чего ты его слушаешь?  Какой  он русский? У него  фамилия  Папаускас!
Чухонская морда!
     - Что значит это слово?
     - Он НЕ русский.
     - А ты - националист!
     - О! Я много читал о русских фашистах! В России есть фашисты?
     - В России русскими фашистами могут быть только евреи.
     - Почему?
     - Когда  русские  фашисты  видят  настоящего  русского,  они пукают  от
огорчения и садятся учить иврит.
     - Почему?
     - Ты когда-нибудь видел живого русского? Настоящий  русский туп и плохо
пахнет.
     - Но ты хорошо пахнешь.
     -  Во-первых, еще не вечер. А во-вторых, я не настоящий русский. Я живу
в Петербурге. В моем городе евреям все-таки удалось ввести моду на одеколон.
     - В России много евреев?
     -  Россия  испортила  даже  евреев. В последнее  время  они  тоже плохо
пахнут.
     - Ты православный?
     - Православный? О! Русская церковь! Когда святые  в раю слушают блеяние
русских попов, они морщатся и блюют!
     - Ты не любишь Православную церковь?
     - Как ее не любить - такую?  Пусть блюют святые - я не  святой! Я люблю
даже такую бессмысленную штуку, как русская церковь! Я обожаю все русское! А
все западное я терпеть не могу!
     - Надо же. Мы сидим... пьем. А ведь когда-то наши  страны были врагами.
Если бы Россия и НАТО стали воевать, ты думаешь, вы бы победили?
     - А ты сомневаешься? Вспомни Вторую мировую!
     - И что?
     -  Ты думаешь, в  такой  великой стране, как Россия, не нашлось бы  ста
миллионов героев,  готовых отдать жизнь ради светлой цели?  Ради того, чтобы
наши генералы могли строить дачи еще и в Майами?
     - Ста миллионов?!
     - Да! Да! Миллионов!
     - Я не понял, ты любишь свою страну или нет?
     -  Охуел? Разумеется люблю! Я fuckin' люблю свою страну! Я ее обожаю! Я
люблю в ней все! Особенно еврейских девушек!
     - А русские девушки?
     -  Ты  можешь  себе  представить  пятьдесят  миллионов  аноргазмических
блядей?
     - Не могу.
     - Приезжай в гости. Я покажу, как это выглядит!
     - Все-все-все русские девушки - бляди?
     -  Да. Только  они не любят делать fuck. Делают со всеми подряд,  но не
любят. Просто это особый подвид блядей.
     - А что они любят?
     - Русские девушки любят оральный секс.
     - Правда?
     - О!  Оральный секс  - это  национальное лакомство русских девушек!  Ты
знаешь, что в России не бывает изнасилований?
     - Почему?
     - Дело в том, что у русских девушек есть  анатомическая особенность.  У
них по-особому устроен  язык. Им ничего не стоит  заняться оральным сексом с
первым встречным. Но они физически не способны произнести  невыносимое слово
"Нет!".
     - Правда?
     - А знаешь, почему? Я тебе скажу! Только это секрет, ладно? Дело в том,
что русские девушки терпеть не могут оргазм.
     - Почему?
     -  Я   читал,  что   на  Западе   мужчины   борются  с  преждевременным
семяизвержением?
     - Да. Бывает.
     -  А в России девушки стонут: "Да когда ж ты, сука, кончишь?!"  Русские
девушки презирают оргазмы. Они делают нам оральный секс. Они вытягивают свои
губки, трогают пальчиками наши русские задницы - все что угодно, лишь бы  не
оргазм! Отличная страна!
     - Ты меня расстраиваешь. Я читал, что русские девушки недурны...
     - Недурны?! Да это лучшие  девушки на  свете!  Правда, русские  мужчины
предпочитают целоваться не с ними, а с собутыльниками. Стыдно, но признаюсь:
мы  никогда не целуем своих замечательных девушек.  Зато, когда  напиваемся,
целуемся между собой. Кстати, не пора ли начать?
     - У вас много гомосексуалистов?
     - В  моей стране  гомосексуалистов бьют. А самым  унизительным занятием
для русского мужчины считается останавливать  скачущих коней  и  заходить  в
горящие деревенские дома.
     - Вот это да! Вот это страна! Хотя у нас пидоров тоже не любят...
     -  Серьезно? Слушай, как называется место, откуда ты приехал? Может, мы
родились в одной и той же стране?
     - Russia uber alles!
     Потом "Бифитер" кончился.  Ирландцы... а  может, шотландцы?.. посчитали
наличность и предложили сходить в бар.  На улице  было уже темно. Постовой у
ворот что-то бубнил  и тер глаза. Бар отыскался быстро. В  нем было светло и
чисто.  По  стенам   висели  картинки  с  перекошенными  малиновыми  рожами.
Возможно, они изображали посетителей, уже хлебнувших местного алкоголя.
     У стойки стоял невысокий малаец с аккуратной прической.
     - Can you buy... в смысле sell me... э-э-э... bottle of rum?
     - No.
     - Why?
     - `Cos I'm a costumer, as you.
     - Ты, сука, умничать будешь? Тебе, суке, усы давно не отрывали?
     На купюрах глумились  незнакомые  азиатские  морды.  Ирландцы  орали  и
проливали алкоголь  на стол. Того, что  сидел рядом, я называл Джейсон, хотя
его звали как-то совсем иначе.  Я без конца оказывался  в  тесном туалете  и
бился плечом о стену.
     Несколько  раз к нам  выходил хозяин бара.  Он затравленно  улыбался  и
спрашивал, будем  ли  мы заказывать что-нибудь еще. Когда мы  возвращались к
Конгресс-Центру, кто-то из ирландцев бросил камнем в проезжавшую машину.
     Ворота были уже  заперты. Все  полезли через  забор. Кривоногий Джейсон
писал  в траву и громко смеялся.  В траве что-то шебуршилось  и попискивало.
Потом он лез по отвесной стене в номер девушек. Мне казалось, что светящееся
окно нарисовано  на фасаде. Девушки верещали и  кидались  в ирландца пустыми
банками из-под пива.
     Папаускас   обессиленно  сползал  в  шезлонге.  По  его  футболке  были
размазаны зеленые слюни.
     - Нася-а-а!.. Иди ибаца!.. Нася-а-а!..
     - Какая Настя? Приди в себя! Здесь нет Насти.
     - А кто есть?
     - Здесь только Бригитта.
     - Бригитта-а-а!.. Иди ибаца!.. Бригиттта-а-а!..  Ты меня  слышишь?..  И
Настя пусть тоже идет!..
     Потом мы сидели в комнате. Иногда кто-то ненадолго засыпал. Может быть,
это  был я. Вокруг было  чересчур  много алкоголя. В бутылках, в пластиковых
стаканчиках и просто так.
     Бригитта клала  мне голову на плечо. Голова  была невыносимо тяжелой. В
черных волосах белели кусочки рвоты.
     - Убери, на хуй, свою голову... вон сидит Папауска