Городок плавно перетекал в пляж. Дома кончились,  вместо них  появились
стойки  с  фонтанчиками  питьевой воды.  Желтая  вода  вытекала  судорожными
толчками,  будто внутри кому-то выдавливают прыщ. У самой границы асфальта и
песка  дорогу  нам  перебежала большая  стая хищных рыжих насекомых.  Каждое
размером с мужской палец. Бригитта громко взвизгнула.
     Бухта  была узкой  и мелкой. Воды в ней было так немного, что казалось,
будто  ее  пролили  и  забыли  вытереть.  Местами  из  нее торчали  горбатые
островки. Еще виднелись полосатые, как семейные трусы, паруса джонок. Пальмы
напоминали суставчатые фаллосы, лобком  вверх вбитые  в песок. Слева в конце
пляжа виднелся бетонный пирс.  Из-за него выглядывало  неработающее "чертово
колесо".
     Бригитта была  загорелая и чересчур длинноногая.  На  ней был  закрытый
купальник  - черный, под цвет  вьющихся волос.  Вы замечали,  что с похмелья
проблема секса становится крайне болезненной? Хотелось... впрочем,  ладно. А
вот  лезть в воду не  хотелось. Я  добрел  до  засыпанного песком лежака. Он
оказался узким и неудобным. На европейские габариты здесь не рассчитывали.
     Было  тихо и  спокойно. Солнце уже  передумало зажарить меня  живьем  и
остановилось  на  лишь  слегка  проваренном   мясе.   Ветер-похабник  что-то
нашептывал незнакомым  растениям. Те  растопыривали уши-лопухи. Было слышно,
как  за   спиной  играют  в  волейбол.  Несколько  раз  ко  мне  подкатывали
велосипедисты-коммивояжеры. Предлагали купить  лимонад или  освежающий фрукт
рондонг. Я прислушался к  ощущениям и выбрал баночку  шипучей,  брызгающейся
"Коки". Желудок жалобно взвизгнул.
     Или все-таки искупаться?
     Плавки "Speedo",  которые были  на  мне надеты, в  свое время  покупала
жена.  Сразу  после  свадьбы  мы с ней  уехали на  юг, в  Гагры. Радовались,
загорали, пили вино. Может быть, вина было слишком много уже тогда. На пляже
его продавали в розлив, так что загорать я предпочитал в одиночестве. Как-то
не рассчитал количество и уснул прямо на песке.
     Проснулся  уже  ночью.  Надо  мной  стояла   светловолосая  девушка   в
мешковатом мужском пальто.
     - Хочешь посмотреть Чебурашку?
     - Чебурашку?
     Девушка  распахнула пальто.  Верхнюю часть  купальника  она  не носила.
Что-то  от лопоухого  зверька в  этом,  конечно,  было. Потом она ушла, и  я
недоуменно посмотрел ей  вслед.  А  еще через  минуту меня  окружили  черные
недобрые  аборигены. Сеанс  был  платным. Не хочу ли  я  сдать все деньги  и
ценные вещи?
     Продавцов  чебурашек  было   больше  десяти.  Из-под   ботинка  первого
выкатиться я еще успел. Но  подняться мне так  и не  дали. Сломанное  ребро,
левая сторона лица, превратившаяся в пунцовую массу. Остаток медового месяца
жена всхлипывала и меняла мне холодные компрессы...
     Сколько же лет назад это было?
     Бригитта вылезла из воды и легла рядом. Сильные ягодицы, большая грудь,
узенькие  плечи, красивая шея.  Вот только  челочка - дурацкая. В ушах  и на
пальцах  рук  она носила  здоровенные  серебряные  украшения.  На  щиколотке
виднелась совсем маленькая татуировочка.
     Я подумал, о чем бы нам поговорить?
     - Красивая tatoo.
     - У тебя тоже.
     - Спасибо.
     Мы помолчали.
     - В твоей стране это дорого?
     - Меня разукрашивали приятели. А если не секрет, что с твоими руками?
     - Суисайд полюшн.
     - Это понятно. Несчастная любовь?
     - Нет,  героин. Раньше я употребляла наркотики. Очень много  героина...
Потом реабилитировалась. Три года назад.
     Мы опять помолчали.
     - У  себя дома я работаю с детьми. Сразу после курса реабилитации стала
работать на религиозный фонд, который  оплачивал мое лечение. У меня  группа
детей от трех  до пяти  лет. Я учу их  рисовать. Читаю книжки. Ты понимаешь,
да?.. это дети, у которых нет родителей.
     - Тебе за это платят?
     - Очень немного. Зато они оплатили мне поездку на Конгресс. Хотя сама я
не религиозна. Мне просто нравится работать с детьми.
     - Понятно.
     - А ты, я слышала, буддист?
     - С позавчерашнего дня.
     Папаускас выбрался на берег, по-собачьи отряхнулся и доковылял до нас.
     -  Видите вон  ту  рожу  на  джонке?  Я  его  спрашиваю:  сколько стоит
прокатиться? Знаешь, что он сказал? Двести баков! Я что, так выгляжу?
     Я спросил, слышал ли он о  судьбе капитана Магеллана,  который где-то в
этих краях  тоже  решил  прокатиться  на джонке?  Папаускас вытерся  и долго
вытряхивал воду из уха. Закурил.
     - Сколько времени? Может, по пиву?
     - Ох! Что ж я маленьким не сдох?
     - Я смотрю, у тебя сложные отношения с алкоголем?
     - Просто вчера я уже выпил кружечку холодного пива.
     Мы все равно дошли до пляжного кафе. Оно было оформлено как тропическое
бунгало.  Крышу  выложили связками  жестких  черных мочалок. С веранды  были
видны океан и пальмы. Залив напоминал жеваный мармелад.
     - Жарко тут.
     - Местные говорят, что сезон дождей уже кончился. Хотя, может быть, еще
придет тайфун.
     Мы поразглядывали океан. Кроме  нас, в кафе сидел всего один малаец. Он
курил и ножичком ковырял оранжевый грейпфрут.
     -  Когда я вижу малайца  в очках,  то смотрю по сторонам: нет  ли еще и
собаки со слуховым аппаратом?
     - Злой ты.
     - Наверное, слово  "Малайзия"  переводится  как "Азия  для  маленьких".
Рядом с аборигенами я ощущаю себя большим белым колонизатором.
     Бригитта пила  пиво маленькими глоточками. Потом она спросила, давно ли
я работаю журналистом?
     - Слишком давно.
     - У себя в России ты известный журналист?
     - У себя в России я бедный журналист.
     - Разве так бывает? А ты женат?
     - Развелся. Месяц назад.
     - Дети?
     - Есть. Мальчик. Белобрысый, очень хорошенький.
     - Теперь он живет с женой?
     - Разумеется.
     -  Дети это важно.  Мне всегда  очень жалко детей.  У  них  обязательно
должны быть родители. В Бельгии после развода детей  часто оставляют  жить с
отцами.
     - Не реально. У меня кретинская работа. Я много пью. Денег постоянно не
хватает.
     - Тебе не нравится твоя работа?
     - Мне нравится твоя работа.
     - В смысле?
     -  Плюнуть бы на все.  Не  пить. Пройти... как ты... реабилитацию. Тоже
читать детям книжки.
     Она и Папаускас посмотрели на меня.
     - Что тебе мешает устроиться на такую работу?
     - Да  ничего не  мешает. Может, я еще  и устроюсь.  Папаускас, в России
есть буддийские благотворительные организации?
     - Понятия не имею.
     - Ты же буддист?
     - Какая связь между буддизмом и благотворительностью?  Тебе лама сказал
изучать природу ума? Вот и изучай!
     - Ладно. Я буду. Хорошо, что именно меня послали на этот Конгресс.
     - Да?
     - Могли ведь и не послать.
     - Да?
     - Может, когда я вернусь домой, все изменится.
     - За это и выпьем!
     - Выпейте. Спасибо.
     Волны накатывали на берег неторопливо. С ленцой и чувством собственного
достоинства. Как и подобает волнам океана, именуемого  Тихий, он же Великий.
На берег...  секундная пауза... от берега. И так -  на протяжении последнего
миллиарда лет.
     Похмелье понемногу отпускало. Я действительно был  рад, что мне удалось
сюда приехать.

4

     Нет  на свете ничего  более бурлящего  и  оптимистичного, чем  человек,
который покончил с алкоголем еще позавчера, а сегодня принял душ, переоделся
и пьет кофе.
     Кофе  я  налил себе, как люблю: очень горячий, очень сладкий. Зубы были
надраены, футболка  пахла любимым одеколоном.  Строгие малайцы улыбались мне
ласково.  Они  заранее  завидовали  редактору,  который  будет   читать  мой
сегодняшний материал.
     Заседания проходили в огромном сером Главном корпусе. Я закурил. Влился
в шеренгу дисциплинированных делегатов. По дороге проверил, пишут ли ручки и
как там батарейки в диктофоне.
     Расстилающийся день напоминал первую брачную ночь.
     За пару аллеек  от  кемпуса был  припаркован красный "SAAB".  Все  пять
дверей были открыты.  Внутри машины громко смеялись.  Рядом стоял Папаускас.
Заметив меня, он помахал рукой. В другой  руке Папаускас  держал пластиковый
стаканчик.
     - А у меня берут интервью! Представляешь? Обещают фото на первой полосе
главной лумпурской газеты! Представляешь? Завтра скуплю  весь тираж! Парни в
Даугавпилсе обзавидуются!
     В   салоне  сидели  коренастые  малайские  мужички.  Один  был  одет  в
фотокоровский жилет с кармашками и увешан дорогими камерами.
     - Кстати, ребята, этот парень тоже журналист.
     - О!
     - Он аккредитован при Конгрессе. Русский. Из Санкт-Петербурга.
     - О!
     -   Они  предлагают   выпить  местного   напитка.   Будешь?  Называется
"coconat-vodka". Как я понимаю, самогон из кокосовых орехов. Экзотика, а?
     - Ты на заседание идешь?
     - А ты?
     - Обязательно. В  моей газете интервью с типами вроде  тебя за сенсацию
не прокатывает.
     - Подожди минутку. Сейчас допью и вместе пойдем. Подождешь?
     Малайцы  подлили  ему  своей  кокосовой  гадости.  Мне  тоже  протянули
стаканчик.
     - Спасибо. Я не хочу.
     - Это вкусно. Попробуй.
     - Не хочу. Я просто не хочу.
     - Я правильно понял? Ты журналист?
     - Просто пока мне не хочется. Спасибо.
     Последние делегаты заскакивали  в двери серого  здания. Папаускас выпил
не один раз, а несколько. Пахло действительно кокосами.
     - Что вы, гайз, делаете вечером? Пошли в диско?
     - В вашем городе есть хорошие диско? Ты пойдешь в диско?
     - У  нас отличные диско!  Только  нужно знать,  куда идти.  И  диско, и
peep-show, и массажные салоны. Вы уже были в "Ахласаре"?
     - Что это?
     - Вы  не  были в "Ахласаре"?!  Там был даже  Кевин  Кестнер! Вы  знаете
Кевина Кестнера? У нас в Малайзии лучший стриптиз в Восточной Азии!
     - Лучший стриптиз в Восточной Азии находится в Патайе, Таиланд.
     -  Fake! Тайки  -  бляди!  А  малайские девушки  - очень красивые.  Вам
нравятся наши девушки?
     - Если честно,  нет. У  вас слишком маленькие  девушки. Я люблю высоких
девушек. Как Бригитта. Ха-ха-ха!.. Кстати, по поводу Бригитты...
     Папаускас сунул мне свой стаканчик и нырнул внутрь корпуса. Бригитту он
выволок  на улицу, держа за рукав. Она удивленно задирала брови, спрашивала,
что происходит и куда они идут. Папаускас налил ей водки. Бригитта перестала
спрашивать.
     Я несколько раз посмотрел на часы.
     - Ладно. Все. Я пошел.
     - Подожди. Подожди еще минутку.
     - Как я буду писать? Я не был еще ни на одном заседании!
     - Ты хочешь, чтобы я один тусовал с этими рожами?
     Малайцы достали следующую бутылку. В  мутной жидкости  плавали  белесые
волокна.  Акцент  у  малайцев был странный,  визгливый.  Будто они  пытались
скандалить,  набрав  полный  рот  карамелек.  Вместо  "fifty"  они  говорили
"пипти". Cлово "Раша", Россия, произносили как "Русья".
     - А какой у малайцев национальный напиток?
     - Что такое "национальный напиток"?
     - Французы пьют вино. Шотландцы - виски. А что пьют малайцы?
     - "Stoly".
     - Что?
     - Водку "Stoly".
     - Ты слышал? Они что, серьезно? Ребята,  вы в  курсе, что "Столичная" -
это русский национальный напиток?
     Потом Папаускас сказал, что на заседание мы все равно опоздали, так что
можно прокатиться в город. Я пытался говорить, что сегодняшняя тема... и что
подумает лама?.. а мне  еще писать...  Все только смеялись.  Меня усадили на
заднее сиденье, рядом с Бригиттой. В тесноте я чувствовал запах ее духов. На
ходу подливая  Бригитте в стакан,  Папаускас каждый раз проливал немного мне
на брюки.
     Машина продиралась по узким улочкам. Тянулись бесконечные желтые стены.
Камни были тщательно вылизаны ветром. У местных ветров были мокрые и  нежные
языки. Журналисты хихикали и взвизгивали тормозами на поворотах.
     Потом  проспекты стали пошире.  Появились  светофоры.  Они  были  такие
низенькие, что  встань  на  цыпочки  - и дотянешься  до красного цвета. Зато
небоскребы выглядели очень настоящими.
     Мы остановились напротив надписи "Караоке-бар New-York".
     - Ну? Где обещанные порнокинотеатры?
     - Дождемся вечера. Настоящая жизнь начинается с наступлением темноты.
     В этой части  города я еще не  был. Что-то вроде  делового центра. Хотя
даже здесь  все казалось не до конца продуманным. Перед дорогой витриной  из
пуленепробиваемого  стекла могла  лежать  груда  битого кирпича,  обнесенная
бамбуковым  заборчиком.  Словно  начали  с энтузиазмом, а  потом  надоело  и
плюнули.
     Для создания праздничного настроения кое-где к столбам  были  привязаны
связки пыльных  воздушных  шаров.  Выглядело это так, будто,  пролетая мимо,
кто-то решил метнуть икру. Почти  каждая  дверь вела в банк. Тощие  зазывалы
хватали меня за руки:
     -  Change your money, mister! Change your money  in our  bank!  Please,
mister!
     Вдоль  тротуаров  был  навален  мусор.  Пакеты,  стаканчики,   лохматые
бумажные полотнища.  Местами мусор достигал  уровня колена.  Вдоль домов под
навесами   сидели  женщины,  которые  сосредоточенно  лупили   по   клавишам
раздолбанных пишущих машинок.
     Все несколько  раз  выпили  пива.  Журналисты смотрели на Бригитту, как
подростки, набирающиеся впечатлений  для  вечернего сеанса онанизма. Заметив
это,  Папаускас  сказал,  что  мы,  пожалуй,  пойдем.  Всем   пока.  Малайцы
расстроились.  Несколько раз спросили, в каком номере нас разместили и можно
они зайдут вечером?
     Стоять  посреди  тротуара  было   жарко.  Страшно  дымили  мотороллеры.
Бригитта вливала в себя теплое пиво и разглядывала прохожих малайцев.
     - Зайдем в тень?
     -  Вы  заметили,  что  здесь  совсем  нет  белых?  Последнее  время мне
почему-то хочется здороваться с белыми. Просто потому, что они белые. Даже с
незнакомыми шестидесятилетними бюргерами.
     - Подумать только: я доехал до другой части света!
     - У света есть только две части: тот свет и этот.
     - Вы не находите, что напиваться с утра - это пошло?
     Через   пару  кварталов  обнаружилась  громадная  вывеска  "ROBERTSON'S
Department-Store".  Внутри  был   электрический  свет  и  кондиционированный
воздух.
     - Желаешь чего-нибудь прикупить?
     -  Я?! Здесь?!  Извини,  но  с тех  пор  как я  первый  раз  переспал с
женщиной, я больше не ношу джинсы "Райфл".
     На первом этаже стояли  столы, заваленные пестрыми  тряпками и кедиками
38-го размера. Три любые футболки  за восемь ринггит. Любые двое  джинсов за
пятнадцать. Папаускас отрыл смешную T-Short. На белом фоне девять пар черных
скелетов  сплетались  в   наиболее   популярных   эротических   позициях.  У
скелетов-мужчин член напоминал берцовую кость.
     -  Бригитка! Бригитка!  Хочешь, я куплю  тебе такую  футболку?  А чего?
Будешь носить у себя в Брюсселе.
     Начиная со второго этажа, цены выросли  сразу  раз  в пять. Покупателей
почти не было. В секции верхней одежды  продавщица, согнувшись на табуретке,
стригла ногти на ногах.  Ножницы громко щелкали.  Кусочки ногтей разлетались
по сторонам.
     Папаускас купил себе бешено дорогие носки. Я дошел до  отдела игрушек и
выбрал  своему  ребенку  огромного  надувного  слона.  Может  быть, когда  я
вернусь... я ведь теперь буддист... и не пью... может, хоть теперь?..
     Когда  бродить надоело,  мы  на  эскалаторе спустились в полуподвальный
этаж  "Робертсона".  Здесь имелось несколько баров,  кафе и пиццерий. Играла
музыка.  Охо-хо!  Пять часовых поясов. Два  материка.  Три  океана. И что  я
услышал? Осточертевших мне еще в Петербурге "The Cranbеrries"!
     Кое-где за столами светлели европейские лица.
     Я достал из пакета слона  и еще раз его рассмотрел. У него были смешной
хобот и маленькие ушки.
     - Блядь! Я здесь всего третий день, а денег осталось!..
     - Хочешь одолжу?
     - Да пошел ты!
     -  А  чего?  Я  ж  не  в  обидном  смысле. Мне  в  Карма-Центре  выдали
командировочные... И лама, если что, добавит...
     - А как я буду тебе отдавать?
     - Ты выпей со мной, как человек. И отдавать не понадобится.
     - Я ведь, по-моему, уже сказал, а?
     Разговаривали мы почему-то по-английски. Бригитта сказала, что все-таки
странный мы народ, русские...
     - Русские? Ребята, вы из России?
     Мы с Папаускасом  вздрогнули и оглянулись. За  соседним столиком  сидел
краснолицый европеец. Седеющий ежик, накрахмаленная рубашка.
     - Мы? Да. Русские.
     - Ёбты! Подсаживайтесь! Ёбты! Русские! Ничего себе!
     Неожиданный соотечественник улыбался и махал руками. Мы пересели за его
стол. Он спросил, пьем ли мы текилу, и сходил за бокалами.
     - Ни хуя себе! Русские! Ёбнйврот! За встречу!
     Звуки языка, на  котором говорили Пушкин  и Толстой, Бригитта слушала с
вежливым вниманием.
     - Вы чего здесь делаете? Меня зовут Виталик, а вас? Вот это встреча!
     Рядом    с    ним    сидела    малайская    женщинка.    Как    обычно,
неопределенно-детского  возраста.  Помада  у нее была  жирная,  а  тени  над
глазами ярко-голубые. На  серой коже это выглядело  будто она испачкалась, а
помыться негде. Она рассмотрела меня и неожиданно проговорила:
     - Как дела, морячок?
     - Оп-па! Ты научил?
     - Проститутка. Только три слова по-русски и знает. Нравится?
     - Сколько ты ей заплатил?
     - Плюнь! Здесь в порту этого добра!..
     Папаускас переводил  Бригитте  на  английский. То, что вечером  Виталик
звал на корабль ("Все равно этой твари  до утра заплачено!"),  переводить он
не стал.
     - Когда домой?
     - Через десять дней будем в Москве.
     - Вот это да! Русских встретить! Наливайте,  наливайте! А у меня фрахт.
Я через десять дней буду в Японии.
     - В Японии?
     -  Поехали вместе? С капитаном я договорюсь, а? Он русских тоже уже два
года не видел. А?
     - В Японию? Легко! Ты поедешь в Японию? А ты, Бригитта?
     - Вас-то чего в эту задницу занесло?
     - У нас здесь Конгресс. Религиозный конгресс.
     - Религиозный? То-то я смотрю, ты не пьешь.
     - Почему? Я пью. Просто жарко. И я не люблю текилу.
     - Этот парень решил, что он буддист! Ха-ха-ха!
     -  Серьезно?  Буддист? Тогда  тем  более  надо ехать. Знаешь, сколько в
Японии этих уродов?
     Потом Виталик принес еще бутылку  текилы. Проститутка  облизывала пятую
подряд порцию мороженого. Все это  уже было со мной. Моряки... проститутка с
эскимо... непонятная речь вокруг... Едва кончив школу,  я с приятелями уехал
в Ригу. Тогда все было точно так же.
     Приятелей  со мной было трое. С тех пор прошло пятнадцать лет. Я  - вот
он... а они...
     Поехать  именно  в  Ригу  предложил  здоровенный  двухметровый  парень,
которого  все называли Хобот. Когда  он  начинал гоготать, дети  писались от
испуга. В Риге Хобот  первым делом подрался с  тремя моряками. Они бежали от
него, на ходу теряя бескозырки.  Он же  угощал проституток  мороженым. В его
ладони эскимо исчезало, как "Тампакс" в... ну, вы понимаете.
     Еще до этой поездки Хобот  говорил, что пробовал героин. Мне  казалось,
что он врет. В те  годы  героин был заграничной экзотикой. Прошло  несколько
лет,  и  родители перестали  пускать  парня  в свою квартиру. Для них героин
экзотикой  уже  не был. Какое-то время  Хобот ночевал  в подвале собственной
парадной.  Рассказывали, что  видели его жующим  что-то из бачка для пищевых
отходов.
     Пока  судья  зачитывал  приговор - лечение  в психиатрической лечебнице
тюремного типа, - конвоиры поддерживали Хобота за  локти.  Он весил тридцать
пять  килограммов и сам подняться не мог. Я разглядывал его передние  зубы -
черные,  выгнившие. За  месяц  до  этого  Хобот пытался украсть  висящее  на
веревке соседкино белье. Тетечка в тапочках и халате выскочила из квартиры и
заверещала. Он ударил  ее ножом  в  глаз.  До локтя забрызгал  себе  куртку.
Клинок утонул в морщинистой глазнице почти по рукоятку.
     Второго  приятеля звали  Герман. Отлично помню, что  в Ригу  он поехал,
купив первые  в  жизни кроссовк