.  Это все оттого, что у  тебя  так чисто  и ты вечно  обо  всем
беспокоишься.
     Я  не очень огорчился, хотя этого можно было ожидать. Алкоголь каким-то
образом сломал  барьеры,  прятавшие прежнего Чарли Гордона  в глубинах моего
подсознания.  Как  я  и подозревал,  он ушел  не навсегда. Ничто  в  нас  не
исчезает  без  следа.  Операция  прикрыла  Чарли  тонким  слоем  культуры  и
образования, но он остался. Он смотрит и ждет.
     Чего он ждет?
     Фэй  ухватилась за одеяло, в которое  я  завернулся, и втащила  меня  в
постель. Я не успел остановить ее - она обняла меня и поцеловала.
     -  Чарли, мне было так страшно, я думала,  ты  рехнулся. Я  слышала про
импотентов, как они вдруг слетают с катушек и превращаются в маньяков.
     - Как же ты решилась остаться?
     - Ты стал маленьким перепуганным ребенком.  Я  была  уверена, что самой
мне ничего не угрожает,  но ты  мог покалечить себя! Так что я решила побыть
здесь. Правда, на всякий случай...
     Из промежутка между кроватью и стеной она вытащила тяжеленную книгу.
     - Так и не воспользовались ею? Она покачала головой.
     - Наверно, ты очень любил орешки, когда был маленьким.
     Она встала и начала одеваться, а я лежал и смотрел  на нее. В движениях
Фэй  начисто отсутствовала стеснительность.  Мне хотелось протянуть  руку  и
дотронуться до нее, но я понимал, что все тщетно. Чарли со мной. Он бдит.
     А Чарли всегда боялся, что у него отберут орешки.

     24 ИЮНЯ. Сегодня со мной  случился приступ антиин- теллектуализма. Я не
осмелился напиться - ночь с Фэй предупредила меня об опасности. Вместо этого
я отправился на  Таймс-сквер  и  устроил обход  кинотеатров, выбирая  те,  в
которых шли  вестерны и фильмы ужасов. Как  раньше.  В  середине фильма меня
захлестывало  чувство  вины, я вставал и шел в другой кинотеатр.  Я  искал в
мерцающем выдуманном  мире экрана то,  что  ушло  от  меня вместе с  прежней
жизнью.
     В какой-то момент меня озарило, и я догадался, что не фильмы нужны мне,
а ЛЮДИ.  Мне просто захотелось  побыть  в заполненной  человеческими  телами
темноте.
     В  темноте  стенки  между  людьми  тонки,  и  если прислушаться,  можно
УСЛЫШАТЬ.  Не просто быть  в толпе - я никогда не испытывал такого чувства в
набитом лифте или вагоне  подземки... Жаркими летними  вечерами,  когда люди
выходят  погулять  или  посидеть  в  театре,  слышишь какое-то  своеобразное
шуршание... и  когда случайно прикасаешься к  кому- нибудь, чувствуешь связь
между кроной, стволом и глубокими корнями. В такие моменты у меня появляется
ненасытное желание стать частью этого мира, оно  гонит меня в темные  углы и
аллеи, на поиски.
     Устав от ходьбы, я обычно возвращаюсь к себе и ложусь спать, но сегодня
зашел в ресторан. Там появился новый мойщик  посуды, парень лет шестнадцати.
Что-то в нем показалось знакомым  - движения, взгляд... И вот, убирая столик
рядом с моим, он уронил с подноса тарелки.
     Тарелки  с   грохотом  рухнули  на  пол,  и  белые  фарфоровые  осколки
разлетелись  во все стороны.  Потрясенный  и испуганный, он  стоял, держа  в
руках  пустой поднос. Свист и вопли посетителей (крики  "Так вот  куда летят
прибыли" или  "да  он  тут совсем недавно!",  неизбежно сопутствующие  битью
посуды в ресторанах) окончательно сконфузили его.
     Владелец ресторана вышел  посмотреть, что за шум, и парень поднял руки,
словно защищаясь от удара.
     -  Ну  ты, дубина,  - заорал  хозяин,  - чего  стоишь? Возьми  веник  и
подмети! Веник... веник, кретин! Он на кухне. Подмети все осколки.
     Парень  тут  же  понял, что наказания не  последует, страх исчез  с его
лица, а когда  он вернулся с веником, то уже улыбался  и что-то  напевал. Но
самые  скандальные  посетители не унимались,  желая  выжать из  этого случая
побольше удовольствия. За его счет.
     - Эй, сынок, вон там чудесный кусочек...
     - Проделай-ка это еще разок...
     - Он совсем не глуп. Разбить тарелки куда проще, чем мыть их!
     Его  пустые глаза обежали веселящуюся толпу, улыбки начали отражаться и
на его лице, и наконец он тоже засмеялся шутке, соли которой не понимал.
     От  этого  тупого, идиотского смеха, от широко раскрытых блестящих глаз
ребенка,  не понимающего, что происходит, но горящего желанием услужить, мне
стало не по себе. Люди смеются над ним потому, что он - слабоумный.
     А ведь сначала мне тоже было весело.
     Меня взяло зло,  и на  себя, и на всех, кто сидел рядом. Мне захотелось
схватить свои тарелки  и швырнуть их прямо в ухмыляющиеся  рожи. Я вскочил и
крикнул:
     - Замолчите! Оставьте сто в покое! Разве вы не видите, что он ничего не
ПОНИМАЕТ! Это не его вина... Сжальтесь над ним, ради бога! Он же ЧЕЛОВЕК!
     Полная  тишина. Я проклинал себя за то, что потерял контроль  и устроил
сцену, и пока расплачивался по счету и шел к выходу, старался не смотреть на
несчастного. Меня жег стыд за нас обоих.
     Удивительно,  как люди высоких моральных принципов и  столь  же высокой
чувствительности, никогда не позволяющие  себе воспользоваться преимуществом
над человеком, рожденным  без рук, ног  или  глаз, как они легко и  бездумно
потешаются  над  человеком, рожденным без  разума.  Ярость моя происходит из
того, что я вспомнил, как сам был клоуном.
     А ведь я почти забыл.
     Совсем недавно люди  СМЕЯЛИСЬ НАДО МНОЙ... А теперь сам присоединился к
их веселому хору. И от этого больнее всего.
     Я   часто   перечитываю  мои   ранние  отчеты  и  прекрасно   вижу   их
безграмотность,  детскую  наивность. Это несчастный  разум глядит из  темной
комнаты сквозь  замочную  скважину в  сияющий  мир,  счастливо  и неуверенно
улыбаясь. Даже  в своей  тупости я понимал, что  стою ниже окружающих. У них
было что-то такое, чего не было дано мне. Слепой умственно, я верил, что это
- способность читать и писать и что я сравняюсь с ними, научившись тому же.
     Даже  слабоумный хочет быть похожим  на других.  Младенец не знает, как
накормить себя и что съесть, но он понимает, что такое голод.
     День не прошел даром. Хватит беспокоиться о себе  - МОЕМ прошлом и МОЕМ
будущем.  Пора отдавать. Пора  применить мои  знания и способности на пользу
другим. Кто может сделать это лучше меня? Кто жил в двух мирах?
     Завтра  же  свяжусь  с  советом  директоров  фонда  Уэлберга  и попрошу
выделить мне самостоятельную область  работы.  Только бы они  согласились! У
меня есть кое-какие идейки...
     С уже существующей техникой, если ее немного подработать, можно многого
добиться. Если  из меня удалось сделать гения, то что тогда говорить о  пяти
миллионах  слабоумных  в  одних  только  Соединенных  Штатах? О бесчисленных
миллионах во всем мире? О тех, кто еще  не родился,  но уже обречен? А каких
выдающихся  результатов  можно  будет  достичь,   применив  эту   технику  к
нормальным людям? К гениям???
     Сколько дверей предстоит  открыть! Люди должны понять,  насколько важна
такая работа. Уверен - фонд не откажет мне.
     Но я устал от одиночества. Нужно рассказать обо всем Алисе.

     25 ИЮНЯ. Позвонил Алисе. Я нервничал  и, должно быть, говорил не совсем
внятно, но как  же приятно было  вновь услышать ее голос! Казалось, она тоже
рада. Она согласилась  повидаться со мной, и  через мгновения я  уже сидел в
такси, проклиная уличные пробки.
     Я не успел постучать - Алиса распахнула дверь и кинулась мне в объятия.
     - Чарли,  мы все  так беспокоились за тебя!  Мне  снились ужасные  сны,
будто ты  лежишь мертвый или бродишь, потеряв память, по трущобам. Почему ты
не давал знать о себе? Что тебе помешало?
     -  Не  ругай меня.  Мне  надо  было  побыть  одному и  найти ответы  на
множество вопросов.
     - Пойдем на кухню, я сварю кофе. Что ты делал все это время?
     - Днем - думал, читал и писал. По ночам - странствовал в поисках самого
себя и открыл, что Чарли подглядывает за мной. - Она вздрогнула.
     -  Не говори так. Никто не  следит  за тобой,  у тебя  просто  фантазия
разыгралась.
     -  Я  чувствую, что я -  это не я. Я занял  принадлежащее Чарли место и
вышвырнул его  оттуда,  как меня самого выкинули из пекарни. Я хочу сказать,
что Чарли Гордон существует в прошлом, а прошлое реально.  Нельзя  построить
новый  дом  на месте  старого, не разрушив  его, но Чарли уничтожить нельзя.
Сначала я искал его. Я виделся с его - моим  - отцом.  Все, чего я  хотел, -
доказать,  что Чарли существовал  в прошлом как  ЛИЧНОСТЬ и что  именно этим
оправдано мое собственное существование. Слова Немура, будто он создал меня,
оскорбительны... Но я обнаружил,  что  Чарли существует  и сейчас, во  мне и
вокруг  меня.  Это он вставал между нами. Оказалось именно мой  разум создал
барьер  - эту помпезную дурацкую  гордость, чувство, что у  нас  с тобой нет
ничего  общего,  потому  что я превзошел тебя.  Ты  вложила эту  идею  в мою
голову. Но это не  так.  Это Чарли,  маленький  мальчик,  он  боится женщин,
потому что мать била его. Неужели ты не  понимаешь? Месяцы интеллектуального
роста ничего  не  смогли сделать  с эмоциональной схемой  маленького  Чарли.
Каждый  раз, когда я  прикасался  к  тебе или представлял, как мы любим друг
друга, происходило короткое замыкание.
     Я был возбужден, и  голос мой бил и бил по Алисе,  пока ее не  охватила
дрожь.
     - Чарли, - прошептала она. - Что я могу сделать? Как помочь тебе?
     - Знаешь,  мне кажется, что  за последние  недели я все-таки изменился.
Сначала  я бродил  в темноте. Попытка самому решить проблему провалилась, но
чем глубже  погружался я в  пучины снов и  воспоминаний, тем яснее сознавал,
что   эмоциональные  проблемы   не   могут   быть   решены   так   же,   как
интеллектуальные.  Окончательно я понял это  вчера вечером. Я  твердил себе,
что  странствую во  мраке, словно потерянная  душа,  а  потом понял,  что  и
вправду потерялся. Каким-то образом я оказался отрезанным от всех и всего. И
то,  что я искал на темных улицах - то есть в самом неподходящем месте - был
способ сделаться частью людской массы,  сохранив при  этом  интеллектуальную
свободу. Мне нужно вырасти. Это - все...
     Я  говорил и говорил, выплескивая из себя сомнения и страхи. Алиса была
моей  аудиторией - я загипнотизировал ее. Я впал в лихорадочное состояние, и
мне казалось,  будто я  весь  горю. Но теперь передо  мной  был  человек,  к
которому я не равнодушен. В этом-то и заключалась вся разница.
     Груз оказался  ей не по силам. Дрожь перешла в рыдания. Мой взгляд упал
на  картину над кушеткой  - перепуганная  краснощекая  дева.  Что испытывает
сейчас Алиса? Я  знал, что она отдаст себя мне, я  хотел ее, но куда  девать
Чарли?
     Если бы на месте Алисы была Фэй, Чарли не стал бы вмешиваться. Он стоял
бы у  двери и смотрел. Но когда  я оказываюсь  рядом с Алисой, он впадает  в
панику. Что плохого сделала ему Алиса?
     Она  сидела на кушетке, смотрела на меня  и ждала, что я буду делать. А
что я смогу сделать? Обнять ее и...
     Не успела сложиться мысль, как пришло предупреждение.
     - Что с тобой, Чарли? Ты побледнел. Я сел рядом с ней.
     -  Что-то голова кружится. Это скоро пройдет - Но я прекрасно знал, что
если захочу Алису, Чарли не допустит этого, и мне станет только хуже.
     Тут  у  меня  появилась  одна  идея...  Поначалу  она  показалась   мне
отвратительной, но  я знал, что  это единственный способ выйти из паралича -
перехитрить Чарли. Если по какой-то причине Чарли боится Алисы, но не боится
Фэй,  я  выключу свет, притворюсь, что  рядом  со мной  Фэй, и  все будет  в
порядке.
     Ужасно,  мерзко. Но если  этот трюк сработает, я  порву цепи,  которыми
Чарли опутал  мои эмоции.  Потом-то  я  признаюсь себе,  что любил  Алису...
Другого выхода я пока не видел.
     - Со мной все в  порядке. Давай посидим немного в темноте, - сказал я и
выключил свет. Это будет нелегко. Мне придется представить Фэй, убедить себя
до такой  степени, что женщина, сидящая рядом со мной,  превратится в Фэй. И
даже если Чарли отделится от меня, чтобы понаблюдать со стороны, ничего него
не выйдет - в комнате темно.
     Я  подождал  - симптомов паники не было. Совершенно.  Я чувствовал себя
спокойным и уверенным. Положил руку ей на плечо.
     - Чарли, я...
     - ЗАМОЛЧИ! - крикнул я, и  она испуганно отодвинулась. - Пожалуйста, не
говори ничего.  Просто позволь мне  обнять  тебя в  темноте. -  Я  обнял ее,
прижал к  себе, и в темноте под закрытыми веками представил Фэй - с длинными
светлыми волосами  и белой кожей. Фэй, какой  я  видел ее в последний раз. Я
поцеловал  волосы Фэй,  шею  Фэй, и, наконец, губы Фэй. Я  почувствовал, как
руки Фэй  гладят мою спину, плечи. Сначала я  ласкал  ее медленно, потом, по
мере того как мое нетерпение возрастало, все смелее и смелее.
     В затылке закололо. В комнате кто-то  был - он напряженно вглядывался в
темноту,  стараясь разглядеть, что  мы делаем.  Я лихорадочно  повторял  про
себя:  Фэй! Фэй!  ФЭЙ!  Это же ее лицо стоит перед моими глазами, и ничто не
встанет  между нами... Она  прижалась ко мне, и  тут я вскрикнул и оттолкнул
ее.
     - Чарли!  - Я  не видел лица Алисы,  но шок, испытанный ею, отразился в
крике.
     - Нет, Алиса!  Не могу! Ты не понимаешь! Я спрыгнул с кушетки и включил
свет. Я был почти  уверен, что  сейчас увижу его. Но, конечно, не увидел. Мы
были одни.  Все, что произошло, случилось  в  моей собственной голове. Алиса
лежала, блузка ее была расстегнута, глаза широко раскрыты, лицо горело.
     - Я люблю тебя! - вырвалось у меня. - Но я не могу! Я не могу объяснить
тебе, но  если бы не оттолкнул тебя, я ненавидел бы себя  до конца жизни. Не
спрашивай, а  то и  ты  возненавидишь меня. Все дело  в  Чарли.  По каким-то
неизвестным причинам он никогда не разрешит тебе стать моей.
     Алиса отвернулась и застегнула блузку.
     - Сегодня все было по-другому. Ты не боялся. Ты хотел меня.
     -  Да,  я  хотел  тебя,  но  сейчас  я  был  НЕ  С ТОБОЙ.  Я  собирался
ИСПОЛЬЗОВАТЬ  тебя,  но  ничего  не могу объяснить. Я и сам почти ничего  не
понимаю.  Давай согласимся  на  том,  что  я еще  не  готов. И не надо  при-
творяться, что все в порядке, это только заведет нас в следующий тупик.
     - Чарли, не исчезай снова.
     - Я больше  не буду прятаться. У меня есть дела. Передай, что я зайду в
лабораторию через несколько дней - как только возьму себя в руки.
     Когда я выходил из ее квартиры, меня трясло как в лихорадке. На улице я
постоял немного, не зная, куда идти. Идти было некуда.
     В конце концов я добрел  до станции подземки и  доехал до Сорок девятой
улицы. Народу  вокруг было мало, но я заметил  блондинку, чем-то напомнившую
мне Фэй. По пути к автобусной остановке я завернул в магазин и купил бутылку
джина. В ожидания автобуса я откупорил бутылку прямо в пакете, вспомнив, что
так делают  пьяницы, и отхлебнул солидный глоток. Алкоголь обжег желудок, но
на вкус  был  ничего.  Когда  подошел автобус,  я уже  купался  в золотистом
сиянии. Но ни капли больше. Я совсем не хотел напиваться.
     Я поднялся  по вестнице и постучал в дверь квартиру  Фэй.  Молчание.  Я
открыл дверь и заглянул  внутрь. Она еще не пришла, но все  лампы горели. Ей
плевать на все. Почему бы и мне не стать таким же?
     Вернувшись к себе, я разделся, принял  душ, надел  халат и  стал ждать,
моля о том, чтобы она никого не привела с собой.
     Примерно в половине третьего ночи я услышал ее шаги.  Захватив бутылку,
я выбрался наружу и очутился возле ее окна как раз в тот  момент, когда  она
открыла входную  дверь. Я  не  собирался  подглядывать  за ней  и хотел  уже
постучать,  даже поднял руку, чтобы  заявить о своем присутствии, но тут она
сбросили  туфли,  довольно  улыбнулась и  начала раздеваться. Я отхлебнул из
бутылки. Нельзя, чтобы она думала, будто я подсматриваю за ней.
     Я вернулся к себе и, не зажигая света, прошел через квартиру. Сначала я
хотел пригласить ее к себе, но у меня все было слишком чисто и слишком много
прямых линий подлежало  искривлению. Здесь ничего  не получится. Я  вышел на
площадку и постучал к ней - сперва тихо, потом громче.
     - Открыто! - крикнула Фэй.
     Она лежала на  полу, раскинув руки и  положив ноги на кушетку. Наклонив
голову, она посмотрела на меня снизу вверх.
     - Чарли, дорогой! Зачем ты стоишь на голове?
     - Не обращай внимания, - сказал я, доставая бутылку из  пакета. - Линии
сегодня  какие-то особенно прямые,  и мне подумалось,  что  ты  поможешь мне
привести некоторые из них в надлежащее состояние.
     -  Джин  -  что  может  быть  лучше  этого?  Если   сосредоточиться  на
возникающем в желудке тепле, линии тут же начинают выгибаться.
     - Вот именно!
     - Чудесно! -  Фэй  вскочила  на ноги.  - Сегодня я танцевала  с людьми,
похожими на ящики. Пусть они тоже расплавятся.
     Она протянула мне стакан, и я наполнил его. Пока она пила, я обнял ее и
погладил по обнаженной спине.
     - Эй, паренек! Это что еще такое?
     - Я ждал, когда ты вернешься. Она отступила на шаг.
     -  Минутку,  Чарли.  Однажды  мы уже  прошли через  это,  и  ничего  не
получилось.  Ты нравишься мне, и  если  бы я  знала, что есть  хоть какая-то
надежда,  затащила бы тебя  в  постель, не раздумывая ни  секунды. Но... мне
противно стараться впустую. Это нечестно, Чарли.
     - Сегодня все будет по-другому. Клянусь. Я отплачу тебе за все прошлое.
Ты не пожалеешь.
     - Чарли, я никогда  еще  не слышала от тебя таких речей. И  не гляди на
меня так, словно  хочешь проглотить целиком. - Она схватила блузку  с одного
из кресел и попыталась прикрыться ею. - Ты заставляешь меня чувствовать себя
голой!
     - Я хочу тебя. Сегодня я смогу все, я знаю... Не отталкивай меня, Фэй!
     Я  начал  целовать ее шею  и плечи. Мое  волнение  передавалось ей, она
задышала чаще.
     -  Чарли, если  ты обманешь меня снова, я  не знаю, что сделаю.  Я ведь
тоже человек!
     Я взял ее за руку и усадил на кушетку, на кучу одежды и белья.
     - Не здесь, - сказала она, пытаясь встать, - Пойдем в спальню.
     - Нет, здесь! - настаивал я, вырывая из ее рук блузку.
     Фэй посмотрела на меня, встала и сняла последнее, что еще оставалось на
ней.
     - Я погашу свет
     - Не надо, я хочу видеть тебя.
     Она поцеловала меня и крепко обняла.
     - Только не обмани меня еще раз, Чарли. Лучше не надо.
     Я был уверен, что на этот раз никто не помешает нам. Я знал, что делать
и как. На какой-то миг я все же почувствовал, что он смотрит - из темноты за
окном,  где  я  сам  был  несколько  минут  назад.  Мгновенное  переключение
восприятия, и вот я уже  там, вместо  него, и смотрю на мужчину  и женщину в
объятиях друг друга.
     Отчаянное усилие воли, и я снова с Фэй, а за окном -  жадные глаза. Что
ж, несчастный ублюдок, подумал я про себя, гляди. Плевать.
     Он смотрел, и глаза его стали совсем круглыми

     29 ИЮНЯ. До возвращения в  лабораторию мне  нужно  закончить  несколько
собственных  проектов,  начатых  после  симпозиума.  Позвонил  Лангедорфу  в
институт новых методов обучения и поговорил с  ним об  использовании парного
ядерного   фотоэффекта   в  биофизике.  Сначала   он   подумал,  что  звонит
сумасшедший, но когда  я  указал ему  на некоторые  изъяны  в его  последней
статье,  он  продержал  меня  у  телефона почти час  и, прощаясь,  пригласил
обсудить свои идеи с  его группой. Может быть, я так и сделаю, когда покончу
с лабораторией.  Если у меня будет время. Это - главная проблема. Я не знаю,
сколько у меня времени. Месяц? Год?  Вся жизнь? Это  зависит от того,  что я
узнаю о побочных психофизических эффектах эксперимента.
     Теперь у меня есть Фэй и я перестал бродить по улицам. Я дал ей ключ от
своей  квартиры. Она  посмеивается  над  моим замком, я  - над свалкой в  ее
квартире. Она предупредила, чтобы я не пытался переделать ее. Муж развелся с
ней пять лет назад как раз потому, что  она не утруждала себя подбирать вещи
с пола и заботой о доме.
     Так же она