его стали хаотичными: старт, пауза, поворот назад, еще
поворот, снова  вперед... и так до тех пор,  пока он не оказался в  тупике и
легкий электрический  удар не оповестил  его об ошибке. Он  забегал кругами,
издавая  похожий  на скрип  граммофонной иглы писк, потом начал бросаться на
стену  лабиринта, снова и снова,  подпрыгивая вверх,  падая и снова  прыгая.
Дважды ему удавалось зацепиться коготками за проволочную сетку, прикрывавшую
лабиринт  сверху,  и оба  раза  он,  громко  вереща,  срывался.  Наконец  он
прекратил тщетные попытки и свернулся в маленький, тугой комочек.
     Я  поднял  его,  но  он не  сделал  ни  малейшей  попытки развернуться,
оставаясь  в  состоянии,  похожем  на  ктатоноческий ступор. Я  положил  его
обратно в клетку  и наблюдал  за ним,  пока он не пришел в себя  и  не начал
двигаться нормально.
     Непонятно,  что представляет  собой подобная регрессия - особый случай?
Изолированная  реакция?  Или в самой процедуре  изначально заложен  принцип,
обрекающий нас на неудачу?
     Если  мне удастся  понять закономерность, добавить хоть одну  запятую к
тому, что  уже известно  об умственной  отсталости  и возможности  излечения
таких, как  я,  я буду удовлетворен. Что  бы ни случилось со мной, я проживу
тысячу нормальных жизней лишь тем, что смогу дать другим, еще не родившимся.
     Этого хватит.

     31  ИЮЛЯ. Я  на  самом верху  и сознаю  это. Всем вокруг кажется, что я
убиваю себя работой, но они не понимают, что сейчас  я живу на самой вершине
ясности  и  красоты,  о  существовании  которой  и  не  подозревал. Все  мои
составляющие настроены на работу.  Днем я впитываю, а вечерами  - в моменты,
прежде чем провалиться в  сон, - идеи фейерверком взрываются в голове. Нет в
мире большего наслаждения.
     Невозможно  поверить,  что  произойдет  нечто такое,  что  истощит  эту
кипящую  энергию, рвение,  наполняющее  все  мои  дела.  Словно  все знания,
приобретенные  мной  в последние  месяцы,  соединились  и вознесли  меня  на
вершину  света  и  понимания.  Это истина,  любовь  и  красота,  сплавленные
воедино. Это наслаждение. Как смогу  я  отказаться от  всего этого? Жизнь  и
работа - лучше этого человек не  может иметь НИЧЕГО. Ответы уже внутри меня,
и скоро, очень  скоро они ворвутся и  в мой мозг. Если бы только мне удалось
решить одну крохотную проблему! Я молюсь,  чтобы ее решение оказалось именно
тем,  чего мне не  хватает. Но  чем  бы оно ни  оказалось, я постараюсь быть
благодарным за него.
     Оказывается,  новый приятель Фзй  работает учителем танцев  в "Звездной
пыли".  У меня не осталось времени для  нее, а она ни  в чем  передо мной не
виновата.

     11  АВГУСТА.  Последние  два  дня - тупик. Ничего. Где-то  я свернул не
туда.  Я получаю  уйму  ответов  на разнообразнейшие  вопросы, кроме  самого
главного  -   каким  образом   регрессия  Элджернона   связана  с  основными
теоретическими предпосылками эксперимента.
     К  счастыо, мне достаточно  известно  о работе  мозга,  чтобы  мучиться
впустую. Я  не поддамся  панике и не сдамся (или  что еще хуже  -  не  начну
искать ответы там, где  их нет).  Я  перестану думать  о  проблеме  и дам ей
созреть.  Возможности   сознательного   уровня  исчерпаны,  так   что  пусть
поработает   таинственное   подсознание.  Удивительно,   как  все  мои  силы
концентрируются  на  одной-единственной задаче.  Но  если  я  поддамся этому
чувству  и  начну  отдавать  все  силы  ей  одной, это  ничему  не  поможет.
Интересно, сколько  загадок  остались  нерешенными  только из-за  того,  что
ученые  или слишком мало знали,  или  слишком  верили в  себя  и возможности
управления процессом созидания?
     Я  решил ненадолго  оторваться от работы и сходить на коктейль, который
миссис  Немур  устраивала  в  честь  двух  членов  совета  директоров  фонда
Уэлберга, чьи голоса имели решающее значение при распределении дотаций.
     Я  пригласил Фэй, но она сказала, что у нее свидание и вообще она лучше
пойдет потанцует.
     Вечер я начал с благим намерением  быть приятным собеседником и завести
новых друзей. В последнее  время у меня возникает много трудностей в общении
с людьми. Не знаю, кто больше виноват в  этом, но любой  разговор, затеянный
мной, иссякает уже через две минуты. Почему? Неужели меня боятся?
     Я взял бокал и отправился в путешествие по огромной гостиной. Несколько
маленьких компаний оживлении что-то обсуждали. Присоединиться к такой группе
для меня - дело совершенно  невозможное. В конце концов миссис Немур загнала
меня в угол и представила Хайраму Харви, одному из директоров.  Миссис Немур
-  привлекательная женщина: сорок  или  чуть  больше, светлые волосы,  много
косметики и длинные  ярко- красные ногти. Уцепившись  за локоть  Харви,  она
осведомилась у меня:
     - Как продвигается работа?
     - Хорошо, благодарю  вас. Как  раз сейчас я бьюсь над довольно  трудной
задачей. Она улыбнулась и закурила.
     - Все  очень благодарны  вам за помощь. Правда, мне представляется, что
вы  охотнее занялись  бы  какой-нибудь  собственной  темой.  По-моему,  куда
интереснее создавать что-то свое, чем заканчивать работу, начатую другими.
     Надо отдать ей должное,  они ни на секунду  не давала Харви забыть, что
именно  ее муж должен получать  кредиты.  Я не мог  удержаться  от искушения
ответить в том же стиле.
     - Никто не в состоянии предложить нечто СОВЕРШЕННО новое, миссис Немур.
Каждый  исследователь  начинает работу на развалинах  идей предшественников.
Значение имеет только конечный вклад в сумку знаний.
     - Конечно, конечно, - она говорила,  скорее, со своим пожилым гостем. -
Жаль,  что мистера  Гордона  не  было  с нами  с  самого начала.  О... - она
рассмеялась, - простите, я совсем забыла, вряд  ли вы были тогда в состоянии
заниматься психологическими исследованиями.
     Харви тоже улыбнулся, и я  решил  промолчать.  Нельзя,  чтобы последнее
слово осталось за мной. Это будет действительно плохо.
     Я заметил Штрауса и Барта. Они беседовала с  Джорджем Рейнором - вторым
человеком в фонде Уэлберга. Штраус говорил:
     - Мистер  Рейнор,  основная трудность в таких исследованиях -  получить
деньги  и не оказаться связанным по рукам  и  ногам требованием практических
результатов.  Когда  кредиты  выдаются  под  строго  определенные  цели,  мы
практически не в состоянии работать.
     Рейиор покачал головой и помахал огромной сигарой.
     - Наоборот, проблема как раз  в том,  чтобы убедить совет директоров  в
чисто практической ценности работы!
     Пришла очередь Немура покачать головой.
     -  Я  хочу  сказать,  что  иногда  можно и  нужно  давать деньги  и  на
фундаментальные исследования. Никому не под силу сказать  заранее,  будет ли
какая-нибудь  работа  иметь  практическое   значение,  ведь  довольно  часто
результаты получаются отрицательными. А вот  для  ученого, идущего  по нашим
стопам,  такой результат равносилен положительному. По крайней мере он будет
знать, чего ему не надо делать.
     Я подошел к ним поближе  и заметил жену Рейнора - ослепительно красивую
брюнетку лет тридцати. Она пристально смотрела на меня, нет,  скорее, на мою
макушку, словно  ожидая, что  там  вот-вот что- нибудь вырастет.  Я  в  свою
очередь уставился на нее. Она покраснела, повернулась к Штраусу и спросила:
     - Что  вы  можете  сказать  о  своей  теперешней работе?  Будет ли ваша
методика применяться для лечения других слабоумных?
     Штраус пожал плечами и кивком указал на меня.
     - Пока об этом  еще рано говорить. Ваш  муж помог Чарли  подключиться к
нашей работе, и многое зависит от того, что у него получится.
     - Конечно, -  вставил  Рейнор,  - важность  ЧИСТЫХ исследований в вашей
области неоспорима. Но подумайте только,  как поднимется  мнение о нас, если
удастся разработать метод,  позволяющий  получать устойчивые результаты  вне
стен  лаборатории,  если  мы сможем показать миру,  что  наши деньги помогли
получить вполне ощутимые результаты!
     Я открыл  было рот, но  Штраус, почувствовав, ЧТО  я собираюсь сказать,
сделал шаг вперед и положил руку мне на плечо.
     -  Мы  все чувствуем,  что работа, которую ведет  Чарли, имеет огромное
значение. Его  задача  -  установить  истину, какой  бы она ни оказалась.  А
отношения с публикой и просвещение общества мы с удо- вольствием предоставим
вам.
     Он улыбнулся Рейнорам и потащил меня прочь от них.
     - Я не собирался говорить ничего подобного, - сказал я.
     - Естественно,  - прошептал  он, не выпуская моего локтя. - По блеску в
твоих глазах я догадался, тебе неймется порубить их на мелкие части. Разве я
мог допустить это?
     - Наверно, нет, - согласился я, беря с подноса новый бокал мартини.
     - Тебе нельзя пить так много.
     - Знаю...  но мне хочется расслабиться, и, кажется, я выбрал для  этого
не совсем подходящее место.
     -  Успокойся, -  сказал Штраус, - и постарайся ни  с кем не поругаться.
Эти  люди  отнюдь не идиоты. Они  знают, какие ты питаешь к ним  чувства, но
даже если они не нужны ТЕБЕ, то мы без них - ничто!
     Я отсалютовал Штраусу бокалом.
     - Попробую,  но  не подпускай  ко мне миссис Рейнор.  Если  она еще раз
вильнет передо мной задницей, я дам ей пинка.
     - Ш-ш-ш! - прошипел Штраус. - Она услышит.
     - Ш-ш-ш, -  эхом отозвался я. - Прости. Пойду посижу в уголке и не буду
путаться под ногами.
     На меня  словно упала пелена, но сквозь нее я замечал, что люди смотрят
в мою сторону. Кажется, я разговаривал сам с собой, но  слишком  громко. Не,
помню, что я бормотал. Немного погодя у  меня  появилось чувство, что  гости
уходят слишком рано, но я не обращал на это внимания,  пока не подошел Немур
и не встал прямо передо мной.
     -  Какого  черта! Как ты  мог позволить себе такое!? Никогда в жизни не
слышал столько грубостей за один вечер!
     Штраус попробовал остановить его,  но  было уже поздно. Брызгая слюной,
Немур крикнул:
     - В тебе  нет ни капли благодарности! Ты  не понимаешь, что  происходит
вокруг! Ты в неоплатном  долгу перед этими людьми! Ты должен им куда больше,
чем можешь себе представить!
     - С каких это  пор от морской свинки требуют благодарности?  Я послужил
вашим  целям,   а  теперь  пытаюсь   разобраться  в   ошибках,   которые  вы
понаделали... Каким это образом я оказался в должниках?
     Штраус снова попробовал  вклиниться в разговор. Но Немур оборвал его на
полуслове:
     -  Минуточку!  Мне   хочется  услышать  все  до  конца!  Пусть  наконец
выскажется!
     - Он слишком много выпил, - сказала его жена.
     - Не так уж и много, - фыркнул Немур. - Он выражается  как нельзя более
ясно. Он вконец запутал, если уже не уничтожил, всю нашу работу. Мне хочется
услышать оправдания из его собственных уст!
     - Оставим это, - сказал я. - Вряд ли вам захочется узнать правду.
     - Ошибаешься, Чарли! Захочется!  По крайней мере твою версию правды.  Я
хочу узнать, благодарен ли ты за  те способности, что проснулись в тебе,  за
знания, которые ты приобрел,  за жизненный  опыт, наконец! Или тебе кажется,
что раньше ты жил лучше?
     - В некотором смысле, да, лучше!
     Это поразило его.
     - Я многое узнал за последние месяцы, и не только о Чарли Гордоне, но и
о мире вообще. И что же? Я обнаружил, что никому нет дела до Чарли  Гордона,
будь он кретин или гений. Так в чем разница?
     Немур рассмеялся.
     -  Тебе просто  жалко  себя! А чего ты ждал?  Целью  эксперимента  было
поднять  твой   разум,  а  не  сделать   тебя  знаменитостью.  Мы  не  могли
контролировать развитие твоей личности, и ты  из приятного, хотя и несколько
отсталого  молодого  человека  превратился  в  высокомерного,  эгоистичного,
антисоциального сукиного сына.
     -  Дорогой  профессор,  вам  был  нужен  кто-то,  кого  можно  было  бы
превратить  в  гения,  но  продолжать  держать  в  клетке  и  выставлять  на
обозрение, только когда приходит время  снимать очередной урожай лав- рового
листа... Загвоздка как раз в том, что я СТАЛ личностью!
     Видно было, что Немур разрывается между  двумя желаниями: кончить ссору
или все-таки попробовать разбить меня.
     -  Ты  несправедлив,  как обычно. Мы всегда обращались с тобой хорошо и
делали все возможное...
     -  Все, кроме  одного  -  вы не  относились  ко  мне,  как к  разумному
существу. Вы не устаете похваляться,  что до операции я был ничем, и я знаю,
почему! Потому что если я был  пустым местом, то, значит, вы создали меня, а
это  делает  вас  моим хозяином  и  повелителем!  Вы  обижаетесь, что  я  не
благодарю вас двадцать четыре раза  в сутки... Хотите верьте, хотите нет, но
я  благодарен вам. Однако запомните, что  бы вы для меня ни  сделали, это не
дает вам права обращаться со мной, как с подопытным животным! Я - человек, и
Чарли тоже был  человеком  еще до того,  как  пришел в вашу лабораторию.  Вы
шокированы?  Да-да, вдруг оказывается, что  я  был  личностью  всегда, а это
противоречит  вашему  убеждению, что  если у человека  КИ меньше ста,  он не
заслуживает рассмотре- ния. Профессор Немур, мне кажется, что при взгляде на
меня вас начинает мучить совесть!
     - Достаточно! Ты просто пьян!
     - О нет, - уверил я его. - Вот если я действительно напьюсь, вы увидите
перед собой совсем другого Чарли Гордона. Да, другого Чарли... Он  бродит  в
темноте, но он с нами! Внутри меня.
     - Он сошел  с ума, - сказала миссис  Немур, - и уверен,  что существуют
два Чарли Гордона. Доктор, советую получше присматривать за ним.
     Штраус покачал головой.
     - Нет.  Я догадываюсь,  что  он хочет  сказать, мы  говорили об этом из
сеансах терапии. Вот уже примерно месяц  Чарли временами испытывает странное
расщепление личности...  Как будто  в его сознании живут два самостоятельных
индивидуума,  и  прежний  Чарли,  дооперационный,  борется  за контроль  над
телом...
     - Нет! Я  никогда не говорил этого! Чарли существует,  но он не борется
со мной  за  контроль над телом... Он просто ждет и никогда не вмешивается в
мои  действия. - Вспомнив Алису, я добавил:  -  Почти  никогда...  Скромный,
смиренный Чарли, о  котором вы только что  вспоминали с  такой  ностальгией,
терпеливо  ждет.  Не  скрою,  мне  многое  нравится  в  нем,  но  только  не
скромность. Скромнику нечего делать в этом мире.
     - Ты стал циником, - сказал Немур. - Гениальность убила  в тебе веру  в
человечество.
     - Это  не совсем  так, - тихо ответил  я. -  До меня дошло, что  чистый
разум  сам  по  себе  ни  черта  не  значит.  В  вашем  университете  разум,
образование, знания -  все  обожествляется.  Но я знаю то,  чего  вы  все не
заметили: голые знания, не  пронизанные человеческими чувствами, не  стоят и
ломаного гроша.
     Я взял еще один бокал мартини и продолжил проповедь:
     - Поймите меня правильно: разум - величайшее приобретение человечества!
И все же слишком часто погоня за знаниями подменяет поиски любви. Я дошел до
этого  совсем  недавно.  Предлагаю  рабочую  гипотезу:  человек,  обладающий
разумом,  но  лишенный  способности   любить  и  быть  любимым,  обречен  на
интеллектуальную  и  моральную  катастрофу,  а  может  быть,  и  на  тяжелое
психическое заболевание. Кроме того, я утверждаю, что замкнутый на себе мозг
не  способен  дать  окружающим ничего, только  боль  и  насилие.  В бытность
слабоумным я имел много друзей. Теперь их  у меня нет. О, я  знаю  множество
народу, но  это просто  знакомые, и среди них нет почти ни одного  человека,
который что-нибудь значил бы для меня или кому интересен я.
     Я  почувствовал, что  речь  моя  становится неразборчивой,  а  голова -
подозрительно легкой.
     - Но ведь это поправимо... Тек не должно  быть... Ва...  вы согласны со
мной?
     Штраус подошел и взял меня за руку.
     - Чарли, тебе нужно отдохнуть. Ты слишком много выпил.
     - Чего это  вы так смотрите на меня? Что такого я сказал? Что такого  я
сделал? Я правильно говорил?
     Я сознавал, как слова тяжело ворочаются у меня во  рту, словно в каждую
щеку сделали по уколу новокаина. Я был пьян и  почти не владел собой. В этот
момент  щелкнул  какой-то  переключатель, и  я увидел  всю сцену из дверного
проема, и себя в том  числе - рядом с уставленными бокалами подносом, широко
раскрывшего испуганные глаза.
     -  Я хочу все  делать правильно! Мама всегда  говорила,  чтобы я  любил
людей, потому что так я никогда не попаду в беду и у меня всегда будет много
друзей...
     Он дергался  и извивался, и я понял,  что  ему срочно  нужно в  ванную.
Боже, только не здесь, не перед ними!
     - Прошу прощения, - пробормотал он, - мне надо выйти...
     Даже в таком пьяном отупении мне удалось довести его до ванной.
     Он  успел,  и через несколько секунд я вновь стал хозяином положения  -
отдохнул, прижавшись щекой к холодной  кафельной стене, умылся. В голове еще
шумело, но теперь я знал, что все будет в порядке.
     Тут  я заметил, что из зеркала  над раковиной на меня смотрит Чарли. Не
понимаю,  как я  догадался, что это он, а не я.  Тупо просящее выражение его
лица...  и  такое  чувство, что  при первом  же моем  слове  он  исчезнет  в
призрачном зеркальном мире. Но он не убежал. Он просто смотрел на меня - рот
открыт, челюсть безвольно отвисла.
     - Привет, - сказал я. - Вот наконец мы и встретились.
     Он нахмурился  чуть-чуть, словно  ему требовалось  объяснение, но он не
знал, о чем спросить меня. Потом он сдался и криво улыбнулся уголком рта.
     -  Останься! Не  уходи! -  крикнул я.  - Мне  надоело смотреть,  как ты
шпионишь за мной из-за углов!
     Он смотрел.
     - Кто ты, Чарли?
     Улыбка.
     Я кивнул, и он кивнул мне в ответ.
     - Так чего же ты хочешь? - спросил я. Он пожал плечами.
     - Ну,  давай,  говори.  Наверняка тебе  что-нибудь нужно.  Ты  прибежал
сюда...
     Он глянул вниз, и я тоже, чтобы узнать, на что это он там смотрит.
     -  Ты хочешь обратно? Ты хочешь, чтобы я ушел, а ты вернулся в мое тело
и  начал жизнь  сначала?  Вполне законное желание...  Это твое  место,  твой
мозг... И твоя  жизнь тоже,  хотя ты немногое ухитрился  взять от нее.  Я не
вправе отнимать у тебя жизнь. Кто сказал, что мой свет лучше твоей тьмы?
     - Я скажу тебе еще кое-кто, Чарли. - Я выпрямился и отошел от зеркала.-
Не считай меня своим  другом. Я не  отдам тебе разум без борьбы, мне  трудно
заставить себя вернуться  в  пещеру. МНЕ некуда  податься,  Чарли,  так  что
отойди  в сторонку.  Оставайся в моем подсознании, и не преследуй меня. Я не
сдамся, что бы они ни  думали! Да,  я одинок, но это не  имеет значения... Я
сохраню данное мне и много сделаю для мира и для таких, как ты.
     Я повернулся к двери, и мне показалось,  будто Чарли протянул мне руку.
Ерунда. Просто я пьян и разговариваю со своим отражением в зеркале.
     Когда я вернулся в комнату, Штраусу непременно  захотелось вызвать  для
меня такси, и пришлось доказывать ему, что я прекрасно доберусь до дома сам.
Все, что мне нужно, - глоток свежего воздуха. Мне хотелось побыть одному.
     Я почувствовал себя  именно тем, кем назвал меня Немур, - высокомерной,
эгоцентричной сволочью. В отличие от Чарли, я  не способен думать  о людях и
их  проблемах. Мне интересен лишь я и только я. Я увидел себя глазами Чарли,
и мне стало стыдно.
     Через  несколько часов я обнаружил, что стою  перед  своим подъездом, и
побрел  вверх по лестнице. Из-под двери Фэй пробивался свет, но как только я
собрался постучать, из квартиры донеслось ее  хихиканье и от- ветный мужской
смех.
     Опоздал.
     Я  осторожно вошел  в  квартиру и остановился, не  осмеливаясь включить
свет. Я просто стоял, наблюдая за кружащимся перед глазами водоворотом.
     Что случилось со мной? Почему я так одинок?

     4.30 УТРА. Решение пришло ко мне во сне. Озарение! Разрозненные кусочки
сложились  в единое целое,  и я понял то, что должен  был  понять  с  самого
начала. Хватит спать. Нужно вернуться в  лабораторию и прос