му  мне так  важно знать,  что  ОНА думает,  что
чувствует ОНА? В течение года единственным моим желанием было порадовать ее.
Не потому ли я и согласился на операцию?
     У  кафе  я  долго  вышагивал  взад  и  вперед,  пока  стоявший  поодаль
полицейский  не начал  подозрительно  поглядывать на меня. Я  зашел внутрь и
взял чашку  кофе. К счастью,  столик,  за которым мы сидели  в  прошлый раз,
оказался свободным...
     Алиса  сразу  заметила  меня и помахала  рукой, но, прежде чем подойти,
задержалась у стойки и тоже взяла кофе. Она улыбнулась, и я сразу сообразил,
что причина этого -знакомый столик. Романтическое совпадение.
     - Конечно, уже поздно. - начал извиняться  я, - но, клянусь, мне  очень
нужно поговорить с тобой. Я чуть не рехнулся...
     Прихлебывая кофе, она молча выслушала мой рассказ о  том, как я  уличил
Джимпи, о моих собственных чувствах и противоречивых советах, что я получил,
а потом задумчиво сказала:
     -  Чарли, ты  поражаешь  меня.  Ты  так  вырос  в  последнее  время,  а
нерешителен как дитя. Я  не  могу решать  за тебя. Если не  хочешь  остаться
ребенком навеки, нельзя ждать подсказок от других. Ты должен найти решение в
себе самом - ПОЧУВСТВОВАТЬ, что будет правильно. Научись доверять себе.
     Мое раздражение  достигло крайней точки и вдруг до меня  дошло, чти она
имеет в виду. - Так что же, по-твоему, я САМ должен...
     Она кивнула.
     - Кое-что я уже понял. Кажется мне, что Штраус и Немур оба не правы.
     Она внимательно смотрела на меня.
     - С тобой что-то происходит, Чарли. Какое у тебя сейчас лицо!
     -  Ты права! Происходит! Передо мной висела  дымовая завеса, а ты разок
дунула - и ее  не  стало  Простейшая идея. Доверяй СЕБЕ. Раньше  мне  ничего
подобного и в голову прийти не могло.
     - Чарли, ты просто молодец!
     Я поймал ее руку и крепко вцепился в нее.
     - Это ты. Ты коснулась моих глаз и подарила мне свет.
     Алиса залилась краской и высвободила руку.
     -  В  прошлый  раз  я  сказал,  что ты нравишься  мне. Нужно  было быть
решительнее и сказать, что я люблю тебя.
     - Не надо, Чарли. Подожди.
     - Ждать!? Тогда ты сказала то же самое. Чего ждать?
     - Ш-ш-ш... И все-таки подожди. Заканчивай учебу и  посмотри,  куда  она
тебя приведет. Ты меняешься слишком быстро.
     - Ну и что? Мои  чувства к тебе никогда не изменятся. Если я и поумнею,
то полюблю тебя еще больше
     - Не в том дело... Случилось так, что я - первая женщина на твоем пути.
Именно  как  женщина. Я была твоим  учителем, то есть человеком,  к которому
обращаются за помощью и советом, и было бы странно, если бы ты не влюбился в
меня. Посмотри на других женщин. Дай себе время.
     - Ты хочешь сказать, что дети обязательно влюбляются в своих  учителей,
а эмоционально я еще ребенок?
     - Не играй словами. Для меня ты совсем не ребенок.
     - Эмоционально отсталый взрослый?
     - Нет!
     - Так что же я такое?
     - Не дави на меня, Чарли. Я не знаю. Через несколько месяцев, а может и
недель  ты  станешь другим человеком.  Может случиться, что тогда  мы уже не
сможем  общаться  на   интеллектуальном  уровне,  а  когда  ты  повзрослеешь
эмоционально, просто не захочешь видеть меня. Чарли, мне нужно  подумать и о
себе. Поживем - увидим. Запасемся терпением.
     Конечно,  в  ее  словах  был  определенный смысл,  но я  просто  не мог
позволить себе вникнуть в него.
     - Прошлый раз...- выдавил я.  - Ты  представить себе  не можешь, как  я
ждал  этого... Я чуть  не сошел с ума,  пытаясь понять, как себя вести и что
говорить,  как произвести  впечатление.  Меня  ужасала  мысль,  что  я  могу
чем-нибудь рассердить тебя.
     - Я совсем не сердилась. Наоборот.
     - Когда я увижу тебя снова?
     - У меня нет права привязывать тебя к себе.
     -  Разве ты не видишь, что я уже  привязан?! - закричал я, но, заметив,
что  из-за  соседних  столиков на  нас смотрят, понизил задрожавший от гнева
голос. -  Я  -  личность, человек,  мужчина,  я  не могу  ограничивать  себя
книгами,  кассетами и электронными лабиринтами. Вот ты сказала: "Посмотри на
других  женщин". А  как,  если я не знаю  никаких  других женщин? Все вокруг
кричит  о тебе. Я смотрю на страницу в книге и вижу  на ней  твое лицо -  не
размытое пятно из далекого прошлого, а настоящее, живое лицо. Я прикасаюсь к
нему,  и  оно исчезает...  Тогда  мне  хочется разорвать  книгу  в клочья  и
вышвырнуть в окно!
     - Чарли, прошу тебя...
     - Когда я увижу тебя снова?
     - Завтра, в лаборатории.
     - Ты  же знаешь, что я не это имею в виду. К черту лабораторию. К черту
университет. Наедине.
     Я  чувствовал, что  ей  хочется согласиться  -  моя  настойчивость явно
оказалась для нее сюрпризом.  Я и  сам был весьма удивлен,  но  знал, что не
оставлю Алису в покое, пока не добьюсь своего. От страха у меня  перехватило
горло, ладони вспотели. Чего я больше боялся? Ее  "ДА" или ее "НЕТ"? Если бы
она не ответила еще минуту, со мной случился бы обморок от напряжения.
     - Хорошо,  Чарли. Пусть  не в лаборатории, но и не с глазу на глаз. Нам
пока не следует оставаться наедине.
     - Где угодно. - выдохнул я. - Мне хочется быть с тобой и не  думать про
тесты, статистику, вопросы, ответы...
     Алиса на секунду задумалась.
     -  В  Центральном парке дают  бесплатные весенние концерты.  На будущей
неделе можешь пригласить меня туда.
     Когда мы подошли к ее дому, она повернулась и быстро поцеловала меня.
     - Спокойной ночи,  Чарли. Я рада, что ты позвонил мне. Увидимся завтра,
в лаборатории.
     Она исчезла за дверью, а я стоял и смотрел на свет в ее  окне,  пока он
не погас.
     Никаких вопросов. Все ясно. Я ее люблю.

     11 МАЯ. Поразмышляв и помучавшись,  я понял,  что Алиса права  -  нужно
больше  доверять  собственной интуиции. Сегодня я  внимательно  наблюдал  за
Джимпи  и  трижды  заметил, как он  кладет в  карман  часть  выручки. Причем
проделывал он это только с постоянными, проверенными клиентами, и мне пришло
в голову, что их вина ничуть не  меньше  - без их согласия Джимпи не удалось
бы воровать так легко. Но  почему именно  он должен  стать козлом отпущения?
Эта мысль  и  заставила  меня пойти на  компромисс с  самим собой.  Неверно,
решение не было идеальным,  но оно было моим собственным и  при  сложившихся
обстоятельствах  показалось мне  наилучшим.  Я предупрежу  Джимпи,  дам  ему
понять, что знаю все.
     Я застал его в душевой. Увидев меня,  он вздрогнул и отпрянул назад. Не
мешкая, я приступил к делу.
     -  Мне  нужно  посоветоваться  с тобой. У одного  моего  друга возникли
трудности - он случайно узнал, что один из  его знакомых  обкрадывает своего
хозяина, и  не знает, что ему делать. Ему не хочется доносить и портить тому
парню жизнь, но мой друг очень  любит хозяина  и  не может молча смотреть на
это безобразие.
     Джимпи уставился на меня.
     - Ну и что же этот твой друг собирается делать?
     - Вот это как раз самое трудное... Ему ужасно не хочется ничего делать.
Сам посуди, если  воровство прекратится, то  какой  смысл  болтать о нем? Он
просто забудет об этом, как будто ничего не случилось.
     - Твой друг слишком любит совать  нос в чужие дела, - проворчал Джимпи,
отстегивая  деревянную ногу. - На такие вещи нужно  закрывать глаза. Неужели
он не знает, кто его настоящие друзья?  Босс  -  это босс, а рабочие  должны
держаться вместе.
     - Моему другу так не кажется.
     - Это не его дело.
     -  Если он промолчит,  часть вины ляжет и  на  него. А вот  если  обман
прекратится  сам собой, тогда  и говорить будет не о чем. В противном случае
он  расскажет  хозяину  все.  Как  ты  считаешь,  согласится  вор  с  такими
условиями?
     Я видел,  что  Джимпи стоит огромных трудов сдержать себя.  Ему  ужасно
хотелось врезать мне как следует, но он только бессильно сжимал кулаки.
     - Скажи своему другу, что у того парня просто нет другого выхода.
     -  Вот  и  отлично.  Мой  друг  очень  обрадуется.  Джимпи  отвернулся,
помолчал, потом нерешительно посмотрел на меня.
     - Этот друг... Он не захочет войти в долю?
     - Нет. Его единственное желание - чтобы все это поскорее кончилось.
     Глаза Джимпи злобно вспыхнули.
     - Ты еще  пожалеешь, что впутался в это дело. А  я-то всегда  стоял  за
тебя... Пора мне навестить психиатра... - И он упрыгал прочь.
     Может быть,  и стоило  рассказать об этом Доннеру. Скорее всего, Джимпи
пришлось бы расстаться с пекарней. Не знаю... Я свое дело сделал. Но сколько
таких Джимпи процветают еще на белом свете!

     15 МАЯ. Учеба продвигается  успешно. Университетская  библиотека  стала
мне вторым  домом. Для меня выделили отдельный кабинет. За секунду я успеваю
прочесть целую страницу,  и когда  я  пролистываю книги, вокруг  обязательно
собирается толпа любопытных студентов.
     Сейчас меня больше всего интересуют этимология древних языков, новейшие
работы  по вариационному  исчислению и история Индии.  Просто удивительно  -
между  несопоставимыми на первый взгляд понятиями  существуют,  оказывается,
глубокие  связи. Я вышел на следующий  уровень, и  потоки из разных областей
знания сблизились, словно текут из одного источника.
     Споры  студентов  о  религии  и  политике  кажутся мне  теперь  детским
лепетом. Я  больше  не  получаю  удовольствия  от  обмена  идеями  на  таком
примитивном уровне.  Люди  почему-то  обижаются,  если  сказать, что они  не
понимают,  например,  всей  сложности  какой-либо  либо  проблемы, не  могут
постичь всей ее глубины. Жизнь наверху тоже не слишком сладка.
     Барт  познакомил  меня  в  кафетерии  с  одним  профессором  экономики,
известным своими работами  по влиянию  экономических факторов на  банковские
учетные  ставки.   Мне   давно   хотелось   обсудить  кое-что'  с  серьезным
экономистом.  Например,   меня   весьма   интересует  нравственная   сторона
применения экономической  блокады как оружия в мирное время.  Я спросил, что
он  думает  о предложении некоторых сенаторов перейти  к политике эмбарго  и
военно-морской блокады  отдельных  малых стран по  примеру первой  и  второй
мировых войн.
     Он  молча  выслушал меня, глядя  в пространство. Мне показалось, что он
обдумывает ответ, но через несколько минут он прочистил горло и отрицательно
покачал  головой. Такие вопросы, пояснил он, лежат вне  его компетенции. Его
интересуют учетные ставки, а не военная экономика.  Мне следует побеседовать
с  доктором Весси, опубликовавшим однажды  статью  о  мировых  экономических
связях  в период второй мировой  войны. Не успел я и  рта  раскрыть,  как он
схватил мою руку и с жаром потряс ее. Он был счастлив познакомиться со мной,
но ему некогда - нужно успеть подготовиться к лекции. Только я его и видел.
     То  же самое  случилось,  когда  я попробовал  поговорить о  Чосере  со
специалистом по американской литературе, расспросить востоковеда об  острове
Тробриан  и  обсудить  с  психологом,  экспертом по  делам  молодежи,  связь
автоматизации  производства с безработицей.  Все они просто-напросто боялись
обнаружить узость своих знаний и всегда находили способ улизнуть от меня.
     Окружающие  кажутся  мне теперь совсем другими. Каким  же глупцом  надо
было быть, чтобы всех  профессоров чохом причислять к  гигантам  мысли! Мало
того,  что все они лишь самые обычные люди,  они еще и одержимы страхом, что
остальной мир поймет это. Алиса - тоже человек, а не богиня. Завтра  вечером
я веду ее на концерт.

     17 МАЯ. Почти утро, а я не могу уснуть. .Пытаюсь разобраться в том, что
произошло вчера.
     Вечер  начался довольно удачно. Когда мы пришли,  вся лужайка оказалась
занятой,  и нам  с Алисой пришлось пробираться среди растянувшихся  на траве
парочек,  пока  мы по отыскали  свободное место под  деревом. О человеческом
присутствии вокруг свидетельствовали лишь протестующий женский смех и редкие
огоньки сигарет.
     - Останемся здесь, - решила Алиса. - Вовсе необязательно сидеть посреди
оркестра.
     - Что они играют? - спросил я.
     - "Море" Дебюсси. Нравится?
     - Я еще плохо разбираюсь в такой музыке. Нужно поразмыслить о ней.
     - Не  надо,  -  прошептала она, - старайся  почувствовать ее, пусть она
захлестнет тебя.
     Она легла на  траву и повернула голову туда,  откуда доносилась музыка.
Не знаю, чего она  ждала от меня. Как далеко  все  это было от  чистых линий
науки  и процесса  систематического накопления  знаний! Я твердил  себе, что
вспотевшие  ладони,  тяжесть  в  груди,  желание  обнять  ее  -  всего  лишь
биохимические  реакции. Я даже  проследил всю  цепь  раздражитель - реакция,
чтобы  понять,  что  привело  меня   в  столь  нервозное  состояние.  Однако
дальнейшие  действия представлялись  мне  расплывчатыми  и  неопределенными.
Обнять ее или  нет? Желает она  этого  или нет?  Рассердится она или  нет? Я
сознавал, что веду себя как мальчишка, и это раздражало меня.
     -  Вот...  - выдавил я из себя. - Устраивайся поудобнее.  Положи голову
мне на плечо.  - Она  позволила  обнять себя,  но  даже  не  взглянула в мою
сторону.   Казалось,   она  настолько  захвачена  музыкой,   что   перестала
воспринимать окружающее. Так хочется ей  этого или она просто терпит меня? Я
положил руку ей на талию. Алиса вздрогнула, но не оторвала глаз от оркестра.
Она притворялась, что занята только  музыкой. Это освобождало  ее от решения
вопроса: отвечать мне  или  не стоит? Слушая музыку,  она могла  делать вид,
будто не  замечает моей близости: пожалуйста  пользуйся  моим телом,  только
душу  не трогай.  Довольно грубо я  взял ее за подбородок и повернул лицом к
себе.
     - Почему ты не смотришь на меня? Притворяешься, что я не существую?
     -  Нет, Чарли,  - прошептала  она,  - я  притворяюсь что не  существует
меня...
     Я притянул ее к  себе. Она вздрогнула и напряглась. Тут это и случилось
- в ушах зашумело... электрическая  пила... далеко-далеко... Потом холод: по
рукам  и ногам побежали мурашки... онемели пальцы... Вдруг я почувствовал на
себе чей-то взгляд.
     ...Резкое переключение восприятия. Из  какой-то точки в темноте, совсем
рядом, я увидел нас самих в объятиях друг друга.
     Я посмотрел по сторонам и заметил юнца лет пятнадцати, притаившегося за
деревом.
     - В чем дело? - выдохнула Алиса. - В чем дело? - повторила она.
     Я вскочил, и он исчез в темноте. - Ты видела?
     - Нет, - ответила она, разглаживая юбку нервными движениями. - Я никого
не заметила.
     - Он стоял вот здесь. Подсматривал. Совсем близко.
     - Чарли, куда ты?
     - Он не мог убежать далеко.
     - Успокойся, Чарли. Это ничего не значит.
     Для нее, может, и не значит...
     Спотыкаясь о чьи-то ноги, я бросился в темноту, но, конечно,  никого не
нашел.
     Чем  больше  я  думал  о  нем,  тем  сильнее  становилось  тошнотворное
ощущение, за которым обычно следует обморок. Я  постарался взять себя в руки
и вернулся к Алисе.
     - Догнал?
     - Нет,  но он был здесь. Я видел его! Она как-то  странно посмотрела на
меня:
     - Тебе плохо?
     - Какое-то жужжание в голове... Скоро пройдет.
     - Пойдем отсюда.
     Пока мы  добирались до ее дома, у меня не выходил из головы этот парень
и то, что на секунду я увидел нас его глазами.
     - Хочешь  зайти  ко мне? Я сварю  кофе. Конечно, я хотел,  но  что-  то
удержало меня.
     - Лучше не надо. Мне нужно еще кое над чем поработать.
     - Чарли, неужели я сказала или сделала что-нибудь не так?
     - Не в этом дело. Тот парень... Он совсем выбил меня из колеи.
     Алиса стояла вплотную ко мне и ждала поцелуя. Я обнял ее, но тут же все
началось снова. Если я  не убегу сию же минуту, то хлопнусь  в обморок прямо
на ступеньках.
     - Чарли, ты совсем больной.
     - Ты видела его, Алиса? Только не обманывай меня.
     Она покачала головой.
     - Нет. Было слишком темно. Но я уверена...
     -  Мне пора  идти.  Я  позвоню  тебе.  - И не дав ей  прийти в себя,  я
выскочил из подъезда.
     Я  почти  уверен,   что  все  случившееся  было   не   чем   иным,  как
галлюцинацией.  Доктор Штраус  полагает, что эмоционально  я еще не вышел из
того возраста, когда близость к женщине или мысли о сексе вызывают не только
волнение  и панику,  но даже  галлюцинации.  Необычайно  быстрое  умственное
развитие  обмануло  меня,  заставило поверить,  что  я могу жить  нормальной
эмоциональной  жизнью. Нельзя  не признать, что последние события достаточно
ясно показали мою неподготовленность к  полноценному общению с женщиной типа
Алисы Кинниан.

     20 МАЯ. Меня  выгнали  из  пекарни.  Понимаю, что  глупо  цепляться  за
прошлое,  но  что-то родное  было в ее стенах из белого  кирпича, обожженных
жаром печей... - Она была мне домом.
     За что они так ненавидят меня?
     Мне  не  в чем винить Доннера. Он должен  думать о своем предприятии, о
других рабочих. И все же... Он был мне больше чем отцом.
     Он вызвал меля к себе в кабинет, усадил в единственное кресло, стоявшее
рядом с его древним столом, и, глядя в сторону, сказал:
     - Мне нужно поговорить с тобой, Чарли.  Ни  к чему откладывать...  Твой
дядя Герман был моим лучшим другом,  и я обещал ему, что  как бы ни шли  мои
дела, у тебя всегда будет работа, доллар в кармане и крыша над головой...
     - Это мой дом и...
     - ...и я относился к тебе, как к собственному сыну, отдавшему  жизнь за
эту страну. А когда  Герман  умер  -  сколько  тебе было?  семнадцать?  -  я
поклялся... Я сказал себе: Артур Доннер,. пока ты владеешь этой пекарней, ты
не  бросишь  Чарли на произвол судьбы.  У него будет постель и кусок  хлеба.
Когда тебя хотели  забрать в Уоррен,  я  объяснил, что ты будешь  работать у
меня и я  сам присмотрю за тобой.  Ты не провел в Уоррене ни дня. Я дал тебе
комнату... Как, по-твоему, сдержал я свое слово?
     Я кивнул,  но по тому,  как он  теребил в руках какие-то  бумажки, было
видно, насколько тяжело ему говорить мне все это.
     - Я старался... Я никогда не работал плохо...
     - Знаю,  Чарли.  Но  сейчас я говорю не  о  работе. Что-то произошло  с
тобой,  и  я не понимаю, что именно. И  не только я... Все говорят  только о
тебе. Им страшно, Чарли... Я вынужден просить тебя уйти.
     Я хотел перебить его, но он покачал головой.
     -  Вчера  вечером  ко мне  пришла целая делегация... Чарли, пойми, я не
могу допустить, чтобы моя пекарня нагорела!
     Он  смотрел  на  свои руки, на скомканный листок бумаги  в  них, словно
надеясь найти там то, чего раньше не было.
     - Прости меня, Чарли.
     - Куда же мне идти?
     Он посмотрел на меня, в первый раз за время разговора.
     - Ты прекрасно знаешь, что ЭТА работа тебе больше не нужна.
     - Мистер Доннер, я не знаю никакой другой.
     -  Давай  рассмотрим этот  вопрос.  Ты  уже  не  тот  Чарли, каким  был
семнадцать лет  назад,  и даже четыре месяца назад. Ты не объяснил  мне, что
случилось  с тобой. Согласен, это твое дело. Может быть, случилось чудо.  Ты
стал блестящим молодым человеком, а работать на миксере и разносить заказы -
неподходящее занятие для блестящего молодого человека.
     Несомненно,  он был прав,  но что-то во  мне упорно  сопротивлялось его
решению.
     - Позвольте мне остаться,  мистер  Доннер. Вы же обещали  дяде Герману,
что у меня будет работа. Она все еще нужна мне, мистер Доннер.
     - Нет, Чарли, не нужна. Если  бы это было так,  я послал бы  всех их  к
черту и стоял бы  за  тебя.  Но они  боятся  тебя до полусмерти!  Я не  могу
забывать и о своей семье.
     - А если  они передумают? Я поговорю с ними. - Разговор зашел совсем не
туда,  куда хотелось мистеру Доннеру,  но  я уже не мог остановиться.  - Они
поймут, - умолял я.
     - Ну,  ладно, -  вздохнул он  наконец. - Попробуй,  но предупреждаю: ты
услышишь мало приятного.
     Когда я вышел  из кабинета, Фрэнк Рэйли и  Джо Карп  как  раз проходили
мимо, и я сразу понял, что Доннер не преувеличивал. Видеть меня б