с серой тряпкой. Убежище оказалось  просторным
помещением с деревянным полом и широкими скамьями, на высоких полках стояла
деревянная и глиннянная посуда. Тарас сразу же попросил дать ему одну из высоких
бутылей, приложился и долго сидел молча, не отрываясь от содержимого. После
этого он прямо-таки расцвел на глазах. Светло-серое лицо налилось здоровым
коричневым цветом, глаза заблестели. Он сразу же почувствовал себя в своей
тарелке и начал по-хозяйски распоряжаться. Велел закрыть дверь, ведущую наверх,
а чтобы не было темно, высыпал из одной банки небольшую кучку опилок, которые
светились приятным оранжевым светом.
        Сельга внимательно обследовала содержимое бутылей - нюхала, опускала
палец, пробовала на язык. Потом пришла к выводу, что мы тоже могли бы этим
подкрепиться. На всякий случай я попросил ее осведомиться у куррарца, что это за
питье, и он с веселым пофыркиванием замахал руками: пейте, мол, не бойтесь,
самый лучший напиток на все белом свете. Мы глотнули понемногу, темная жидкость
оказалась с лимонным вкусом и чем-то напоминала чай.
        Сельга все поглядывала в сторону Тараса; по-моему, ее здорово
заинтересовала его драгоценная ноша, которую он так ни разу не выпустил из рук.
Спустя минут пятнадцать она не выдержала, подсела к нему поближе  и пустилась
разговоры. Бульканье и хрипение продолжались довольно долго, причем Тарас
ревниво прятал свою деревяху за спину, не давая Сельге как следует на нее
поглядеть, а через некоторое время и совсем перестал отвечать на ее вопросы,
загадочно покачивая головой.  Тогда Сельга вернулась на мою скамью и
заговорщеским тоном сообщила, что куррарец совершенно уверен в том, что в сосуде
у него настоящий джин, который выполняет три желания.
        - А как же, непременно джин, - кивнул я головой, потому что настроение у
меня было хорошее и на Тараса я почти не сердился. - Зовут Абдурахман ибн
Хоттаб. Может все, но спасти из пустыни или хотя бы принести стаканчик воды - ни
в  какую.
        На это Сельга сказала, что куррарец не считает себя вправе пользоваться
силой этого джина, потому что он просто гонец к важному правителю и должен
доставить ему груз в целости и сохранности.
        Я прислонился спиной с теплой стене. Забавно! Девчонки Осипа
Астатоновича всегда слыли прожжеными материалистками. Кто бы мог подумать, что
Сельга любит сказки!
        Наверху зашумело ровно и мощно. Я подумал, как волнуется, должно быть
Йохан. Остается надеяться, что юные чингачгуки все-таки вернулись в свой лагерь,
или их нашла другая поисковая группа. От полутьмы и мерного шума за дверью
потянуло в сон, уже не хотелось ни обсуждать наше положение, ни обдумывать
действия на будущее. Правда, заснуть без задних ног мешало присутствие нашего
нового "приятеля" - опасаться его или нет, оставалось для меня полной загадкой.
С одной стороны, Куррара считалась планетой, вполне подходящей для туризма, про
какие-либо стычки местного населения с приезжими я не слышал.
        Но почему нам все время рекомендовали держаться вместе, ходить по городу
только с экскурсиями и не удаляться далеко от базы? Борис не советовал общаться
с деревенскими... Объяснял, вроде бы, сложной системой обычаев, невыполнение
которых может повлечь за собой большие проблемы. Какие обычаи мы должны
выполнять в этом подвале? Кроме всего прочего, даже если мы и не оскорбим Тараса
своим некуррарским поведением, у него могут быть какие-то свои причины
воспользоваться такой ситуацией, когда мы заперты в убежище и никто не знает где
мы и где нас вообще искать. Поэтому, борясь со сном, я велел Сельге устраиваться
спать на одной из деревянных скамеек, а сам уселся поближе к светящимся опилкам
дежурить.
        Время от времени я проваливался в забытье, попадал в кружащиеся
водовороты бури, начинал сопротивляться затягиванию в вязкий песок, вздрагивал и
испуганно оглядывался вокруг. Но в подвале было исключительно спокойно:
развалившийся прямо на полу Тарас довольно храпел, подрагивая толстыми щеками,
Сельга мирно посапывала, уютно свернувшись калачиком. Убедившись, что все в
порядке, я опять сидел, глядя на оплики, пока не проваливался в черное завывание
пустыни.
        Однажды, открыв глаза, я увидел Сельгу, сидящую напротив - она поднесла
палец к губам и махнула рукой - спи, я посижу. Не успев ничего ответить, я
повалился на бок, тут же заснув без всяких сновидений.
х х х
        Проснулся я с необычным ощущением бодрости - сразу захотелось вскочить и
размяться. В подвале было светло и прохладно - дверь наружу была откинута и в
узком прямоугольнике виднелось ярко-голубое небо. Тарас еще дрых, завернувшись в
синтекс с головой, а Сельги нигде не было видно. Я со вкусом потянулся. Как ни
странно, ничего не болело. Надо скорей двигать домой, а то страшно себе
представить, что сейчас думает Йохан и все наши на базе. Сельга уже, наверное,
вышла подышать свежим воздухом. Я подошел к невысокой железной лелсенке, ведущей
наверх, но в это время проснулся Тарас: заворчал, заворочался, сражаясь со своей
подстилкой-одеялом, а освободившись, закрутил по сторонам своей большущей
башкой, проверяя, все ли в порядке. И сразу же схватился за свой драгоценный
сосуд - осмотрел его со всех сторон, обнюхал, чуть ли не облизал. Мне
показалось, что он старается понять, не подменили ли ему во время сна его старую
бутыль на какую-нибудь другую, менее ценную, хотя это был бы, конечно, довольно
эксцентричный розыгрыш.
        Тарас заговорил со мной, булькая и шипя, но я лишь махнул рукой -
погоди, за переводчиком сгоняю. Наверно, он побаивался остаться в погребе один,
но я с ним вступать в переговоры не стал и полез наверх.
        Сельга и правда была тут - делала зарядку, повернувшись к нежному еще
утреннему солнцу. Услышав меня, обернулась - лицо у нее было какое-то странное,
веселое, что ли. Что-то не припомню, чтобы у Сельги или ее сестренок
когда-нибудь бывало веселое  выражение лица... И свое обычное приветствие
"Доброе утро, Станислав" она чуть ли не пропела. Довольна, что мы благополучно
пережили песчаную бурю?
        - Приветик, Сель, - говорю, - надо нашего Тараса наверх тащить и
побыстрее к дому двигать.
        Она не поняла - какого-такого Тараса, но потом сразу согласилась, что,
мол, действительно, похож. Не долго думая, мы хлебнули чайного питья из
куррарских запасов и собрались идти дальше. В этот раз наш подопечный не
создавал нам особенных трудностей - он уже порядочно окреп и довольно бойко
забрался по лестнице наверх.  Глядя, как он мягко приседает и раскачивается на
свежем воздухе, я решил, что тащить его сегодня уже не придется.
        Совсем самостоятельно идти Тарас все же не смог, хотя и пытался
поначалу. Но большие ноги его то и дело подгибались, он падал на четвереньки и
рычал от обиды, стараясь двигаться дальше на "своих четырех". После третьего
такого падения Сельга уговорила его идти, опираясь на наши плечи - нельзя
сказать, что для меня этот способ передвижения был лучше вчерашнего, да и для
Сельги это тоже было, наверняка, тяжеловато, но ехать на синтексе Тарас
отказался наотрез. Странно, почему - вчера-то он преспокойно воспользовался
таким "видом транспорта", но тратить время на выяснение мне не хотелось.
        Так, переплетясь руками в одно неуклюжее шестиногое существо, мы
двигались черепашьим шагом по бескрайнему полотну пустыни. Час проходил за
часом, а никакой смены пейзажа не наблюдалось. Несколько раз мы усаживались на
раскаленный песок и выпивали пару глотков куррарского чая. Я говорил уверенным
тоном:"Ну, теперь наверняка уже недолго осталось", Сельга заправляла выбившиеся
пряди светлых волос под кепку и мы снова плелись по песку.
        Как всегда в таких ситуациях я пытался вспоминать наши тренировки и
соревнования, на которых тоже сначала пригодилось туго. Что-нибудь славное и
героическое для поднятия духа. Но перед глазами проплывали картины смутные и как
назло печальные - как мы продули полуфинал Кубка Горбовского на этапе с
минимальной автоматикой или как Марко грохнул отрядную бутыль с водой  во время
перехода Камаа-Турс. Невозможно глупо - поставил, не закрыл крышкой, и тут же
сам развернулся и - раз! - так наподдал, что бутылка бедная не просто
опрокинулась, а покатилась вниз с той самой черной вулканической сопки, на
которую мы совсем недавно взобрались и устроились наконец на привал. Так что
нечего было и думать что-нибудь собрать! Вот жизнь: только что была  целая
бутылища чистой родниковой воды - и нет ее. Вся взяла и разлилась, просто так,
по остывшей и растрескавшейся лаве. Впрочем, добрейшая Дарья-Марья пыталась
исправить положение. Взяла такую смешную клизму резиновую - как грушу,
оранжевую, яркую, бьющую своим детским цветом в глаза - и стала собирать
вылившуюся воду, втягивать ее длинным хоботком этой клизмы. Много собрала, почти
всю грушу, а потом развеселилась от этого своего хорошего поступка и стала всех
поливать, двумя руками нажимая клизме на живот. Я обрадовался такой веселой
игре, подставил лицо под струю - а там, оказывается, никакая не вода - старый
протухший лимонный сок - горький, фу, и от него сразу защипало глаза и во рту
сделалось так шершаво, так пакостно...
        Тарас был опять плох - совсем провис между нами, тяжело передвигал ноги,
голова безвольно болталась при каждом шаге. Я попытался облизнуть губы,
наткнулся на колючую корку, и решил, что пора передохнуть. Сначала я попросил
Сельгу расстелить синтекс, чтобы потом не возиться с перекладыванием, мы уложили
Тараса на подстилку и накрыли сверху свободной частью, чтобы как-то оградить от
палящих лучей. Усаживаясь возле, я поймал сельгин взгляд - такой
напряженно-упрямый, что я понял: надо как следует собраться с мыслями.
        Так. Похоже, мы несколько вляпались. Опыта выживания в пустыне у меня -
чуть, у Сельги, видимо, тоже. Так что долго мы так не протянем. И надо как можно
быстрее шлепать дальше, туда, где есть хоть какая-нибудь растительность. А то
наше маленькое приключение выльется... черт знает во что. Дальше: Тарас. Он
отнимает у нас силшком много сил и времени. Собственно говоря, я должен был
раньше это сообразить. Вряд ли Сельга будет против того, чтобы... пойти дальше
налегке. Ведь это же разумно - доберемся до жилья, сообщим, пусть местные
спасают.
        Как можно увереннее и спокойнее я сказал:
        - Сель, сообщи Тарасу... что мы его оставим тут, ненадолго. Сходим за
подмогой.
        Я ожидал увидеть на сельгином лице облегчение, но увидел откровенное
огорчение. У меня даже екнуло внутри от чувства, что я сморозил что-то не то. Не
глядя на меня, Сельга  проговорила медленно:
        - Станислав, помнишь случай на Лене? Когда Памела... Я считаю, она была
неправа... Правильно ребята тогда сердились. Ты это имей ввиду... Но если ты
уверен, что мы не справимся, то ладно, я скажу...
        Я здорово удивился. Я действительно рассчитывал на такую же реакцию со
стороны Сельги, какая была тогда у ее сестрицы. Тем более, что сейчас речь шла
все-таки не о своем однокашнике, а каком-то толстом куррарце. И еще тем более,
что тогда Памела хотела оставить Вадьку только для того, чтобы уложиться в
зачетное  время, а нынче ситуация будет посерьезнее. А вдруг ориентировочные
шесты ведут не только поперек пустыного отростка? А вдруг мы сбились с той,
короткой, дороги? Меня вдруг охватило противное, грызущее чувство опасности.
Стараясь не поддаваться панике, я потянулся к фляжке и заметил, что Сельга тоже
забеспокоилась: покрутила головой, прислушиваясь, а потом зарыла в песок ладони
с растопыренными пальцами и посидела так с настороженным лицом.
        - К нам скачут, - сказала она, выпрямляясь. - Довольно много ног.
х х х
        Всадники показались довольно быстро. Правда, красивое слово всадники
подходило к ним меньше всего, но об этом некогда было думать. Мы с Сельгой
напряженно вглядывались вдаль, пытаясь разобрать, что за существа движутся прямо
к нам. Вскоре можно было понять, что это несколько - точнее четверо - куррарцев
верхом на приземистых и очень мохнатых животных. Выцветшие, кое-где рваные или
залатанные одежды куррарцев были похожи на комбинезон нашего Тараса, а головы у
всех были замотаны платками или просто тряпками.
        Приближались они в полной тишине - толстые лапы животных мягко и быстро
переступали по песку,  седоки молча покачивались, держась руками за длинную
шерсть на холках. На нас куррарцы глянули мельком - как на обычную часть
пейзажа. Они подъехали к Тарасу, один спрыгнул на песок, откинул синтекс и издал
довольный клокочущий звук - мол, вот он, нашли. Тут же рядом с ним соскочил
другой всадник, вдвоем они закинули нашего Тараса на широкую, ровную, как стол
спину самого низкорослого зверя, один сел сзади, другой вернулся к своей
мохнатой твари. Похоже, сейчас они так же молча ускачут обратно - что же делать,
обратить как-то на себя внимание или радоваться, что легко отделались?
        Я так ничего и не решил, стоял с опущенными руками и смотрел, как
развевается шерсть на длинных хвостах курраских скакунов. Но вдруг они
остановились. Всадники обменялись несколькими гортанными репликами, двое
развернулись и поскакали обратно. Я сразу понял, что они решили вернуться за
нами и оглядел песок - все ли мы взяли с собой. Место привала было пусто -
синтекс куррарцы забрали вместе с Тарасом, а фляжку уже повесила себе на пояс
Сельга. Я спросил вполголоса: "Не боишься ехать с ними?" и почуствовал, как она
мотнула головой и пробурчала отрицательно. На всякий случай я проверил и себя -
нет, страха не было совсем. Молча мы подождали, пока двое всадников вернутся и
после невнятно-приглашающего кивка одного из них молча полезли на спины животных
(шерсть их оказалась неожиданно мягкая, но пахла препротивно, настоящей густой
псиной). Так же молча все снова поскакали в сторону Тацры.
        ...Я быстро задремал, уткнувшись в спину своей верховой собаки. Было
замечательно удобно ехать на ее широкой спине, чувствуя, как мягко и ритмично
двигаются под густой шерстью сильные мускулы. А запах  быстро перестал мешать.
Когда я проснулся, наш маленький караван стоял возле кособокого домишки,
окруженного пристройками типа конур или сараев. Вокруг расстилалась такая же
черная каменная равнина, какую мы с Сельгой миновали до того, как попали в
пустыню. День клонился к вечеру, золотые лучи уходящего солнца освещали все
только с одного бока, на землю ложились длинные черные тени.
        Меня опять дернули за ногу - что ж, придется слезать. Неуклюже - ноги
затекли - я плюхнулся на землю, чуть не задев стоящего рядом куррарца. Тот,
недобро поведя глазами, повел моего "коня" к забору, где стояли уже остальные
животные. Сельга была там же, гладила одного из них по шерстяному боку. Густые
челки, совсем скрывающие морду, и черная скопившаяся слизь под глазами напомнила
мне неухоженых болонок. Подведя мохнатика к стаду, куррарец шуганул Сельгу
прочь, недвусмысленно тыча грязным пальцем в сторону дома и сердито булькая.
Нечего тут наших лошадок лапать, с вас станется!
        Внезапно стемнело, над головами сразу открылось огромное черное
пространство с яркими звездами. Сельга подошла ко мне и мы стояли, задрав
головы, как бы заново вспоминая о многих и многих мирах там, в глубине. Стояли
тихо, никому, кажется не мешали, но дежурный абориген не унимался, настойчиво
отправляя нас в дом. Мне это не очень-то понравилось: мы что, в плену? Впрочем,
куда было еще идти на ночь глядя.
        В  ветхом строении была одна большая комната, не обремененная ни
мебелью, ни другими предметами домашнего обихода. В центре, вокруг неяркого огня
сидели куррарцы, переговаривались негромко. К нам никто не обернулся, и мы,
потоптавшись у входа, уселись прямо на теплый земляной пол справа от двери.
Вошедший за нами ворчун вставил в железные скобы створок толстую палку, подумал
чуть и замотал этот замечательный замок своим поясом. Он что, боится, что мы
сбежим? Или, наоборот, побаивается непрошенных гостей? Мне уже поднадоело это
молчаливое сидение и я начал:
        - Сель, ты слышишь, что они...
        Сельга, как будто только что прислушивающаяся к гортанному разговору у
костра быстро сказала:
        - Как жаль, что мы их не понимаем! Так хотелось бы поговорить...
        Я проглотил все готовые сорваться с языка вопросы. Не понимаем? Другой
диалект? Или... На всякий случай я промычал нечто нечленораздельное, а Сельга
продолжала:
        - Наконец-то есть возможность пообщаться со здешними жителями,
рассказать про мальчишек, объяснить, что у нас самые лучшие намерения... А то
мало ли что они могут подумать? Что, может, мы шпионы или вредители какие.
        Меня поразила мысль, что все эти странные речи она говорит не мне, а
кому-то в этой комнате, что мог бы нас подслушивать. Прямо скажем, маловероятно,
но ведь возможно. Тогда этого субчика стоило бы разжалобить. Я спросил несколько
громче, чем следовало бы:
        - Сель, ты голодная небось, целый день ведь ничего не ели. Как ты себя
чувствуешь? - В сущности, эта тема была для нас и в самом деле актуальна, хотя я
очень надеялся оказаться в городе как минимум завтра, а попоститься двое суток
было не так уж и вредно.
        На мое театральное соболезнование Сельга чуть не рассмеялась, но
подхватила игру, жалобно расписывая мне, как она хочет чего-нибудь поесть. Мы
так заболтались, что позабыли про сидящих у костра и вздрогнули, когда над нами
нависла темная фигура. Несколько секунд постояв над нами, куррарец медленно
присел на корточки и вдруг заговорил на чистом земном:
        - Ну, рассказывайте, каким ветром вас сюда занесло. Да не пяльтесь на
меня так, я не привидение.
        При этом он слегка приподнял платок, чтобы в отблесках костра мы могли
увидеть нормальное человеческое лицо - узкое, загорелое, обрамленное густой
черной бородкой. Оказалось, звали его Сергей, а по-здешнему - Рор. Больше он про
себя ничего не сказал, стал расспрашивать про наши приключения.
        Не очень-то приятно было рассказывать - с его лица не сходило
пренебрежительное выражение. Услышав про нашу команду, Сергей пренебрежительно
сплюнул:
        - Космическое многоборье, чего только не придумают, чтобы занять детей!
А вы, значит, второкурсники? С-салаги... Кто ж это вас отпустил одних так
далеко?
        Показал бы я ему салагу, не будь он тут хозяином, а мы - гостями. Можно
подумать, он уже древний старец. Сельга стала горячо объяснять, что буквально
перед отъездом на базу прибежала руководительница детской группы - в ужасной
панике, потому что из самой младшей группы сбежали пятеро мальчишек, решившие,
видимо, поиграть в индейцев среди экзотической природы. Что же нам было делать?
        Сергей пожал плечами:
        - Нечего вообще сюда ездить - с детьми, без детей. Нашли себе
развлечение. У здешнего народа такая жизнь скотская, столько проблем, а
правительство получает деньги с туристов и живет припеваючи, ни о чем больше не
заботясь.
        Ну и тип. Будто мы у него чего взяли без спросу. Вообще, никто не просил
его нас "спасать", тоже мне благодетель.
        Сергей и не скрывал, что не хотел брать нас с собой, но в последний
момент передумал.
        - Это вам только кажется, что здешний песочек в точности, как наш. А это
кронаннит, он излучает, еще бы пару часов - крыша бы у вас  поехала, и
ищи-свищи... Что, ваш куратор из посольства вам ничего не сказал? Впрочем, они
сами там ни хрена не знают... А туда же, в благородных играют, детей - спасать,
аборигенов - тащить...
        Мне показалось, что Сельга открыла рот, чтобы защищать Бориса и я
толкнул ее в бок - что спорить с этим умником. Да Сергей и не давал слово
вставить:
        - Мои приятели ругают меня теперь - можно здорово погореть, если берешь
туристов в заложники. А просто так вас отпускать тоже не выгодно - есть
возможность нелегального обмена на нескольких наших друзей. Но ничего, пусть
поворчат - у нас сегодня удачный день, наконец-то м