о один из  самых
честных мужиков во всей деревне.
     Весь этот разговор велся по-французски,  и  у Слимака мурашки бегали по
спине при  мысли,  что господа что-то  замышляют против него.  Он  готов был
вернуться ни с чем, лишь бы поскорее убраться с глаз долой.
     Выслушав доводы шурина, помещик обратился к мужику:
     - Значит, ты хочешь, чтобы я дал тебе в аренду два морга луга у реки?
     - Ежели милость ваша будет, - ответил мужик.
     - И чтобы пан скинул нам рублика три, - быстро прибавил Ендрек.
     У Слимака захолонуло сердце, а господа переглянулись.
     - Что это значит?  -  спросил пан.  -  С чего,  собственно, скинуть три
рубля?
     Слимак машинально потянулся за ремнем,  но,  спохватившись, что в такую
минуту нельзя выдрать Ендрека, впал в отчаяние и решился сказать всю правду.
     - Да не слушайте вы,  пан,  этого прохвоста! - закричал он. - Дело было
так:  баба моя совсем меня заела,  что я,  дескать,  не умею торговаться,  и
наказала мне  выторговать рублика три  за  луг.  А  теперь этот  щенок такое
сделал, что мне впору провалиться со стыда!
     - Да ведь маменька велели,  чтобы я за вами смотрел и чтобы мы оба ноги
у  пана целовали.  Тогда,  говорит,  он,  может,  сколько-нибудь уступит,  -
оправдывался Ендрек.
     Тут  Слимак совсем лишился языка,  а  пани  и  оба  ее  спутника так  и
покатились со смеху.
     - Ну вот,  -  снова по-французски обратился помещик к шурину, - вот он,
твой мужик.  Тебе он не позволит разговаривать с его женой, боясь, что ты ее
соблазнишь,  а  между тем без нее шагу ступить не смеет.  Предложи ему самую
выгодную сделку, он не решится на нее без санкции жены и, пожалуй, не поймет
без ее пояснений.
     - Очень  хорошо!  Так  и  следует!  -  поддакнула пани,  закрывая  лицо
батистовым платочком.  -  Они восхитительны,  наши мужики... Если бы ты меня
так же  слушался,  мы  давно бы уже продали эту скучную деревню и  укатили в
Варшаву.
     - Но,  дорогой  мой,  мужики  вовсе  не  такие  идиоты,  какими  ты  их
изображаешь, - не соглашался шурин.
     - Мне незачем изображать их  идиотами:  они таковы в  действительности.
Наш мужик состоит из желудка и  мускулов,  а  от воли и  разума он отрекся в
пользу жены.  Слимак -  один  из  самых смышленых мужиков во  всей  деревне,
однако ты сию минуту мог убедиться в его глупости.
     - Но...
     - Никаких "но", дорогой мой мужикоман. Если угодно, я еще раз могу тебе
доказать, какие это олухи.
     - Но, друг мой...
     - Прости,  пожалуйста,  -  прервал  помещик,  -  через  секунду ты  сам
увидишь, где его ум.
     И  он  обернулся к  Слимаку,  который  в  величайшей тревоге ждал,  чем
кончится этот веселый, но непонятный ему спор.
     - Как же, Юзеф? Значит, жена велела тебе взять у меня луг в аренду?
     - Так оно и есть.
     - И велела хорошенько поторговаться?
     - Так оно и есть. Что правда, то правда.
     - Ты знаешь, сколько Лукасяк платит мне в год за морг луга?
     - Говорил, будто десять рублей.
     - Следовательно,  ты  должен будешь мне платить двадцать рублей за  два
морга.
     Мужик на минуту задумался.
     - Все ж таки, может, вы сделаете такую милость... - не договорил он.
     - И хоть рубля три скину? - подхватил помещик.
     Слимак смутился и умолк.
     - Хорошо,  -  сказал помещик,  -  я тебе уступлю три рубля,  так что ты
будешь платить всего семнадцать рублей в год. Ну что, доволен?
     Мужик поклонился до земли,  но не мог дотянуться до ног пана и обхватил
решетку; однако лицо его вместо удовольствия выражало растерянность.
     "Неспроста он не торгуется!  -  подумал Слимак.  - Видать, этот шуринок
тут что-то подстроил!.."
     И прибавил вслух:
     - Так уж  сделайте милость,  примите от  меня задаток.  Моя-то дала мне
аккурат десять рублей, а остальные велела занести завтра.
     Он достал из-за пазухи платок, вынул из узелка десять рублей и протянул
их помещику.
     - Погоди,  - прервал помещик, - деньги я возьму после, а пока хочу тебе
кое-что предложить.  Ты помнишь, за сколько в прошлом году купил у меня морг
луга Гжиб?
     - За восемьдесят рублей.
     - И, кроме того, он оплатил нотариуса и землемера, не так ли?
     - Святая истина.
     - Ну,  так  слушай.  Я  продам тебе два морга луга,  которые ты  хочешь
арендовать,  по шестидесяти рублей,  то есть на двадцать рублей дешевле, чем
Гжибу.  Мало того,  ты не потратишь ни гроша на землемера и на нотариуса. Но
знаешь, с каким условием?
     Мужик смиренно пожал плечами.
     - С  тем  условием,  чтобы  ты  решил  это  дело  сам,  сейчас  же,  не
спрашиваясь жены.  Итак,  слушай:  ты  заплатишь сто двадцать рублей за луг,
которому цена  больше ста  шестидесяти,  выгадаешь ты  на  этом чистых сорок
рублей, но... решай немедленно. Завтра, даже сегодня вечером, после того как
ты посоветуешься с женой, я уже не продам на этих условиях.
     У Слимака заблестели глаза.  Ему показалось, что наконец-то он проник в
сущность заговора, направленного против него.
     - Странный  каприз  бросать  на  ветер  сорок  рублей,   -  проговорила
по-французски пани.
     - Не беспокойся, - ответил муж. - Я ведь их знаю!..
     - Ну как,  -  повернулся он к  Слимаку,  -  купишь луг,  не советуясь с
женой?
     - Да не годится оно как-то, - отвечал мужик с деланной усмешкой. - Вы -
пан, а и то советуетесь с пани и с паничем, а я и подавно...
     - Вот видишь? - обратился к шурину помещик. - Ну, не идиот ли?
     Панич через решетку похлопал Слимака по плечу.
     - Ну, приятель, соглашайся скорее, и ты оставишь пана с носом... Он уже
решил, - обратился он к зятю.
     - Что, покупаешь, Юзеф? Значит, по рукам? - спросил помещик.
     "Дурак я, что ли?" - подумал мужик, но вслух сказал только:
     - Да не годится как-то без жены покупать...
     - Может, подумаешь?
     - Да не годится оно этак,  - повторил мужик, довольный тем, что пан сам
подсказал ему удобную отговорку.
     Он притворился,  будто очень огорчен, но уперся на своем и не собирался
покупать этот луг.
     - В таком случае бери луг в аренду.  Давай задаток, а завтра приходи за
квитанцией.
     - Вот тебе твой мужик, пан демократ! - обратился он к шурину, который с
досады грыз ногти.
     Слимак уплатил десять рублей,  господа попрощались и ушли.  Убедившись,
что  на  него не  смотрят,  мужик окинул их  горящим взглядом и  в  волнении
зашептал:
     - Эге!  Хотели мужика надуть,  не  хуже немцев!  Но  и  мне тоже ума не
занимать стать!  Правильно,  значит, говорил Гроховский, что в нынешнем году
наверняка будут землю раздавать;  то-то  им  и  не  терпится продать!..  Сто
двадцать рублей за  этакий луг,  да  ему цена не меньше как двести...  Нашли
дурака...  Они  рады бы  хоть и  сто двадцать взять,  коли придется отдавать
землю задаром.
     - А что-то здорово мудрят наши господа,  будь им неладно...  -  заметил
Ендрек.
     - Цыц!  - напустился на него отец, но про себя подумал: "На что сопляк,
а и то смекнул, что мудрят..."
     Вдруг его поразила другая мысль:
     "А может,  и не будут нынче землю раздавать,  а просто господам взбрела
такая блажь - продать мне луг по дешевке?"
     Его  бросило в  жар.  В  эту минуту он  готов был бежать за  помещиком,
броситься ему в  ноги и  умолять,  чтобы тот отдал ему луг хотя бы и  за сто
тридцать.  Но  господа уже  дошли  чуть  не  до  середины сада.  Вдруг панич
отделился от них и опять подбежал к мужику.
     - Покупай луг,  говорю тебе!  -  крикнул он,  запыхавшись.  -  Зять еще
согласится, только попроси его.
     При  виде  ненавистного  панича  у   Слимака  снова  вспыхнули  прежние
подозрения.
     - Да не годится как-то покупать без жены, - ответил Слимак, усмехаясь.
     - Болван! - буркнул панич и повернул к дому.
     Луг был упущен.
     - Чего ж вы не идете, тятя? - вдруг спросил Ендрек, заметив, что отец в
раздумье оперся на решетку.
     - Вот не знаю,  хорошо ли, что не купил я луг за сто двадцать рублей, -
пробормотал мужик.
     - Чем же худо, раз этот самый луг останется у вас за семнадцать?
     - Ну, так он не будет мой.
     - Станут землю раздавать, он и будет ваш.
     Эти слова несколько утешили Слимака.  "Ну, - подумал он, - видно, так и
есть насчет наделов, раз даже мальчишки про это болтают".
     - Пошли, ребята, домой! - проговорил он вслух.
     Обратно возвращались молча.  Ендрек искоса поглядывал на отца и томился
дурными предчувствиями, Слимака терзала тревога.
     - Экая  собачья порода!  -  шептал мужик,  сжимая кулаки.  -  Никогда у
шляхты не поймешь, врут они или правду говорят... Аккурат как евреи.
     На  половине пути  проголодавшиеся мальчики убежали  вперед.  Не  успел
Слимак войти в хату, как жена спросила его:
     - Что это Ендрек болтает, будто тебе хотели продать луг за сто двадцать
рублей?
     - Хотеть-то хотели;  будут землю опять раздавать,  вот они и боятся,  -
слегка оробев, ответил мужик.
     - Я  сейчас сказала Ендреку:  либо,  говорю,  брешешь,  либо тут что-то
нечисто.  Кто  ж  станет отдавать за  сто двадцать рублей то,  что стоит все
двести?
     Слимак разделся,  сел за стол и за обедом стал рассказывать жене, что с
ним произошло.
     - Ух,  и хитры же!  Я и не пойму,  как они прознали, что мы насчет луга
идем, только напустили вперед на меня своего шурина.
     - Это  очкастого,  что вчера приставал ко  мне на  реке?  -  догадалась
Слимакова.
     - Его самого.  Вот он,  холера,  и перебежал нам дорогу:  Ендреку сунул
денег,  мне шапку нахлобучил на  голову -  все это,  чтобы глаза отвести,  и
сперва начал издалека:  "На что тебе,  дескать, луг? Да у тебя и так невесть
сколько  земли.  Да  ты  знаешь  ли,  что  десять  моргов  -  это  несметное
богатство?"
     - Ну как же,  богатство!..  -  прервала Слимакова.  -  У  его зятя поди
добрая тысяча моргов, и то жалуется!
     - Уж так-то,  прохвост,  меня морочил...  А  как увидел,  что я  сам не
промах, повел меня к пани. Тут она стала мне зубы заговаривать, чтоб я к ней
ребят присылал учиться, а пан все на органе поигрывал.
     - Что ж,  он в органисты пойдет, когда у него землю отнимут? - спросила
хозяйка.
     - Он у нас все время играет; делать-то ему нечего, вот он и наигрывает.
А потом,  -  продолжал мужик,  -  вышел пан, и сейчас же они начали лопотать
по-французски,  что,  дескать,  мужик (стало быть, я) страсть какой твердый,
что подступиться к нему (стало быть, ко мне) нет возможности и надо поскорей
мне луг продать, покуда я не опомнился.
     - А ты и понял, что они говорят?
     - Чего тут не понять! Я и по-еврейски малость понимаю.
     - И  ты  не  стал луг покупать?  Хорошо сделал:  что-то тут нечисто,  -
заключила женщина.
     Но  мужика  не  радовала  похвала  жены:  им  снова  овладели  сомнения
относительно намерений помещика.
     "А вдруг они в самом деле хотели дешево уступить мне луг?" -  думал он.
Бросив обед,  он  бродил из  угла в  угол по  хате.  Все сильнее терзало его
беспокойство,  что,  может,  зря  упустил он  такой случай,  и  он  старался
приободрить себя, бормоча:
     - Меня не проведешь!.. Уж я-то знаю толк в таких делах!..
     Наконец,  волнение Слимака достигло предела.  Он  сел на  лавку,  потом
вскочил,  схватился за голову и через мгновение снова не знал, куда деваться
от мучившей его тревоги.  Вдруг он взглянул на Ендрека,  и  у  него блеснула
счастливая мысль.
     - Поди сюда, Ендрек, - сказал он, снимая с себя ремень.
     - Ай,   тятенька,  не  бейте!  -  завопил  мальчишка,  хотя  давно  уже
предчувствовал, что порки ему не миновать.
     - Все равно выдеру,  -  говорил Слимак,  - за гордость твою, за то, что
вчера насмехался над паничем, а сегодня язык распустил перед паном... Ложись
на лавку!..
     - Ай! тятенька, не буду! - молил Ендрек.
     Стасек обнял отца  за  ноги  и,  плача,  целовал ему  колени,  а  Магда
выскочила во двор за хозяйкой.
     - Живо ложись на лавку,  пока добром тебе говорю!..  -  орал Слимак.  -
Получишь, щенок, свое, не будешь водиться с этим прохвостом Ясеком... Сейчас
ложись!..
     Вдруг Слимакова громко забарабанила в окно.
     - Поди скорей,  Юзек!  -  кричала она.  -  Что-то приключилось с  новой
коровой. Так и катается по земле.
     Слимак оставил сына  и  бегом бросился в  закут.  Однако,  едва  войдя,
увидел, что все коровы спокойно стоят и жуют.
     - Видать,  уже отпустило,  -  сказала женщина,  -  а ведь как каталась,
вроде как ты вчера.
     Слимак  внимательно  осмотрел  корову,  пощупал  ей  хребет  и  покачал
головой. Он догадался, что жена нарочно подстроила этот фокус, чтобы отвлечь
его от Ендрека.  Тем временем мальчишка удрал из хаты,  да и  у  отца прошел
гнев, так что дело кончилось ничем, как обычно бывает в таких случаях.


        "V"

     Настал июль.  Помещик с женой уехали за границу,  в деревне давно о них
забыли, и даже новая шерсть успела уже отрасти у остриженных овец.
     Солнце припекало так,  что тучи с неба убежали куда-то в леса,  а земля
защищалась от зноя,  чем могла:  на дорогах -  пылью, в лугах - отавой, а на
полях - обильным урожаем.
     У  крестьян началась страдная пора.  В  имении  уже  скосили  клевер  и
сурепицу;  возле  хат  хозяйки  с  девками-работницами  окучивали  свеклу  и
картофель,  а  старухи собирали проскурняк,  что гонит пот,  липовый цвет от
горячки и  богородицыну травку  от  колик.  Ксендз  с  викарием целыми днями
выслеживали и ловили пчелиные рои,  а шинкарь Иосель перегонял уксус. В лесу
слышалось ауканье: то перекликались, собирая ягоды, ребятишки.
     Между тем  созрели хлеба,  и  на  другой день после праздника пресвятой
богородицы Слимак приступил к  жатве.  Работа была недолгая -  всего дня два
или три,  - но мужик спешил: он боялся, как бы не вытекло переспевшее зерно,
и не хотел пропустить жатву на помещичьих полях.
     Обычно работали втроем:  Слимак, Овчаж и Ендрек. Они попеременно жали и
вязали снопы. Хозяйка и Магда помогали им с утра и после обеда.
     В первый день,  около полудня,  когда они жали впятером и уже добрались
до вершины холма,  Магда заметила на опушке леса каких-то людей и сказала об
этом хозяйке. Все стали глядеть в ту сторону, обмениваясь замечаниями.
     - Видать, мужики, - сказал Овчаж, - видишь, все белые.
     - А один-то с ними соломенный,  -  прибавила Слимакова, - мужики так не
ходят.
     - И сапоги до колен, - вмешался Слимак.
     - Гляньте-ка!  -  крикнул Ендрек.  -  В  руках у  них вроде колышки,  и
веревку за собой волокут!
     - Землемеры, что ли? К чему бы это? - призадумался Слимак.
     - Опять,  верно,  землю будут делить!..  -  ответила Слимакова. - Вот и
хорошо, что луг не купили у помещика.
     Они снова принялись жать,  но работа не спорилась: то и дело кто-нибудь
украдкой поглядывал на опушку,  где все отчетливей виднелись люди.  Нет,  не
походили они на мужиков и одеты были не в рубахи,  подпоясанные кушаком, а в
белые или желтоватые куртки и  шляпы с черными лентами.  Шли они с запада на
восток и, видимо, измеряли поле.
     Их  появление до  того заинтересовало Слимака,  что он не только не шел
впереди,  как ему полагалось, а плелся где-то сзади, рядом с Магдой. Наконец
он крикнул:
     - Ендрек,  брось-ка  серп  да  слетай  к  ним;  чего  они  там  в  поле
прохлаждаются?  Пронюхай,  что за люди и для чего они землю мерят: раздавать
будут или другое что?
     Мальчишка помчался во всю прыть.
     - Да поосторожней там!  - крикнула вдогонку мать. - А то как бы тебя не
поколотили...
     Ендрек  мигом  (не   успеешь  три  раза  "Отче  наш"  прочесть)  догнал
землемеров,  пошел рядом с ними,  с минуту о чем-то поговорил, но и не думал
возвращаться. Мало того, он взялся за колышки и мерную ленту.
     - Видали! - дивилась Слимакова. - Да он совсем к ним пристал. Глянь-ка,
Юзек,  как он управляется с веревкой!.. Те, верно, учились не одну зиму, а с
ним никто не может сравняться.  Наш паршивец только и  видел букварь,  что у
еврея за стеклом, а так и скачет между ними, словно заяц. Ай да малый!.. Эх,
жалость,  не  велела  я  ему  сапоги обуть;  еще  подумают,  что  он  сирота
безродный, а не хозяйский сын.
     Она  подбоченилась  и   с   гордостью  смотрела  на  Ендрека,   который
действительно ловко переносил колышки и тянул мерную ленту от одной точки до
другой.
     Вскоре,  однако,  группа  инженеров спустилась в  низину и  скрылась из
виду.
     - Что только из этого выйдет,  -  в раздумье говорил Слимак,  - к добру
это или к худу?
     - Что ж худого,  если земли прибавят?  -  сказала Слимакова. - А ты что
думаешь, Мацек?
     Батрак,  видимо не ожидавший вопроса, оторопел, но, утерев со лба пот и
подумав, ответил:
     - Чего тут хорошего?  Я помню, когда я служил у одного барина в Кжешове
лет шесть тому назад,  аккурат такие вот прошлись с  колышками по полю,  а к
осени у  старшины и окажись нехватка в кассе,  так пришлось всей волостью за
него денежки отдавать. Всякое новое дело неверное, - заключил он.
     Солнце уже клонилось к западу,  когда прибежал Ендрек;  запыхавшись, он
крикнул матери,  чтобы та скорей несла из погреба молоко,  потому что следом
за ним идут два пана,  а паны важные,  дали ему два злотых -  за то,  что он
помогал им тянуть мерную ленту.
     - Сейчас отдай матери! - крикнул Слимак. - Они не за то, что ты веревку
тянул, заплатили два злотых, а за молоко, которое у нас выпьют.
     Ендрек чуть не расплакался.
     - Чего я буду отдавать,  раз деньги мои?  -  кричал он.  -  За то,  что
съедят,  они еще заплатят,  да и за все другое, что возьмут. Они спрашивали,
есть ли у нас цыплята и масло...
     - Стало быть, они торговцы, раз выспрашивают про масло да про цыплят, -
решил Слимак.
     - Никакие не торговцы,  а важные господа, ездят с палаткой и с поваром:
он им в поле еду стряпает.
     - Цыганы, что ли? - буркнул Слимак.
     Не дожидаясь конца разговора, хозяйка побежала в хату, а вскоре подошли
оба пана.  Они вспотели, обожглись на солнце и покрылись пылью, но вид у них
был настолько внушительный,  что Слимак и Овчаж сразу, как по команде, сняли
шапки.
     Поздоровавшись с  ними,  старший из  панов  с  длинной черной  бородой,
спросил:
     - Кто у вас хозяин?
     - Я, - сказал Слимак.
     - Давно ты тут живешь?
     - Сызмальства.
     - Ты видал, как разливается эта река?
     - Сколько раз!..
     - А не помнишь, до какой высоты поднимается вода?
     - Иной раз так разольется по лугам, что мужику впору утонуть.
     - Это ты наверное знаешь?
     - Все это знают, да и ямы эти в горе тоже водой размыло.
     - Придется делать мост не ниже десяти саженей, - сказал младший пан.
     - Очевидно, - ответил старший.
     Он еще раз поглядел на луг и спросил Слимака:
     - А молока мы у вас достанем?
     - Моя уже полезла в подпол, милости просим.
     Инженеры направились к  хате,  а  следом за ними Слимак,  Овчаж и  даже
Магда.  Питье  молока  столь  важными  гостями было  таким  событием в  доме
Слимака, что ради этого стоило оторваться от работы.
     Не  меньший сюрприз ждал их во дворе.  Слимакова с  Ендреком вынесли из
хаты стулья со спинками и  вишневый стол,  накрыли его скатертью,  разложили
жестяные ложки,  поставили тарелки,  кусок  масла,  каравай ситного хлеба  и
непочатый сыр с тмином. На пороге хаты стояла наготове кринка простокваши, а
в  стороне,  в нескольких шагах от стола,  три куры с целым выводком цыплят,
кудахча и толкаясь, клевали крупу.
     Гости в изумлении переглянулись.
     - Ну-ну, - шепнул старший, - такого приема нам не оказал бы и шляхтич.
     Они сели за стол,  съели полкринки простокваши,  похвалили масло и сыр;
наконец старший спросил Слимакову, сколько с них следует.
     - Кушайте на здоровье, - ответила хозяйка.
     Они еще больше удивились.
     - Не можем же мы бесплатно вас объедать, - сказал старший.
     - Мы за угощение денег не берем. Да и малец мой у вас заработал, как за
целый ден