Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
о один из самых
честных мужиков во всей деревне.
Весь этот разговор велся по-французски, и у Слимака мурашки бегали по
спине при мысли, что господа что-то замышляют против него. Он готов был
вернуться ни с чем, лишь бы поскорее убраться с глаз долой.
Выслушав доводы шурина, помещик обратился к мужику:
- Значит, ты хочешь, чтобы я дал тебе в аренду два морга луга у реки?
- Ежели милость ваша будет, - ответил мужик.
- И чтобы пан скинул нам рублика три, - быстро прибавил Ендрек.
У Слимака захолонуло сердце, а господа переглянулись.
- Что это значит? - спросил пан. - С чего, собственно, скинуть три
рубля?
Слимак машинально потянулся за ремнем, но, спохватившись, что в такую
минуту нельзя выдрать Ендрека, впал в отчаяние и решился сказать всю правду.
- Да не слушайте вы, пан, этого прохвоста! - закричал он. - Дело было
так: баба моя совсем меня заела, что я, дескать, не умею торговаться, и
наказала мне выторговать рублика три за луг. А теперь этот щенок такое
сделал, что мне впору провалиться со стыда!
- Да ведь маменька велели, чтобы я за вами смотрел и чтобы мы оба ноги
у пана целовали. Тогда, говорит, он, может, сколько-нибудь уступит, -
оправдывался Ендрек.
Тут Слимак совсем лишился языка, а пани и оба ее спутника так и
покатились со смеху.
- Ну вот, - снова по-французски обратился помещик к шурину, - вот он,
твой мужик. Тебе он не позволит разговаривать с его женой, боясь, что ты ее
соблазнишь, а между тем без нее шагу ступить не смеет. Предложи ему самую
выгодную сделку, он не решится на нее без санкции жены и, пожалуй, не поймет
без ее пояснений.
- Очень хорошо! Так и следует! - поддакнула пани, закрывая лицо
батистовым платочком. - Они восхитительны, наши мужики... Если бы ты меня
так же слушался, мы давно бы уже продали эту скучную деревню и укатили в
Варшаву.
- Но, дорогой мой, мужики вовсе не такие идиоты, какими ты их
изображаешь, - не соглашался шурин.
- Мне незачем изображать их идиотами: они таковы в действительности.
Наш мужик состоит из желудка и мускулов, а от воли и разума он отрекся в
пользу жены. Слимак - один из самых смышленых мужиков во всей деревне,
однако ты сию минуту мог убедиться в его глупости.
- Но...
- Никаких "но", дорогой мой мужикоман. Если угодно, я еще раз могу тебе
доказать, какие это олухи.
- Но, друг мой...
- Прости, пожалуйста, - прервал помещик, - через секунду ты сам
увидишь, где его ум.
И он обернулся к Слимаку, который в величайшей тревоге ждал, чем
кончится этот веселый, но непонятный ему спор.
- Как же, Юзеф? Значит, жена велела тебе взять у меня луг в аренду?
- Так оно и есть.
- И велела хорошенько поторговаться?
- Так оно и есть. Что правда, то правда.
- Ты знаешь, сколько Лукасяк платит мне в год за морг луга?
- Говорил, будто десять рублей.
- Следовательно, ты должен будешь мне платить двадцать рублей за два
морга.
Мужик на минуту задумался.
- Все ж таки, может, вы сделаете такую милость... - не договорил он.
- И хоть рубля три скину? - подхватил помещик.
Слимак смутился и умолк.
- Хорошо, - сказал помещик, - я тебе уступлю три рубля, так что ты
будешь платить всего семнадцать рублей в год. Ну что, доволен?
Мужик поклонился до земли, но не мог дотянуться до ног пана и обхватил
решетку; однако лицо его вместо удовольствия выражало растерянность.
"Неспроста он не торгуется! - подумал Слимак. - Видать, этот шуринок
тут что-то подстроил!.."
И прибавил вслух:
- Так уж сделайте милость, примите от меня задаток. Моя-то дала мне
аккурат десять рублей, а остальные велела занести завтра.
Он достал из-за пазухи платок, вынул из узелка десять рублей и протянул
их помещику.
- Погоди, - прервал помещик, - деньги я возьму после, а пока хочу тебе
кое-что предложить. Ты помнишь, за сколько в прошлом году купил у меня морг
луга Гжиб?
- За восемьдесят рублей.
- И, кроме того, он оплатил нотариуса и землемера, не так ли?
- Святая истина.
- Ну, так слушай. Я продам тебе два морга луга, которые ты хочешь
арендовать, по шестидесяти рублей, то есть на двадцать рублей дешевле, чем
Гжибу. Мало того, ты не потратишь ни гроша на землемера и на нотариуса. Но
знаешь, с каким условием?
Мужик смиренно пожал плечами.
- С тем условием, чтобы ты решил это дело сам, сейчас же, не
спрашиваясь жены. Итак, слушай: ты заплатишь сто двадцать рублей за луг,
которому цена больше ста шестидесяти, выгадаешь ты на этом чистых сорок
рублей, но... решай немедленно. Завтра, даже сегодня вечером, после того как
ты посоветуешься с женой, я уже не продам на этих условиях.
У Слимака заблестели глаза. Ему показалось, что наконец-то он проник в
сущность заговора, направленного против него.
- Странный каприз бросать на ветер сорок рублей, - проговорила
по-французски пани.
- Не беспокойся, - ответил муж. - Я ведь их знаю!..
- Ну как, - повернулся он к Слимаку, - купишь луг, не советуясь с
женой?
- Да не годится оно как-то, - отвечал мужик с деланной усмешкой. - Вы -
пан, а и то советуетесь с пани и с паничем, а я и подавно...
- Вот видишь? - обратился к шурину помещик. - Ну, не идиот ли?
Панич через решетку похлопал Слимака по плечу.
- Ну, приятель, соглашайся скорее, и ты оставишь пана с носом... Он уже
решил, - обратился он к зятю.
- Что, покупаешь, Юзеф? Значит, по рукам? - спросил помещик.
"Дурак я, что ли?" - подумал мужик, но вслух сказал только:
- Да не годится как-то без жены покупать...
- Может, подумаешь?
- Да не годится оно этак, - повторил мужик, довольный тем, что пан сам
подсказал ему удобную отговорку.
Он притворился, будто очень огорчен, но уперся на своем и не собирался
покупать этот луг.
- В таком случае бери луг в аренду. Давай задаток, а завтра приходи за
квитанцией.
- Вот тебе твой мужик, пан демократ! - обратился он к шурину, который с
досады грыз ногти.
Слимак уплатил десять рублей, господа попрощались и ушли. Убедившись,
что на него не смотрят, мужик окинул их горящим взглядом и в волнении
зашептал:
- Эге! Хотели мужика надуть, не хуже немцев! Но и мне тоже ума не
занимать стать! Правильно, значит, говорил Гроховский, что в нынешнем году
наверняка будут землю раздавать; то-то им и не терпится продать!.. Сто
двадцать рублей за этакий луг, да ему цена не меньше как двести... Нашли
дурака... Они рады бы хоть и сто двадцать взять, коли придется отдавать
землю задаром.
- А что-то здорово мудрят наши господа, будь им неладно... - заметил
Ендрек.
- Цыц! - напустился на него отец, но про себя подумал: "На что сопляк,
а и то смекнул, что мудрят..."
Вдруг его поразила другая мысль:
"А может, и не будут нынче землю раздавать, а просто господам взбрела
такая блажь - продать мне луг по дешевке?"
Его бросило в жар. В эту минуту он готов был бежать за помещиком,
броситься ему в ноги и умолять, чтобы тот отдал ему луг хотя бы и за сто
тридцать. Но господа уже дошли чуть не до середины сада. Вдруг панич
отделился от них и опять подбежал к мужику.
- Покупай луг, говорю тебе! - крикнул он, запыхавшись. - Зять еще
согласится, только попроси его.
При виде ненавистного панича у Слимака снова вспыхнули прежние
подозрения.
- Да не годится как-то покупать без жены, - ответил Слимак, усмехаясь.
- Болван! - буркнул панич и повернул к дому.
Луг был упущен.
- Чего ж вы не идете, тятя? - вдруг спросил Ендрек, заметив, что отец в
раздумье оперся на решетку.
- Вот не знаю, хорошо ли, что не купил я луг за сто двадцать рублей, -
пробормотал мужик.
- Чем же худо, раз этот самый луг останется у вас за семнадцать?
- Ну, так он не будет мой.
- Станут землю раздавать, он и будет ваш.
Эти слова несколько утешили Слимака. "Ну, - подумал он, - видно, так и
есть насчет наделов, раз даже мальчишки про это болтают".
- Пошли, ребята, домой! - проговорил он вслух.
Обратно возвращались молча. Ендрек искоса поглядывал на отца и томился
дурными предчувствиями, Слимака терзала тревога.
- Экая собачья порода! - шептал мужик, сжимая кулаки. - Никогда у
шляхты не поймешь, врут они или правду говорят... Аккурат как евреи.
На половине пути проголодавшиеся мальчики убежали вперед. Не успел
Слимак войти в хату, как жена спросила его:
- Что это Ендрек болтает, будто тебе хотели продать луг за сто двадцать
рублей?
- Хотеть-то хотели; будут землю опять раздавать, вот они и боятся, -
слегка оробев, ответил мужик.
- Я сейчас сказала Ендреку: либо, говорю, брешешь, либо тут что-то
нечисто. Кто ж станет отдавать за сто двадцать рублей то, что стоит все
двести?
Слимак разделся, сел за стол и за обедом стал рассказывать жене, что с
ним произошло.
- Ух, и хитры же! Я и не пойму, как они прознали, что мы насчет луга
идем, только напустили вперед на меня своего шурина.
- Это очкастого, что вчера приставал ко мне на реке? - догадалась
Слимакова.
- Его самого. Вот он, холера, и перебежал нам дорогу: Ендреку сунул
денег, мне шапку нахлобучил на голову - все это, чтобы глаза отвести, и
сперва начал издалека: "На что тебе, дескать, луг? Да у тебя и так невесть
сколько земли. Да ты знаешь ли, что десять моргов - это несметное
богатство?"
- Ну как же, богатство!.. - прервала Слимакова. - У его зятя поди
добрая тысяча моргов, и то жалуется!
- Уж так-то, прохвост, меня морочил... А как увидел, что я сам не
промах, повел меня к пани. Тут она стала мне зубы заговаривать, чтоб я к ней
ребят присылал учиться, а пан все на органе поигрывал.
- Что ж, он в органисты пойдет, когда у него землю отнимут? - спросила
хозяйка.
- Он у нас все время играет; делать-то ему нечего, вот он и наигрывает.
А потом, - продолжал мужик, - вышел пан, и сейчас же они начали лопотать
по-французски, что, дескать, мужик (стало быть, я) страсть какой твердый,
что подступиться к нему (стало быть, ко мне) нет возможности и надо поскорей
мне луг продать, покуда я не опомнился.
- А ты и понял, что они говорят?
- Чего тут не понять! Я и по-еврейски малость понимаю.
- И ты не стал луг покупать? Хорошо сделал: что-то тут нечисто, -
заключила женщина.
Но мужика не радовала похвала жены: им снова овладели сомнения
относительно намерений помещика.
"А вдруг они в самом деле хотели дешево уступить мне луг?" - думал он.
Бросив обед, он бродил из угла в угол по хате. Все сильнее терзало его
беспокойство, что, может, зря упустил он такой случай, и он старался
приободрить себя, бормоча:
- Меня не проведешь!.. Уж я-то знаю толк в таких делах!..
Наконец, волнение Слимака достигло предела. Он сел на лавку, потом
вскочил, схватился за голову и через мгновение снова не знал, куда деваться
от мучившей его тревоги. Вдруг он взглянул на Ендрека, и у него блеснула
счастливая мысль.
- Поди сюда, Ендрек, - сказал он, снимая с себя ремень.
- Ай, тятенька, не бейте! - завопил мальчишка, хотя давно уже
предчувствовал, что порки ему не миновать.
- Все равно выдеру, - говорил Слимак, - за гордость твою, за то, что
вчера насмехался над паничем, а сегодня язык распустил перед паном... Ложись
на лавку!..
- Ай! тятенька, не буду! - молил Ендрек.
Стасек обнял отца за ноги и, плача, целовал ему колени, а Магда
выскочила во двор за хозяйкой.
- Живо ложись на лавку, пока добром тебе говорю!.. - орал Слимак. -
Получишь, щенок, свое, не будешь водиться с этим прохвостом Ясеком... Сейчас
ложись!..
Вдруг Слимакова громко забарабанила в окно.
- Поди скорей, Юзек! - кричала она. - Что-то приключилось с новой
коровой. Так и катается по земле.
Слимак оставил сына и бегом бросился в закут. Однако, едва войдя,
увидел, что все коровы спокойно стоят и жуют.
- Видать, уже отпустило, - сказала женщина, - а ведь как каталась,
вроде как ты вчера.
Слимак внимательно осмотрел корову, пощупал ей хребет и покачал
головой. Он догадался, что жена нарочно подстроила этот фокус, чтобы отвлечь
его от Ендрека. Тем временем мальчишка удрал из хаты, да и у отца прошел
гнев, так что дело кончилось ничем, как обычно бывает в таких случаях.
"V"
Настал июль. Помещик с женой уехали за границу, в деревне давно о них
забыли, и даже новая шерсть успела уже отрасти у остриженных овец.
Солнце припекало так, что тучи с неба убежали куда-то в леса, а земля
защищалась от зноя, чем могла: на дорогах - пылью, в лугах - отавой, а на
полях - обильным урожаем.
У крестьян началась страдная пора. В имении уже скосили клевер и
сурепицу; возле хат хозяйки с девками-работницами окучивали свеклу и
картофель, а старухи собирали проскурняк, что гонит пот, липовый цвет от
горячки и богородицыну травку от колик. Ксендз с викарием целыми днями
выслеживали и ловили пчелиные рои, а шинкарь Иосель перегонял уксус. В лесу
слышалось ауканье: то перекликались, собирая ягоды, ребятишки.
Между тем созрели хлеба, и на другой день после праздника пресвятой
богородицы Слимак приступил к жатве. Работа была недолгая - всего дня два
или три, - но мужик спешил: он боялся, как бы не вытекло переспевшее зерно,
и не хотел пропустить жатву на помещичьих полях.
Обычно работали втроем: Слимак, Овчаж и Ендрек. Они попеременно жали и
вязали снопы. Хозяйка и Магда помогали им с утра и после обеда.
В первый день, около полудня, когда они жали впятером и уже добрались
до вершины холма, Магда заметила на опушке леса каких-то людей и сказала об
этом хозяйке. Все стали глядеть в ту сторону, обмениваясь замечаниями.
- Видать, мужики, - сказал Овчаж, - видишь, все белые.
- А один-то с ними соломенный, - прибавила Слимакова, - мужики так не
ходят.
- И сапоги до колен, - вмешался Слимак.
- Гляньте-ка! - крикнул Ендрек. - В руках у них вроде колышки, и
веревку за собой волокут!
- Землемеры, что ли? К чему бы это? - призадумался Слимак.
- Опять, верно, землю будут делить!.. - ответила Слимакова. - Вот и
хорошо, что луг не купили у помещика.
Они снова принялись жать, но работа не спорилась: то и дело кто-нибудь
украдкой поглядывал на опушку, где все отчетливей виднелись люди. Нет, не
походили они на мужиков и одеты были не в рубахи, подпоясанные кушаком, а в
белые или желтоватые куртки и шляпы с черными лентами. Шли они с запада на
восток и, видимо, измеряли поле.
Их появление до того заинтересовало Слимака, что он не только не шел
впереди, как ему полагалось, а плелся где-то сзади, рядом с Магдой. Наконец
он крикнул:
- Ендрек, брось-ка серп да слетай к ним; чего они там в поле
прохлаждаются? Пронюхай, что за люди и для чего они землю мерят: раздавать
будут или другое что?
Мальчишка помчался во всю прыть.
- Да поосторожней там! - крикнула вдогонку мать. - А то как бы тебя не
поколотили...
Ендрек мигом (не успеешь три раза "Отче наш" прочесть) догнал
землемеров, пошел рядом с ними, с минуту о чем-то поговорил, но и не думал
возвращаться. Мало того, он взялся за колышки и мерную ленту.
- Видали! - дивилась Слимакова. - Да он совсем к ним пристал. Глянь-ка,
Юзек, как он управляется с веревкой!.. Те, верно, учились не одну зиму, а с
ним никто не может сравняться. Наш паршивец только и видел букварь, что у
еврея за стеклом, а так и скачет между ними, словно заяц. Ай да малый!.. Эх,
жалость, не велела я ему сапоги обуть; еще подумают, что он сирота
безродный, а не хозяйский сын.
Она подбоченилась и с гордостью смотрела на Ендрека, который
действительно ловко переносил колышки и тянул мерную ленту от одной точки до
другой.
Вскоре, однако, группа инженеров спустилась в низину и скрылась из
виду.
- Что только из этого выйдет, - в раздумье говорил Слимак, - к добру
это или к худу?
- Что ж худого, если земли прибавят? - сказала Слимакова. - А ты что
думаешь, Мацек?
Батрак, видимо не ожидавший вопроса, оторопел, но, утерев со лба пот и
подумав, ответил:
- Чего тут хорошего? Я помню, когда я служил у одного барина в Кжешове
лет шесть тому назад, аккурат такие вот прошлись с колышками по полю, а к
осени у старшины и окажись нехватка в кассе, так пришлось всей волостью за
него денежки отдавать. Всякое новое дело неверное, - заключил он.
Солнце уже клонилось к западу, когда прибежал Ендрек; запыхавшись, он
крикнул матери, чтобы та скорей несла из погреба молоко, потому что следом
за ним идут два пана, а паны важные, дали ему два злотых - за то, что он
помогал им тянуть мерную ленту.
- Сейчас отдай матери! - крикнул Слимак. - Они не за то, что ты веревку
тянул, заплатили два злотых, а за молоко, которое у нас выпьют.
Ендрек чуть не расплакался.
- Чего я буду отдавать, раз деньги мои? - кричал он. - За то, что
съедят, они еще заплатят, да и за все другое, что возьмут. Они спрашивали,
есть ли у нас цыплята и масло...
- Стало быть, они торговцы, раз выспрашивают про масло да про цыплят, -
решил Слимак.
- Никакие не торговцы, а важные господа, ездят с палаткой и с поваром:
он им в поле еду стряпает.
- Цыганы, что ли? - буркнул Слимак.
Не дожидаясь конца разговора, хозяйка побежала в хату, а вскоре подошли
оба пана. Они вспотели, обожглись на солнце и покрылись пылью, но вид у них
был настолько внушительный, что Слимак и Овчаж сразу, как по команде, сняли
шапки.
Поздоровавшись с ними, старший из панов с длинной черной бородой,
спросил:
- Кто у вас хозяин?
- Я, - сказал Слимак.
- Давно ты тут живешь?
- Сызмальства.
- Ты видал, как разливается эта река?
- Сколько раз!..
- А не помнишь, до какой высоты поднимается вода?
- Иной раз так разольется по лугам, что мужику впору утонуть.
- Это ты наверное знаешь?
- Все это знают, да и ямы эти в горе тоже водой размыло.
- Придется делать мост не ниже десяти саженей, - сказал младший пан.
- Очевидно, - ответил старший.
Он еще раз поглядел на луг и спросил Слимака:
- А молока мы у вас достанем?
- Моя уже полезла в подпол, милости просим.
Инженеры направились к хате, а следом за ними Слимак, Овчаж и даже
Магда. Питье молока столь важными гостями было таким событием в доме
Слимака, что ради этого стоило оторваться от работы.
Не меньший сюрприз ждал их во дворе. Слимакова с Ендреком вынесли из
хаты стулья со спинками и вишневый стол, накрыли его скатертью, разложили
жестяные ложки, поставили тарелки, кусок масла, каравай ситного хлеба и
непочатый сыр с тмином. На пороге хаты стояла наготове кринка простокваши, а
в стороне, в нескольких шагах от стола, три куры с целым выводком цыплят,
кудахча и толкаясь, клевали крупу.
Гости в изумлении переглянулись.
- Ну-ну, - шепнул старший, - такого приема нам не оказал бы и шляхтич.
Они сели за стол, съели полкринки простокваши, похвалили масло и сыр;
наконец старший спросил Слимакову, сколько с них следует.
- Кушайте на здоровье, - ответила хозяйка.
Они еще больше удивились.
- Не можем же мы бесплатно вас объедать, - сказал старший.
- Мы за угощение денег не берем. Да и малец мой у вас заработал, как за
целый ден