ожидания,  чем  скрываться  в  номере.
Риск, которому я тем самым подвергался, вызывал хоть  немного  уважения  к
самому себе. Я понимал, что это ребячество, но ничего не  мог  поделать  с
собой.



        8

   Я ехал в поезде всю ночь и следующий  день  и  без  всяких  затруднений
прибыл  в  Австрию.  Газеты  были  наполнены  требованиями,   официальными
заверениями, сообщениями о пограничных инцидентах - то есть всем тем,  что
предшествует войне. Самое замечательное в  этом  то,  что  всегда  сильные
страны обвиняют слабые в агрессивности.
   Попадались поезда с войсками. Однако большинство людей, с которыми  мне
пришлось говорить, не верило в  войну.  Они  надеялись,  что  будет  новый
Мюнхен и что Европа слишком слаба и деморализована,  чтобы  отважиться  на
войну с Германией. Во Франции, я заметил,  было  совсем  другое:  там  все
знали, что войны уже не избежать. Но тот,  кому  угрожают,  вообще  узнает
всегда все раньше и лучше, чем агрессор.
   Я приехал в Фельдкирх и снял комнату в маленьком пансионе. Стояло лето,
местечко было полно туристов. Два моих чемодана повсюду внушали  уважение.
Я уже заранее решил бросить их и взять с собой  как  можно  меньше  вещей,
чтобы они меня не стесняли. Я уложил все в рюкзак - с ним я  здесь  никому
не бросался в глаза. С хозяйкой пансиона я рассчитался за неделю вперед.
   Я пустился в путь на следующий день, добрался до  небольшой  лужайки  в
лесу вблизи границы и дождался  там  наступления  ночи.  Помню,  что  меня
страшно кусали комары. В крошечном озерке  я  увидел  голубого  тритона  с
гребнем на спине. Он беззаботно плавал в прозрачной воде, то опускаясь  на
дно, то поднимаясь наверх, чтобы глотнуть воздуха,  то  и  дело  показывая
пятнистое, желто-красное брюшко. Я смотрел и думал, что для него весь  мир
ограничивался пределом этой  лужи;  тут  было  все:  Швейцария,  Германия,
Франция, Африка, Иокогама. Он мирно нырял и кувыркался в воде -  в  полной
гармонии с наступающим вечером.
   Я соснул пару часов, потом начал готовиться. Я был уверен в успехе.  Не
прошло, однако, и десяти минут, как рядом со  мной  вырос,  словно  из-под
земли, служащий таможенной стражи.
   - Ни с места! Что вы здесь делаете?
   Я понял, что он давно, еще с сумерек, следил за мной. Я сказал ему, что
я всего лишь мирный турист и просто гулял в лесу. Он  не  обратил  на  мои
слова никакого внимания.
   - Вы объясните все это на таможенном посту, - сказал он  и  повел  меня
обратно. Он шел сзади и держал в руках револьвер. Я был разбит и подавлен,
и только в самом отдаленном уголке сознания настойчиво билась  мысль:  как
спастись. Пока это  казалось  невозможным,  стражник  был,  видно,  старый
служака. Он шел позади на  значительном  расстоянии,  так  что  я  не  мог
напасть на него внезапно. Бежать? Но я не сделал бы и пяти шагов,  как  он
тут же подстрелил бы меня.
   В таможне он открыл маленькую комнату.
   - Входите. Будете ждать здесь.
   - Сколько времени?
   - Пока вас не допросят.
   - Зачем же запирать меня? Ведь я ничего не сделал.
   - Тогда вам нечего опасаться.
   - А я и  не  опасаюсь,  -  тут  я  снял  рюкзак  с  плеч.  -  Начинайте
допрашивать.
   - Мы начнем, когда сочтем это нужным, - сказал он и оскалился.  Зубы  у
него были отличные. Повадками он походил на охотника. - Рано утром  придет
начальник. Спать можете  в  кресле.  Ждать  вам  осталось  недолго.  Хайль
Гитлер!
   Я огляделся. К окну приделана решетка. Дверь прочная, заперта  снаружи.
Рядом слышался говор. Бежать невозможно. Я  уселся  и  принялся  ждать.  Я
чувствовал, как меня оставляет надежда.
   Наконец  небо  начало  сереть,  наливаться  голубизной.  Стало  светло.
Раздались громкие голоса, запахло кофе. Дверь отперли. Я встал и  принялся
зевать, словно я только что проснулся. Вошел таможенный чиновник, толстый,
красный. Он показался мне добродушнее, чем первый.
   - Наконец-то! - сказал я. - Здесь чертовски неудобно спать.
   - Что вам нужно было возле  границы?  -  спросил  чиновник  и  принялся
ворошить мой рюкзак. - Собрались удирать или занимаетесь контрабандой?
   - Разве подержанные штаны или рубахи годятся для контрабанды? - спросил
я.
   - Допустим, что нет. Но что же вы все-таки делали там ночью?
   Он отодвинул рюкзак в сторону. Я вдруг вспомнил о деньгах, которые были
со мной. Если он их найдет, я  пропал.  Может  быть,  он  не  станет  меня
обыскивать?
   - Я хотел полюбоваться ночным Рейном, - сказал я, улыбаясь.  -  Ведь  я
турист. И кроме того романтик.
   - Откуда вы?
   Я назвал местечко и пансион, в котором остановился.
   - Утром я думал туда вернуться, - сказал я. - Я снял там комнату и внес
плату за неделю вперед. Там находятся мои чемоданы. Разве  это  похоже  на
контрабанду?
   - Так, так, - сказал он. - Мы все это проверим. Через час мы  вместе  с
вами отправимся туда. Посмотрим, что у вас в чемоданах.
   Шли мы довольно долго. Толстяк все время был начеку,  как  овчарка.  Он
вел рядом свой велосипед и курил. Наконец мы пришли.
   - Вот он! -  закричал  вдруг  кто-то  из  окна  пансиона.  В  следующее
мгновение передо мной оказалась хозяйка, багровая от  возмущения.  -  Боже
мой, мы уже думали, что с вами что-нибудь случилось! Где вы были всю ночь?
   Утром она увидела у меня в комнате нетронутую  постель  и  решила,  что
меня убили. Тем более, что  в  окрестностях  уже  было  несколько  случаев
ограбления. Она позвала полицию.
   Полицейский вышел вслед за ней из дома.
   - Я заблудился, - сказал я возможно спокойнее. - К тому же стояла такая
прекрасная ночь! Я спал на вольном воздухе  и  почувствовал  себя,  как  в
детстве. Это было чудесно! Очень жаль, что я причинял вам беспокойство.  К
тому же  я  нечаянно  оказался  слишком  близко  от  границы.  Пожалуйста,
объясните представителям таможни, что я живу здесь.
   Хозяйка охотно подтвердила это. Таможенник был вполне удовлетворен,  но
тут вмешался полицейский.
   - Откуда вас привели? - спросил он. - Со  стороны  границы?  А  кто  вы
такой? У вас есть документы?
   У меня перехватило  дыхание.  Деньги,  что  мне  передала  Елена,  были
спрятаны в нагрудном кармане. Если он их  обнаружит,  сразу  же  возникнут
подозрения, что я намеревался бежать с  ними  в  Швейцарию.  А  что  будет
дальше - неизвестно.
   Я назвал себя, но паспорта предъявлять не стал. Внутри страны  немцы  и
австрийцы в паспортах не нуждались.
   - Кто нам докажет, что вы не преступник, которого мы как  раз  ищем?  -
спросил полицейский, манерами своими тоже напоминавший охотника.
   Я засмеялся.
   - Смеяться тут  нечего,  -  сердито  сказал  он  и  принялся  вместе  с
таможенниками рыться в моих чемоданах.
   Я держался так, словно все это шутка. Однако я не представлял, что я им
скажу, когда они начнут обыскивать меня самого и найдут  деньги.  Я  решил
заявить, что ехал сюда, намереваясь произвести в окрестностях ряд покупок.
   К моему изумлению, в боковом отделении второго чемодана чиновник  нашел
письмо, о котором я не имел никакого понятия. Это был чемодан,  который  я
взял из Оснабрюка. В нем лежали мои старые вещи. Елена сама вынесла его  и
положила в машину.
   Полицейский вскрыл письмо и начал читать. Затаив дыхание, я  следил  за
выражением его лица. Я ничего не знал об этом письме  и  надеялся  только,
что он нашел какую-нибудь старую, не представляющую интереса записку.
   Наконец он усмехнулся и посмотрел на меня.
   - Вас зовут Иосиф Шварц?
   Я кивнул.
   - Почему же вы не сказали этого сразу? - спросил он.
   - Я с самого начала  говорил  это,  -  возразил  я,  пытаясь  разобрать
просвечивающую крупную надпись в верхней части письма.
   - Это правда, он говорил, - подтвердил таможенник.
   - Так значит, это письмо касается вас? - спросил полицейский.
   Я протянул руку. Он секунду помедлил, но все-таки отдал письмо.  Теперь
я увидел, что это был  бланк  местной  организации  национал-социалистской
партии в Оснабрюке. Я медленно  прочитал  текст.  В  нем  говорилось,  что
партийные инстанции Оснабрюка просят местные  власти  оказывать  всяческое
содействие члену  национал-социалистской  партии  Иосифу  Шварцу,  который
командируется для выполнения  важного  секретного  задания.  Внизу  стояла
подпись: Георг Юргенс, обер-штурмбаннфюрер. Я узнал почерк Елены.
   Я держал письмо в руках.
   - Это верно? - спросил полицейский. В голосе его послышалось уважение.
   Теперь я вынул свой паспорт, протянул его, указал на имя  и  фамилию  и
спрятал обратно.
   - Секретное государственное дело, - коротко бросил я.
   - Итак?
   - Итак, - сказал я серьезно, пряча также и письмо, - надеюсь,  что  для
вас этого достаточно?
   -  Разумеется,  -  полицейский  прищурил  бледно-голубые  глазки.  -  Я
понимаю. Наблюдение за границей.
   Я предостерегающе поднял руку:
   - Пожалуйста, ни слова. Я никому не должен говорить об  этом.  Но  вас,
вижу, не проведешь. Вы член национал-социалистской партии?
   - Конечно, - сказал полицейский.
   У него были рыжие волосы. Я похлопал его по потному плечу.
   - Молодец! Пойдемте выпьем по стаканчику вина после всех трудов.
   Шварц печально усмехнулся и посмотрел на меня:
   - Иной раз удивляешься, с  какой  легкостью  люди,  профессией  которых
должно быть недоверие, попадаются на удочку. Вы сталкивались с этим?
   - Они попадаются, если сунешь им бумагу. А так - нет. Но  какая  умница
ваша жена! Она словно предвидела, что вам понадобится такое письмо.
   - Она решила, что если она предложит  его  мне,  то  я  откажусь  из-за
опасения или щепетильности. Пожалуй, я и в самом деле не взял  бы.  А  так
оно оказалось при мне и спасло меня.
   Я слушал Шварца с возрастающим интересом. Оркестр заиграл фокстрот. Оба
дипломата - английский и немецкий - присоединились к танцующим. Англичанин
танцевал лучше. Немцу  требовалось  больше  пространства.  Он  танцевал  с
подчеркнутой агрессивностью и  двигал  свою  партнершу  перед  собой,  как
пушку.  На  мгновение  танцующие  показались  мне  ожившими  фигурами   на
шахматной доске. Оба короля - немецкий  и  английский  -  порой  подходили
угрожающе близко друг к другу, но англичанин каждый раз ловко уклонялся.
   - Что же было потом? - спросил я Шварца.
   - Я вернулся к себе в комнату, -  продолжал  он.  -  Я  был  совершенно
измучен. Мне надо было успокоиться и  решить,  что  делать  дальше.  Елена
буквально вытянула меня; из лап смерти. Это  было  столь  неожиданно,  что
походило на внезапное появление бога в античной трагедии, когда,  казалось
бы, неизбежное крушение вдруг сменяется благополучным исходом.
   Тем не менее я должен был как можно скорее уехать  отсюда,  прежде  чем
полицейский начнет размышлять или говорить  об  этой  истории.  Поэтому  я
решил, пока мне везет, довериться своему счастью.
   Я справился о ближайшем скором поезде в Швейцарию. Он уходил через час.
Хозяйке я объявил, что должен на день съездить в Цюрих и  возьму  с  собой
только один чемодан. Я скоро вернусь, поэтому  второй  оставляю  у  нее  и
прошу его сохранить. Потом я отправился на  вокзал.  Знаком  ли  вам  этот
мгновенный отказ от предосторожностей, которым человек следовал годами?
   - Да, - сказал я. - Но тут часто ошибаешься. Почему-то вдруг  начинаешь
думать, что судьба обязана дать реванш. Ничего подобного. Она никому ничем
не обязана.
   - Разумеется, - согласился Шварц. - Но иногда перестаешь вдруг доверять
старым методам и думаешь, что нужно попробовать  что-нибудь  новое.  Елена
говорила мне, что я должен просто вместе с нею в поезде пересечь  границу.
Я не послушался ее и едва не погиб, если бы  не  ее  предусмотрительность.
Поэтому я подумал, что теперь должен подчиниться и сделать  так,  как  она
хотела.
   - И вы это сделали?
   Шварц кивнул.
   - Я взял билет первого класса. Роскошь всегда вызывает доверие.  Только
тогда, когда поезд уже тронулся, я вспомнил о деньгах, что были при мне. В
купе я не мог их спрятать. Я был не один. Кроме меня там сидел еще человек
с бледным лицом. Чувствовалось, что он  очень  волнуется.  Оба  туалета  в
вагоне оказались заняты. Между тем поезд прибыл на пограничную станцию.  Я
инстинктивно бросился в вагон-ресторан, сел за столик  и  заказал  бутылку
дорогого вина и несколько блюд.
   - У вас есть багаж? - спросил кельнер.
   - Да, в соседнем вагоне первого класса.
   - Может быть, вы дождетесь, пока пройдет досмотр? Я мог  бы  это  место
оставить за вами.
   - Боюсь, что это продлится довольно долго. Принесите мне пока поесть, я
голоден. Уплатить я могу вперед, чтобы вы не опасались, что я сбегу.
   Я надеялся, что в  вагоне-ресторане  смогу  избежать  проверки,  однако
ошибся. Не успел кельнер принести вино и тарелку супа, как появились  двое
в форме. К тому времени я засунул деньги под войлочную подстилку на столе,
поверх которой лежала скатерть. Письмо Елены я вложил в паспорт.
   - Паспорт, - отрывисто сказал чиновник.
   Я подал ему паспорт.
   - Есть багаж? - спросил он, не успев даже раскрыть паспорт.
   - Только небольшой чемодан, - сказал я. -  В  соседнем  вагоне  первого
класса.
   - Вы должны нам показать его, - сказал второй.
   Я встал.
   - Оставьте место за мной, - сказал я кельнеру.
   - Конечно! Вы же уплатили вперед.
   Первый чиновник взглянул на меня.
   - Вы уже уплатили?
   - Да. Ведь иначе я не смог бы пообедать, за границей уже  надо  платить
валютой. А у меня ее нет.
   Чиновник вдруг засмеялся.
   - Неплохая идея! - заметил он. - Странно, что она немногим  приходит  в
голову. Идите вперед. Мы осмотрим еще один вагон.
   - А мой паспорт?
   - Мы вас найдем.
   Я вошел к себе в купе. Мой спутник сидел там, и  вид  у  него  был  еще
более беспокойный. Пот катился с него градом. Платок, которым  он  вытирал
себе лицо, был совсем мокрый.
   Я взглянул на вокзал и открыл окно. Если бы меня  захотели  арестовать,
выскакивать, конечно, было бессмысленно.  Однако  открытое  окно  все-таки
несколько успокаивало.
   Второй чиновник появился в дверях.
   - Ваш багаж!
   Я вынул чемодан и раскрыл  его.  Он  взглянул  внутрь.  затем  осмотрел
чемодан моего спутника.
   - Хорошо, - сказал он и попрощался.
   - А паспорт? - спросил я.
   - Он у моего коллеги.
   Его коллега появился в ту же минуту. Оказалось,  однако,  что  это  уже
другой - член национал-социалистской партии - худой,  в  очках  и  высоких
сапогах.
   Шварц улыбнулся.
   - Как немцы любят сапоги!
   - Они нужны им, - сказал я. - Ведь они бродят по колено в дерьме.
   Шварц осушил стакан. Вообще в течение ночи он пил мало. Я  взглянул  на
часы: было уже половина четвертого. Шварц заметил это.
   - Теперь осталось  уже  немного,  -  сказал  он.  -  У  вас  будет  еще
достаточно времени, чтобы нанять лодку и  сделать  все  остальное.  Я  уже
приближаюсь к периоду счастья, а о нем долго рассказывать невозможно.
   - Чем закончилась проверка? - спросил я.
   "Партайгеноссе" ["товарищ по партии" - так нацисты называли друг друга]
прочел письмо Елены. Он вернул мне паспорт и спросил, есть  ли  у  меня  в
Швейцарии знакомые. Я кивнул.
   - Кто?
   - Господа Аммер и Ротенберг.
   Это были имена двух нацистов,  которые  работали  в  Швейцарии.  Каждый
эмигрант, побывавший в этой стране, знал и ненавидел их.
   - А кто еще?
   - Наши друзья в Берне. Надеюсь, не нужно перечислять их всех?
   Он выбросил руку вперед.
   - Конечно! Желаю удачи! Хайль Гитлер!
   Мой спутник, однако, оказался менее удачливым. Его заставили предъявить
все бумаги  и  подвергли  перекрестному  допросу.  Он  потел,  заикался  и
выглядел очень жалким. Я не мог больше этого вынести.
   - Можно мне вернуться в вагон-ресторан? - спросил я.
   - Разумеется! - откликнулся "партайгеноссе". - Приятного аппетита!
   Вагон-ресторан был полон. За моим столиком сидела компания американцев.
   - Где же мое место? - спросил я кельнера.
   Он пожал плечами.
   - Я не мог его сохранить за вами. Что поделаешь с  этими  американцами?
Они не понимают ни слова по-немецки и садятся, где им вздумается.  Займите
другое место чуть подальше. Не все ли равно, за каким столом сидеть? Я уже
переставил туда ваше вино.
   Я не знал, что делать. Семья американцев весело и  бесцеремонно  заняла
все четыре места за моим столиком. Там,  где  лежали  мои  деньги,  сидела
сейчас прелестная шестнадцатилетняя девушка с  фотоаппаратом.  Если  бы  я
стал настаивать на том, чтобы обязательно занять свое место, это возбудило
бы только всеобщее внимание. Мы находились еще на германской территории.
   Я был в нерешительности.
   - Присядьте пока за тот стол,  -  посоветовал  кельнер.  -  Вы  сможете
занять свое прежнее место, как только  оно  освободится.  Американцы  едят
быстро - пару бутербродов с апельсиновым соком - и все. А  я  затем  подам
вам настоящий обед.
   - Хорошо.
   Я сел так, чтобы наблюдать за деньгами. Странно - еще  минуту  назад  я
отдал бы все, лишь бы пробраться за границу. Но теперь  я  сидел  и  думал
только  о  деньгах.  Я  готов  был  напасть  на  этих  американцев,  чтобы
заполучить деньги, едва только поезд окажется в Швейцарии.
   Мимо, по перрону, провели маленького потного человека  из  моего  купе.
При взгляде на него меня охватило глубокое бессознательное удовлетворение,
что это был не я. Я жалел его, но дешевое чувство сострадания,  охватившее
меня,  было  всего  лишь  небольшой  подачкой  судьбе.  Конечно,   я   был
отвратителен, но я ничего не мог и не хотел предпринять. Я хотел спастись,
и  мне  нужны  были  мои  деньги.  Ведь  это  были  не  просто  деньги   -
обыкновенное,  шкурное,  эгоистическое  личное  счастье,  -  они  означали
безопасность, покой, жизнь с Еленой - пусть хотя бы в  течение  нескольких
месяцев. Нам никогда не освободиться от этого. Но наше второе "я", которое
не поддается контролю, всегда наблюдает за этой комедией...
   - Господин Шварц, - прервал я его, - как вы  все-таки  опять  завладели
деньгами?
   - Вы правы, -  смутился  он.  -  Я  отвлекся.  Но  эта  нелепая  тирада
посвящена все той же теме. В вагон-ресторан вошли швейцарские таможенники.
Оказалось, что у американцев были не только чемоданы, но и крупные вещи  в
багажном вагоне. Они  удалились,  и  дети  последовали  за  ними.  Кельнер
оказался прав: с едой американцы управились быстро. Стол был  убран,  и  я
пересел опять на свое место. Я положил руку  на  скатерть  и  почувствовал
небольшую выпуклость.
   - С таможенным досмотром  покончено?  -  спросил  кельнер,  переставляя
бутылку ко мне на стол.
   - Конечно, - сказал я. - Принесите мне жаркое. Мы уже в Швейцарии?
   - Еще нет. Как только тронемся, переедем границу.
   Он ушел. Когда же, наконец, тронется  поезд?  Меня  охватило  последнее
лихорадочное нетерпение. Оно вам, конечно, знакомо. Я смотрел  в  окно  на
перрон. Там стояли и ходили  люди.  Приземистый  человечек  в  смокинге  и
коротких   брюках   продавал   с   никелированной   тележки   шоколад    и
гумпольдкирхенское  вино,  яростно  зазывая  покупателей.  Показался   мой
знакомый - вспотевший пассажир, теперь  он  был  один  и  быстро  бежал  к
вагону.
   - Однако вы здорово пьете, - послышался голос кельнера.
   - Что вы сказали?
   - Я говорю, что вы пьете вино, словно заливаете пожар.
   Я взглянул на бутылку. Она была почти пуста. Я не  заметил,  как  выпил
ее. В этот момент вагон дрогнул. Бутылка  наклонилась  и  упала.  Я  успел
подхватить ее. Поезд тронулся.
   - Принесите мне еще одну, - сказал я.
   Кельнер исчез. Я вытащил деньги из-под скатерти и сунул  их  в  карман.
Вернулись американцы. Они уселись за стол, откуда я только что пересел,  и
заказали кофе.  Девочка  принялась  фотографировать  пейзажи.  У  нее  был
хороший вкус: мы проезжали через красивейшие места мира.
   Кельнер принес вино.
   - Мы уже в Швейцарии.
   Я заплатил и дал ему хорошие чаевые.
   - А вино возьмите себе, - сказал я. - Оно мне уже  не  нужно.  Я  хотел
отметить одно событие, но, к