едленно  его
восполнить. Сейчас мистер Тэйлор пишет о нашем дорогом Чарли  и  приехал  ко
мне с просьбой кое в чем помочь ему.
   Мистер ван Буш-Тэйлор  был  весьма  сухопарый  мужчина  с  большим  лысым
черепом, отчего его желтое лицо, изборожденное глубокими морщинами, казалось
совсем маленьким. Он говорил с американским  акцентом  и  был  необыкновенно
учтив и сдержан. Глядя на его  ледяное  спокойствие,  я  невольно  спрашивал
себя, какого черта он заинтересовался Чарлзом Стриклендом.  Меня  позабавила
нежность, с которой миссис Стрикленд упомянула о своем муже,  и  покуда  они
оба разговаривали, я рассмотрел комнату.  Миссис  Стрикленд  не  отстала  от
времени. Шпалеры Морриса и строгий кретон исчезли  бесследно,  равно  как  и
гравюры Эренделя, некогда украшавшие  ее  гостиную  на  Эшли-гарден.  Теперь
здесь сверкали яркие  краски,  и  я  задавался  вопросом,  знает  ли  миссис
Стрикленд, что эти фантастические тона, предписанные  модой,  обязаны  своим
возникновением мечтам бедного художника на далеком острове  в  Южных  морях?
Она сама ответила мне на этот вопрос.
   - Какие у вас изумительные подушки, - сказал мистер ван Буш-Тэйлор.
   - Вам они нравятся? - улыбаясь, спросила она. - Это Бакст.
   А на стенах  висели  цветные  репродукции  с  лучших  картин  Стрикленда,
выпущенные в свет неким берлинским издателем.
   - Вы смотрите на мои картины, - сказала миссис  Стрикленд,  проследив  за
моим взглядом. - Оригиналы, конечно,  мне  недоступны,  но  я  рада  и  этим
копиям. Мне прислал их издатель. Это большое утешение для меня.
   - Должно быть, очень приятно жить среди этих картин, - заметил мистер ван
Буш-Тэйлор.
   - Да, они так декоративны.
   - Мое глубочайшее убеждение,  -  сказал  мистер  ван  Буш-Тэйлор,  -  что
подлинное искусство всегда декоративно.
   Глаза его и миссис Стрикленд остановились на обнаженной женщине, кормящей
грудью ребенка. Рядом с ней молодая девушка, стоя  на  коленях,  протягивала
цветок не видящему ее младенцу. На них смотрела старая  морщинистая  ведьма.
Это была стриклендова версия святого семейства. Я подозревал,  что  моделями
для этих фигур служили его таитянские домочадцы, а женщина  и  ребенок  были
Ата и ее первенец. "Но знает ли что-нибудь  об  этом  миссис  Стрикленд?"  -
спрашивал я себя.
   Разговор продолжался, и мне оставалось только дивиться такту,  с  которым
мистер ван Буш-Тэйлор обходил все, что могло бы смутить хозяйку, и  ловкости
миссис Стрикленд: не говоря ни слова лжи, она давала ему понять, что с мужем
у нее  всегда  были  наилучшие  отношения.  Наконец  мистер  ван  Буш-Тэйлор
поднялся и стал прощаться. Держа руку  миссис  Стрикленд,  он  рассыпался  в
изящнейших и изысканнейших благодарностях.
   - Надеюсь, он не очень наскучил вам, - сказала она, едва  только  за  ним
закрылась дверь. - Конечно, это  утомительное  занятие,  но  я  считаю  себя
обязанной рассказать людям о Чарли все,  что  могу  рассказать.  Быть  женою
гения - немалая ответственность.
   Она посмотрела на меня открытым и ясным взглядом, таким же, как  двадцать
с лишним лет назад. "Уж не смеется ли она надо мной?" - подумал я.
   - Вы, конечно, закрыли свое дело? - спросил я.
   - О да, - небрежно отвечала миссис Стрикленд. -  Я  ведь  тогда  занялась
этим больше от скуки, чем еще по каким-нибудь  причинам,  и  дети  уговорили
меня продать контору. Они считали, что я переутомляюсь.
   Миссис Стрикленд явно позабыла, что в свое время ей пришлось  "унизиться"
до того, чтобы зарабатывать себе на жизнь.  Безошибочный  инстинкт  красивой
женщины говорил ей, что жить прилично только на чужой счет.
   - Мои дети сейчас здесь, - сказала она. - Я подумала,  что  им  интересно
будет  послушать  об  отце.  Вы  помните  Роберта?  Могу   похвалиться.   Он
представлен к военному кресту.
   Она открыла дверь и позвала детей. В  комнату  вошел  высокий  мужчина  в
хаки, но с пасторским воротником, несколько  тяжеловатый,  красивый,  все  с
теми же правдивыми глазами, которые были у него в детстве.  Следом  шла  его
сестра. Ей, верно, было столько же лет, сколько ее матери,  когда  я  с  ней
познакомился, и она очень на нее походила. По ее виду тоже казалось,  что  в
детстве она была очень хорошенькой, хотя на самом деле это было не так.
   - Вы их, конечно, не  узнаете,  -  горделиво  улыбаясь,  заметила  миссис
Стрикленд. - Моя дочь теперь миссис Роналдсон. Ее муж майор артиллерии.
   - Он у меня настоящий солдат, - весело сказала миссис  Роналдсон.  Потому
он и не пошел дальше майора.
   Мне вспомнилось, как я почему-то был уверен,  что  она  выйдет  замуж  за
военного. Это было неизбежно.  У  нее  все  повадки  "военной"  дамы.  Очень
любезная и скромная, миссис Роналдсон не могла скрыть своего убеждения,  что
она не такая, как все. У Роберта манеры были непринужденные.
   - Как это удачно, что я оказался в Лондоне к вашему  возвращению,  сказал
он. - У меня отпуск всего на три дня.
   - Он всей душой рвется назад, в свою часть, - заметила его мать.
   - Не скрою, что я там  отлично  провожу  время.  У  меня  завелось  много
приятелей. Это настоящая жизнь. Война, конечно, ужасная штука и так далее  и
тому подобное, но она выявляет в человеке все лучшее, это несомненно.
   Я рассказал им все, что  слышал  о  жизни  Чарлза  Стрикленда  на  Таити.
Говорить об Ате и ее сыне я счел излишним, но во всем остальном был, по мере
возможности, точен. Кончил я рассказом о страшной его смерти.  Минуту-другую
в комнате царило молчание. Затем Роберт Стрикленд чиркнул спичкой и закурил.
   - Жернова господни мелют хоть и медленно, но верно, - внушительно  сказал
он.
   Миссис Стрикленд и миссис Роналдсон благочестиво опустили глаза долу, они
явно сочли эти слова цитатой из Священного писания. Мне  показалось,  что  и
Роберт Стрикленд разделяет это заблуждение. Сам  не  знаю  почему,  я  вдруг
подумал о сыне Стрикленда и Аты. Мне говорили  на  Таити,  что  он  веселый,
приветливый юноша. Я словно воочию увидел его на шхуне, полуголым, только  в
коротких штанах. День у него проходит в труде, а ночью,  когда  шхуна  легко
скользит по волнам, подгоняемая попутным  ветерком,  матросы  собираются  на
верхней палубе; покуда капитан с помощниками отдыхают в шезлонгах, попыхивая
трубками, он неистово пляшет с другим юношей под визгливые звуки концертино.
Над ним густая синева небес, звезды и, сколько глаз хватает, пустыня  Тихого
океана.
   Цитата из Библии вертелась у меня на языке, но я попридержал  его,  зная,
что духовные лица считают кощунством, если простые смертные забираются в  их
владения. Мой дядя Генри, двадцать семь лет бывший викарием в  Уитстебле,  в
таких случаях говаривал, что дьявол всегда сумеет  подыскать  и  обернуть  в
свою пользу цитату из Библии. Он еще помнил те  времена,  когда  за  шиллинг
можно было купить даже не дюжину лучших устриц, а целых тринадцать штук.