а выхожу двухлетним малышом,  у
которого все радости жизни еще впереди.
     (Он уходит.  Как только за ним закрывается  дверь, атмосфера в гостиной
меняется. Напряжение спадает, уступая место облегчению).

     ДЖОН.  Констанс,  ты  кремень. Я этого  никогда не забуду.  Никогда, до
последнего  вздоха.  Клянусь Богом, ну  и выдержка у тебя. Меня бросало то в
жар, то в холод, а ты и глазом не моргнула.
     КОНСТАНС.  Между  прочим,  вот  твой портсигар. Тебе бы припаять к нему
кольцо и вешать на цепочку для часов.
     ДЖОН. Нет,  нет.  Оставь  его  для  себя.  Я  уже  староват  для  таких
сюрпризов.
     КОНСТАНС. Между прочим, кто=нибудь видел, как вы входили в дом?
     ДЖОН. Нет, мы воспользовались ключом Мари=Луизы.
     КОНСТАНС. Это хорошо. Если Мортимер  спросит слуг, они ничего не смогут
ему сказать. Мне пришлось пойти на такой риск.
     МАРИ=ЛУИЗА  (стыдливо). О, Констанс, могу представить  себе,  какого ты
теперь обо мне мнения.
     КОНСТАНС.  Я? Такого  же,  как  и  прежде.  Считаю, что ты очень  мила,
Мари=Луиза.
     МАРИ=ЛУИЗА.  Нет, быть  такого не может. Я так отвратительно себя вела.
Чувствую себя такой свиньей. А у тебя был шанс отплатить мне сполна, и ты им
не воспользовалась. Мне так стыдно.
     КОНСТАНС (с улыбкой). За то, что  завела роман с Джоном или потому, что
попалась?
     МАРИ=ЛУИЗА.  О, Констанс, не будь такой бессердечной. Скажи все, что ты
хочешь,  ругай  меня,  кричи  на  меня, но  не улыбайся  мне.  Я  в  ужасном
положении.
     КОНСТАНС.  Ты  хочешь,  чтобы  я  устроила сцену  ревности.  Я  знаю  и
сочувствую. Но дело в том, что Мортимер не сказал мне ничего нового.
     МАРИ=ЛУИЗА (в ужасе). Ты все знала?
     КОНСТАНС.  Разумеется, дорогая.  И  последние  шесть месяцев  прилагала
отчаянные усилия  к тому,  чтобы мои друзья и родственники не  поделились со
мной вашим страшным секретом.  Давалось мне  это нелегко. Мама с ее глубоким
знанием жизни, Марта с  ее страстью говорить правду,  чего бы это ни стоило,
Барбара с ее молчаливым сочувствием подводили меня к последней  черте. Но до
сегодняшнего  дня,  пока тайное не  стало явным, я  могла  игнорировать  все
факты, которые, должна сказать, довольно грубо подсовывали мне под нос.
     МАРИ=ЛУИЗА. Но почему,  почему?  Это же  не  по=человечески.  Почему ты
ничего не предприняла?
     КОНСТАНС. А вот это, дорогая, мое дело.
     МАРИ=ЛУИЗА (думая, что знает, в чем дело). Да, я понимаю.
     КОНСТАНС   (довольно  резко).  Нет,  не  понимаешь.  Я   хранила  Джону
абсолютную верность. И  терпела твою интрижку не для того, чтобы прикрыть ее
собственную.
     МАРИ=ЛУИЗА (ей становится не  по себе). Мне  всегда  казалось,  что  ты
смеешься надо мной.
     КОНСТАНС (добродушно).  Дорогая  моя, не  стоит тебе  обижаться  только
из=за  того, что я  не доставила тебе удовольствия ходить обманутой  все эти
месяцы.
     МАРИ=ЛУИЗА. У меня кружится голова.
     КОНСТАНС. Жаль такую красивую головку. Почему бы тебе не прилечь? Ты же
должна хорошо выглядеть на обеде с Ванкуверсами.
     МАРИ=ЛУИЗА. А где, интересно, сейчас Мортимер?
     КОНСТАНС.  Ты  помнишь жемчужное  ожерелье, которое  ты показала мне на
днях, сказав, что, по мнение Мортимера оно стоит слишком дорого. Так вот, он
поехал в "Картье", чтобы купить его для тебя.
     МАРИ=ЛУИЗА (сразу оживившись). О, Констанс, ты думаешь, поехал?
     КОНСТАНС. Я  думаю, что все мужчины  с рождения знают, что единственный
способ излечить рану, нанесенную ими нежной женской душе - купить у ювелиров
дорогое украшение.
     МАРИ=ЛУИЗА.  И ему  хватит ума привезти ожерелье домой, чтобы я  смогла
надеть его этим вечером?
     КОНСТАНС. Дорогая моя, только  не будь дурой и не хватайся за ожерелье.
Помни, что Мортимер нанес  тебе ужасное оскорбление, прилюдно выдвинул самое
страшное  обвинение,  какое муж может выдвинуть жене, растоптал твою любовь,
изничтожил твое доверие к нему.
     МАРИ=ЛУИЗА. Как ты права, Констанс.
     КОНСТАНС. И уж конечно, не мне учить тебя, что надо делать. Отказывайся
говорить с ним, не позволяй произнести  и слова  в свою защиту. Плачь, чтобы
он понял, какое он чудовище,  но  не очень  сильно, чтобы  не опухли  глаза.
Скажи,  что  уходишь от  него, и, рыдая,  беги к двери,  но не очень быстро,
чтобы он успел остановить тебя до того, как  ты  ее откроешь. Снова и  снова
повторяй одно и тоже, это их выматывает, а если он будет что=то говорить, не
обращай внимания,  как заведенная, тверди свое. И наконец, когда ты доведешь
его до отчаяния, когда  голова  у  него  начнет  раскалываться,  а пот будет
литься  из каждый  поры, когда  он прочувствует, что натворил, только  тогда
пойди ему навстречу, исключительно потому, что не отличаешься злопамятностью
и  по  натуре  очень  добра,  и  соблаговоли  принять,  не  прими, а  именно
соблаговоли, это самое жемчужное ожерелье,  за которое бедолага  только  что
заплатил десять тысяч фунтов.
     МАРИ=ЛУИЗА (не без самодовольства). Двенадцать, дорогая.
     КОНСТАНС. И не благодари его. Не давай спуска. Пусть он благодарит тебя
за услугу, которую ты оказала ему, взяв его подарок. Ты на машине?
     МАРИ-ЛУИЗА. Нет, я была в таком состоянии, что приехала на такси.
     КОНСТАНС. Джон, проводи Мари=Луизу и посади на такси.
     МАРИ=ЛУИЗА. Нет, только не Джон. Я не могу. В конце концов, должна же я
соблюдать хоть какие=то приличия.
     КОНСТАНС. Неужели? Ладно, пусть тебя проводит Бернард.
     БЕРНАРД. Я с удовольствием.
     КОНСТАНС (Бернарду). Но сразу вернешься, не так ли?
     БЕРНАРД. Само собой.
     МАРИ=ЛУИЗА (целуя Констанс).  Для меня это был хороший урок. Я не дура,
Констанс. Учеба идет мне на пользу.
     КОНСТАНС.   Надеюсь,  теперь   ты  хотя   бы  не   будешь  пренебрегать
осторожностью.
     (Мари=Луиза выходит, Бернард Керсал - следом).
     ДЖОН.  Как ты догадалась,  что  Мари=Луиза сказала мужу? Насчет обеда у
нас?
     КОНСТАНС. Мари=Луиза  слишком  хитрая  женщина, чтобы  выдумывать новую
ложь, если может сойти старая.
     ДЖОН. Получилось  бы  неловко,  если  бы  Мортимер настоял  на  допросе
Бентли.
     КОНСТАНС.  Я знала,  что  он  не решится. Только  джентльмен  может без
колебания совершить неджентльменский поступок. Мортимер еще не  вошел  в эту
категорию, а потому излишне осторожен.
     МАРТА (многозначительно). Джон, тебе  не кажется, что твои пациенты уже
заждались тебя?
     ДЖОН. И пусть.  С каждой  минутой  они все больше нервничают,  поэтому,
когда я рекомендую операцию, которая обойдется им в двести пятьдесят фунтов,
у них уже нет сил возражать.
     МАРТА  (надув  губки).  Едва  ли  тебе  захочется  услышать то,  что  я
собираюсь сказать Констанс.
     ДЖОН. Именно потому, что ты собираешься обрисовать меня самыми  черными
красками, я с большой неохотой готов пренебречь  чувством долга и  выслушать
все собственными ушами.
     КОНСТАНС. Последние  три  месяца она демонстрировала  чудеса  выдержки,
Джон. Я думаю, теперь она имеет полное право выговориться.
     ДЖОН. Если она страдает от подавляемых желаний, то пришла не по адресу.
Ей надо к психоаналитику.
     МАРТА. Я хочу сказать только  одно,  Джон,  и  буду рада,  если ты меня
выслушаешь.  (Констанс).  Я  не знаю,  по каким причинам ты  покрываешь  эту
гнусную женщину.  Могу только  предположить,  что  хочешь  избежать громкого
скандала...
     МИССИС  КАЛВЕР  (прерывая).  Прежде  чем  ты  продолжишь,  дорогая моя,
позволь мне молвить  словечко. (Констанс). Мое дорогое дитя,  умоляю тебя не
принимать скоропалительных решений. Мы  должны  все обдумать. А прежде всего
выслушать Джона.
     МАРТА. Да что он может сказать?
     КОНСТАНС (иронично). Действительно, что?
     ДЖОН. В  свое оправдание -  ничего. Я  достаточно хорошо  знаю семейную
жизнь...
     КОНСТАНС (прерывая, с улыбкой). Других людей - не нашу.
     ДЖОН  (продолжая).  Чтобы понимать, что  в  такой  ситуации  не смог бы
оправдаться и сам архангел Гавриил.
     КОНСТАНС.  А мне  вот представляется,  что архангел Гавриил никогда  не
оказался бы в такой ситуации.
     ДЖОН. Я готов принять любые кары, которые ты обрушишь на мою голову.
     КОНСТАНС (риторически). Ни один мужчина не смог бы найти лучших слов.
     ДЖОН.  Я  ожидаю,  что ты учинишь мне разнос, Констанс.  Имеешь  полное
право. Я все вынесу. Устрой мне ад на земле. Я  это заслужил. Таскай меня за
волосы  по  всей комнате.  Пинай в лицо. Топчи  меня. Я  буду  ползать перед
тобой. Буду есть землю. Имя мне
     - грязь. Грязь.
     КОНСТАНС. Мой дорогой Джон, из=за чего мне устраивать разнос?
     ДЖОН. Я знаю, как  ужасно  я относился  к  тебе.  У  меня была  верная,
любящая  жена,  пекущаяся исключительно о  моих интересах,  идеальная  мать,
превосходная домоправительница.  Женщина, которая в  десять раз  лучше меня.
Если б я  обладал хоть  малой толикой порядочности, я бы не поступил с тобой
подобным образом. Мне нечего сказать в свое оправдание.
     МАРТА (прерывает его). Ты унизил ее перед всеми друзьями и близкими.
     ДЖОН. Мое поведение  недостойно  ни джентльмена, ни  просто порядочного
человека.
     МАРТА. Твое поведение непростительно.
     ДЖОН. Я кругом виноват.
     МАРТА. Даже если ты не любил ее, то мог бы хотя бы уважать.
     ДЖОН. Я был  бессердечен, как крокодил, и  беспринципен,  как  тифозная
бацилла.
     КОНСТАНС. К сказанному вами мне просто нечего добавить.
     МАРТА. И  не  надо. Ты совершенно  права.  Это тот самый  случай, когда
устраивать разнос -  ниже  достоинства женщины. Сразу видно, что  Джон плохо
знает женщин, если думает, что ты можешь унизиться до вульгарных ругательств
и  тумаков.  (Джону).  Я  полагаю,  тебе  достанет  порядочности  не  чинить
препятствий к обретению Констанс свободы.
     МИССИС КАЛВЕР. О, Констанс, ты же не собираешься с ним разводиться?
     МАРТА. Мама, как ты слаба. Разве она может жить с мужчиной, которого не
уважает? Что у  нее будет  за жизнь, если она может испытывать к нему только
недоверие и презрение? А кроме того, подумай об их ребенке. Неужели Констанс
позволит дочери и дальше находиться в обществе этого монстра?
     КОНСТАНС. Джон всегда был прекрасным отцом. Надо отдать ему должное.
     МИССИС КАЛВЕР. Не будь слишком жестока,  дорогая. Я понимаю, как горько
сейчас у тебя на душе,  но  будет очень печально, если  ты позволишь  горечи
взять верх над здравым смыслом.
     КОНСТАНС. Не чувствую я никакой горечи. Наоборот, душа моя  сладка, как
мед.
     МИССИС  КАЛВЕР.  Тебе  не обмануть мать, дорогая  моя. Я чувствую  твои
злость и негодование. В столь печальных обстоятельствах это естественно.
     КОНСТАНС.   Заглядывая  в  свое  сердце,  я   не  могу  найти  и  следа
негодования.  Мое  недовольство  вызывает  разве что  глупость Джона,  из=за
которой все и выплыло на поверхность.
     ДЖОН.  Позволь мне сказать хоть  слово в свою защиту.  Я сопротивлялся,
сколько мог. Ангелы не протянули бы дольше.
     КОНСТАНС. Но у ангелов нет вредной привычки курить сигареты.
     ДЖОН. Если б они хоть раз  попробовали их покурить, но уже не смогли бы
отказаться.
     МИССИС  КАЛВЕР.  Только не  будь циничной, дорогая.  Это худший  способ
снять  с  сердца боль. Приди  в объятья матери, дорогая моя, и давай  вместе
поплачем. Тебе сразу полегчает.
     КОНСТАНС. Премного тебя благодарна, мама, но я не смогу выжать из  себя
слезинки, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
     МИССИС  КАЛВЕР.  Не будь  так сурова. Разумеется, Джон  виноват. Я  это
признаю.  Он вел  себя безобразно,  безобразно.  Но мужчины слабы, а женщины
такие бесстыжие. Я уверена, он сожалеет о боли, которую причинил тебе.
     МАРТА. Меня удивляет, что ты ничего  не предприняла, как только узнала,
что у Джона роман.
     КОНСТАНС. По правде говоря, я подумала, что это не мое дело.
     МАРТА (негодующе). Разве ты не его жена?
     КОНСТАНС. Джон и я - счастливчики. У нас был идеальный брак.
     МАРТА. Как ты можешь так говорить?
     КОНСТАНС. Пять лет мы души не чаяли  друг в друге. Гораздо  дольше, чем
большинство семейных пар. Наш медовый месяц растянулся на  пять лет, а потом
судьба преподнесла нам еще один подарок: влюбленность одновременно  покинула
нас.
     ДЖОН. Я возражаю, Констанс. Я никогда не переставал тебя любить.
     КОНСТАНС. Я этого и не говорила,  дорогой. Я и  не сомневалась  в твоей
любви. И сама  не переставала тебя любить. Мы разделяли интересы друг друга,
нам  нравилось  быть  вместе,  я восторгалась  твоими  успехами, а  ты нежно
ухаживал за мной, когда я болела. Мы смеялись над одними  шутками, разделяли
общие тревоги.  Я не  знаю второй такой  пары, которую  связывала  бы  более
крепкая любовь. Но, скажи  честно, был ли ты влюблен в меня последние десять
лет?
     ДЖОН. Нельзя же ожидать от мужчины, который женат пятнадцать лет...
     КОНСТАНС. Дорогой мой, мне не нужны оправдания. Я жду  от тебя простого
и ясного ответа.
     ДЖОН. По  большому  счету, твою компанию я  предпочитаю всем остальным.
Никто не нравится мне больше тебя. Ты - самая красивая женщина из всех, кого
я знаю, и то же самое я повторю, когда тебе исполнится сто лет.
     КОНСТАНС. Сердце выпрыгивает у тебя из груди, когда ты слышишь мои шаги
на лестнице? А когда я вхожу в комнату, у тебя не возникает желания сразу же
подхватить меня на свои сильные руки? Что=то я этого не заметила.
     ДЖОН. Не хочу же я показаться круглым дураком.
     КОНСТАНС. Тогда я получила ответ  на  мой вопрос. Ты более не влюблен в
меня, как и я - в тебя.
     ДЖОН. Ты никогда об этом не говорила.
     КОНСТАНС. Я думаю, большинство семейных пар  говорят друг другу гораздо
больше.  Есть некоторые нюансы, которые двое близких людей могут знать очень
хорошо, но считают более тактичным делать вид, что они этого не знают.
     ДЖОН. Как же ты это выяснила?
     КОНСТАНС. Я  тебе  скажу. Однажды  мы танцевали и я заметила,  что наши
движения не  столь синхронны,  как обычно. А все потому,  что  я отвлеклась.
Обратила внимание на  прическу танцевавшей рядом женщины  и  думала  о  том,
пойдет  ли мне  такая  же. Потом  посмотрела  на  тебя,  и  увидела,  что ты
восхищаешься ее ножками. Тут и  поняла, что  ты  больше не влюблен в меня, и
облегченно вздохнула, потому что и моя влюбленность канула в лету.
     ДЖОН. Должен признать, мне это и в голову не приходило.
     КОНСТАНС. Я знаю. Для мужчины влюбленность  - состояние временное, но у
него  и  в  мыслях нет, что женщина  может разлюбить  его. Не расстраивайся,
дорогой, это один из самых милых недостатков вашего пола.
     МАРТА. Ты  даешь понять мне и маме,  что после этого у Джона один роман
следовал за другим, а ты не пошевелила и пальцем?
     КОНСТАНС. Поскольку застукали его впервые, давайте не будет сомневаться
в том, что раньше он  оставался на узкой тропе  супружеской верности. Ты  не
сердишься на меня, Джон?
     ДЖОН. Нет, дорогая, не сержусь. Но  я несколько  огорошен.  Я думаю, ты
просто смеялась надо мной. Я и представить себе не мог, что  твои чувства ко
мне так переменились. Конечно же, мне это не нравится.
     КОНСТАНС.  Да  перестань, ты же благоразумный человек. Неужто ты хотел,
чтобы я потратила  все эти  годы на безответную пылкую страсть, если в ответ
ты  мог дать мне лишь дружбу и привязанность? Это же скучно, иметь под боком
влюбленную в тебя женщину, которую ты больше не любишь.
     ДЖОН. Скука и ты несовместимы, Констанс.
     КОНСТАНС (посылает ему воздушный поцелуй). Неужели ты не понимаешь, как
счастливо сложилась у  нас жизнь? Мы - любимчики богов. Я никогда  не забуду
пять лет удивительного счастья, которые ты  подарил  мне, когда я без памяти
любила тебя, и я навсегда сохраню к тебе  чувство  благодарности, потому что
ты  не  только  любил  меня, но  и  разжигал  мою  любовь.  Наша  любовь  не
превратилась  в обузу. Она разом  потухла  и у  меня,  и у тебя, поэтому  мы
обошлись  без  ссор  и упреков, взаимных обвинений и прочих атрибутов  очень
болезненного  процесса,  когда  страсть  у  одной стороны угасла, а у другой
продолжает  ярко  полыхать. Наша  любовь  напоминает  кроссворд,  разгадывая
который мы одновременно заполнили последние пустые  клеточки. Вот почему и с
той поры мы были так счастливы, вот мочему нас полагали идеальной парой.
     МАРТА. Ты хочешь  сказать,  что ничего не  почувствовала, когда узнала,
что Джон спит с Мари=Луизой?
     КОНСТАНС. Человеческая природа несовершенна. Должна признать,  в первый
момент  я разозлилась,  но  только  в первый. А потом пришла  к  выводу, что
злиться на  Джона  неразумно,  ибо другая взяла то,  что  мне  совершенно не
нужно. Я  же не собака  на сене. И  потом,  я  питала к  Джону  самые теплые
чувства и конечно же,  желала ему счастья.  И если  он  хотел потворствовать
своим желаниям и завести кого=то на стороне... я правильно излагаю, Джон?
     ДЖОН. Я еще не решил, потворствовал ли я своим желаниям.
     КОНСТАНС. Так,  может, оно  и к  лучшему, подумала  я,  если объект его
внимания - моя близкая подруга, поскольку я могла по=матерински приглядывать
за ним.
     ДЖОН. Это уж слишком, Констанс.
     КОНСТАНС. Мари=Луиза  очень  хороша  собой, поэтому он не обидел  меня,
обратив свой взор на дурнушку,  очень богата, то есть у Джона не было причин
тратить  на  нее деньги, которые я могла бы  использовать на домашние нужды.
Она  недостаточно  умна,  чтобы  подмять его под свой  каблучок, и  пока его
сердце принадлежала мне, я  мирилась с тем, что ей доставались его  чувства.
Если уж ты хотел изменить мне, Джон, и обратился бы ко мне за советом,  я бы
порекомендовала  тебе именно Мари=Луиза. Если бы  мне и хотелось,  чтобы  ты
завел себе любовницу, то только ее.
     ДЖОН. Как я понимаю,  дорогая, не так уж сильно мы тебя и  обманули. Ты
демонстрируешь  такую  проницательность,  что  у  меня  есть  все  основания
подозревать, что ты видишь меня насквозь.
     МИССИС КАЛВЕР. Я не одобряю твоего отношения, Констанс. В мои дни, если
жена узнавала  об  измене  мужа,  она  начинала  рыдать и оставалась у своей
матери три  недели,  не возвращаясь к мужу до тех пор, пока тот окончательно
не раскаивался в содеянном и был готов на все, чтобы искупить свой грех.
     МАРТА. Как мы понимаем, разводиться с Джоном ты не собираешься?
     КОНСТАНС. Знаете, я не понимаю,  почему женщина  должна бросить  уютный
дом,  отказаться от немалой  доли  своего дохода и наличия рядом мужчины, на
которого  можно  переложить  много  малоприятных и утомительных  дел, только
из=за  того,  что он  ей изменил.  Все  рано, что  отрезать себе нос,  чтобы
придать пикантность лицу.
     МАРТА. У  меня нет слов. Такое я просто не могу себе представить. Чтобы
женщина сидела и наблюдала, как ее превращают в полную дуру!
     КОНСТАНС. Ты вел себя очень глупо, мой  бедный Джон. В  обыденной жизни
глупость  хуже порока. С порочностью еще как=то можно бороться, с глупостью,
к сожалению, нет.
     ДЖОН. Я был таким  дураком, Констанс. Я это знаю, но опыт учит, так что
больше этого не повторится.
     Констанс. Ты  хочешь сказать,  что  в будущем будешь  соблюдать большую
осторожность?
     МИССИС КАЛВЕР. О, нет, Констанс, он хочет сказать,  что получил суровый
урок, и в будущем у тебя не будет повода для жалоб.
     КОНСТАНС. Я всегда понимала,  что мужчины  отказываются от своих грехов
только с возрастом, когда они становятся обузой и не  приносят удовольствия.
Джон,  как  вы  сами  видите,  в самом расцвете. Полагаю, ты  дашь  себе еще
пятнадцать лет, не так ли дорогой?
     ДЖОН.  Послушай, Констанс, что=то я тебя не  понимаю.  Иной раз ты твои
слова просто раздражают.
     КОНСТАНС.  Я  думаю, что  в любом  случае  Мари=Луизе найдется  не одна
замена.
     ДЖОН. Констанс, даю тебе слово чести...
     КОНСТАНС.  Это   единственный  твой  подарок,  которому   я   не  найду
применения. Видишь ли, пока я могла изображать блаженное неведение  о  твоих
похождениях,  мы  могли  быть  счастливы. Но  теперь