апоминать  вам  о  них.  Для  него  нет
оправданий. Теперь он перешел все границы.  Более  удобного  момента,  чем
этот, у вас не будет. Я  прошу  вас  использовать  свою  власть  и  раз  и
навсегда изгнать его отсюда.
   Глаза резидента заблестели ярче, чем обычно.  Надо  же,  как  интересно
получается! Про себя он отметил,  что  человеческие  существа  значительно
забавнее, когда нет необходимости воздавать им хвалу или осуждать их.
   - Но, мистер Джонс, правильно ли я вас понял? Вы просите, чтобы  я  дал
вам обещание выслать этого человека до того, как выслушаю обвинения против
него и узнаю, что он может сказать в свою защиту?
   - Не знаю, как он может оправдаться.
   Резидент поднялся со стула и  ухитрился  придать  своим  пяти  футам  и
четырем дюймам известное достоинство.
   - Я нахожусь здесь для того, чтобы отправлять правосудие в соответствии
с законами голландского  правительства.  Позвольте  заметить  вам,  что  я
весьма удивлен  вашей  попыткой  повлиять  на  выполнение  мною  судейских
функций.
   Миссионер был слегка сбит с толку. Ему никогда и в голову не приходило,
что этот коротышка, самонадеянный юнец, на десять лет моложе его, помыслит
занять такую позицию. Он было раскрыл рот, чтобы  объясниться  и  принести
извинения, но резидент остановил его, подняв свою маленькую пухлую руку.
   - Мне пора идти на службу, мистер Джонс. Будьте здоровы.
   Ошеломленный миссионер поклонился и, не  произнеся  ни  слова,  покинул
комнату. Он бы крайне удивился, если бы увидел, что стоило ему выйти,  как
резидент широко ухмыльнулся и показал нос его преподобию Оуэну Джонсу.
   Несколькими минутами позже резидент  спустился  к  себе  в  канцелярию.
Старший клерк, голландец-полукровка, изложил ему  свою  версию  вчерашнего
скандала. Она в общем совпадала с рассказом мистера  Джонса.  Суд  заседал
сегодня.
   - Вы будете разбирать дело Рыжего Теда первым, сэр? - спросил клерк.
   - Не вижу для этого оснований. Есть два или три дела, слушание  которых
было перенесено с прошлого заседания. Я рассмотрю дело Теда  в  надлежащем
порядке.
   - Я подумал, поскольку он белый, может, вы хотели бы поговорить  с  ним
наедине, сэр?
   - Величие закона в том,  что  он  не  знает  различий  между  белыми  и
цветными, мой друг, - произнес мистер Грюйтер несколько напыщенно.
   Суд помещался в большой квадратной комнате с деревянными  скамьями,  на
которых  вперемежку  сидели  местные  жители  различного  происхождения  -
полинезийцы, буги, китайцы, малайцы; все они встали, когда открылась дверь
и сержант объявил о прибытии резидента. Он вошел вместе с клерком и  занял
место за полированным сосновым столом, стоявшим на  небольшом  возвышении.
За его спиной висела большая гравюра с изображением королевы Вильгельмины.
Он быстро  разделался  с  полдюжиной  дел,  и  затем  ввели  Рыжего  Теда.
Арестованный  стоял  у  скамьи  подсудимых,  в  наручниках,  между   двумя
стражниками. Резидент посмотрел на него с суровым видом, но в  глазах  его
сверкали веселые искорки.
   Рыжий Тед мучился с похмелья.  Он  стоял,  слегка  покачиваясь  и  тупо
уставившись перед собой.  Он  был  еще  молод,  лет  тридцати,  чуть  выше
среднего роста, довольно  полный,  с  обрюзгшим  красным  лицом  и  копной
курчавых рыжих волос. Он не вышел  из  потасовки  невредимым.  Под  глазом
темнел огромный синяк, разбитые губы распухли. На  нем  были  шорты  цвета
хаки, очень грязные и рваные, а разодранная фуфайка  держалась  на  плечах
просто чудом. Сквозь огромную дыру виднелась густая поросль  рыжих  волос,
покрывавших его  грудь,  а  также  кожа  поразительной  белизны.  Резидент
пробежал глазами список проступков арестованного и перешел к свидетельским
показаниям. После того, как он выслушал  их  и  увидел  китайца,  которому
Рыжий Тед разбил голову бутылкой, после  того,  как  услышал  возбужденный
рассказ сержанта, который был сбит с ног, когда пытался  арестовать  Теда,
после того, как  были  описаны  опустошения,  произведенные  Рыжим  Тедом,
который в пьяной ярости  крушил  все,  что  попадало  под  руку,  резидент
повернулся к подсудимому и обратился к нему по-английски:
   - Ну, Рыжий, что ты можешь сказать в свое оправдание?
   - Я был пьян. Ничего не помню. Раз говорят, что я  чуть  его  не  убил,
наверное, так и было. А убытки я возмещу, пусть только дадут мне срок.
   - Ты возместишь, - сказал резидент, - но срок тебе дам я.
   Он с минуту молча смотрел на Рыжего  Теда.  Преотвратительный  субъект.
Совсем пропащий человек. Он был ужасен. Нельзя  было  не  содрогнуться  от
отвращения, глядя на него, и если бы мистер Джонс не был таким назойливым,
то сейчас резидент непременно отдал бы приказ о его высылке.
   - С  тех  пор  как  ты  появился  на  островах.  Рыжий,  от  тебя  одни
неприятности. Ты - позор для общества. Ты - неисправимый бездельник.  Тебя
не раз подбирали на  улице  мертвецки  пьяным.  Ты  устраиваешь  дебош  за
дебошем. Ты безнадежен. В последний раз,  когда  тебя  доставили  сюда,  я
предупредил: снова арестуют, поступлю с тобой по всей строгости. Теперь ты
перешел все границы и получишь за это сполна.  Я  осуждаю  тебя  на  шесть
месяцев принудительных работ.
   - Меня?
   - Тебя.
   - Ей-богу, я убью вас, когда выйду.
   Он разразился потоком непристойных и  богохульных  ругательств.  Мистер
Грюйтер слушал с презрительной миной. Ведь  по-голландски  можно  ругаться
похлеще, чем по-английски, и среди бранных выражений не  было  ни  одного,
которое резидент не мог бы перекрыть.
   - Умолкни, - приказал он. - Я от тебя устал.
   Резидент  повторил   свой   приговор   по-малайски,   и   отбивавшегося
осужденного увели.
   За второй завтрак мистер Грюйтер сел в превосходном настроении.  Просто
удивительно, какой занимательной может стать жизнь, если проявить  немного
изобретательности. Есть люди в Амстердаме и даже  в  Батавии  и  Сурабайе,
которые считают его острова местом ссылки. Им невдомек, как здесь  приятно
и сколько забавного  он  в  состоянии  извлечь  из  такого,  казалось  бы,
безнадежного материала. Его спрашивали, неужели ему не скучно  без  клуба,
скачек и кино, без танцев, что устраиваются раз в неделю в казино,  и  без
общества голландских женщин. Нисколько. Он любил комфорт. Прочная мебель в
той  комнате,  где  он  сейчас  сидел,  вполне  удовлетворяла  его   своей
солидностью. Он любил читать французские романы фривольного содержания и с
наслаждением поглощал их один за  другим,  не  смущаясь  мыслью,  что  это
пустая трата  времени.  Ему  представлялось  величайшей  роскошью  попусту
тратить время. А когда  его  молодое  воображение  обращалось  к  любовным
помыслам, старший бой приводил в дом миниатюрное темнокожее, с  блестящими
глазами создание в  саронге.  Он  старательно  избегал  постоянной  связи,
полагая, что перемены сохраняют молодость души. Он наслаждался свободой  и
не был  обременен  чувством  ответственности.  Жара  его  не  удручала,  и
обливание по нескольку раз в день  холодной  водой  доставляло  ему  почти
эстетическое удовольствие. Он играл на фортепьяно. Он писал письма друзьям
в  Голландию.  И  у  него   не   возникало   потребности   в   беседах   с
интеллектуалами.  Он  любил  посмеяться,  а  для  этого  достаточно   было
поговорить с дураком и вовсе не обязательно с профессором философии.  Себя
же он считал очень мудрым человеком.
   Как все добрые  голландцы  на  Дальнем  Востоке,  он  начинал  ленч  со
стаканчика голландского джина,  отличавшегося  едким  застарелым  запахом,
который не всякому был по вкусу, но мистер Грюйтер предпочитал его  любому
коктейлю. Потягивая джин, он, кроме прочего, чувствовал, что  поддерживает
традиции своей нации. Затем  следовало  неизменное  голландское  блюдо  из
риса. Оно подавалось ежедневно. Грюйтер наполнял глубокую тарелку рисом, и
три боя,  прислуживавших  ему,  по  очереди  подавали  ему  кэрри,  другие
приправы, яичницу. Вслед за тем каждый  из  них  приносил  еще  по  одному
блюду: бекон, бананы, рыбу под маринадом, так что вскоре  на  его  тарелке
вырастала высокая пирамида. Он все это перемешивал и приступал к  трапезе.
Ел он неторопливо, с удовольствием. За едой выпивал бутылку пива.
   Пока он ел, он ни о чем не думал. Все его  внимание  было  обращено  на
гору  еды,  стоявшей  перед  ним,  и   он   уничтожал   ее   с   радостной
сосредоточенностью. Это блюдо никогда ему не надоедало. Опустошив глубокую
тарелку, он утешался мыслью, что завтра его опять ждет то  же  самое.  Для
него это блюдо было столь же непременным, как хлеб для остальных людей.
   Прикончив пиво, он  закурил  сигару.  Бой  подал  ему  чашку  кофе.  Он
откинулся в кресле и позволил себе насладиться размышлениями.
   Он был  доволен  тем,  что  приговорил  Рыжего  Теда  к  шести  месяцам
принудительных работ - наказание, которого тот вполне заслужил. Грюйтер  с
улыбкой представил себе, как Рыжий работает на строительстве дорог  вместе
с другими заключенными. Было бы  глупо  выслать  с  острова  единственного
человека, с которым можно было иногда поговорить  по  душам.  Кроме  того,
торжество, которое испытал бы  миссионер  от  его  высылки,  повредило  бы
характеру этого джентльмена. Рыжий Тед был плут и  прохвост,  но  резидент
симпатизировал ему. Они распили вдвоем множество бутылок пива, и  когда  к
нему являлись искатели жемчуга из порта Дарвин и устраивалась  попойка  на
всю  ночь,  то  они  славно   надирались   вместе.   Резиденту   нравилась
беспечность, с какой Рыжий Тед проматывал бесценное сокровище жизни.
   Некогда Рыжий Тед забрался на судно, следовавшее из Мерауке в  Макасар.
Капитан даже не представлял себе, как тому удалось пробраться на борт,  но
так или иначе Рыжий Тед прокатился третьим классом вместе  с  туземцами  и
сошел на берег на Алласких островах, потому что  ему  понравился  их  вид.
Мистер  Грюйтер  подозревал,  что  их  привлекательность   заключалась   в
принадлежности к голландским владениям и, следовательно, в  том,  что  они
находились вне британской юрисдикции.  Однако  документы  у  него  были  в
полном порядке, так что не было никаких причин запретить ему остаться.  Он
сказал, что закупает перламутр для одной австралийской  фирмы,  но  вскоре
выяснилось, сколь несерьезны его торговые дела. Пьянство отнимало  у  него
так много времени, что для других занятий его не хватало.  Ежемесячно  ему
выплачивалась сумма из расчета два фунта стерлингов  в  неделю,  регулярно
поступавшая  из  Англии.  Резидент  предполагал,  что  эта   сумма   будет
переводиться ему лишь до тех пор, пока он находится вдали от тех,  кто  ее
посылал. Во всяком случае этих денег было недостаточно,  чтобы  обеспечить
ему свободу передвижения. Рыжий Тед о себе  не  распространялся.  Резидент
выяснил, что он англичанин - это он прочитал в его паспорте, где значилось
его имя - Эдвард Уилсон, - и  что  он  проживал  в  Австралии,  но  почему
покинул Англию и что делал в Австралии, он не  имел  понятия.  Не  мог  он
также точно определить, к какому классу принадлежал Рыжий  Тед.  Когда  вы
видели его в грязной фуфайке,  потрепанных  штанах  и  старом  тропическом
шлеме на голове в кругу искателей жемчуга  и  слышали  его  речь,  грубую,
непристойную и безграмотную, вам приходило в  голову,  что  он,  наверное,
простой матрос, сбежавший со своего судна,  или  чернорабочий,  но  стоило
увидеть его почерк, и вы с удивлением обнаруживали, что это человек не без
образования, а если вам  доводилось  побывать  с  ним  наедине,  когда  он
пропустит несколько рюмок, но еще не  пьян,  он  мог  заговорить  о  таких
материях, о которых ни матрос, ни  чернорабочий,  вероятно,  и  слыхом  не
слыхивали. Резидент, человек  довольно  чуткий,  замечал,  что  Рыжий  Тед
разговаривает с ним не как подчиненный  с  начальником,  а  как  равный  с
равным. Под большую часть ежемесячного денежного перевода он брал  взаймы,
и когда получал деньги, китайцы, которым он задолжал,  были  уже  тут  как
тут, а остаток  денег  он  продолжал  пропивать.  И  вот  тогда-то  с  ним
приключались всякие неприятности, ибо во  хмелю  он  становился  буйным  и
совершал проступки, из-за которых попадал  в  руки  полиции.  До  сих  пор
мистер Грюйтер довольствовался тем, что держал его в тюрьме, пока  тот  не
протрезвится, и делал ему внушение. Когда Рыжий Тед оставался  без  денег,
он выклянчивал выпивку у кого  придется.  Ром,  бренди,  арак  -  ему  все
годилось.  Два-три  раза  мистер  Грюйтер  устраивал  его  на  работу   на
плантации, принадлежащие китайцам, на том или другом из  островов,  но  он
там долго не задерживался и через несколько недель  возвращался  на  Бару.
Казалось просто чудом, что он как-то умудрялся поддерживать существование.
Само собой разумеется, у него был свой способ. Он быстро усвоил  различные
диалекты,  на  которых  говорили  на  островах,  и  знал,  как  рассмешить
туземцев. Они его ни во что не ставили, но уважали его физическую силу,  и
им нравилось его общество. В результате он никогда не  оставался  без  еды
или ночлега. Странным было то  (и  это  больше  всего  оскорбляло  чувства
преподобного Оуэна Джонса),  что  он  мог  вертеть  женщиной,  как  хотел.
Резидент никак не мог понять, что они  в  нем  находили.  Он  обращался  с
женщинами пренебрежительно и довольно грубо, брал то, что  они  могли  ему
дать, и, видимо, не испытывал ни малейшей  благодарности.  Он  использовал
женщин для удовольствия, а потом бросал их с полным безразличием. Два раза
из-за этого он нарывался на  неприятности,  и  мистеру  Грюйтеру  пришлось
осудить одного разгневанного отца за то, что тот ночью воткнул нож в спину
Рыжему Теду, а брошенная им китаянка пыталась отравиться опиумом.  Однажды
мистер Джонс явился к резиденту в великом смятении из-за  того,  что  этот
бродяга совратил одну из его новообращенных. Резидент согласился, что  это
весьма  прискорбно,  но  мог  лишь  посоветовать  мистеру  Джонсу  получше
присматривать за юными особами. Однако резиденту стало не по  себе,  когда
он обнаружил, что девушка, которая ему нравилась и с которой он встречался
в течение нескольких недель, все это  время  была  весьма  благосклонна  к
Рыжему Теду. Вспомнив об этом случае, резидент снова  улыбнулся:  неплохо,
что Рыжий Тед проведет шесть месяцев на принудительных  работах.  Ведь  не
так уж часто удается, выполняя  свой  прямой  долг,  отплатить  тому,  кто
сыграл с вами злую шутку.
   Несколько дней спустя мистер  Грюйтер  отправился  на  прогулку,  чтобы
размяться и заодно проверить, продвинулась ли  работа,  которую  он  велел
сделать, и тут он увидел группу  заключенных,  работавших  под  присмотром
тюремного надзирателя. Среди них он заметил Рыжего Теда. Он был в тюремном
саронге, выцветшей малайской куртке и  в  старом  тропическом  шлеме.  Они
ремонтировали дорогу, и Рыжий Тед держал в руках тяжелую кирку. Проход был
узким, и резидент увидел, что ему предстоит пройти буквально на расстоянии
фута от Рыжего Теда. Грюйтер вспомнил его угрозу. Он знал, что Рыжий Тед -
человек необузданного нрава, а его реплика в суде ясно  показала,  что  он
отнюдь не считал вынесенный резидентом приговор,  обрекший  его  на  шесть
месяцев принудительных работ, милой шуткой. И  если  бы  Рыжий  Тед  вдруг
набросился на него с киркой, ничто на этом свете не могло бы  его  спасти.
Конечно, надзиратель тут же пристрелил бы Рыжего, но голова резидента  уже
была бы  проломлена.  У  него  неприятно  заныло  под  ложечкой,  едва  он
поравнялся с заключенными. Они работали парами в нескольких футах один  от
другого. Он собрал всю свою волю, чтобы не ускорить и  не  замедлить  шаг.
Когда он проходил мимо Рыжего Теда, тот  воткнул  свою  кирку  в  землю  и
поднял на него глаза. Поймав  его  взгляд,  он  подмигнул.  Резидент  едва
сдержал улыбку и с важностью официального лица проследовал дальше. Но  это
подмигивание, столь ехидное и озорное, доставило ему удовольствие. Будь он
багдадским халифом, а не мелким чиновником на службе  голландской  короны,
он тотчас бы освободил Рыжего Теда, велел рабам омыть и  надушить  его,  а
затем, облаченного в златотканые одежды, пригласил бы на пиршество.
   Рыжий Тед вел себя примерно, и когда месяца через  два  резиденту  надо
было послать  группу  заключенных  на  один  из  отдаленных  островов  для
выполнения какой-то работы, он включил в эту группу  Рыжего  Теда.  Тюрьмы
там не было, так что  десяток  арестантов,  отправленных  под  наблюдением
надзирателя, разместились у туземцев и по окончании  дневных  трудов  жили
как свободные люди. Работы там хватало, и Рыжий Тед мог пробыть на острове
до конца срока. Резидент повидал его перед отправкой.
   - Послушай, Рыжий, - сказал он, - вот тебе  десять  гульденов,  сможешь
там купить себе табаку.
   - А не могли бы вы добавить еще немного? Ведь мне  приходит  ежемесячно
по восемь фунтов.
   - Я полагаю, этого достаточно. Я буду сохранять  поступающие  для  тебя
переводы, и когда вернешься, получишь  кругленькую  сумму.  Тогда  сможешь
поехать, куда захочешь.
   - Мне по душе здесь, - ответил Рыжий Тед.
   - Ну и ладно. Как только вернешься, приведи себя в порядок и приходи ко
мне домой. Разопьем бутылочку пива.
   - Отлично. Поболтаем всласть!
   Тут на сцену  выступает  его  величество  случай.  Остров,  на  который
отправили Рыжего Теда,  назывался  Мапутити,  и,  подобно  остальным,  был
скалистым, густо порос лесом и окружен рифами. На нем имелось две деревни:
одна среди кокосовых пальм на берегу моря, как раз напротив прохода  среди
рифов, другая  -  в  центре  острова  возле  озера  с  солоноватой  водой.
Некоторая часть жителей второй деревни была обращена в христианство. Связь
с Бару  осуществлялась  катером,  который  время  от  времени  заходил  на
различные острова и перевозил пассажиров и  продукты.  Но  местные  жители
были мореходами, и если возникала срочная необходимость связаться с  Бару,
они  снаряжали  прау  и  проплывали  на  ней  примерно   пятьдесят   миль,
разделявших эти острова. Случилось так, что за  две  недели  до  истечения
срока, на  который  был  осужден  Рыжий  Тед,  обращенный  в  христианство
старейшина деревни, что находилась  на  берегу  озера,  внезапно  заболел.
Туземные средства ему не помогали, и  он  корчился  в  муках.  Гонцы  были
отправлены на Бару просить помощи у миссионера. Но,  к  несчастью,  в  это
время мистера Джонса свалил приступ малярии, посему он лежал в  постели  и
не мог передвигаться. Он обсудил ситуацию с сестрой.
   - Похоже на острый приступ аппендицита, - сказал он.
   - Ты не можешь ехать, Оуэн, - заявила сестра.
   - Но не могу же я допустить, чтобы человек умер.
   У мистера Джонса была высокая температура - 104 градуса. Страшно болела
голова. Всю ночь он бредил.  Глаза  его  лихорадочно  блестели,  и  сестра
чувствовала, что он сохраняет сознание лишь огромным усилием воли.
   - В таком состоянии ты не можешь оперировать.
   - Конечно, нет. Тогда должен ехать Хассан.
   Хассан был аптекарем.
   - Ты не можешь это доверить Хассану. Он никогда не решится  оперировать
на свою ответственность. И  туземцы  не  позволят  ему.  Поеду  я.  Хассан
останется здесь и присмотрит за тобой.
   - А ты сумеешь удалить аппендикс?
   - Почему бы нет? Я видела,  как  ты  это  делаешь.  Да  и  сама  делала
множество мелких операций.
   Мистер Джонс чувствовал, что до него уже  не  совсем  доходит  то,  что
говорит сестра.
   - Катер здесь?
   - Нет, он ушел на один из островов.  Но  я  могу  поехать  в  прау,  на
которой прибыли гонцы.
   - Ты? Я имел в виду не тебя. Ты не можешь никуда ехать.
   - Я поеду, Оуэн.
   - Куда поедешь? - спросил он.
   Она поняла, что у него мутится сознание, заботливо положила руку на его
горячий лоб, дала ему лекарство. Он что-то пробормотал, и ей  стало  ясно,
что он даже не сознает, где находится. Конечно, она очень  тревожилась  за
него, но знала, что его болезнь не опасна и она может