го  к рукаву пальто клочка  бумаги. Записка, написанная
крупными округлыми буквами, гласила:

     Милый друг Джон,
     я отправилась на поиски обеда. Жди и не беспокойся о
     любящей тебя Еве.
     P.S. Не потеряй булавку, она еще пригодится.

     Сэр Мармадьюк успокоенно  откинулся на  мягкую траву;  только сейчас он
услышал и радостную песнь жаворонка, и веселое журчание ручья, ощутил аромат
цветов. Он был счастлив лишь от одной мысли, что жив.
     -  Гораций!  - раздался совсем рядом хриплый голос. -  Подумай  о своей
мерзкой шкуре,  дьявольское отродье!  Еще раз  так  сделаешь,  и  уж  я тебя
взгрею. Ух, как я ненавижу  тебя,  глупая скотина. За пять бы шиллингов тебя
продал, только где  найти дурака, который захочет расстаться даже  с  такими
деньгами ради вислоухого отродья Сатаны. Ну-ка  убери  свою мерзкую морду от
котла, или  я отрежу твои дурацкие уши! И  оставь в покое башмаки, они вовсе
несъедобны! И не лезь копытом в сковородку, бесстыжая тварь!
     Сэр Мармадьюк высунул голову из  канавы  и посмотрел  в сторону, откуда
доносилось  сварливое ворчание. За кустами  стояла  небольшая палатка, перед
ней  восседал  на табурете  толстый  человек.  Он плел  корзину,  непрерывно
отвлекаясь от своего занятия, дабы излить  очередную порцию брани  и упреков
на небольшого и крайне грязного осла, мирно пощипывавшего траву.
     - Гораций! - человек погрозил ослу кулаком. - Гораций, ты слышишь меня,
гнусная скотина? Я  ненавижу  тебя всего, от твоего  тупого  носа до кончика
твоего грязного  хвоста, от копыт до холки!  Так бы и утопил тебя в  кипящем
эле, будь мне это по карману.
     Тут осел поднял  свою лохматую голову и,  не  прекращая жевать, тряхнул
сначала одним ухом, затем другим.
     -  Ну это  уж наглость! - проворчал человек. -  Сейчас я хорошенько пну
тебя в брюхо, вот что я сделаю!
     Осел стукнул копытом и заревел.
     - Ладно, Гораций,  ты у меня  дождешься! Я  знаю  одного парня, который
даст  за  тебя  два  фунта  и  десять  шиллингов,  но  уж  с  ним-то  ты  не
подурачишься. Этот парень тебе спуску  не даст, наглая ты  скотина,  он тебе
все внутренности отобьет, он-то  тебя  заставит работать, это  так же верно,
как то, что меня зовут Сэмюэль Спэнг!
     Осел  тряхнул головой, повернулся  к своему  хозяину  задом,  взбрыкнул
копытами, и ошарашенный мистер Спэнг очутился на земле.
     - Ну ты мне заплатишь, - заорал он в ярости, - я сейчас отобью все твои
поганые кишки!
     - Не делайте этого, мистер Спэнг.
     Человечек  резко  обернулся.  При виде  сэра Мармадьюка,  величественно
возвышающегося  над  кустами   жимолости,  его  и  без  того  круглые  глаза
округлились еще больше.
     - Не делать? - изумленно переспросил он. - Что не делать?
     - Не бейте своего осла.
     -  Почему  это?  Разве  он  не   заслуживает  хорошей  трепки  за  свой
дьявольский нрав?
     - Я всегда полагал, что ослы - самый терпеливые животные...
     - Терпеливые?  Взгляните на Горация! В прошлое  воскресенье он насквозь
прокусил мне брюки. Что вы на это скажете?
     - Удивительно!
     -  Вот  именно!  - кивнул  мистер Спэнг  с самым  мрачным  видом.  -  А
кусается-то он  пребольно! Но наглая скотина этим не удовлетворилась, в  тот
же самый день он съел мой картуз.
     - Съел картуз? - серьезно переспросил сэр Мармадьюк.
     - Ну да, мой любимый картуз! Разве это не мстительное существо?
     - И все же не бейте его.
     - Да почему? Разве он не моя собственность?
     -  Да,  до  тех  пор, пока  его кто-нибудь  не  купил  у вас,  -  глаза
джентльмена пристально изучали животное.
     - Да кто его купит? - горестно откликнулся человечек. - Кто купит этого
четвероногого мерзавца, скажите на милость?
     - Я.
     - Вы?!
     - Даю вам за него два фунта и десять шиллингов.
     - Ну  да, как же! -  насмешливо  воскликнул мистер Спэнг. - Идите своей
дорогой, приятель!
     - Вот ваши деньги. - Сэр Мармадьюк достал кошелек.
     Человечек задумчиво взглянул на монеты.
     - Сколько?
     - Я даю вам ту цену, которую вы сами  и назначили, - два фунта и десять
шиллингов.
     Мистер Спэнг энергично затряс головой.
     - Даже и не мечтайте! Два фунта и десять шиллингов! Я вот что вам скажу
- я  и  за пять золотых  гиней не  продам  своего  Горация!  Ведь  это  само
воплощение осла! Все в нем на месте, никаких недостатков, если, конечно,  не
считать излишней  наглости,  черт  бы  его побрал! В этом  грешном мире есть
много  ослов, но  Гораций только один, и пяти фунтов не хватит, чтобы купить
его!
     - Десять!
     - Боже! - выдохнул мистер Спэнг, рухнув на табурет. -  Десять фунтов за
Горация!
     - Гиней! - Сэр Мармадьюк зазвенел монетами. - Десять  гиней за Горация,
палатку, вьючное седло и все остальное снаряжение.
     -  Бог  мой! - вырвалось у владельца осла. -  Вот это щедрость, разрази
меня гром, коли это не так!
     Сэр  Мармадьюк спустился по склону и,  отсчитав деньги в  подставленную
руку, повернулся к своему приобретению, а мистер Спэнг принялся перечислять.
     - Один  осел,  один  шатер, один чайник, две  кружки -  одна оловянная,
другая треснутая, одно вьючное седло, вилка, ложка, почесыватель.
     - А  это что?  - изумился сэр Мармадьюк, когда мистер Спэнг показал ему
крепкую палку с длинным железным наконечником.
     -  Кого вы думаете, уважает в этом  грешном мире Гораций? Короля?  Нет.
Папу  Римского?  Нет. Гораций ценит  и уважает лишь вот это!  - Спэнг потряс
палкой. - Почесыватель! Глядите, - размахивая палкой, он  направился к ослу,
но  хитрое животное, выплюнув какой-то  цветастую тряпку,  отступило  на всю
длину привязанной к колу веревки.
     - А что это он ест? - осведомился сэр Мармадьюк.
     -  Ах  ты  негодник! -  воскликнул  мистер Спэнг  и  подобрал  порядком
изжеванный  шейный  платок,  -  ведь я же  купил  его совсем  недавно! -  Он
повернулся  к  ослу  с явным  намерением  дать  ему хорошего пинка,  но  тут
вмешался сэр Мармадьюк.
     - Эй, постойте, не трогайте моего осла!
     -  Не  трогать?!  Да вы  только взгляните, что он  сделал с моим лучшим
платком.
     - Во сколько он вам обошелся?
     - Я купил этот платок на прошлой неделе  на ярмарке в Петворте за шесть
пенсов.
     - Я даю вам шиллинг.
     - Шиллинг! Целый боб!? - Спэнг захлопал глазами, - Боже!
     - Осел должен хорошо питаться, - без тени улыбки  заявил сэр Мармадьюк,
-  а   поскольку  он  теперь  является  моей  собственностью,  то  я  должен
позаботиться о фураже для него. Так что берите шиллинг и верните ему платок.
     - Разрази меня гром!  -  воскликнул  Спэнг, кладя шиллинг в  карман.  -
Никогда не слышал, чтоб ослов кормили платками, но  если вы так хотите, - он
швырнул платок ослу.
     Животное с крайне высокомерным видом  обнюхало подношение, затем нехотя
принялось жевать, прикрыв глаза и прядая ушами.
     - Похоже, ему нравится, - сказал сэр Мармадьюк задумчиво.
     - Ах, ах, ах! - проворчал  Спэнг, - жаль, что у нас нет утюга, придется
ему довольствоваться измятым платком.
     -  А  овес у  вас  к  нему  не  прилагается? - спросил  сэр  Мармадьюк,
продолжая   с   огромным   интересом   наблюдать   за   своим   четвероногим
приобретением.
     - Овес? - воскликнул мистер Спэнг, в изумлении распахнув круглые глаза.
- Если вы попробуете дать ему овса, он полезет на дерево  подобно вспугнутой
белке.
     - А сено?
     - Сено?  - Спэнг покачал головой.  -  Сено  для  Горация, что  для меня
шампанское  с  устрицами.  Нет,  приятель,  он питается  травой, иногда  ему
перепадет  куст чертополоха,  а  вообще  он ест  все,  что  сумеет  стащить.
Взгляните   на  мой  картуз!  -  И  он  стянул  свой  головной  убор  весьма
потрепанного  вида  и  удрученно  покачал  головой.  -  А  ведь  он был  как
новенький, пока  это отродье не  попыталось съесть его! -  горестно вздохнул
он, - мне он стоил семь шиллингов и...
     - Его имя Гораций?
     - Нет! Гораций - это кличка, а не имя, так же как Го, или Гор, или Гоц.
Не смотрите на меня  так изумленно,  приятель, Сэм Спэнг умеет  ставить свою
подпись и читать напечатанные буквы даже написанные от руки,  если, конечно,
почерк разборчивый. И помните, если Гораций заупрямится, надо пустить в  ход
почесыватель,  и  эта  скотина  станет  как  шелковый.  Должен  сказать,  вы
по-справедливости  обошлись со мной, если  не  считать картуза,  который ваш
осел нагло сжевал.
     -  Это животное в  тот  момент еще  не  было моей  собственностью, -  с
улыбкой ответил сэр Мармадьюк.
     - Это верно, - вздохнул мистер  Спэнг. - Тогда я пойду.  Что ж, доброго
вам пути, приятель, удачи в дороге!
     - И вам того же, мистер Спэнг.
     Человечек кинул  свирепый  взгляд на невозмутимое  животное, добродушно
кивнул  нашему  герою и  начал  удивительно  проворно взбираться  по крутому
склону лощины. Наверху он оглянулся.
     -  Гораций  во вторник съел  кусок  от палатки,  -  крикнул он,  словно
повинуясь какому-то внутреннему побуждению, - но если прикрыть дыру  крышкой
от котелка, то палатка все-таки убережет вас от дождя и ветра.
     - Благодарю за совет, - ответил джентльмен.
     - Не стоит! - Спэнг  помедлил, - чайник протекает, если  его хорошенько
не заткнуть! - возвестил он сверху.
     - Ну так, значит, придется его хорошенько заткнуть, мистер Спэнг.
     -  А  у  одного  из котелков  нет  ручки,  так  что  с  ним  надо  быть
поаккуратнее!
     - Аккуратность - это мой девиз, мистер Спэнг.
     - Принимая во внимание эти обстоятельства, быть может, мне надо вернуть
тот шиллинг, что вы отдали за платок?
     - Сделка есть сделка,  мистер Спэнг, но  все равно спасибо. Я  полагаю,
вьючное седло в порядке?
     - Приятель, седло отличное! На него можно взвалить весь ваш груз.
     - Приятно слышать. Это все, мистер Спэнг?
     - Вот еще что,  сэр...  Я  вижу, вы джентльмен, и  к тому же порядочный
человек, а потому, сэр, Сэмюэль Спэнг от всего сердца желает вам добра!
     С этими словами  человечек сорвал свой потрепанный  картуз и помахал на
прощание,  сэр Мармадьюк  в  ответ  совершенно  серьезно  начал  размахивать
почесывателем. Но вот круглое лицо и низенькая фигура скрылись из виду.
     Сэр  Мармадьюк уселся  на  табурет  и  погрузился  в созерцание  доселе
невиданного им существа, славящегося трудолюбием и терпеливостью.

        "Глава XV,"
     которая не повествует ни о чем конкретном

     Ева-Энн возвращалась по тенистой лесной дороге; девушка двигалась с той
гибкостью, с той непринужденной грацией, что свойственны лишь пылкой юности.
Сэр Мармадьюк наблюдал за ней, сидя в своей канаве, и ему на ум приходили то
стремительный полет ласточки, то  исполненный благородства прыжок оленя,  то
легкое  и неуловимое движение рыбы в прозрачных глубинах, он любовался своей
спутницей, пока вдруг не осознал, что в руках у Евы-Энн большая корзина.
     -  Ей-богу! - воскликнул он, отбирая  у  девушки  поклажу.  - Она  куда
тяжелей, чем выглядит.
     - Осторожней, Джон, там соус. Не наклоняй ее так сильно!
     - Соус?
     - Ну да, соус! Я встретил жену фермера, и она, добрая душа, продала мне
пирог с мясом и фасолью.
     -  Чудесно,  дитя  мое!  Я  купил кое-кого,  и  у меня имеются  большие
подозрения, что зовут его Гораций.
     - Что ты хочешь этим сказать, Джон? - девушка с беспокойством взглянула
на джентльмена.
     - А также палатку, два котелка и чайник!
     - Ты бредишь, Джон?
     - Взгляни сама!
     Он  повел девушку  в  лощину,  где они и обнаружили Горация, с огромным
аппетитом  пожиравшего  тростниковую  подстилку.  Невозмутимо  чавкая,  осел
поднял лохматую голову и  навострил  длинное  ухо.  Хитрый глаз уставился на
пришельцев. Сэр Мармадьюк отступил в сторону:
     -  Ева-Энн,  позволь  представить  тебе  Горация,  нашего   спутника  в
предстоящих странствиях.
     - О, - звонко рассмеялась Ева, - какой у него умный взгляд!
     - Примечательный факт, дитя мое, учитывая, что это всего-навсего осел!
     - Но бедняжка голоден, Джон, посмотри, он совсем изголодался!
     - Удивительно!  - озадаченно согласился сэр  Мармадьюк.  -  Гораций уже
управился с шейным  платком  отнюдь немалых  размеров,  который вкупе с этой
тростниковой подстилкой  был  призван  утолить  желания ослика.  Но, похоже,
этого не произошло. Этот осел - самая большая загадка на свете.
     Ева засунула руку в корзину, извлекла большую морковку  и  протянула ее
Горацию. Тот  поднял  морду,  шершавый нос  обнюхал  соблазнительный овощ, и
подстилка вмиг была забыта. Бархатистые губы деликатно приняли подношение из
рук девушки.
     - Он очень милый! - с восторгом сообщила Ева-Энн.
     - Удивительно, - повторил наш джентльмен.
     - Его надо почистить, Джон!
     -  И верно, при ближайшем рассмотрении животное  выглядит до  крайности
неопрятным, дитя мое. Но пойдем посмотрим на наши остальные приобретения.
     И  как приятно было  наблюдать, с  какой радостью Ева-Энн рассматривала
каждый предмет. Особенно заинтересовали ее помятые котелки.
     -  Они придутся так кстати, Джон! - воскликнула она, не отрывая горящих
глаз от почерневших бесформенных уродцев.
     -  Два котелка и чайник! - несколько уныло откликнулся сэр Мармадьюк. -
Один  котелок, как  мне сказали, без ручки, и оба они отвратительны на  вид.
Нужно немедленно их выкинуть...
     - Ни в коем случае, Джон! Я их почищу, и они заблестят как новенькие.
     - Ты не устаешь поражать меня, дитя мое!
     - А вот и палатка! - восторженно воскликнула Ева.
     - Палатка,  -  он помрачнел  еще  больше, - при  ближайшем рассмотрении
выглядит не менее отвратительно, чем посуда.
     - Перестань, Джон, просто она такого цвета.
     - С огромной  дырой!  - вздохнул он обреченно. - Хотя мне  дали совет -
прикрыть ее крышкой от котелка...
     - Ничего страшного, я зачиню дыру, Джон.
     - И тем не менее, Ева-Энн, палатка эта - одно расстройство.
     - Зачем же ты купил ее?
     - Во-первых, потому что продавалась только  эта палатка,  и, во-вторых,
издалека она выглядела вполне прилично.
     - Ты дорого за нее заплатил, Джон?
     - Мне показалось, продавец был доволен.
     - Что ж, это очень милая палатка, она мне нравится, - решила девушка.
     - Благослови тебя  Господь, дитя  мое, ты слишком добра!  Тебе придется
довольствоваться  этим  неприглядным  сооружением,  пока  мы  не  приобретем
что-нибудь получше.
     - Но мне не нужно ничего  лучшего, ты и так очень добр  и внимателен ко
мне, эта палатка...
     -  Последний   владелец,  -  сэр  Мармадьюк  с  сомнением  взглянул  на
полотняное  сооружение, -  выглядел  довольно  опрятно.  И все же  думаю, ее
следует хорошенько  встряхнуть и переставить на новое место, скажем, вон под
то дерево, если ты согласна ночевать сегодня в этой лощине.
     -  Да, здесь очень  удобно, и главное,  уединенно. Вон там течет ручей,
что  тоже кстати,  так  что  давай останемся здесь. Надо подогреть пирог.  Я
разведу костер.
     - А я займусь палаткой.
     Сняв  сюртук, сэр Мармадьюк принялся за работу, и в конце концов не без
труда  сумел-таки  свернуть  палатку,  совладав  с путаницей из  колышков  и
веревок. Он  перетащил палатку на облюбованное  место недалеко  от журчащего
ручья,  где  тенистые  деревья  и  кусты создавали  некое подобие беседки из
листьев.
     До сих  пор погода стояла совершенно безветренная;  сонная листва  едва
колыхалась  под слабым дуновением ветра, но как  только сэр Мармадьюк  начал
устанавливать  палатку,  налетел  внезапный порыв ветра,  словно  присланный
какими-то  злобными духами. Ветер игриво подхватил холст,  и то, что секунду
назад  являло  собой  безобидную  палатку,  вмиг  обернулось  в  своевольным
чудовищем, которое вырывалось  из рук, легкомысленно порхало  вокруг  нашего
героя, хлопало его по  голове, путалось в ногах, словом, развлекалось вовсю.
С  достойным  восхищения  терпением  сэр  Мармадьюк  пытался успокоить  этот
полотняный вихрь,  но  время шло, а все  попытки  нашего героя  оканчивались
ничем. Постепенно он разъярился, и борьба с  непокорным сооружением  приняла
жестокий  и беспощадный  характер.  Сэр  Мармадьюк  метался взад  и  вперед,
размахивал  руками,  топал  ногами,  но  чудовище  лишь  злобно  хохотало  и
бесновалось на ветру.
     Когда Ева направилась к ручью за водой, она обнаружила сэра Мармадьюка,
без  сил привалившегося к стволу дерева. И тут-то, конечно же, ветер стих, а
чудовище успокоилось. Сэр Мармадьюк, задыхающийся и вспотевший, повернулся к
Еве, которая прислонилась к дереву в приступе беззвучного хохота.
     - О, Джон, - наконец выдохнула она. - прости за этот смех, но... Джон!
     Сэр Мармадьюк надменно вскинул голову:
     - Ева-Энн!
     - Нет! - сквозь  смех  проговорила  она, - только не напускай  на  себя
такой величественный вид, Джон!
     Сэр Мармадьюк рассмеялся.
     - Клянусь небом, - воскликнул он, горестно взирая на бесформенный ком у
своих  ног,  -  всякий,  кому  удастся  справиться   с  этим  чудовищем  без
посторонней помощи, заслуживает уважения и восхищения.
     - Тогда позволь мне помочь тебе.
     И  вот  вместе им  удалось  установить  палатку. Ева довольно осмотрела
результат и воскликнула:
     - Как здорово путешествовать!
     - Пока не испортилась погода, - брюзгливо заметил джентльмен.
     - Какая разница, если ты счастлив!
     - А ты счастлива, Ева-Энн?
     -  Да,  -  ответила девушка,  но  тут же  ее  глаза помрачнели.  -  Да,
счастлива, пока не начну вспоминать.
     -  Тогда забудь, - посоветовал он, - забудь обо  всем, дитя мое, забудь
об этом мире и его тревогах.
     - Но забудет ли мир о нас, Джон?
     - Конечно, забудет. Пройдет  время  и забудет, как забывает обо  всех и
обо всем.
     - Ты уверен, что здесь я в такой же безопасности, как и в Лондоне?
     - Абсолютно! - кивнул он.
     - А ты счастлив, Джон?
     - Да, как это ни странно!
     - Но почему?
     - Бог знает, может, из-за чувства новизны.
     - И только, Джон?
     - А, может, из-за моего необычайного аппетита.
     - И все, Джон?
     - Дитя мое, ты невыносимо любопытна.
     Тут Ева-Энн быстро взглянула на  него и так же быстро отвела взгляд. Он
удивленно спросил:
     - Что случилось?
     - Ничего.
     - Но ты рассердилась.
     - Нет! - она раздраженно дернула прелестными плечами.
     - Ева-Энн, о чем ты думаешь?
     - О том, что пришло время вновь тебя кормить.
     Затем,  наполнив  помятый  чайник, она поспешила  прочь, а  он  остался
сидеть, растерянно и недоуменно глядя ей вслед.

        "Глава XVI,"
     представляющая бродячего торговца по имени Болтун Дик и его взгляды

     От пирога с мясом и фасолью вскоре  не осталось и следа. Сэр Мармадьюк,
расположившись  перед   весело  потрескивающим  костром,  погрузился   в  то
блаженно-покойное  состояние, которое всегда посещает человека после сытного
ужина (или, по крайней мере, должно посещать). Но  вдруг  из кустов раздался
какой-то  унылый  хрип.  Сэр  Мармадьюк  привстал и вгляделся  в  окружающий
сумрак.  Наступил  вечер,  и  на  заросшую  лощину  опускалась  благоухающая
жимолостью тьма.
     - Такое впечатление, что кто-то задыхается. - Он поднялся на ноги.
     -  Гораций! - воскликнула  Ева. - Это  Гораций! Он,  должно быть, опять
запутался, наверное,  опять ходил вокруг дерева,  пока веревка не начала его
душить. Бедняжка!
     -  Глупый  осел!  - пробормотал  сэр  Мармадьюк и,  пробравшись  сквозь
заросли, обнаружил виновника переполоха.
     Веревка плотно обвилась вокруг дерева, ближайшего к нему куста и самого
животного.  Гораций  прижался  мордой  к  стволу  дерева, всем  своим  видом
воплощая само  терпение. Сэр  Мармадьюк  принялся  распутывать  веревку, что
оказалось  нелегким  делом,  потребовавшим немало времени и усилий. Возясь с
веревкой, он поучал смиренное животное:
     - Гораций, ты настоящий осел, и все же, когда познаешь это на практике,
в голову прих