- Вот видишь, дитя мое! Тебе лучше самой купить все сразу.
     - Вовсе нет. Ни одна женщина не способна делать покупки быстро.
     - Даже в подобных обстоятельствах, Ева?
     - Меня могут узнать, Джон. Лучше остаться в таком виде, чем  подвергать
себя риску.
     - Тогда все покупки придется делать мне! - вздохнул сэр Мармадьюк.
     - Бедняжка  Джон! -  в  свою очередь вздохнула она,  но  на  щеках  уже
заиграли  озорные  ямочки. - И в довершение ко всему тебе  хочется пить! Так
что иди и покупай, что хочешь. Можешь не торопиться, я буду ждать тебя среди
тех деревьев. А вот мой кошелек, Джон.
     - Оставь его себе, дитя мое.
     - И, Джон, если  уже оно  должно быть цветным, то пускай будет голубым.
Магазин модистки расположен напротив постоялого двора "Ангел".
     - Модистка! - в ужасе воскликнул сэр Мармадьюк и удалился.

        "Глава XI,"
     в которой сэр Мармадьюк делает покупки

     Петворт  оказался маленьким и тихим городком, погруженным  в полуденную
дрему.  Его узкие улочки  с булыжными мостовыми сонно  отзывались на ленивый
звук шагов и громыханье колес, а из тенистых двориков и  полумрака трактиров
доносился гул людских голосов; здесь похоже  не ведали, что такое суматоха и
спешка; время  в  Петворте шествовало весьма неторопливой поступью. Да,  это
был маленький, уютный и удивительно сонный городок, старый, опрятный и очень
мирный.
     Но  сэр  Мармадьюк,  гонимый  жаждой,  не обращал никакого  внимания на
прелести Петворта. Пока он шел по залитым солнцем улицам, перед его  глазами
назойливо  маячила одна-единственная картина -  чудный  запотевший стакан  с
ледяной  прозрачной  водой, не с вином,  терпким и ароматным, не с  призывно
пенящимся  пивом,  а  с   обычной   родниковой  водой.   Жажда   становилась
невыносимой,  сэр Мармадьюк уже почти бежал, когда  наконец  углядел вывеску
"Ангел", украшавшую  старое замшелое здание, двери которого  были приветливо
распахнуты.
     Сэр Мармадьюк ворвался в  темное чрево  пивной.  На первый взгляд здесь
было совершенно пусто, но где-то в глубине слышался гул людских голосов.  На
фоне      глухого     неразборчивого      бормотания     выделялись      два
пронзительно-возбужденных голоса:
     - ...кровавое убийство, говорю я тебе!
     - И в нем замешана женщина, Господи помилуй!
     - Ну, по-твоему всегда и во всем замешана женщина.
     - Да уж! Все дело в них, иначе и быть не может.
     -  Особенно, если  речь  идет об эсквайре Брендише!  Вот  уж кто  любил
побегать за юбками!
     -  Да,  а теперь  он мертв, не  живее вот этой колоды. А ведь только на
прошлой неделе я видел его здесь, в Петворте.
     - Да, был он здесь, я собственными руками наливал ему доброго эля...
     Тут  сэр Мармадьюк громко постучал по прилавку. Вскоре появился грузный
хозяин  в  фартуке и  рубахе с  закатанными рукавами. Он наполнил  кружку  и
поставил ее перед джентльменом. Качая  головой,  трактирщик сощурил  совиные
глаза.
     - Ох, сэр! Не знаю, куда мы катимся!
     - В самом деле?  - спросил  Мармадьюк, не сводя вожделенного  взгляда с
кружки.
     -  Да, сэр,  не  знаю. Вы,  может, не слыхали  еще  новость, но  вскоре
услышите.
     - Услышу?
     - Да, услышите! - зловеще кивнул головой трактирщик.
     Сэр  Мармадьюк  благоговейно поднял  кружку и жадно приник  к  ней,  не
отрывая взгляда от  лица хозяина. Того  прямо распирало от  желания сообщить
ужаснейшую новость.
     - Я сам  услышал об этом всего десять минут  назад, и, сэр, у меня  все
внутри  так и трясется,  так  и трясется,  -  и  огромное брюхо  трактирщика
заколыхалось в подтверждение его слов.
     - А?  - вопросительно воскликнул сэр  Мармадьюк, со вздохом  облегчения
ставя кружку  на прилавок.  -  А почему  это у  вас внутри все  трясется?  -
спросил он, с подозрением наблюдая за хозяйским брюхом.
     -  Трясется,  потому как у меня там есть  кишки, - доверительно сообщил
трактирщик.
     - Вот как? - изумленно спросил сэр Мармадьюк
     - Да, есть, - важно подтвердил трактирщик.
     - Но почему ваши внутренности вдруг так взволновались?
     - Да потому как новость эта любого человека до  костей проберет, от нее
кровь в  жилах стынет, а  кишки  так и трясутся,  так  и трясутся.  -  Брюхо
заколыхалось еще энергичнее, сэр Мармадьюк опасливо отодвинулся.
     - Боже мой! - воскликнул он в совершеннейшем ужасе. - Так что же это за
новость?
     Хозяин  прикрыл  совиные  глаза,  затем  резко  распахнул,  громогласно
откашлялся и оглушительно зашептал:
     - Кровавое  убийство, сэр!  И совсем рядом, не  далее, как в пятнадцати
милях отсюда. Убит джентльмен, которого я хорошо знал.
     - Что  вы говорите? -  зашипел в  ответ сэр Мармадьюк.  - Расскажите же
поподробнее.
     - Так вот, сэр, убит эсквайр Брендиш. Горло у него перерезано от уха до
уха,  голова прострелена, и в придачу ко всему он  мертв, сэр! Мертв! А ведь
только на прошлой неделе он,  бедняга, был  здесь, стоял на том самом месте,
где вы сейчас стоите, сэр, - Мармадьюк испуганно ойкнул, - а теперь он убит!
И убит неизвестным!
     -  Бог  мой! - Сэр  Мармадьюк схватил кружку и вылил в  себя  последние
капли  жидкости.  -  И  нет  никаких  улик,  никаких  следов?  Ведь кого-то,
наверное, подозревают?
     -  Поговаривают,  сэр,  о женщине,  она  исчезла,  сэр, но  гонятся-то,
конечно же, за мужчиной.
     - Мужчиной?
     -  Да,  сэр,  ищут  молодого  повесу из  Лондона,  того,  что  накануне
поссорился с несчастным и тоже исчез, но...
     - Но?
     - Но, сэр, хотя джентльмен этот и исчез, он оставил рядом  с телом свой
хлыст, и по нему, конечно же, найдут злодея.
     - Вы сказали молодой повеса?
     - Да, так поговаривают, сэр,  из  тех расфуфыренных щеголей,  настоящий
светский лев, сэр.
     - И он оставил хлыст?
     - Да, сэр, рядом с обезображенным телом.
     - Так, наверное, он и есть убийца.
     - Все  так  и полагают, сэр, и за ним уже снарядили погоню, все  дороги
под наблюдением, и в эту минуту должны отправить депешу в Лондон, сэр.
     - Ну тогда его быстро поймают.
     -  Не сомневайтесь,  сэр,  непременно поймают и  повесят!  Вздернут  на
виселице!  И,  надеюсь,  предварительно  вымажут  дегтем  для острастки всех
прочих негодяев!
     -  Именно так! - энергично согласился сэр Мармадьюк. Убедившись, что  в
кружке   больше   не  осталось   ни  капли,  он  расплатился,  попрощался  с
разговорчивым хозяином пивной и вышел на залитую утренним солнцем улицу.
     Он  старался  по-прежнему  идти  обычным  шагом,  не  оглядываясь и  не
озираясь  по сторонам.  Но,  заслышав за  собой быстрые шаги, он замер перед
витриной,  сделав вид, что  упоенно созерцает ее содержимое. Человек  прошел
мимо, а сэр Мармадьюк вдруг осознал, что смотрит на вывеску, гласящую:

     АРТУР МОСЛИ
     КАЧЕСТВЕННАЯ СТРИЖКА
     БЕЗБОЛЕЗНЕННОЕ БРИТЬЕ

     В  центре витрины, в  окружении  париков,  шиньонов и  накладных  волос
всевозможных  оттенков  высилась  восковая голова  анемичного джентльмена  с
выпученными тусклыми  глазами, его безжизненное лицо резко контрастировало с
буйной  жгуче-черной  шевелюрой  и   столь  же   черными  бакенбардами.  Сэр
Мармадьюк, вдоволь  налюбовавшись  сим  произведением  цирюльного искусства,
решительно открыл дверь и шагнул внутрь. Там  восседал хозяин, как две капли
похожий  на своего  воскового  манекена  -  те  же  выпученные глаза, та  же
анемичная бледность, те же роскошные бакенбарды и  шевелюра, чье великолепие
свидетельствовала о неустанной заботе о себе ее обладателя.
     Хозяин  внимательно  выслушал  джентльмена,  при  этом  его  бакенбарды
возмущенно встопорщились, а глаза еще больше вылезли из своих орбит.
     - Как  сэр, вы хотите, чтобы я убрал их?  Это невозможно! -  в отчаянии
вскричал он и беспокойно коснулся ухоженных украшений своих собственных щек.
- Вы действительно хотите сбрить такие прекрасные...
     - Да! И еще я хочу, чтобы вы подстригли меня как можно короче!
     - Слушаюсь, сэр! Очень хорошо, сэр! Но,  сэр, ведь бакенбарды... они же
так украшают  вас, придают вашему  лицу  такое  благородство. Мне доводилось
стричь очень высокородных клиентов, средь них даже был один граф, но никогда
еще я не видел столь безукоризненных, столь  совершенных бакенбард!  О, сэр,
подумайте о женщинах, ничто так не привлекает прекрасный пол, как...
     Тут речь  цирюльника была прервана гневным взглядом джентльмена. Хозяин
оскорбленно  замолк,  усадил  сэра Мармадьюка в  кресло  и  начал  орудовать
расческой и ножницами, помазком и бритвой.
     Через несколько минут от  великолепных кудрей нашего героя остался лишь
короткий ежик. Сэр  Мармадьюк  задумчиво провел по  гладко выбритым  щекам и
взглянул на  себя в  зеркало.  Цирюльник, не переставая замогильно вздыхать,
покачал головой.
     - Это были  самые лучшие в мире бакенбарды,  сэр! Они  радовали женские
глаза и согревали женские сердца, а теперь все кончено, сэр! Все кончено!
     -  Мне нужна  бритва,  -  сказал  сэр Мармадьюк,  критично  изучая свое
отражение.
     Хмурое лицо цирюльника несколько просветлело.
     - Конечно, сэр. А может, лучше две?
     Сэр Мармадьюк кивнул.
     -  Значит две, сэр. Надо признать -  вы и в таком виде  не так уж плохо
выглядите, глядишь не все потеряно. А мыло? Вам потребуются мыло и помазок?
     Сэр Мармадьюк снова молча кивнул.
     -  Даже самые лучшее лезвие может затупиться, так что вам  пригодится и
бритвенный ремень, сэр.
     Сэр Мармадьюк кивнул.
     -  Вот  и ремень,  сэр!  Должен  вам  сказать,  сэр,  вы  так выглядите
значительно  моложе.  Итак,  лезвия, мыло,  помазок, ремень,  я сложу  все в
мешок, сэр, что бы вам было удобнее нести...
     - Нет,  - прервал  его джентльмен, - мне  еще нужна щетка  для  волос и
гребень.
     - Безусловно, сэр! Щетка и гребень, конечно же! А вот сейчас, когда  вы
повернулись, сэр,  и  солнце  осветило ваше  лицо  немного иначе, вас  можно
принять за  вашего же  собственного сына. Просто  невероятно!  Вот  щетка  и
гребень! Тогда, может присовокупить еще и бутылочку медвежьего сала?
     - Спасибо, нет!
     - Нет!  -  воскликнул цирюльник.  - Никакого  медвежьего сала! Хотя, по
правде  говоря, бакенбарды нынче в моде,  сэр!  Джентльмен без бакенбард все
равно, что цветок без запаха, а вы расстались с украшением, которое могло бы
облагородить лицо любого представителя самых высших кругов, сэр, -  герцога,
графа, маркиза или баронета! Лезвия, помазок, мыло, ремень,  щетка, гребень,
все это кладем в мешочек, и никакого медвежьего сала! Это все, сэр?
     - Абсолютно! - ответил сэр Мармадьюк и вытащил кошелек.
     - Премного благодарен, сэр, и счастливого вам дня, сэр!
     Оказавшись на  пустынной улице, наш герой еще больше ощутил перемену  в
собственной  внешности. Он шагал мимо витрин,  бросая косые  взгляды на свое
отражение,   пока   его   внимание   не   привлекла   вывеска,  на   которой
незамысловатыми буквами было выведено:

     МИСС И МИСС БЛАЙТ

     Это был уютный магазинчик, притулившийся в тенистом уголке,  скромный и
опрятный. Витрина очаровывала соблазнительным многообразием деталей женского
туалета, стыдливо  прятавших свое предназначение за  пеной  кружев и оборок.
(Сэру Мармадьюку такое оформление витрины показалось несколько  неуместным.)
Рядом выстроилась целая шеренга модных шляпок. Шляпки  с высокими тульями, с
низкими тульями, с широкими полями, с узкими полями, шляпки вовсе без полей,
а за ними, в глубине витрины теснились платья всевозможных цветов и фасонов.
     Сэр  Мармадьюк  подозрительно огляделся  по сторонам,  решительно  сжал
кулаки и шагнул в  полумрак магазина, где тут  же столкнулся с высокой тощей
леди. Леди решительно преградила ему путь, из-за  ее  спины выглядывала дама
более пухлая и менее долговязая.
     Сэр Мармадьюк снял шляпу и обольстительно улыбнулся.
     - Что вы хотите, сэр? - сурово спросила тощая леди.
     - Мадам, - понизив голос, начал наш герой, - мне нужно платье.
     Толстушка  за спиной  тощей  леди  хихикнула,  фигура  же  ее костлявой
напарницы словно пополнилась еще добрым десятком  костей, локти и подбородок
словно стали еще длиннее.
     - Что вы  имеете в виду, сэр? - сердито воскликнула  тощая леди, окинув
нашего героя холодным взглядом давно почившей  селедки.  - Что  вы  имеете в
виду, сэр, позвольте вас спросить?
     - Платье, мадам. А также шляпку.
     - Может, все-таки сюртук и бриджи, сэр?
     - О, сестра, не ... - пухлая леди залилась тонким смехом.
     -  Розамунда,  держи себя в руках! А вам,  сэр, следует пройти в  лавку
напротив.  Желаю удачи,  сэр!  - С  этими  словами  костлявая  леди  сделала
глубокий реверанс.
     Сэр Мармадьюк улыбнулся еще обольстительней. Затем не обращая  внимания
на  хозяек лавки,  он  извлек  из  карман монокль  и поднеся его к глазу,  с
глубоким интересом начал изучать выставленный на продажу товар.
     -  Платье, мадам,  - не глядя на старшую мисс  Блайт,  повторил  он,  -
голубое или розовое, с рисунком или без, а также шляпку и  прочие мелочи для
молодой леди. И еще темный плащ с капюшоном.
     Костлявая  мисс Блайт  сложила руки  на  груди,  вздернула подбородок и
издала громкое и презрительное фырканье.
     Сэр Мармадьюк невозмутимо указал на платье из голубого муслина с тонким
рисунком по подолу:
     - Думаю, вот это подойдет - эти кружева и оборки просто восхитительны.
     Мисс Блайт хмыкнула, а ее пухлая сестра, уткнув лицо в цветастую ночную
сорочку, которую схватила с прилавка,  давилась от смеха,  издавая  странное
бульканье.
     - Это платье, сэр,  -  бесстрастно сообщила мисс Блайт, -  стоит четыре
гинеи!
     - Будьте так добры, мадам, заверните мне его.
     - Розамунда! - приказала мисс Блайт. - Обслужи господина.
     -  Так как насчет шляпки?  - задумчиво спросил  сэр  Мармадьюк,  сквозь
монокль оглядывая  прилавок, - что-нибудь  с широкими полями,  но не слишком
бросающееся в глаза...
     - Вот,  сэр, -  младшая мисс Блайт улыбнулась всеми  своими ямочками, -
как раз для молодой и хорошенькой леди, очень подходит к платью.
     - Восхитительно! Беру...
     - Новая модель, сэр! - сурово возвестила старшая мисс Блайт, - Тридцать
семь шиллингов и шесть пенсов.
     - Не сочтите за труд завернуть..
     - Невозможно, сэр! Шляпки хранятся в картонках.
     - Картонки, мадам, весьма неудобны...
     - Картонка и никаких разговоров, сэр! Розамунда, обслужи господина.
     Покончив  с покупками, сэр  Мармадьюк  поклонился  и удалился.  Правда,
величественность нашего джентльмена  потускнела из-за странной  ноши в  виде
шляпной картонки, которая  так и норовила выскользнуть из рук и плюхнуться в
пыль. И  вот,  когда сэр  Мармадьюк  в  очередной  раз подхватывал  падающую
шляпную  картонку,  его взгляд остановился на длинном  пальто грубой шерсти.
Этот,  совершенно  несоответствующий  сезону  предмет,  красовался  в темной
витрине  обшарпанной  лавки. У  прилавка,  облокотившись  о  стойку,  сидел,
скрестив  ноги, высохший  старик весьма  злобного  вида и  свирепо  орудовал
иголкой и наперстком.
     - Это пальто... - начал сэр Мармадьюк, появляясь в дверях магазина.
     -  Два  фунта! - рявкнул старик, яростно  сверкнув на посетителя поверх
роговых очков.
     - Я покупаю его.
     - Покажите деньги!
     Сэр Мармадьюк безропотно  исполнил требование. Он  выбрал себе еще пару
подержанных  ботинок  (весьма неприглядных на вид,  но  довольно удобных), а
также кое-какие мелочи. Закончив, он  приказал завернуть  все, кроме пальто,
которое решительно надел на себя.
     - Вы собираетесь носить  его сейчас? - изумленно спросил старик, возясь
с бумагой и веревкой.
     - Так легче будет нести!
     - Разумеется.  но  глядя на вас, я сам исхожу  потом. Да  еще эти  ваши
свертки!
     - Ничего, справлюсь... - Но  тут шляпная  картонка вновь  проявила свой
норов.
     - Да уж куда вам! Я могу прислать вам все это на дом.
     - Спасибо, не стоит.
     - Тогда вот вам мой  совет, - все так же нелюбезно предложил хозяин,  -
возьмите тележку.
     -  До свидания! -  Сэр Мармадьюк  неуклюже  протиснулся со всеми своими
многочисленными пакетами на улицу.
     В следующей лавке он купил дорожный мешок, набил его купленным скарбом,
и перекинув через плечо, пустился в обратный путь, взметая  за  собой  клубы
пыли.

        "Глава XII,"
     посвященная, главным образом, платью и шляпке

     Наконец  сэр Мармадьюк  со всем  своим  грузом  выбрался  из  Петворта.
Свернув  на  поросшую травой  тропинку, он направился  к тому месту, где Ева
назначила ему встречу.
     Солнце пекло все сильней и сильней, пакеты становились все тяжелее, наш
герой, совершенно  непривычный к  поклаже более обременительной, чем трость,
еле справлялся с обязанностями носильщика, тем не менее , несмотря на жару и
сопротивление  шляпной картонки, он скорымм шагом отмерял отделяющее его  от
Евы  расстояние.  Несмотря  на  быстрый  шаг,  он двигался все-таки довольно
медленно, потому что приходилось  бороться,  как с дурным характером шляпной
картонки, так  и  с неудобным  заплечным  мешком.  А солнце  палило нещадно!
Шерстяное пальто сковывало движения. По лицу струился пот, который наш герой
не  в состоянии  был  оттереть, поскольку  руки  его  были  заняты.  Надо ли
удивляться, что привычное для него состояние безмятежности было нарушено. Да
еще в какой-то момент дорогу преградила довольно высокая живая изгородь.
     Сэр  Мармадьюк в  сердцах  чертыхнулся,  опустил  поклажу на  землю,  с
наслаждением вытер пот и достал часы. Два пополудни!  Она ждет  его  уже два
часа! Целую вечность!
     Перекинув через изгородь  мешок и картонку,  он перелез  сам, подхватил
свою поклажу и решительно продолжил путь.
     Тропинка,  по которой он шел, петляла то туда, то сюда, с  точки зрения
сэра  Мармадьюка без всякого  смысла, пока  наконец  не  нырнула а  тенистую
рощицу.  Сэр Мармадьюк  ступил в  благодатную  тень  коровника, стоящего  на
опушке  рощи, когда  картонка решительно вырвалась из его  объятий, и весело
подпрыгивая,  покатилась  в сторону  упомянутого  сооружения. Сэр  Мармадьюк
бросился в погоню. Пузатый  мешок, воспользовавшись  моментом, развязался, и
многочисленные  свертки  и пакеты,  обретя  свободу,  устремились  вслед  за
шляпной картонкой, которая попрыгав на ухабах  тропинки, спокойно закатилась
в  приоткрытую дверь  коровника. Сэр  Мармадьюк бросил  оставшиеся пакеты на
землю, вытер лицо,  и,  неистово  ругаясь,  подобрал рассыпавшиеся свертки и
нырнул вслед за непокорной шляпной картонкой в открытую дверь коровника.
     Это  было заброшенное  место,  которое,  судя по  всему, уже  давно  не
использовалось  по  назначению. В одном углу лежала  куча полуразложившегося
навоза,  в  другом валялись  ржавые вилы.  Сэр  Мармадьюк  огляделся  и снял
пальто. Сквозь щели в стенах и крыше проникали солнечные лучи, кое-где крыша
провалилась,  словом в этом  старом коровнике царили запустение и разруха. О
лучшем  убежище  нельзя  было  и мечтать.  Сэр  Мармадьюк  развязал один  из
пакетов.
     И вскоре  из старого коровника  вышел Джон Гоббс собственной  персоной,
одетый как крестьянин  - потертая шляпа  с мягкими  полями,  пестрый  шейный
платок,  шерстяные  чулки,  вельветовые штаны и  грубые  башмаки на  толстой
подошве,  а  где-то  там,  под  грудой старого  навоза  покоилась  дорогая и
элегантная  одежда,  облачавшая  величественную  фигуру   того,  кто  прежде
именовался сэром Мармадьюком Энтони Эшли Вэйн-Темперли.
     -  Вот   так-то   лучше!  -   промолвил  Джон  Гоббс  и   оглядел  свое
непритязательное одеяние, совершенно не сознавая, что старый и грубый костюм
не скрывает тонкие орлиные  черты его лица, изящество длинных, не приученных
к труду пальцев и величавую осанку, а, наоборот, контрастирует с ними.
     Подхватив оставшиеся  пакеты и  злополучную шляпную  картонку, он снова
отправился в путь, а  поскольку  смекн