ул, что еще лучшего эффекта маскировки
достигнет, изменив походку и осанку, то  начал подволакивать ноги и сутулить
плечи.
     Наконец  он  добрался  до  леса  и  углубился  в  заросли,  то  и  дело
останавливаясь и оглядываясь по сторонам. Евы-Энн нигде  не было видно.  Дул
легкий  ветерок, наполнявший лес  едва уловимым  шелестом листвы, похожим на
крадущиеся  шаги.  Но  сэр  Мармадьюк, как  и  положено  герою, старался  не
обращать на него  внимания  и  рыскал  туда-сюда по зарослям,  пока,  вконец
утомившись,  не  остановился   передохнуть.   В   голове   у   него  стучала
одна-единственная мысль:  Ева-Энн  исчезла!  Вот тут  сэра Мармадьюка  объял
страх, и, отбросив в  сторону  поклажу, он начал дюйм за  дюймом прочесывать
небольшую, но густую рощицу. Тщетно. Тревога его росла,  сменившись паникой,
в  отчаянии  он,  забыв  об  осторожности,  громко позвал  девушку по имени.
Ответом был легкий шорох листвы. Ветерок овевал его  разгоряченное лицо. Сэр
Мармадьюк остановился в  растерянности. Вдруг за спиной треснула  ветка. Сэр
Мармадьюк  резко  обернулся  и застыл под  пристальным взглядом  двух  глаз,
следивших за ним из густых зарослей.
     - Господи, Ева-Энн, где ты была? - сурово спросил он ее.
     - Шла за тобой, Джон, подглядывала.
     - А я-то думал, что это ветер! - в сердцах  воскликнул  сэр Мармадьюк и
устало опустился на  поваленный ствол  дерева.  Вытащил  из кармана  носовой
платок  невообразимой  расцветки,  с отвращением взглянул на него, но пот со
лба все-таки вытер. Ева наблюдала за ним со все возрастающим изумлением.
     - Пряталась! Подглядывала! А тревожусь, что с тобой случилось?
     -  Я тоже  боялась, Джон,  потому и спряталась.  Я  тебя  не узнала! Ты
ужасно изменился.
     - Ужасно? - обеспокоенно переспросил он.
     - Эта грубая одежда! Если бы не лицо, я приняла бы тебя за крестьянина.
     - В  самом деле? -  он провел рукой по выбритой щеке. - А я-то полагал,
что перемены в моей внешности тебе понравится.
     - Так и есть, Джон, ты выглядишь сейчас гораздо моложе!
     - Неужели? - несколько опечаленно спросил он.
     -  Я имею в виду, - пояснила девушка, - что у меня такое чувство, будто
на меня глазами Джона Гоббса смотрит молодой человек. Такое ощущение, словно
рот и нос у тебя изменились, а подбородок стал крупнее и решительнее. Теперь
мне понятно, почему тебя слушаются люди. Джон, ты мне  нравишься даже в этой
грубой одежде!
     - Ты мне  напомнила, - он поднялся, -  тебе  ведь  тоже следует сменить
наряд. Вот шляпка и платье.
     - Шляпка!
     - Но  собственно, где все остальное? До  леса, насколько я помню, я все
донес, но потом, наверное. где-то обронил.
     - Ты бросил какие-то пакеты, Джон, вон в тех зарослях.
     - Так значит ты все это время следила за мной? - спросил он с упреком.
     - Да, Джон. А платье какого цвета? Голубое?!
     - Да, с рисунком.
     - Покажи же, Джон!
     За кучей  хвороста они  отыскали  многочисленные  порядком  потрепанные
пакеты.
     -  Вот, - сообщил сэр Мармадьюк, извлекая из  колючего кустарника нечто
невообразимое, - это, я полагаю, шляпная картонка.
     - У нее весьма помятый вид, Джон.
     - Еще бы!  - в  сердцах воскликнул джентльмен, - иначе и быть не могло,
ибо это самая беспокойная и своенравная  картонка, с которой когда-либо имел
дело человек.
     Ева присела на траву, положила сплющенную коробку на колени и принялась
развязывать веревки и снимать обертки, руки ее дрожали.
     -  О! - прошептала она, увидев содержимое злополучной картонки,  -  это
чудесно!
     - И похоже,  на ней  совсем  не сказался ее злобный нрав, что и в самом
деле чудесно.
     - Но я ... я никогда не смогу носить ее, Джон!
     - Почему же, Ева-Энн?
     -  Она  так прекрасна! Так элегантна! Такую  шляпку может надеть только
очень богатая и важная дама...
     - Вот  именно! - кивнул джентльмен,  - потому-то я выбрал  ее. Надеюсь,
она будет тебе к лицу.
     - Но, Джон, я всего лишь Ева Эш и...
     - Вот именно!
     - Но путешествовать по полям и лесам в такой шляпке...
     - Ты можешь прикрыть ее капюшоном.
     - Капюшоном, Джон?!
     - Конечно!  Где-то здесь имеется  плащ с  капюшоном.  Но сначала  давай
откроем эту коробку и взглянем на твое платье.
     Затаив дыхание, девушка наблюдала, как сэр Мармадьюк разыскивает нужный
сверток. Ее глаза загорелись, щеки раскраснелись, губы затрепетали, и оттого
она показалась ему еще прекраснее. И вот элегантное платье с многочисленными
складками и кружевами было извлечено и во  всем своем блеске предстало взору
новой владелицы.
     - О! - вырвался у Евы возглас восторга. - О Джон, это похоже на сон!
     - Насколько я понимаю, этот сон именуется готовым платьем.
     - Я иногда мечтала именно о таком платье... Мои мечты всегда так мирски
и тщеславны, но...
     - А  теперь,  дитя мое,  тебе  следует пойти  и переодеться,  а я  пока
позабочусь об обеде.
     - Я не голодна, Джон!
     - Ветчина и говядина, хлеб, масло и бутылка легкого вина.
     - Но, Джон...
     - Ева-Энн, пойди и переоденься!
     - Хорошо, Джон, но зеркало...
     -  Зеркало  я   тоже  купил,  поскольку  всегда  держу  свое  слово!  -
провозгласил сэр Мармадьюк поднял мешок и вытряхнул его содержимое на траву.
     Но  вместо многочисленных  мелочей из мешка  выкатился  один  слипшийся
жирный комок. Сэр Мармадьюк в ужасе отпрянул, а Ева с отвращением  взглянула
на  то, что когда-то было вилками, ножами, штопором  и прочими  необходимыми
вещицами.
     - О, Джон! - Ева укоризненно покачала головой, - масло растаяло...
     - Да... - растерянно отозвался наш герой, наблюдая как девушка пытается
отделить две  ложки от бесформенного  нечто, прежде  называвшееся  сливочным
маслом.
     - Так нельзя обращаться с маслом, Джон.
     - Уже понял!  Бакалейщик не потрудился упаковать его  как следует и вот
результат... Выбрось же эту мерзость!
     - Ну нет, это слишком расточительно.
     - Но с ним уже ничего нельзя поделать...
     - Ну почему  же,  в тени масло остынет и снова затвердеет. Очень мило с
твоей  стороны, что ты  не забыл  о зеркальце,  Джон.  Да и все эти вещи так
чудесны  и, наверное, так дороги!  Они слишком великолепны и нарядны,  чтобы
разгуливать в них среди полей и лесов.
     - Если тебе не хочется, можешь не надевать.
     - Но если тебе будет приятно, я...
     - Ева-Энн, хватит разговоров! Немедленно ступай переодеваться!
     - Хорошо, Джон. - И девушка скрылась в зарослях.
     Оставшись  в  одиночестве, сэр  Мармадьюк  решил  обдумать ситуацию,  в
которой они оказались. Что дальше? Этот вопрос молотом стучал  в его голове.
Сломанная  трость -  серьезная  улика.  Кто может  свидетельствовать  в  его
пользу? Кто может  подтвердить его невиновность? Никто! Напротив, все знали,
что  он собирался драться с Брендишем и направился на место поединка с целью
обменяться со своим противником выстрелами. Так что положение крайне опасное
и угрожающее. И все-таки наш герой нисколько не  жалел о своем дон-кихотском
поступке. Его жизнь так резко изменилась, она вдруг обрела смысл, и, окажись
сэр Мармадьюк в подобных обстоятельствах еще раз, он не задумываясь поступил
бы точно также.
     Теперь, сидя в приятной  тени, он  прислонился к дереву и, насвистывая,
открыл блокнот и записал следующее:

     Примерное расстояние до Лондона - около 60 миль.
     Время,  необходимое на преодоление этого пути  пешком - от 4 до 40 дней
(принимая во внимание погоду, обстоятельства и Еву-Энн).
     Следует купить:
     котелок;
     приправы;
     еще одну пару прочных туфлей для Евы;
     то же самое для себя;
     крепкую, но легкую трость с железным наконечником;
     кровать, матрац и т.п. для Евы;
     то же самое для себя;
     легкую палатку (для Евы);
     складной табурет (для Евы);
     ведро;
     чайник;
     топор;
     сильную лошадь или пони.

     Он   удовлетворенно  перечитал  список,  припоминая,   что   еще  может
пригодиться  в  дороге. Но тут послышался  шелест,  и  сэр  Мармадьюк поднял
взгляд.
     - Ева! - воскликнул он. - Ева-Энн!
     Она  застенчиво взглянула  на него  из-под полей  новой шляпки. Девушка
выглядела просто  прелестно, изящное платье лишь подчеркивало достоинства ее
фигуры, от которой исходила  энергия юной женственности. Встретившись с  его
восхищенным взглядом, Ева отвернулась и спрятала лицо в ладонях.
     - О, Джон, - прошептала она, - почему ты так смотришь на меня?
     - Прости,  дитя мое, - он  не мог отвести от нее глаз,  - но  это такое
чудесное превращение!
     - Правда, Джон?
     - Без сомнений!
     -  В самом деле, - вздохнула она, - я чувствую себя в этом наряде такой
грешницей! Я знаю, мне не  следует забываться, но  эти  вещи так  прекрасны,
что... Они  мне  нравятся,  Джон,  увы! Я  тщеславна!  Как  ты  думаешь  эта
изысканная одежда способна изменить сердце и душу вместе с внешностью?
     - Иногда такое случается, Ева, но это не твой случай.
     - А теперь скажи мне правду, Джон, мне идет этот наряд?
     - Да, - с улыбкой ответил он. - Конечно, да.
     Она  наклонила   голову  и  робко  осмотрела  себя,  сэр  Мармадьюк   с
восхищением любовался,  как кокетливость шляпки и  платья оттеняют природную
скромность девушки. - Мне все кажется, что это не я, Джон, - тихо прошептала
Ева-Энн, - а какая-то важная дама, которая сроду не  доила коров и не знает,
как выглядит сбивалка для масла. Мне кажется, что изменилась не только я, но
весь мир вокруг, даже ты, Джон! - Потому что я глазею на тебя? Прости меня.
     Сэр Мармадьюк как-то странно рассмеялся и отвернулся. - Я полагаю, ваша
милость  проголодалась? - спросил он  подобострастно. - Присаживайтесь. - На
траву?!  - испуганно воскликнула девушка. - Но я  ведь испачкаю это чудесное
платье! - На  мое пальто, сударыня. Если ты нарежешь хлеб, я...  Ох! Я забыл
про  соль и перец!  Старый дурак!  - Зато не  забыл про  зеркало, Джон! Да и
зачем соль тому, кто действительно голоден?
     Они принялись за еду, и  она им показалась восхитительной даже без соли
и перца. А пока они ели, между ними произошел следующий разговор.
     Ева. Интересно, скоро ли мы доберемся до Лондона?
     Сэр Мармадьюк. Меня этот вопрос тоже занимает. Хочешь еще говядины?
     Ева. Нет спасибо. А далеко до Лондона?
     Сэр Мармадьюк. Довольно прилично.
     Ева (мечтательно). Ты там часто бываешь, Джон?
     Сэр Мармадьюк (весьма решительно). Нет!
     Ева. Но почему?
     Сэр  Мармадьюк.  Я  предпочитаю  сельское  уединение. Однако,  если  мы
постараемся, то доберемся до Лондона за четыре-пять дней.
     Ева (тихо). О! Так скоро!
     Сэр  Мармадьюк. Я сказал, если постараемся...  Нельзя ли попросить тебя
отрезать еще один кусочек этого замечательного хлеба?
     Ева  (склонившись над  караваем). Я  не могу  идти  все  время  в  этом
прекрасном платье, Джон.
     Сэр Мармадьюк. Ерунда, Ева. Так тебе очень  хочется поскорее  попасть в
Лондон?
     Ева. Нет, Джон, уже не очень.
     Сэр Мармадьюк. А как же Воксхолл?
     Ева. Не такое уж это и счастье - увидеть Воксхолл.
     Сэр Мармадьюк. Отчего такая перемена, дитя мое?
     Ева. Я... я поняла, что, как и ты, предпочитаю сельское уединение.
     Сэр Мармадьюк. Так значит, ты будешь не против, если мы вдвоем побродим
по безлюдным сельским краям?
     Ева (подняв на него сияющие глаза). Нет, Джон!
     Сэр Мармадьюк. Тогда нам следует поскорее раздобыть лошадь.
     Ева (изумленно). Лошадь?
     Сэр Мармадьюк. Она понесет твою палатку, дитя мое.
     Ева. Но у нас нет никакой палатки, Джон.
     Сэр  Мармадьюк.  Именно поэтому  ее необходимо немедленно приобрести. А
кроме  того нам нужны  котелок и  еще целая куча других крайне необходимых в
дороге вещей. Поэтому нам и пригодится лошадь.
     Девушка внезапно расхохоталась и столь же внезапно опять посерьезнела.
     - Ах, Джон, - вздохнула она, - мой добрый друг Джон,  ты так внимателен
и добр ко мне.
     -  Ева-Энн, -  беспечно откликнулся наш герой, - истина состоит  в том,
что я  ненавижу таскать на себе тяжелую поклажу, такую, как, например,  этот
мешок.
     - Его могу понести я, Джон. И палатка мне совсем не нужна.
     - Может и так, но с ней все же будет гораздо удобнее.
     - Ты самый настоящий друг, Джон, если бы я была твоей...
     - Ты бы понесла мой мешок?
     - Я бы получше узнала тебя,  Джон, мне так хочется  делить с  тобой все
твои  тревоги и  радости.  Твой взгляд часто бывает  так печален, и меня это
очень огорчает. Что тебя печалит, Джон?
     - Я сам.
     - Ах, Джон, не смейся надо мной.
     - Боже упаси! Я и есть основная причина собственного беспокойства, дитя
мое.  Я  привык винить  всех и вся вокруг:  обстоятельства, друзей,  врагов,
всех, кроме самого себя, но эта черта вообще свойственна людям.
     - Может, ты влюблен, Джон? И любовь твоя безответна?
     - Нет-нет, от этой беды я, к счастью, избавлен.
     - А ты когда-нибудь любил, Джон?
     Сэр  Мармадьюк  вздрогнул,  бросил хмурый  взгляд  на нож,  пальцы  его
судорожно сжали рукоятку,  но в следующее мгновение он поднял глаза и прочел
во взгляде девушки такую нежность, что на  какое-то время привычная холодная
сдержанность покинула его.
     - Да, однажды. Это было много лет назад, я был молод, а она еще моложе,
совсем девочка. Мы собирались пожениться,  но в  день свадьбы она  сбежала с
тем, кого я считал своим лучшим другом. На том все и кончилось.
     - О,  как это жестоко и подло!  - воскликнула  девушка, ее  серые глаза
сверкнули неистовым огнем. - Бессердечное, жестокое создание!
     -  Скорее бедное и несчастное! -  покачал  головой сэр Мармадьюк. -  Ее
счастье  длилось  недолго, она  умерла через  год, в  одиночестве и  крайней
нужде.
     - А что случилось с тем, кто повинен в этом зле?
     -  Он  жив и здоров. Я не смог его  разыскать, хотя потратил на  поиски
долгие годы.
     - Он заслуживает смерти! - процедила Ева сквозь зубы.
     - Наверное, дитя мое.
     - И все же хорошо, что ты не нашел его, ведь возмездие - это дело Бога.
Быть может, человек этот раскаялся в своем грехе.
     - Быть может, дитя мое.
     - И больше ты никогда не любил, Джон?
     - Нет,  и никогда никого уже не полюблю. Сердце мое холодно, оно умерло
двадцать лет назад.
     - Ты так уверен, Джон?
     - Абсолютно!
     - Разве может сердце умереть? Нет, я не верю!
     - В этом я уверен, как ни в чем другом, дитя мое. А теперь, поскольку я
доел последнюю корку, нам пора отправляться в путь.

        "Глава XIII,"
     в которой речь пойдет о деревянном сарае и ночных страхах

     Ночь  застигла  путников  в  дикой и  пустынной местности.  Они  устало
поднимались  по нескончаемому  склону, лишенному какой-либо  растительности,
которая могла  бы послужить укрытием. В лицо бил яростный ветер, а проливной
дождь хлестал из бушующей тьмы так сильно, что в какой-то момент наши герои,
не  сговариваясь,  остановились и, переводя дыхание,  повернулись  спиной  к
злобным ударам дождя и ветра.
     - Ох, - выдохнула Ева, съежившись и  дрожа всем телом, - это совершенно
невыносимо, Джон!
     - Да, довольно неприятно, - согласился тот.
     - Этот дождь испортит мое чудесное платье!
     - Этот дождь означает постоялый двор, дитя мое!
     - Нет-нет, Джон, только не это!
     -  Как хочешь, Ева-Энн, но мокрая трава - не самое лучшее ложе, а дождь
и ветер вряд ли послужат нам одеялом.
     - Надо найти тот сарай, о котором я тебе рассказывала.
     - Отличная  мысль!  -  сэр  Мармадьюк  с  тоской вгляделся  в  темноту,
бушующую ветром и дождем.
     - Но здесь так темно и... о Джон, я заблудилась!
     - Безусловно, дитя мое. У меня давно возникло подобное подозрение. Если
бы мы час назад вышли на ту дорогу, если бы ты послушалась меня...
     - Но мы же не вышли! - возразила Ева.
     -  А могли  бы, Ева-Энн, и  теперь  бы уже грелись у уютного камина  на
каком-нибудь постоялом дворе..
     - Но мы же не греемся! - раздраженно воскликнула девушка.
     - Мне тоже так кажется, дитя мое. Будь неладен этот ветер!
     - Дождь еще хуже, Джон. Так жаль мое чудесное платье.
     - Ты, наверное, очень устала, Ева-Энн?
     - Нет, честное слово, нет!
     - Твой голос свидетельствует о другом, дитя мое. Да и я притомился.
     -  А  я к  тому  же сбилась с пути!  - обреченно прошептала девушка.  -
Заблудилась и...
     - И я тоже заблудился, дитя мое. Ей-богу, я  до сих пор  не нашел своей
дороги, да и не имею такого желания, ну так что ж? Будь у нас палатка...
     - Но у нас ее нет, Джон!
     -  Как ты догадлива, дитя мое. Что ж, тогда нам ничего не остается, как
идти вперед. Брось свою поклажу и держись за меня.
     -  Бросить?!  Джон,  не  требуй  от меня  этого!  Там же ложки,  вилки,
полфунта масла...
     - Брось их, мы купим еще.
     - Ни за что, Джон, это грех!
     - Грех? Ты все-таки ухватись за меня покрепче, Ева-Энн.
     - Джон, твой сюртук насквозь промок.
     - И твое платье, Ева! И ноги, наверное, тоже?
     -  Конечно,  Джон, как и  твои. Больше всего  мне  жаль моих прекрасных
чулок, они уж точно пропадут.
     - Купим другие.
     - Боюсь, Джон, ты слишком расточителен.  Но  до  сих пор  я никогда  не
носила  шелковых  чулок.  Они так  приятны на  ощупь. Конечно, это греховное
тщеславие, но все  равно они  мне так нравятся, и  мне по-настоящему жаль...
Какой дождь!
     - Адская ночь! - Сэр Мармадьюк съежился под очередным  порывом  ветра и
дождя. - Такая ночь способна  убить всякую  романтику, погасить пыл юности и
привести  человека  средних лет  в  самое удрученное  состояние.  Да и  кто,
скажите на  милость, способен сохранить веру  в свою судьбу,  когда холодные
струи стекают по спине, а в сапогах вода так и хлюпает? Никто! И уж, конечно
же, не одинокий холостяк сорока пяти лет.
     -  Но ты вовсе не одинок, Джон, ведь я с тобой! - Она сжала его руку. -
Ты рад этому, Джон? Ответь мне!
     - Да, Ева... да и в то же время нет.
     - Я понимаю, что приношу  тебе лишь одно беспокойство, - вздохнула она.
- Заставляю тебе делить со мной мои страхи и тревоги...
     -  Как  раз  этому-то я и  рад,  дитя  мое.  Помогая тебе,  я забываю о
собственной никчемности. Но...
     - Свет! Я вижу свет! - вскричала девушка. - Смотри, вон там!
     Сэр Мармадьюк  поднял голову. Вдали,  пробиваясь сквозь  ветер, дождь и
тьму,  мерцал робкий  желтый луч. И  путники  поспешили к этому приветливому
сиянию, превратившемуся вскоре в окно большого сарая.
     Сэр Мармадьюк изо всех сил забарабанил в дверь.
     - Эй, кто там? Это ты, Том? - откликнулся на стук пронзительный голос.
     - Это путники, сбившиеся с пути.
     - Кто-нибудь другой посоветовал бы вам попытаться найти то, что  вы так
опрометчиво потеряли, но  вам  повезло - вы встретили  истинно великодушного
человека. А уж если вы  и приплатите... Я даже собаку  не смог бы  выгнать в
такую ночь. Эй, перестаньте дергать дверь!
     - Тогда откройте ее!
     - Я так и сделаю, если ты наберешься терпения, приятель.
     Послышалась возня, и дверь широко распахнулась. Взгляду  наших путников
открылись просторная комната, освещенная ярким светом потрескивающего очага,
и маленький человечек с орлиным носом, изумленно уставившийся на них.
     - Женщина! - воскликнул он и внимательно  оглядел девушку, закутавшуюся
в плащ.
     - Да, леди, - кивнул сэр Мармадьюк.
     - Прошу вас. Входите!  - Человек потер руки и поклонился. - Приветствую
вас в Зале Истинной Свободы, и поверьте, для сарая здесь  не так уж и плохо,
господа. Я знавал пристанища  и похуже. Эти стены и крыша - отличная  защита
от  непогоды, к тому  же принадлежат  они не мне, так что располагайтесь как
дома!
     - Спасибо, - сдержанно поблагодарил сэр Мармадьюк.
     -  Не стоит благодарностей, сэр.  Я всего  лишь Джимми Вэмпер, а Джимми
можно и  не благодарить. Господи,  да Джимми  никогда не прогнал  бы усталых
пут