егодяев. А люди в большинстве - именно негодяи. Свой слабый разум
они используют прежде всего для изобретения вс„ нового и самого
изощренного оружия. Дошли уже и до водородной бомбы, и до ракет, которые
можно с точностью навести на цель, укрытую на другой стороне земного
шарика. Такие удивительные достижения - при ограниченности и
несовершенстве человеческом! А вооружить этих тварей еще и всеведением -
ужаснее последствий и вообразить невозможно!..
   Ну и испортятся их забавные игры, их разнообразные войны, если даже
одни только тренеры и полководцы сделаются могучими телепатами. Исчезнет
забавная неразбериха - и не на что станет смотреть.
 
 
   * * *
 
 
   Клава ушла в бывшую свою комнату, куда уже успели вселиться шумные дети
новой хозяйки. Быстро распространились.
   Теперь у нее только своя лежанка в углу.
   А завтра может не остаться и лежанки. Потому что Муса на пиру не спьяну
говорил, как привычно порешили бы дома - он ведь действительно не
притворяется, на самом деле ничуть не пьет, хоть и настоящий мужик - и вс„
помнит по-трезвости.
   Завтра он спросит: "Ну, что решил? Хочешь стать братом моим или
пленником в подвале?"
   А братом стать невозможно, даже если захотеть.
   Или - признаться, что готова, но не в братья, а в сестры?! Тогда
придется рассказать вс„ - и не мечтать больше чудесным способом разыскать
Виталика.
   А Муса - Муса может пожелать сделать ее не сестрой, а женой. Не зная
языка, Клава не могла сплетничать, и даже не знала, есть ли у Мусы жена.
Должна быть: степенный взрослый мусульманин не может быть без жены -
здешние нравы такого не допустят. А если жена - то одна ли? Они ведь
многоженцы, и Клава может стать младшей женой. Младшая жена - любимая
жена...
   Клава примчалась в эти чужие и опасные края, потому что любила своего
Виталика. Потому что так должна поступать героическая девушка, переодетая
в мужской костюм, и в любом кино вс„ закончилось бы победой любви и добра
- они вдвоем ускакали бы от чеченской погони на бешеных конях! Или
умчались бы в современном стиле на бешеном джипе по горным дорогам.
   И вот теперь она мечтает, чтобы Муса обо всем догадался, содрал бы с
нее мужские штаны и сделал своей младшей женой. Или это Дьявол ее искушает
ковровым диваном в гареме Мусы, а Бог велит любить Виталика и верить во
спасение?!
   Когда-то в будущем - во спасение души, а здесь близко - во спасение
Виталика из злой неволи.
   Искушает - Аллах. Для чеченцев - Бог. Что же - у каждого народа свой
Бог? Или Аллах и есть Дьявол, потому-то они такие злые, что поклоняются
Дьяволу вместо истинного Бога?
   Но они и добрыми бывают тоже. А поубивали их тыщами наши добрые русские
- тоже по приказу истинного Бога? Правда, еще раньше они у русских детей
воровали. А после стали воровать и больших мужчин тоже...
   Дверь приоткрылась - и Муса вошел своим мягким напористым шагом
охотника.
   Клава здесь спит не раздеваясь, чтобы не застали врасплох, если придут
ночью звать к больному. И просто раздеться - не ради Мусы или Виталика, а
наедине с собой - стало мечтой почти такой же волнующей, как мечта о
сильных мужских объятиях.
   Муса вошел, и Клава натянула одеяло на самый подбородок, словно бы была
в одной рубашке - такой шелковой, такой кружевной.
   Он наклонился над нею, а она старательно закрыла глаза, притворяясь,
что спит. Острый запах, который Муса всегда приносит с собой, волновал как
зов к неведомой дикой жизни.
   - Спишь? Ехать надо. Больной лечить надо.
   Клава вскочила, боясь, что Муса тронет ее, помогая подняться, и поймет
пальцами ее женское тело. Вскочила, готовая ехать по ночному вызову - и
вдруг подумала, что сейчас сам Муса отвезет ее к Виталику.
   - Ваш русский,- добавил Муса, подкрепляя ее предчувствие.- Слабый
мужчина, легко заболел. Дороги нет, тропа. Конем ехать можешь?
   Клава никогда не сидела на лошади - при всем своем спортивном опыте.
   - Попробую.
   - Одна попробовала - знаешь? - неожиданно припомнил Муса совершенно
русское присловье.- Ничего, ехать буду медленно, повод буду держать.
   Врачебную сумку Муса взял себе, чтобы русский доктор позаботился хотя
бы о себе самом, без багажа. Муса поддержал стремя, и Клава довольно-таки
спортивно вознеслась в седло.
   - Ничего, спокойный конь. Женщины ездят,- приободрил Муса.
   Тронулись.
   Сидеть на коне было неудобно - и жестко, и тряско. Клава пыталась
вообразить себя девушкой-гусаром, но в таком положении гусарская доля не
показалась ей завидной.
   Из аула выехали благополучно. Луна освещала дорогу.
   Клаве было не до красот: она сжимала бедрами бока лошади, вцепилась в
повод и смотрела только под ноги своему скакуну.
   А Муса, ехавший первым, вдруг стал что-то напевать на своем языке.
Потом прервался и объяснил:
   - Красиво у нас. Душа поет.
   И запел снова.
   С дороги скоро свернули на тропу - вверх и в лес. Муса перестал петь,
перенял повод коня, на котором уже с трудом держалась Клава, и двинулся
дальше шагом:
   - Медленно едем - быстро будем,- заметил он поучительно.
   Клава думала только о том, как у нее болят бедра. Жалеть отбитый зад
уже не хватало ни сил, ни чувств.
   Как ни удивительно, доехали они благополучно. Открылась поляна, на краю
которой стояла избушка, показавшаяся русской, родной - такая она была
бревенчатая и уютная.
   - Красиво,- повторил Муса.- Здесь тихо, здесь отдыхала душа. Опасность
нет, наши горы - нас всегда защищали. И красиво, и крепость. Два хорошо
пара, да?
   - Да, красиво,- искренне подтвердила Клава.
   - Наши горы нас защищали как крепость,- повторил Муса.- Настоящие горы
- настоящие люди здесь жили. Мы - из горы, мой отец из горы, мой дед -
все. Чеченцев тоже разных есть.
   Внизу жить, русским продаться - вам. Те внизу, давно продались - сто
лет, двести. Вашему царю продались. А мы - никогда не продались! Настоящий
мужчина, настоящий чеченец - только из гор, да.
   Клава перевалилась через хребет коня, встала на землю - и не
почувствовала ног. Казалось, ниже живота у нее просто ничего нет - вс„
ампутировалось. Если бы она не держалась за стремя, то упала бы,
подломившись на уровне таза. А так - повисла на руках.
   - Пошли,- позвал-приказал Муса, но оторваться от опоры она не могла.
   - Не стоят? - оценил он ее положение.- Надо много скакать, много
тренировать. В горах без коня - не мужчина.
   Клава висела, ухватившись за стремя и поводья - и ноги постепенно
возвращались к ней.
   - Пошли,- снова нетерпеливо приказал Муса, и на этот раз Клава смогла
последовать за ним.
   Кого она увидит в избушке, ее уже не интересовало: все мысли
сосредоточились на том, чтобы не подогнулись плохо послушные колени. А
ведь она так ждала этой минуты, рисковала ради желанного свидания не
только свободой - человеческой и специфически женской - но и самой головой.
   Она вошла вслед за Мусой. Избушка была освещена несколькими свечами.
Навстречу им вскочили двое полумальчишек, похожих на елки, увешанные
игрушечным оружием - явно ненужным в таком изобилии.
   Но Клава знала, что игрушечных автоматов здесь не бывает - даже дети
играют настоящими, хорошо если разряженными заботливыми родителями.
   Мальчишки что-то доложили - на своем. Муса махнул рукой, коротко
приказал, мальчишки распахнули маленькую дверку в глубине комнаты и вошли
первыми - со свечами.
   За дверкой оказалась не комната - тесный вонючий чулан.
   Там на уложенных вдоль стены овечьих шкурах лежал человек.
   Клава за время своей невольной практики уже немного пригляделась к
больным - и поняла с первого взгляда, что этот пленник очень плох, что у
него, наверное, сильный жар.
   Кожа туго обтягивала лицевые кости, глаза смотрели равнодушно. С таким
лицом легко умирать.
   Со второго взгляда она с трудом узнала своего Виталика.
   Господи, а она-то почти поверила, что эти несчастные чеченцы страдают
невинно! Выжечь их всех надо было отсюда!
   Перестрелять. Сталина сейчас ругают - и правильно ругают:
   недострелял! Вывозил куда-то, проявлял гуманность - вот и оставил в
наследство чеченские проблемы, а надо было всех на месте, если они такие
изверги!
   Яростная ненависть словно бы успокоила ее. Исчез страх, растворились
всякие расчеты - словно бы включилась другая система управления. Клава
принялась действовать бессознательно и точно - как лунатичка.
   - Берите, перенесите в комнату, где воздух!
   - Мы уже переносить - наверх,- сообщил страж.
   - Не знаю, куда переносили. Комната нужна, воздух, понятно?!
   - Из комнаты убежать,- возразил было один из охраняющих мальчишек.
   - Делай, что сказано! Он только на тот свет убежит, никаким своим
дурацким калашом не удержишь!
   Муса что-то приказал - и стражи взялись вдвоем, перенесли Виталика в
переднюю комнату. Видно было, как легко им нести бестелесного больного.
   Виталик никак не отреагировал на Клавин голос. Правда, она уже привыкла
слегка хрипеть, чтобы звучало хоть чуточку мужеподобно.
   - Ну - что? Жить будет? - задал Муса неизбежный вопрос.
   - Дорогой товар потерять боишься? - не скрывая злости ответила Клава.
   - Товар - да. Много убыток от вас, от русских. Получить мало назад.
Честно.
   - Надо хорошо лечить, хорошо кормить, может и выживет.
   - Говори, что надо.
   - Кормить надо хорошо: свежие фрукты, свежее мясо. Антибиотики надо
новые. Французские бывают - хорошего спектра.
   Встанет на ноги - гулять надо, воздух надо.
   Виталик слушал волшебные слова: "Фрукты... мясо... воздух..." и не
подавал признаков интереса.
   - Наблюдать надо непрерывно,- дошла Клава до главного.- чтобы сразу
укол, если плохо. Вези его туда вниз в свои Мохкеты.
   - Не надо везти, - изрек Муса. - Будешь здесь, будешь делать укол.
Лекарств французских - нет проблемов.
   Сам православный Бог внушил ему этот ответ, подумала Клава. Или
Богородица заступилась. А покровитель Мусы великий Аллах явно промахнулся,
не разглядел планов Клавы со своего высока.
   Муса уехал, а резкий кислый запах, присущий только ему, еще держался в
хижине.
   Охранники оставались в той же комнате, и Клава не могла попытаться
заговорить с Виталиком по-настоящему. Она только повторяла регулярно,
старательно играя доктора:
   - Больной, ты меня слышишь?.. Как тебя зовут, парень?
   Виталик смотрел безучастно сквозь потолок - куда-то в глубины неба - и
ничего не отвечал.
   Попробуй провезти такого насквозь через всю Чечню, даже если удастся
уйти от приставленных к нему двоих стражей!
   Только если Бог уж очень поможет.
 
 
   * * *
 
 
   На тех планетах, где Господствующее Божество предусмотрело половое
деление, половая страсть - самая сильная. Что бы ни говорили. Почти во
всех языках "любовь" в самом плотском смысле и "любовь" к Богу, и "любовь"
самого Бога, которую требуют к себе эти твари - одно и то же слово.
Повторяют в экстазе: "Бог есть любовь". То-есть получается: "Бог есть
совокупление". Лестно, ничего не скажешь. Впрочем, что Оно хотело, то и
получило: не надо было составлять такую взрывчатую половую смесь. Опаснее
смеси кислорода с водородом.
   Сильные чувства видятся Божеству цветными вспышками, и сексуальная
страсть окрашена в дымно-багровые тона. Отчего вся Земля - планета в
багровом дыму.
   Люди веками сетуют на неразделенную любовь. Придумали странные занятия:
литературу и искусство - прежде всего для того, чтобы перепевать муки
любви. Что же они натворили бы, оказавшись в Его положении?! Ведь Оно -
неделимо, нераздельно и заключено в Себе Самом. А любовь, из-за которой
столько шума, удел отделенных друг от друга существ.
   Конечяыычно, Оно испытывает иногда некоторую симпатию к отдельным
существам. Но мимолетные симпатии не могут развеять презрительное
равнодушие к смертным мгновенным особям - которое всегда и перевешивает в
конце концов. Исступленная страсть возможна только к созданию примерно
равному. В одиночестве любовь нереальна. Реальна - мечта о любви.
 
 
   * * *
 
 
   Галочка только и думала о Сергее - теперь она хоть знала, как его
зовут. И ее злило, что она не может сделать для него такую малость: свести
его с Денисом.
   В школу он не являлся. Она еще раз позвонила к нему домой, и его мамаша
зло ответила, что Денис срочно уехал. Галочка сразу почувствовала, что она
врет. Если бы Денис должен был уехать, он бы непременно предупредил ее,
бедненький: ведь он так влюблен.
   Мальчишки в классе тоже ничего не знали, а какого-нибудь близкого
друга, которому бы Денис рассказывал вс„-вс„-вс„, у него не было. Он
пытался найти в Галочке разом - и друга и подругу.
   По всей логике оставалось, что кроме дома о Денисе можно спросить
только в церкви, куда он ходил. Галочка верит в Бога сама по себе, но не
любит попов. Они похожи на ментов, только на свой лад: такие же
пронырливые и вс„ хотят знать.
   Галочка отправилась в церковь. Мимо нищих у ворот она прошла не
останавливаясь - и совершенно напрасно, потому что Онисимов еще не бросил
своего здешнего промысла и как раз стоял на дежурстве. В самой церкви было
пустынно. Шмыгала маленькая старушка в синем халате, чего-то прибирала.
Тетя Груша. Галочка подумала, что такие служительницы всегда вс„ видят и
знают. И устремилась к цели без всяких сомнений:
   пусть старая сплетница думает вс„, что хочет - что она гоняется за
Денисом, вешается к нему на шею.
   - Здравствуйте, простите пожалуйста, вы не знаете Дениса Мезенцева,
который сюда часто ходит?
   Служительница сразу прониклась сознанием своей значительности - и
осведомленности:
   - Денисочку? Конечно, знаю!
   - А он давно здесь был?
   - Давно! Сколько-то дней. Отец Левонтий его увещевал, обличал гордыню,
и он больше не показывался.
   - Какую гордыню?
   - Ну - как сказать? Вообразил, что он какой-то святой, я не знаю. Что
он может благословлять. Две юроды к нему кинулись, а он их ка-ак
благословит! Такой важный стал. И ушел с тех пор.
   - А куда?
   - Не знаю. С юродами этими ушел. Потом у нас говорили, у одной сын
двоих ножиком распорол до смерти!
   Об этом мальчике Галочка наслышалась! Потому что и он, и те двое убитых
учились у них в школе. А убийца - самый маленький из тех троих, вот что
интересно! Говорили, он неподсуден по малолетству и вернется даже в свой
класс. Но пока не приходил. И все родители подписали протест.
   - Ушел с мамой этого Мишки-Потрошителя? - так его теперь прозвали в
школе.
   - Ушел. Утешал ее очень.
   Ну вот, появилась все-таки зацепка: мать Потрошителя.
   Галочка что-то соврала и узнала в школе адрес Потрошителя. Пришла,
позвонила. Открыл ей тот самый маленький Миша.
   Галочка посмотрела на него с невольной опаской. Хотя она и старшая, и
мастер спорта - координирована, значит, на случай борьбы и самообороны.
   - Здравствуй, а мама твоя дома?
   - А зачем тебе моя мама?
   Вот нахальный мальчишка! Не желает ответить прямо.
   - Затем, что у меня к ней дело.
   - А какое дело?
   Нужно было или дать маленькому негодяю хорошую затрещину - или
рассказать, какое дело. Если бы не слава Потрошителя, Галочка для
краткости дала бы затрещину - но с таким опытным убийцей предпочла
переговоры.
   - Я ищу мальчика по имени Денис.
   - Который святой?
   Такой аттестации Галочка не ожидала, но ей было все равно: ей нужен был
адрес, а эпитеты ее не интересовали.
   - Да-да, тот самый!
   - А мама сейчас пошла к Денису,- охотно сообщил Миша.
   - А когда твоя мама придет?
   - Не знаю. Может, поздно.
   - Хорошо, я ее подожду.
   - А я тебя не пущу. Если только одно дело сделаешь?
   - Сделаю. А какое?
   - А не скажу. Обещай, что сделаешь.
   - Сделаю. Если смогу.
   - Сможешь,- обнадежил мальчик Миша.
   Знала бы Галочка - какое дело!
   - Ну вот,- удовлетворенно сказал Миша, вводя наконец в комнату
нечаянную гостью. - Вот смотри.
   На столе был раскрыт массивный художественный альбом - какие обычны в
интеллигентных домах.
   - Вот смотри.
   Альбом был раскрыт на репродукции лежащей красавицы.
   Совсем голой. прикрывающей только лобок ладошкой. Эта была знаменитая
Венера Джорджоне, но Галочка в живопись пока не врубилась.
   - Красивая.- неопределенно сказала Галочка.
   - Все женщины такие. Только я не видел. Видел только немножко, как мама
моется.
   Галочка молчала.
   - Вот ты разденься и ляг как она! - приказал Миша.
   - Ах ты маленький нахал! - воскликнула Галочка, хотя не столько
возмутилась, сколько позабавилась.
   Действительно - рано развитый мальчик.
   - А ты обещала.
   - Ну, мало ли. Не такое же.
   - Тогда уходи.
   Галочка подумала, что выходит совсем забавно, и можно будет рассказать
Сереже - Сережа немножко возбудится, а то даже не пошел в подъезд
поцеловаться.
   - Хорошо. Сейчас. Только не вс„ сразу.
   Очень удобно - Галочка была в кофточке, не нужно стягивать платье.
   - Вот смотри, это бюстгальтер называется. Женщины его носят, чтобы
поддерживать грудь. Сзади застежка. Давай-ка, сам расстегивай, если ты
такой смелый.
   Миша исполнил - твердой рукой.
   - Вот тебе и грудь.
   Миша посмотрел очень серьезно.
   Потом протянул руку - потрогал одним пальцем.
   - Надо всей ладонью, чтобы ладонь накрывала - как чашка. И погладить
потом.
   Даже показалось приятно. Галочка никогда не думала, что будет вот так
ласкаться с малолеткой. А оказалось - тоже приятно.
   Может быть, образование Миши-Потрошителя и продолжилось бы, но тут
послышался ключ в дверях. Галочка мгновенно натянула блузку и даже успела
закрыть книгу на опасной репродукции.
   Миша выбежал навстречу в прихожую, радостно сообщил, что пришла молодая
таинственная гостья - таинственная тем, что недоразделась, но этого Миша
маме не уточнил - и Наталья вошла настороженная, потому что после трагедии
не ждала ничего хорошего от внезапных посещений.
   Тем приятнее было узнать в чем дело и успокоиться.
   - Вы простите,- зачастила еще смущенная Галочка,- я ищу Дениса
Мезенцева, я из его класса, а он уже третий день не ходит в школу и никто
ничего не знает. Мы волнуемся.
   - Дениса нашего? - нараспев переспросила Наталья.- Отрока Светлого,
Сына Божия? А зачем вам, неверным?
   - Но мы хотим его видеть, поговорить. Я хочу. Он и раньше со мной много
говорил о Боге,- догадалась она подольститься. - Так интересно!
   - Ну если говорил, значит доверял,- смилостивилась Наталья. - Приходи.
Он всех принимает, всех просвещает. И тебя просветит до конца. Приходи.
   Ну вот и можно звонить Сереже!
   - Приходи,- подтвердил и Миша.
   Но он имел в виду продолжение прерванного на таком интересном месте
сеанса.
 
 
   * * *
 
 
   Вот даже дети своими способами утоляют тягу к интересному полу.
   Господствующее Божество снова и снова вспоминало заманчивую идею: а
что, если возжелать - и разделиться на два Господствующих Божества:
Господа-Отца и Госпожу-Мать?! Правда, непонятно, как это получится два -
Господствующих?! А если Господь захочет одного, а Госпожа - другого?!
Непонятно - но все равно интересно.
   Все-таки Оно не решилось действовать так же решительно, безо всяких
сомнений и оглядок, как действовало Оно, когда преобразовало Хаос в
Космос. Последствия ведь могли наступить такие же разительные, как и после
того акта Творения.
   Или даже - более разительные: тогда преобразовывался внешний, по
отношению к Господствующему Божеству мир, само же Оно осталось прежним,
лишь получило доступ к разнообразным впечатлениям, вырвалось из
мучительного Самозаточения. Теперь же дело шло о гораздо более серьезном
действии: о том, чтобы преобразовалось Оно Само„!
   На этот раз надо было подумать и прикинуть гораздо тщательнее.
Представить Себе, как это может получиться в реальности.
   Сразу стали бы Они неразлучны - Им просто негде разлучиться. Но
остались бы Они бесформенны, бестелесны - как бесформенно и бестелесно
ныне Оно Единосущное. Бесконечную Вселенную поделить невозможно - это
математический факт:
   бесконечность не делится даже на два. Значит, и Он, и Она
присутствовали бы везде, образуя двухслойную Божественную Субстан