стариковски  спокойно,  размеренно  и
неторопливо,  заняла  около  четверти  часа.  Когда  он  кончил,   девушка
изумленно переспросила:
   - Так, значит, ни  один  из  этих  малышей  не  имеет  к  вам  никакого
отношения, мсье?
   - Если угодно, можно сказать и так, - ответил Хоуард.
   - Но ведь вы могли оставить двух англичан в Дижоне, и родители приехали
бы за ними из Женевы, - настаивала Николь. - Будь вы один,  вы  бы  успели
вовремя вернуться в Англию.
   Старик слабо улыбнулся:
   - Да, наверно.
   Девушка смотрела на него во все глаза.
   - Нам, французам, никогда не понять англичан,  -  промолвила  она  чуть
слышно и вдруг отвернулась.
   Хоуард растерялся.
   - Виноват, как вы сказали?
   Она встала.
   - Вы хотели умыться. Пойдемте, я вас провожу. А потом вымою малышей.
   Она привела его в неопрятную  ванную;  в  этом  доме  явно  не  держали
прислуги. Хоуард огляделся -  нет  ли  принадлежностей  мужского  туалета,
может быть, найдется бритва, - но полковник слишком давно был  в  отъезде.
Хоуард рад был хотя бы умыться; при первом удобном случае, может быть,  он
и побриться сумеет.
   Девушка увела детей в  спальню,  потом  одного  за  другим  старательно
вымыла с головы до ног. А там  пришло  время  позавтракать.  В  придачу  к
обычной полуденной еде мадам Ружерон приготовила ризотто [блюдо из риса  с
мясной подливкой (ит.)]; уселись вокруг стола в гостиной, и впервые  после
отъезда из Дижона Хоуард поел по-человечески.
   Потом дети играли в углу гостиной, а взрослые за еще не убранным столом
пили кофе и старик обсуждал с хозяйками свои планы на будущее.
   - Разумеется, я хотел вернуться в Англию, - сказал он.  -  Я  и  теперь
этого хочу. Но сейчас, похоже, это очень трудно.
   - Пароходы в Англию больше не ходят, мсье, - сказала мадам  Ружерон.  -
Немцы прекратили всякое сообщение.
   Он кивнул.
   - Я этого  опасался,  -  сказал  он  тихо.  -  Пожалуй,  мне  следовало
вернуться в Швейцарию.
   - Задним числом легко рассуждать, - пожала плечами Николь.  -  Но  ведь
тогда, неделю назад, все мы думали, что немцы займут Швейцарию. Я и сейчас
так думаю. Едва ли Швейцария подходящее место для вас.
   Помолчали. Потом мадам Ружерон спросила:
   - Ну, а другие дети, мсье? Этот Пьер и маленький голландец?  Вы  хотите
их тоже взять в Англию?
   И тут Шейла, которой надоело играть на полу, подошла и потянула старика
за рукав.
   - Я хочу гулять. Мсье Хоуард, можно  мы  пойдем  погуляем  и  посмотрим
танки?
   Хоуард рассеянно обнял ее за плечи.
   - Подожди немного. Потерпи еще, посиди тихо. Мы уже скоро пойдем.  -  И
обратился к мадам Ружерон: - Кому же  я  их  оставлю,  если  не  найду  их
родных? Я много об этом думал.  А  разыскать  их  родных  в  такое  время,
наверно, очень трудно.
   - Да, конечно, - согласилась она.
   - Если бы мне удалось отвезти их в Англию, - продолжал Хоуард, - думаю,
я переправил бы их в Америку на то время, пока не кончится война.  Там  бы
им ничто не грозило. - И пояснил: - Моя дочь живет в Соединенных Штатах, у
нее дом на Лонг-Айленде. Она взяла бы детей к себе до конца войны, а потом
мы попытались бы разыскать их родных.
   - Вы говорите о мадам Костелло? - спросила Николь.
   Он не без удивления обернулся к ней.
   - Да, это ее  фамилия  по  мужу.  У  нее  сынишка  примерно  такого  же
возраста. Детям будет у нее хорошо.
   - Я в этом уверена, мсье.
   На минуту Хоуард забыл, как трудно будет доставить детей в Англию.
   - Боюсь, невозможно будет  разыскать  родных  маленького  голландца,  -
сказал он. - Мы даже не знаем, как его зовут.
   - А я знаю, как его зовут, - сказала Шейла из-под его руки.
   Старик удивленно посмотрел на нее.
   - Вот как? - Потом припомнил, как было с Пьером, и спросил:  -  Как  же
его зовут, по-твоему?
   - Биллем, - сказала Шейла. - Не Уильям, просто Биллем.
   - А как дальше?
   - Дальше, наверно, никак. Просто Биллем.
   Ронни, сидевший на полу, поднял голову, сказал спокойно:
   - Выдумала тоже. Конечно, у него и фамилия есть, мистер Хоуард. Он Эйб.
- И пояснил: - Вот меня зовут Ронни Кэвено, а его - Биллем Эйб.
   - А-а... - протянула Шейла.
   - Как же вы это  узнали?  Ведь  он  не  говорит  ни  по-французски,  ни
по-английски? - спросила мадам Ружерон.
   Дети  посмотрели  на  нее  с  недоумением,  даже  с  досадой:  до  чего
непонятливый народ эти взрослые.
   - Он сам сказал, - объяснили они.
   - Может быть, он вам рассказал еще что-нибудь о себе? - спросил Хоуард.
Наступило молчание. - Он не говорил, кто его  папа  и  мама  и  откуда  он
приехал?
   Дети смотрели на него смущенные, растерянные.
   - Может быть, вы его спросите, где его папа? - сказал старик.
   - Так ведь мы не понимаем, что он говорит, - сказала Шейла.
   Остальные молчали.
   - Ну, ничего, - сказал Хоуард и обернулся к женщинам. - Вероятно, через
день-другой дети о нем все разузнают. Надо немножко подождать.
   Николь кивнула:
   - Может быть, мы найдем кого-нибудь, кто говорит по-голландски.
   - Это опасно, - возразила мать. -  Тут  ничего  нельзя  решать  наспех.
Приходится помнить о немцах. - И обратилась к Хоуарду: - Итак, мсье, вы  в
очень трудном положении, это ясно. Что же вы хотите предпринять?
   - Я хочу только одного, мадам: отвезти этих детей в Англию, - с обычной
своей медлительной улыбкой ответил старик; на минуту задумался и  прибавил
мягко: - И еще я не хочу навлекать  неприятности  на  моих  друзей.  -  Он
поднялся с кресла. - Вы очень добры, что угостили  нас  завтраком.  Весьма
сожалею, что не удалось повидать господина полковника. Надеюсь,  когда  мы
встретимся снова, вы будете все вместе.
   Девушка вскочила.
   - Нет, не уходите,  -  сказала  она.  -  Это  немыслимо.  -  Она  круто
обернулась к матери. - Мы должны что-то придумать, мама.
   Мать пожала плечами.
   - Невозможно. Кругом всюду немцы.
   - Был бы дома отец, он бы что-нибудь придумал.
   В комнате стало очень тихо, только Ронни  и  Роза  вполголоса  напевали
свою  считалку.  Издалека,  с  главной  площади,  слабо  доносились  звуки
оркестра.
   - Пожалуйста, не утруждайте себя ради нас, - сказал Хоуард. - Право же,
мы и сами отлично справимся.
   - Но, мсье... ваш костюм - и тот не французского  покроя,  -  возразила
Николь. - Сразу видно,  что  вы  англичанин,  с  первого  взгляда  всякому
понятно.
   Хоуард невесело оглядел себя; да, это чистая правда. Он всегда гордился
своим уменьем одеваться, но теперь его хорошо сшитый твидовый костюм  явно
неуместен.
   - Вы  правы,  -  сказал  он.  -  Неплохо  бы  мне  для  начала  достать
какой-нибудь французский костюм.
   - Будь дома отец, он с радостью одолжил бы вам свой  старый  костюм.  -
Она повернулась к матери. - Коричневый костюм, мама.
   Мать покачала головой.
   - Лучше серый. Он не так бросается в глаза.  -  И  негромко  предложила
старику: - Садитесь. Николь права. Мы должны  что-то  придумать.  Пожалуй,
лучше вам сегодня у нас переночевать.
   Хоуард снова сел.
   - Это доставило бы вам слишком много хлопот, - сказал он. - Но костюм я
приму с благодарностью.
   Опять подошла Шейла, надутая, недовольная.
   - Можно, мы сейчас пойдем смотреть  танки,  мистер  Хоуард?  -  жалобно
сказала она по-английски. - Я хочу гулять.
   - Сейчас, - ответил он и по-французски объяснил хозяйкам: -  Они  хотят
погулять.
   Николь встала.
   - Я погуляю с ними, - сказала она, - а вы останьтесь и отдохните.
   После недолгого колебания старик согласился: он очень устал.
   - Одна просьба, - сказал он. - Может быть, вы на это время одолжите мне
какую-нибудь старую бритву?
   Девушка повела его в ванную и достала все, что нужно.
   - Не бойтесь, - сказала она, - за малышами я присмотрю. С  ними  ничего
плохого не случится.
   Хоуард обернулся к ней с бритвой в руке.
   - Главное, не говорите по-английски, мадемуазель, - предостерег  он.  -
Маленькие англичане прекрасно говорят и понимают по-французски. Иногда они
переходят на английский, но сейчас это  опасно.  Говорите  с  ними  только
по-французски.
   Девушка рассмеялась.
   - Не бойтесь, cher [дорогой (фр.)] мсье Хоуард,  -  сказала  она.  -  Я
совсем не знаю английского. Только  одну  или  две  фразы.  -  Подумала  и
старательно выговорила по-английски: "Глотнуть горячительного полезно",  -
и, перейдя на родной язык, спросила:  -  Ведь  так  говорят  про  aperitif
[аперитив, спиртное (фр.)], правда?
   - Правда, - вымолвил старик.
   Опять он посмотрел на нее растерянно, изумленно. Она этого не заметила.
   -  А  когда  хотят  кого-нибудь  отругать,  говорят  "пропесочить",   -
прибавила она. - Только это я и знаю по-английски,  мсье.  Со  мной  детям
ничего не грозит.
   Он внезапно оцепенел от давней муки, спросил очень тихо:
   - Кто научил вас  этим  выражениям,  мадемуазель?  В  нашем  языке  это
новинка.
   Николь отвернулась.
   - Право, не помню, - смущенно сказала она. -  Может  быть,  вычитала  в
какой-нибудь книжке.
   Хоуард возвратился с нею в гостиную, помог одеть детей для  прогулки  и
проводил до дверей. Потом вернулся в квартирку Ружеронов; хозяйки не  было
видно, и он пошел в ванную  бриться.  Потом  прикорнул  в  углу  дивана  в
гостиной и проспал часа два неспокойным сном.
   Вернулись дети и разбудили его. Ронни в восторге кинулся к нему:
   - Мы видели бомбардировщики! Настоящие немецкие,  огромные-огромные,  и
мне показали бомбы, и даже позволили потрогать!
   - И я тоже потрогала! - сказала Шейла.
   - И мы видели, как они летали, - продолжал Ронни. - Они поднимались,  и
приземлялись, и вылетали бомбить пароходы на  море!  Было  так  интересно,
мистер Хоуард!
   - Надеюсь, вы сказали мадемуазель Ружерон  спасибо  за  такую  приятную
прогулку, - кротко сказал старик.
   Дети бросились к Николь.
   - Большое-пребольшое спасибо, мадемуазель Ружерон!
   - Вы доставили им большое удовольствие, - сказал Хоуард девушке. - Куда
вы их водили?
   - К аэродрому, мсье. - Она замялась. - Я не  пошла  бы  туда,  если  бы
подумала... Но малыши ничего не понимают...
   - Да, - сказал старик. - Для них все это только забава... - Поглядел ей
в лицо и спросил: - А там много бомбардировщиков?
   - Шестьдесят или семьдесят. Может быть, больше.
   - И они вылетают бомбить английские корабли, - сказал он негромко.
   Николь наклонила голову.
   - Напрасно я повела туда детей, - опять сказала она. - Я не знала...
   Старик улыбнулся.
   - Ну, мы ведь ничего не можем поделать, так что толку огорчаться.
   Снова появилась мадам Ружерон; было уже почти шесть часов.  Она  успела
приготовить суп детям на ужин и устроила у  себе  в  комнате  постель  для
обеих девочек. Троим мальчикам она постелила на полу в  коридоре;  Хоуарду
отвели отдельную спальню. Он поблагодарил хозяйку за хлопоты.
   - Прежде всего надо уложить детишек, - сказала она. - А потом поговорим
и что-нибудь придумаем.
   Через час все дети были накормлены, умыты и уложены в постель. Хоуард и
мать с дочерью сели ужинать; он поел густого мясного супа, хлеба с  сыром,
выпил немного разбавленного красного вина. Потом помог убрать со  стола  и
закурил предложенную ему  непривычно  тонкую  черную  сигару  из  коробки,
оставленной отсутствующим хозяином.
   Потом он заговорил:
   - Сегодня  на  досуге  я  все  обдумал,  мадам.  Едва  ли  мне  следует
возвращаться в Швейцарию. Думаю, лучше попробовать проехать в Испанию.
   - Уж очень далекий путь, - возразила мадам Ружерон.
   Некоторое время они это обсуждали. Трудности были очевидны: если  он  и
доберется до испанской границы, нет никакой уверенности,  что  удастся  ее
перейти.
   - Я тоже много думала, но у  меня  совсем  другое  на  уме,  -  сказала
Николь. И повернулась к матери. - Жан-Анри  Гиневек,  -  сказала  она  так
быстро, что первые два имени слились в одно: Жанри.
   - Может быть, Жан-Анри уже уехал, ma petite  [здесь:  детка  (фр.)],  -
тихо сказала мать.
   - Кто это? - спросил Хоуард.
   - Рыбак из селения Леконке, - объяснила Николь. - Это  в  Финистере.  У
него очень хорошая лодка. Он большой друг моего отца, мсье.
   Они рассказали Хоуарду об этом человеке. У полковника за  тридцать  лет
вошло в обычай каждое лето ездить в  Бретань.  Для  француза  это  большая
редкость. Его привлекал этот суровый скалистый край, домики, сложенные  из
камня, дикий берег и освежал буйный ветер с Атлантического океана.  Морга,
Леконке, Брест, Дуарненез, Одьерн, Конкарно - вот его  любимые  места,  он
всегда проводил там лето.  Он  обзавелся  для  этого  подходящей  одеждой.
Отправляясь в море на рыбачьей лодке, одевался как любой бретонский рыбак:
парусиновый комбинезон линяло-кирпичного цвета, черная  шляпа  с  широкими
отвислыми полями.
   - Сначала, когда мы поженились, он и в сабо пробовал ходить,  -  кротко
сказала его жена. - Но натер мозоли, и пришлось от этого отказаться.
   Жена и дочь ездили с ним каждый  год.  Останавливались  в  каком-нибудь
маленьком пансионе и, немножко скучая, гуляли по  берегу,  пока  полковник
выходил с рыбаками в море или подолгу сидел с ними в кафе и разговаривал о
том о сем.
   - Нам бывало не слишком весело, - сказала Николь. -  На  одно  лето  мы
даже поехали в Пари-пляж, но на следующий год вернулись в Бретань.
   За эти годы Николь хорошо узнала рыбаков - приятелей отца.
   - Жанри поможет нам вас выручить, мсье Хоуард, - сказала она  уверенно.
- У него отличная большая лодка, на ней вполне можно переплыть Ла-Манш.
   Хоуард серьезно, внимательно  слушал.  Он  знавал  бретонских  рыбаков:
когда-то он был адвокатом в Эксетере, и ему случалось вести их дела, когда
кто-нибудь из них ловил рыбу в трехмильной запретной зоне.  А  иногда  они
заходили в бухту Торбэй укрыться от непогоды.  Несмотря  на  браконьерские
грешки, в Девоне охотно их привечали; то  были  рослые,  крепкие  люди,  и
лодки их были тоже большие и крепкие; моряки они  отменные  и  говорят  на
языке, очень похожем  на  гэльский,  так  что  жители  Уэльса  их  немного
понимают.
   Некоторое время Хоуард и женщины обсуждали эту возможность; безусловно,
это казалось более надежным,  чем  любая  попытка  вернуться  домой  через
Испанию.
   - Только очень далекий путь, - сказал он невесело.
   Это верно: от Шартра до Бреста около двухсот миль.
   - Может быть, удастся доехать поездом.
   Чем дальше от Парижа, тем лучше, думал он.
   Обсудили все возможности. Очевидно,  оставаясь  в  Шартре,  не  удастся
выяснить, где Жан-Анри и что с ним; узнать это можно лишь одним способом -
отправиться в Брест.
   - Даже если Жанри уехал, там есть и еще люди. Если они узнают,  что  вы
друг моего мужа, кто-нибудь непременно вам поможет.
   Мадам Ружерон сказала это очень просто, без  тени  сомнения.  И  Николь
подтвердила:
   - Кто-нибудь непременно поможет.
   - Большое вам спасибо за  совет,  вы  очень  добры,  -  сказал  наконец
старик. - Только дайте мне несколько адресов... и  я  завтра  же  пойду  с
детьми в Брест... - Он чуть замялся, потом прибавил:  -  Чем  скорее,  тем
лучше. Немного погодя немцы, пожалуй, станут бдительнее.
   - Адреса мы вам дадим, - сказала мадам Ружерон.
   Становилось поздно, и вскоре она поднялась  и  вышла.  Через  несколько
минут дочь вышла следом; Хоуард остался  в  гостиной,  из  кухни  до  него
доносились их приглушенные голоса. О чем они  говорят,  он  не  мог  и  не
старался расслышать. Он был  бесконечно  благодарен  им  за  помощь  и  за
ободрение. С тех пор как он расстался с капралом и шофером "лейланда",  он
сильно пал духом, а теперь в нем опять пробудилась  надежда  вернуться  на
родину. Правда, сначала надо пробраться в Бретань. Наверно, это совсем  не
просто; единственный его документ - английский паспорт, а  у  детей  вовсе
нет никаких документов. Если немцы остановят его и станут допрашивать, все
пропало, но до сих пор его ни разу не останавливали.  Если  никто  его  не
заподозрит, быть может, все и обойдется.
   Николь вернулась из кухни одна.
   - Мама пошла спать, - сказала она. - Она встает очень рано. Она  желает
вам доброй ночи.
   Он вежливо сказал что-то подобающее случаю.
   - Пожалуй, и мне лучше лечь, - прибавил он. - Последние дни  для  меня,
старика, были довольно утомительны.
   - Я понимаю, мсье, - сказала Николь. На  минуту  запнулась  и  смущенно
докончила: - Я говорила с мамой. Мы обе думаем, что мне следует  проводить
вас до Бретани, мсье Хоуард.
   Наступило короткое молчание, старик ничего подобного не ждал.
   - Это очень великодушно с вашей стороны, - сказал он не сразу. - Весьма
великодушное предложение, мадемуазель. Но, право, я не могу его принять. -
Он улыбнулся девушке.  -  Поймите,  у  меня  могут  выйти  неприятности  с
немцами. Мне совсем не хочется и на вас навлечь беду.
   - Я так и думала, что вы это скажете, мсье, - возразила Николь.  -  Но,
поверьте, мы с мамой все обсудили, и я поеду с вами, так будет лучше.  Это
уже решено.
   - Не спорю, вы мне оказали бы неоценимую помощь, мадемуазель, -  сказал
Хоуард. - Но такие вещи нельзя решать наспех. Тут надо серьезно  подумать,
давайте отложим до утра: утро вечера мудренее.
   Смеркалось. В полутемной комнате  ему  почудилось  -  у  Николь  влажно
блестят глаза и она как-то странно мигает. Наконец она сказала:
   - Пожалуйста, не отказывайтесь, мсье Хоуард. Я так хочу вам помочь.
   Старик был тронут.
   - Я думаю только о вашей безопасности, мадемуазель, - мягко сказал  он.
- Вы уже и так очень много для меня сделали. Чего ради утруждать себя  еще
больше?
   - Ради нашей старой дружбы, - сказала она.
   Он сделал последнюю попытку ее отговорить:
   - Я высоко ценю вашу дружбу, мадемуазель, но... в конце концов, мы были
всего лишь знакомы как соседи по гостинице. Вы  и  так  сделали  для  меня
много больше, чем я смел надеяться.
   - Как видно, вы не знали, мсье. Мы с вашим сыном... с Джоном... мы были
большие друзья.
   Наступило неловкое молчание. Николь отвернулась.
   - Итак, решено, - сказала она. - И мама  вполне  со  мной  согласна.  А
теперь, мсье, я вас провожу в вашу комнату.
   Она прошла с ним по коридору и показала отведенную ему  комнату.  Здесь
уже побывала ее мать и положила на  постель  длинную  полотняную  рубашку,
ночное одеяние полковника.  На  туалетном  столике  она  оставила  опасную
бритву, ремень, тюбик с остатками крема для бритья и флакон одеколона  под
названием "Fleurs des Alpes" ["Альпийские цветы" (фр.)].
   Девушка осмотрелась.
   - Кажется, тут есть все, что вам может понадобиться, - сказала  она.  -
Если мы что-нибудь упустили, позовите меня, я здесь рядом. Позовете?
   - Мне здесь будет как нельзя лучше, мадемуазель, - заверил Хоуард.
   - Утром не торопитесь, - продолжала Николь. - Надо еще приготовиться  в
дорогу, и нужно кое-что разузнать...  потихоньку,  понимаете.  Мы  с  этим
справимся лучше, мама и я. А вы полежите подольше в постели и отдохните.
   - Да, но дети... - возразил Хоуард. - Я должен за ними присмотреть.
   - Разве в Англии, когда в доме две женщины, за детьми смотрят  мужчины?
- с улыбкой спросила Николь.
   - Гм... да, но... я не хотел бы обременять вас этими заботами.
   Она снова улыбнулась.
   - Полежите подольше в постели, - повторила она.  -  Часам  к  восьми  я
принесу вам кофе.
   Она вышла и затворила за собой дверь; несколько минут Хоуард  задумчиво
смотрел ей вслед. Престранная молодая особа, думал он.  Просто  невозможно
ее понять. По Сидотону он помнил юную лыжницу, крепкую, очень  застенчивую
и сдержанную, как почти все молодые  француженки  из  средних  слоев.  Ему
особенно запомнилось, как странно противоречила ее  наружности  -  изящной
головке  с  коротко  стриженными,  тщательно  завитыми  волосами,   тонким
выщипанным бровям, наманикюренным  пальчикам  -  устрашающая  быстрота,  с
какою она летела на лыжах вниз по самым крутым горным склонам. Джон, и сам
первоклассный  лыжник,  говорил  отцу,  что  ему  стоило  немалого   труда
держаться впереди нее. Она лег