иновата.
   Скоро девочка перестала плакать. Хоуард развернул  один  из  пакетов  с
едой, дал детям по апельсину, и все огорчения были забыты.
   Поезд шел медленно, останавливался на каждой станции, а иногда и  между
станциями. От Дижона до Тоннера семьдесят миль; они отошли от этой станции
около половины двенадцатого, через три часа после отъезда из Дижона.  Пока
что дети чувствовали себя в дороге совсем неплохо;  последний  час  они  с
криком бегали  взад  и  вперед  по  коридору,  а  старик  дремал,  неловко
привалясь к стене в углу купе.
   Он проснулся после Тоннера, собрал своих подопечных в купе и дал им  на
второй завтрак хлеб с маслом, молоко и апельсины. Они ели медленно,  часто
отвлекались и смотрели в окно.  В  такие  минуты  положенные  куда  попало
бутерброды исчезали, проваливались между подушками  сидений.  Наконец  все
наелись. Хоуард дал им по чашке молока и уложил Шейлу отдохнуть, укрыв  ее
одеялом, купленным в Дижоне. Ронни и Розе он велел сидеть тихо и  смотреть
книжку про слона Бабара; после этого удалось отдохнуть и ему.
   От Тоннера до Жуаньи тридцать миль. Поезд шел еще  медленней  прежнего,
подолгу останавливался без  видимой  причины.  Один  раз  во  время  такой
остановки мимо окна на большой высоте прошло множество самолетов - и вдруг
загремели  пушечные  выстрелы  и  под  самолетами,  гораздо  ниже  их,   в
безоблачном  небе  появились  белые  клубки  дыма.  Старик  был  потрясен.
Казалось бы, это невероятно, и однако, должно быть, самолеты  -  немецкие.
Стараясь не отвлекать  детей  от  книги,  он  напряженно  всматривался,  в
надежде увидеть истребители, но их не было. Немецкие самолеты  неторопливо
повернули и ушли обратно, на восток, не обращая  внимания  на  выстрелы  с
земли.
   Старик опустился на свое место, Полный сомнений и страхов.
   Он вздремнул ненадолго и проснулся в начале второго, когда подъехали  к
Жуаньи. Поезд без конца стоял на станции, под  жарким  солнцем.  Потом  по
коридору подошел какой-то человек.
   - Descendez, monsieur [выходите, мсье (фр.)],  -  сказал  он.  -  Поезд
дальше не пойдет.
   Ошеломленный Хоуард уставился на него.
   - Но ведь это парижский поезд?
   - Придется сделать пересадку. Выходите.
   - А когда будет следующий поезд на Париж?
   - Не знаю, мсье. Это дело военных.
   Старик  помог  детям  надеть  пальто,  собрал  вещи  -  и  очутился  на
платформе, нагруженный багажом; трое детей плелись за ним. Он пошел  прямо
в контору  начальника  станции.  Там  он  застал  офицера,  capitaine  des
transports [ведающего перевозками (фр.)]. Старик  задал  несколько  прямых
вопросов и получил столь же прямые ответы.
   - Поездов на Париж больше не будет, мсье. Ни одного. Не могу  объяснить
вам причины, но на север от Жуаньи поезда больше не идут.
   Его решительный тон не допускал возражений.
   - Мне нужно добраться с этими детьми в Сен-Мало и оттуда  в  Англию,  -
сказал Хоуард. - Как вы посоветуете ехать?
   Молодой офицер удивленно посмотрел на него.
   - Через Сен-Мало? Это теперь не самый легкий путь, мсье.  -  Он  минуту
подумал. - Будут поезда из Шартра... и через  час,  в  половине  третьего,
идет автобус на Монтаржи... Вам надо ехать через Монтаржи, мсье. Автобусом
до Монтаржи, потом на Питивье, из Питивье до Анжервиля, и от Анжервиля  до
Шартра. Из Шартра вы сможете доехать поездом до Сен-Мало.
   Он повернулся к сердитой француженке, которая ждала позади  Хоуарда,  и
старика оттеснили  в  сторону.  Он  опять  вышел  на  платформу,  стараясь
запомнить только что услышанные названия станций. Потом вспомнил  о  своем
карманном "бедекере", достал его и посмотрел по карте, как же ему советуют
добираться до Шартра. Получилась линия,  огибающая  Париж  полукругом,  на
шестьдесят миль западнее. Можно попасть в Шартр и таким способом, были  бы
автобусы, но бог весть, сколько времени это отнимет.
   Хоуарду не впервой было  ездить  во  Франции  дальними  автобусами.  Он
отыскал стоянку, нашел во дворе машину и забрался в нее вместе  с  детьми.
Приди он на десять минут позже, не нашлось бы  уже  ни  одного  свободного
места.
   Его одолевала тревога, мешала болтовня детей,  но  все  же  он  пытался
обдумать план действий. Кажется, единственный выход - ехать  до  Монтаржи,
но разумно ли это? Может быть, попробовать вернуться в Дижон? Если  верить
"бедекеру", совет ехать до Шартра через Монтаржи очень  правильный  -  это
примерно сто миль по хорошему шоссе. Автобус провезет  их  сразу  миль  на
тридцать пять - сорок, а там останется всего лишь около  шестидесяти  миль
до Шартра и поезд до Сен-Мало; лишь бы нашелся автобус  на  те  шестьдесят
миль, тогда будет совсем  хорошо.  Если  все  пойдет  гладко,  сегодня  же
вечером он доберется до Шартра и завтра утром  будет  в  Сен-Мало;  а  там
пароход через Канал - и они дома, в Англии.
   Похоже, все правильно, и все-таки -  разумно  ли?  Пожалуй,  еще  можно
возвратиться в Дижон, хотя и в этом он  уже  не  вполне  уверен.  Но  если
вернуться туда, что дальше? Немцы продвигаются в глубь Франции  с  севера,
итальянцы наступают с юга, Дижон  между  двух  огней.  Нельзя  невесть  на
сколько  времени  застревать  в  Дижоне.  Нет,  конечно,  лучше  набраться
храбрости и  ехать  этим  автобусом  на  северо-запад,  по  направлению  к
Ла-Маншу и к дому.
   Теперь автобус заполняли красные,  потные  французские  крестьяне.  Все
взбудораженные, сбитые  с  толку,  все  нагружены  огромными  узлами,  все
стремились на запад. Хоуард взял Шейлу на руки,  чтобы  освободить  больше
места, и поставил Ронни между колен.  Розу  притиснули  к  нему,  и  рядом
уселась рослая крестьянка, настоящая  великанша,  с  младенцем  на  руках.
Хоуард прислушивался к пассажирам - говорили, что немцы еще наступают,  но
Париж будет защищаться до последней возможности. Никто не знал, далеко  ли
продвинулись немцы, как близко от Жуаньи они могут быть. У кого есть родня
на западе, самое разумное - податься на время в ту сторону.
   - Правительство оставило Париж, - сказал кто-то. - Оно теперь в Туре.
   Еще кто-то возразил, что это только слух, и  начался  бессвязный  спор.
Правительство, как видно, никого всерьез не интересовало, судьба Парижа  и
других городов мало трогала этих крестьян и полукрестьян.
   В автобусе нечем стало дышать. Двое маленьких англичан еще не так плохо
переносили жару и духоту, но Роза явно мучилась. Старик  увидел,  что  она
побледнела как полотно, и наклонился к ней.
   - Ты устала? - мягко спросил он.
   Девочка молча покачала головой.  Он  повернулся  и  попробовал  открыть
окно; не вдруг ему удалось сдвинуть раму  и  впустить  струю  теплого,  но
все-таки свежего воздуха.
   Наконец шофер взобрался на свое сиденье, и перегруженная машина  тяжело
выехала с площади.
   На ходу в автобусе стало не так душно.
   Раза два он останавливался, и на крышу забирались новые  пассажиры,  но
вот наконец город остался позади. Поехали по длинным,  прямым  французским
дорогам, пыльным и разбитым. Пыль тучей окружала тяжелую машину, врывалась
в открытое окно, садилась на лица и одежду. Ронни стоял у колен старика  и
жадно, не отрываясь глядел в окно; Хоуард с трудом повернул Шейлу  у  себя
на коленях так, чтобы и она тоже могла смотреть в окно.
   Роза вдруг жалобно вскрикнула. Хоуард оглянулся - бледное лицо  девочки
приняло зеленоватый оттенок; прежде чем он успел хоть  как-то  помочь,  ее
стошнило прямо на пол.
   Старика  передернуло  от  брезгливости.  Но  через   минуту   вернулось
терпение: в таких случаях детям не под силу  сдержаться.  Роза  кашляла  и
плакала; он достал носовой платок,  вытер  девочке  лицо  и  попытался  ее
утешить.
   - Pauvre petite chou [бедная детка (фр.)],  -  смущенно  сказал  он,  -
теперь тебе станет лучше. Это жара виновата.
   С усилием он подвинул Шейлу и усадил Розу к себе на колени, - теперь  и
она может смотреть в окно, и ей будет легче дышать.  Она  все  еще  горько
плакала; Хоуард опять вытер ей глаза и заговорил с ней ласково, как только
мог. Великанша соседка  безмятежно  улыбнулась,  ничуть  не  взволнованная
случившимся.
   - Укачало вашу девочку, -  сказала  она  на  певучем  среднефранцузском
наречии. - Вроде как на море. Меня всегда тошнило в дороге, когда  я  была
маленькая. Всегда, всегда. И в поезде, и в автобусе, всегда одно и то  же.
- Она наклонилась: - Sois tranquille, ma petite [успокойся, крошка (фр.)],
это все пустяки.
   Роза взглянула на соседку и перестала плакать. Уголком носового платка,
что был  почище,  Хоуард  вытер  ей  глаза.  Она  затихла  и,  молчаливая,
покорная, сидела у него  на  коленях  и  смотрела  на  все,  что  медленно
проплывало за окном.
   -  Меня  никогда  не  тошнит  в  автомобиле,  -  гордо   сказал   Ронни
по-английски. Соседка посмотрела на них с пробудившимся  любопытством:  до
сих пор они говорили по-французски.
   Дорога была точно поток, стремящийся на  запад.  Дряхлые,  расхлябанные
легковые машины и грузовики, повозки, которые тянули мулы или  ослики,  до
отказа  набиты  были  людьми,  жаждущими  попасть  в   Монтаржи.   Автобус
пробирался сквозь толпу тех, кто шел пешком, - эти толкали ручные тележки,
детские коляски, даже тачки, нагруженные всяким скарбом. Хоуард едва верил
своим глазам - казалось, вся страна отступает перед неприятельской армией.
Женщины, которые еще работали на полях, порой поднимали голову  и  глядели
на странную процессию на большой дороге. Потом снова  склонялись  к  своим
овощам: работа не ждет, надо собрать урожай, это куда важнее, чем странный
поток, затопивший дорогу...
   На полпути к Монтаржи автобус медленно накренился на левый  бок.  Шофер
яростно крутил баранку руля; от левого заднего  колеса  шел  мерный  стук.
Автобус черепахой дотащился к обочине и остановился.
   Шофер вылез и пошел посмотреть, в чем дело. Потом медленно  вернулся  к
двери.
   - Un pneu, - кратко объяснил он. - Il faut descendre -  tout  le  monde
[Шина. Выходите все (фр.)]. Надо менять колесо.
   Хоуард с облегчением вышел. Они просидели взаперти без малого два часа,
из них час в пути. Детям жарко, они устали; передышка  явно  будет  им  на
пользу. Он сводил  их,  ради  приличия  по  очереди,  в  ближние  кустики;
церемония эта  не  ускользнула  от  пассажиров,  которые  теперь  окружали
автобус. Они подталкивали друг друга локтями:
   - C'est un anglais [он - англичанин (фр.)].
   Шофер при помощи двоих пассажиров установил  под  автобусом  домкрат  и
снял колесо, на котором спустила  шина.  Хоуард  немного  последил  за  их
работой, потом ему пришло в голову, что  это  удобный  случай  дать  детям
поесть. Он достал сверток с провизией и отвел детей на несколько шагов  от
дороги, подальше от толпы. Усадил всех троих на зеленую траву в  тени  под
деревом и дал им хлеб с маслом и молоко.
   Дорога тянулась на запад, прямая, без единого изгиба. Насколько  хватал
глаз, она была забита повозками и машинами, все сдвигались в одну сторону.
Хоуард смотрел с изумлением, ничего подобного он  не  видел  за  всю  свою
жизнь, - поистине великое переселение целого народа.
   Вдруг Роза сказала, что она слышит самолет.
   Хоуард машинально обернулся. Но ничего не расслышал.
   - Я слышу, - сказал Ронни. - Летит много самолетов.
   - И я хочу слушать самолет, - заявила Шейла.
   - Глупая, - сказал Ронни. - Их много. Неужели ты не слышишь?
   Старик напрягал слух, но тщетно.
   - А вы их видите? - спросил он небрежно, но втайне похолодел от страха.
   Дети вглядывались в небо.
   - Via, - вдруг сказала Роза и показала пальцем. - Trois avions-la  [Вон
там. Три самолета (фр.)].
   Ронни в волнении обернулся к Хоуарду:
   - Они летят прямо к нам! Вы думаете, мы их близко увидим?
   - Где они? - спросил Хоуард. - А, вижу. Едва  ли  они  пройдут  близко.
Видишь, они летят мимо.
   - Ну-у, -  разочарованно  протянул  Ронни.  -  Я  хотел  посмотреть  их
поближе.
   Самолеты снижались над дорогой мили за две от них. Хоуард ждал, что они
приземлятся где-нибудь в полях у  дороги,  но  они  не  приземлились.  Они
выровнялись и полетели над самыми вершинами деревьев, по одному  с  каждой
стороны дороги и один  позади,  посередине.  Послышался  негромкий  частый
треск. Старик смотрел и не верил - не может быть...
   Потом одна за другой с заднего самолета  на  дорогу  упали  пять  бомб.
Хоуард видел, как от него отделились бомбы,  как  встали  на  дороге  пять
огненных фонтанов, как взлетели в воздух бесформенные странные куски.
   - Les Allemands! [Немцы!  (фр.)]  -  пронзительно  вскрикнула  какая-то
женщина возле автобуса.
   И началось безумие. Шофер маленького "пежо" за полсотни  шагов  от  них
заметил переполох в толпе, глянул через  плечо  -  и  врезался  в  повозку
впереди, которую волок мул; одно ее колесо развалилось, седоки  и  поклажа
рухнули наземь. Французы, окружавшие автобус,  очертя  голову  кинулись  к
двери, как будто этот ящик из стекла и фанеры мог стать для них  убежищем,
и сбились жалкой кучкой у входа. Самолеты теперь  мчались  прямо  на  них,
пулеметы изрыгали пламя. Задний самолет, сбросив бомбы, пролетел вперед  и
направо; шедший справа плавно отошел назад и к середине, готовясь  в  свою
очередь бомбить дорогу.
   Некогда было что-то делать, куда-то бежать, да и некуда бежать.  Хоуард
схватил Шейлу и Ронни и, прижав обоих к себе,  распластался  на  земле.  И
крикнул Розе:
   - Ложись! Скорее!
   Самолеты были уже над ними - одномоторные  темно-зеленые  монопланы  со
странно изогнутыми, низко расположенными крыльями. Те, что  шли  справа  и
слева, дали пулеметные очереди по автобусу, средний самолет хлестал дорогу
трассирующими пулями. Несколько пуль просвистели над Хоуардом и  детьми  и
взметнули землю и траву в нескольких шагах за ними.
   На мгновенье Хоуард увидел стрелка в задней кабине. Это  был  юнец  лет
двадцати, не старше, с энергичным загорелым лицом. На нем было желтое кепи
какого-то студенческого союза, он стрелял в них - и смеялся.
   Два фланговых самолета пролетели мимо, средний был уже  совсем  близко.
Старик видел бомбы, подвешенные в рамах под крылом, и в смертельном страхе
ждал - вот сейчас упадут. Бомбы не упали. Самолет  пронесся  над  головой,
едва ли не в сотне футов. Хоуард,  обмякнув  от  облегчения,  смотрел  ему
вслед. Он видел - ярдов на триста дальше над дорогой бомбы  отделились  от
самолета и вверх взметнулись обломки. Колесо какой-то повозки проплыло  по
воздуху, потом упало в поле.
   И опять начался тот же изящный, плавный танец: задний  самолет  менялся
местами с левым. Они исчезли вдали, и скоро до Хоуарда  донесся  грохот  -
новый груз бомб обрушился на дорогу.
   Он выпустил детей и сел на траве. Ронни раскраснелся от волнения.
   - Как близко пролетели! - сказал он. - Я их  хорошо  видел.  Ты  хорошо
видела, Шейла? Слышала, как они стреляли из пулеметов?
   Он был в восторге. Шейла оставалась невозмутима.
   - Можно мне кусочек апельсина? - спросила она.
   - Нет, ты достаточно - поела, - медленно, машинально сказал  Хоуард.  -
Пей молоко. - Он повернулся к Розе и увидел, что та  вот-вот  расплачется.
Он привстал на колени и нагнулся к ней.
   - Тебя ушибло? - спросил он по-французски.
   Она молча покачала головой.
   - Тогда не надо плакать, - сказал он мягко. - Выпей молока.  Это  будет
тебе полезно.
   Девочка подняла на него глаза.
   - Они вернутся? Мне не нравится, как они трещат.
   Старик потрепал ее по плечу.
   - Ничего, - сказал он нетвердым голосом. - От треска  вреда  не  будет.
Едва ли они вернутся. - Он налил в чашку молока и протянул Розе. - Пей.
   Ронни сказал:
   - Я не струсил, правда?
   - И я не струсила, правда? - эхом отозвалась Шейла.
   - Никто не струсил, - терпеливо ответил  старик.  -  Розе  не  нравится
такой треск, но это не значит, что она струсила. - Он посмотрел в  сторону
автобуса, там собралась небольшая толпа. Похоже,  что-то  случилось,  надо
пойти посмотреть. - Вот вам апельсин, - сказал  он.  -  Разделите  на  три
части. Ты почистишь, Роза?
   - Mais oui, monsieur [конечно, мсье (фр.)].
   Хоуард  оставил  детей  в  радостном  ожидании  лакомства  и  побрел  к
автобусу. В толпе стоял крик и гомон; почти все женщины плакали от  страха
и ярости. Но, к удивлению Хоуарда, жертв не было, только у  одной  старухи
пулей начисто оторвало два пальца на левой руке.  Три  женщины,  привыкшие
оказывать первую помощь при несчастьях на полевых работах, довольно  ловко
перевязывали ее.
   Хоуарда поразило, что никто не убит. Десятком пуль с  правого  самолета
прошило кузов автобуса ближе к  задней  стенке;  пули  с  левого  самолета
изрешетили передние колеса,  шоферскую  кабину  и  радиатор.  Но  в  толпе
крестьян, сбившихся у двери, никто не пострадал. Даже пассажиры маленького
"пежо" уцелели; только у одной из женщин в повозке, которую  прежде  тащил
мул, оказалось задето бедро. А мул издыхал на дороге.
   Хоуард ничем не мог помочь раненым  женщинам.  Его  внимание  привлекла
мрачная кучка людей, которые окружили шофера автобуса; они подняли капот и
уныло глядели на мотор. Старик подошел к ним; он мало смыслил  в  технике,
но и ему стало ясно, что тут неладно. Под мотором расплылась большая  лужа
воды, из пробоин  в  радиаторе  и  цилиндре  еще  струилась  бурая  ржавая
жидкость.
   Один из пассажиров отвернулся и сплюнул.
   - Ca ne marche plus [больше не пойдет (фр.)], - сказал он кратко.
   Смысл этих слов не сразу дошел до Хоуарда.
   - Что же делать? - спросил он шофера. - Будет ли еще автобус?
   - Какой дурак его поведет.
   Наступило напряженное молчание. Потом шофер сказал:
   - Il faut continuer a pied [дальше надо идти пешком (фр.)].
   Хоуарду стало ясно, что это - безотрадная истина.  Было  около  четырех
часов,  и  до  Монтаржи  оставалось  двадцать  пять  километров,  то  есть
пятнадцать миль - меньше, чем до Жуаньи. По дороге от Жуаньи они  миновали
одну или две  деревушки;  несомненно,  еще  одна  или  две  встретятся  до
Монтаржи. Но едва ли оттуда идут автобусы, и уж наверно там нет гостиницы.
   Ужасно, но больше ничего не придумаешь. Ему и детям,  видно,  предстоит
идти пешком до самого Монтаржи.
   Хоуард вошел в  простреленный  автобус  и  собрал  все  пожитки  -  два
саквояжа, небольшой чемодан и оставшиеся свертки с едой. Сам  он  все  это
далеко не унесет, разве только хоть что-нибудь возьмут дети;  понятно,  их
помощи хватит ненадолго. Шейле ничего не снести;  пожалуй,  большую  часть
пути ее самое надо будет нести на руках. И если  Ронни  и  Розе  предстоит
пройти пятнадцать миль, им надо идти налегке.
   Он отнес весь багаж туда, где ждали дети, и опустил на  траву.  Чемодан
тащить не под силу; Хоуард уложил в него все то,  без  чего  можно  как-то
обойтись, и  оставил  чемодан  в  автобусе,  -  быть  может,  когда-нибудь
каким-нибудь способом удастся его разыскать. Оставались два  туго  набитых
саквояжа и пакеты с едой. Это он снесет сам.
   - Мы пойдем в Монтаржи пешком, - объяснил он детям. - Автобус дальше не
пойдет.
   - Почему не пойдет? - спросил Ронни.
   - Что-то случилось с мотором.
   - А можно мне посмотреть?
   - Не теперь, - твердо сказал Хоуард. - Нам надо сейчас же  идти.  -  Он
обернулся к Розе. - Тебе,  я  знаю,  приятней  будет  идти,  чем  ехать  в
автобусе.
   - Мне было так плохо, - пожаловалась девочка.
   - Там было очень жарко. Теперь тебе лучше?
   Роза улыбнулась:
   - Да, мсье.
   И они пошли по направлению к Монтаржи. Самое жаркое время дня миновало;
было  еще  не  прохладно,  но  идти  не  трудно.   Шли   очень   медленно,
приноравливаясь к шажкам Шейлы. Старик терпеливо брел вперед.  Нет  смысла
докучать детям, поторапливать их; ничего не поделаешь, надо  пройти  много
миль - пусть идут как им удобнее.
   Скоро они дошли до того места, где упала вторая партия бомб.
   Две большие воронки зияли посреди дороги, еще три -  среди  деревьев  у
обочины. Там валялась какая-то  разбитая  повозка  и  хло