следов  не  нашли.
Измученные, задерганные служащие не могли ничем помочь. Под  конец  Хоуард
махнул на это рукой; разумнее купить для детей самое необходимое,  что  он
сам понесет в саквояже, когда они отправятся дальше.  Человеку  со  слабым
сердцем потерять в военное время чемодан - отчасти даже облегчение.
   Они вышли с вокзала и направились к центру города покупать  пижамы  для
детей. И еще купили для Шейлы красных леденцов и книгу  с  картинками  под
названием "Слон Бабар". Потом повернули назад к гостинице.
   - Там английская машина, мсье, - сказал вдруг Ронни. - Какая это марка?
   - Право, не могу тебе сказать, - ответил  старик,  но  посмотрел  через
дорогу.
   Возле заправочной станции стоял большой открытый туристский автомобиль,
грубо окрашенный в защитный цвет и весь забрызганный грязью.  Видно  было,
что его давным-давно не мыли. Вокруг суетились двое или  трое,  заправляли
машину бензином, маслом и водой. Еще  один  насосом  накачивал  спустившие
шины.
   Один из этих людей показался Хоуарду смутно знакомым. Он остановился  и
все смотрел через дорогу, пытаясь сообразить, где они  встречались.  Потом
вспомнил: в клубе, полгода назад. Этого человека зовут  Роджер  Диккинсон,
он, кажется, работает по газетной части. В "Морнинг рекорд",  вот  где  он
печатается. Довольно известный журналист.
   Ведя Ронни за руку, Хоуард пошел через улицу.
   - Доброе утро,  -  сказал  он.  -  Мистер  Роджер  Диккинсон,  если  не
ошибаюсь?
   Тот круто обернулся с тряпкой в руке: он протирал  ветровое  стекло.  В
глазах его мелькнуло удивление.
   - Припоминаю, - сказал он. - В Лондоне, в клубе "Странник"...
   - Моя фамилия Хоуард.
   - Припоминаю. - Теперь Диккинсон смотрел во все глаза. - Но...  что  вы
здесь делаете?
   - Я еду в Париж, но боюсь, придется на несколько дней тут задержаться.
   И старик рассказал Диккинсону о Шейле.
   - Выбирайтесь-ка отсюда поскорей, - сказал журналист.
   - Почему?
   Журналист изумленно смотрел на него, вертя в руках грязную тряпку.
   - Немцы перешли Марну. - Теперь уже  старик  изумленно  раскрыл  глаза.
Диккинсон докончил: - Да еще итальянцы наступают с юга.
   Последнее замечание Хоуард не уловил.
   - Перешли Марну? - повторил он. - Да, это плохо. Очень плохо. Но что же
делают французы?
   - Удирают, как зайцы, - ответил Диккинсон.
   Короткое молчание.
   - А что вы сказали об итальянцах?
   - Италия объявила войну Франции. Вы не знали?
   Старик покачал головой.
   - Мне никто не говорил.
   - Это случилось только вчера. Французы, может быть, еще не сообщали, но
это правда.
   Рядом по земле потекла струйка бензина из переполненного бака; тот, кто
заправлял машину, отложил шланг и защелкнул крышку.
   - Больше не входит, - сказал он Диккинсону. - Я сбегаю напротив,  куплю
несколько brioches [булочек (фр.)] - и двинемся.
   Диккинсон обернулся к Хоуарду.
   - Уезжайте отсюда, - сказал он. - Немедленно.  Если  попадете  в  Париж
сегодня же вечером, все обойдется... по крайней  мере,  я  так  думаю.  Из
Сен-Мало пока еще ходят суда.
   Старик поднял брови.
   - Об этом не может быть и речи, Диккинсон. У  другого  ребенка  высокая
температура.
   Журналист пожал плечами.
   - Ладно,  скажу  вам  прямо,  французы  недолго  продержатся.  Они  уже
разбиты. Я не болтаю зря. Это точно.
   Хоуард в раздумье посмотрел вдоль улицы.
   - А вы куда направляетесь?
   - Поеду в Савойю, погляжу, как там действуют итальянцы. А  потом  будем
выбираться из  Франции.  Может  быть,  через  Марсель,  возможно  -  через
испанскую границу.
   Старик улыбнулся.
   - Желаю удачи, - сказал он. - Все-таки держитесь подальше от фронта.
   - Ну, а вы-то что будете делать? - спросил Диккинсон.
   - Право, не знаю. Мне надо подумать.
   И он пошел к гостинице, ведя Ронни за руку. Через сотню шагов  покрытая
грязью зеленая машина нагнала их и мягко остановилась у обочины. Диккинсон
нагнулся с шоферского сиденья.
   - Слушайте, Хоуард, - сказал он. - У нас хватит места для вас с  вашими
малышами. Детей возьмем на колени. Ближайшие  дни  нам  придется  нелегко,
будем вести машину и ночами, по  очереди.  Но  если  вы  за  десять  минут
приведете второго ребенка, я подожду.
   Старик неуверенно заглянул в машину. Да, это великодушное  предложение,
и сделал его великодушный человек. В машине уже четверо  и  полно  багажа;
трудно представить, как туда втиснется еще один взрослый, не говоря уже  о
двух детях. Машина открытая, можно поднять полотняный  верх,  но  с  боков
никакой защиты. Ехать в такой машине ночью, в  горах,  -  это  -  было  бы
тяжким испытанием для пятилетней девочки с высокой температурой.
   - Вы очень, очень добры, - сказал Хоуард. -  Но  право,  я  думаю,  нам
лучше не торопиться.
   - Как хотите, - сказал Диккинсон. - Я полагаю, денег у вас хватит?
   Старик заверил, что денег у него достаточно, большая машина  скользнула
дальше и скрылась в конце улицы. Ронни следил за ней, чуть не плача. Вдруг
он всхлипнул, и Хоуард наклонился к нему.
   - В чем дело? - спросил он ласково. - Что случилось?
   Ответа не было. Мальчик еле сдерживал слезы.
   Хоуард мысленно искал причину такого горя.
   - Это из-за автомобиля? - спросил он. - Ты думал, что мы покатаемся?
   Мальчик молча кивнул. Старик остановился и вытер ему глаза.
   - Ничего, - сказал он. - Подожди, вот пройдет у Шейлы  простуда,  и  мы
покатаемся все вместе.
   Он подумал, надо будет, если можно, нанять машину до самого Сен-Мало, а
там они пересядут на пароход. Это будет стоить немалых денег, но положение
создалось такое, что, пожалуй, любые расходы оправданы.
   - Скоро?
   - Может быть, послезавтра, если Шейла поправится  и  ей  приятно  будет
прокатиться.
   - А мы пойдем после завтрака  смотреть  camions  et  chars  de  combat?
[грузовики (фр.)]
   - Если они еще не уехали, пойдем и немножко посмотрим.
   Надо было как-то вознаградить мальчика за разочарование. Но  когда  они
дошли до вокзальной площади, грузовиков и танков  уже  не  было.  Осталось
лишь несколько жалких  кляч,  привязанных  под  кричаще  яркими  рекламами
спиртных напитков.
   В спальне все шло  прекрасно.  La  petite  Роза  оказалась  застенчивой
девочкой с длинными черными волосами и с повадками маленькой мамаши. Шейла
уже смотрела на нее с обожанием. Из двух носовых платков  Хоуарда  и  трех
обрывков бечевки Роза смастерила кролика, и у него была нора  в  одеяле  с
той стороны кровати, где спал Ронни:  когда  кролика  пугали  криком,  он,
искусно управляемый руками Розы, прятался  в  свой  домик.  Шейла,  блестя
глазами и мешая английские слова с французскими, стала объяснять  все  это
Хоуарду.  Посреди  оживленной  болтовни  над  самыми  крышами  вокзала   и
гостиницы пролетели три самолета.
   Хоуард развернул покупки и дал Шейле книжку  про  слона  Бабара.  Бабар
оказался старым приятелем Розы;  она  взяла  книгу,  позвала  и  Ронни  на
кровать и начала читать обоим вслух.  Мальчику  быстро  надоело;  самолеты
были больше по его части, и он высунулся в окно: может быть, пролетит  еще
хоть один.
   Хоуард оставил детей и спустился в вестибюль, к  телефону.  С  огромным
трудом  и  огромным  терпением  он  дозвонился  наконец   до   сидотонской
гостиницы; он считал  своим  долгом  сообщить  чете  Кэвено  о  трудностях
путешествия. Он поговорил с мадам Люкар, но Кэвено еще накануне выехали  в
Женеву. Конечно, они не сомневаются, что он уже в Англии.
   Он попытался дозвониться в Женеву и найти Кэвено через Лигу  наций,  но
ему резко ответили, что телефонная связь с Швейцарией прервана. Он спросил
о телеграфе и узнал, что все телеграммы, адресованные в  Швейцарию,  перед
отправкой нужно лично предъявить в Bureau de Ville  [муниципалитет  (фр.)]
для цензуры. Его предупредили, что у стола цензора очень большая очередь.
   Близилось время обеда; Хоуард отложил попытку связаться  с  Кэвено.  По
сути, он делал это  только  для  очистки  совести.  С  трезвостью  старого
человека он понимал - толку от этого  не  будет:  если  он  и  свяжется  с
родителями, все равно ему не пересечь границу и не добраться к ним, а  они
не смогут приехать к нему. Надо довести начатое до конца - доставить детей
домой, в Англию; из Швейцарии нечего ждать помощи.
   В гостинице стало до странности  тихо  и  пусто;  похоже,  все  военные
куда-то исчезли. Хоуард пошел в ресторан, заказал  обед  для  себя  и  для
детей и попросил отнести поднос в спальню.
   Еду принесла все  та  же  горничная.  Началась  оживленная  французская
болтовня о картинках с Бабаром и о кролике  из  носовых  платков.  Женщина
сияла, такие развлечения были ей по душе.
   - Большое вам спасибо, что вы оставили  la  petite  Розу  с  la  petite
Шейлой, - сказал Хоуард. - Они уже подружились.
   Женщина опять затараторила:
   - Пустяки, мсье, сущие пустяки. Роза больше всего на свете любит играть
с маленькими детьми, и с котятами, и со щенятами. Право слово, она  у  нас
прямо маленькая мамаша. - И горничная с  нежностью  погладила  девочку  по
голове. - Если мсье желает, после обеда она опять придет.
   - Мсье Хоуард, пускай Роза  после  обеда  опять  придет,  -  подхватила
Шейла.
   - После обеда тебе следует поспать, -  неторопливо  ответил  старик.  -
Может быть, она придет опять в четыре часа? - спросил он горничную,  потом
обернулся к Розе: - Приходи пить с нами чай, хочешь? Чай по-английски?
   - Oui, monsieur, - застенчиво ответила девочка.
   Они вышли, и Хоуард накормил своих подопечных.  У  Шейлы  все  еще  был
небольшой жар. После обеда Хоуард выставил поднос за дверь и уложил  Ронни
отдыхать. Потом откинулся поудобнее в  кресле  и  начал  читать  им  книгу
"Эмильена в цирке", которую дала ему миссис Кэвено.  Немного  погодя  дети
уснули; Хоуард отложил книгу и сам на час задремал.
   Проснувшись, он опять пошел в город, в Bureau de Ville, ведя  Ронни  за
руку; в кармане у него лежала длинная телеграмма к Кэвено. Некоторое время
он искал  кабинет  цензора  и  наконец  нашел  -  кабинет  осаждала  толпа
встревоженных и недовольных французов. Дверь была заперта. Цензор закончил
работу и ушел на весь вечер неизвестно куда. Предполагалось, что он начнет
прием только завтра в девять утра.
   - Непорядок это, - говорили в толпе, но тут  явно  ничего  нельзя  было
поделать.
   Хоуард пошел с мальчиком  назад  в  гостиницу.  Город  опять  наполняли
солдаты, длинная  вереница  грузовиков  загромождала  улицы  к  северу  от
вокзала. На площади стояли три  громадных  танка,  они  грозно  щетинились
орудиями, но были сплошь в грязи. Усталая команда заправляла их горючим из
походной цистерны, люди работали  медленно,  угрюмо,  даже  уныло.  Старик
посмотрел, как небрежно, неуклюже они действуют, и его пробрала дрожь. Как
это сказал Диккинсон? "Удирают, как зайцы..."
   Не может этого быть. Французы всегда сражались великолепно.
   По настойчивой просьбе Ронни  они  перешли  через  площадь  и  постояли
немного, разглядывая танки. Мальчик сказал:
   - Такой пройдет прямо через стену, даже  через  дом  проломится.  Прямо
насквозь!
   Старик оглядел чудовищные махины. Может быть, они на это и способны, но
у Хоуарда их вид восторга не вызывал.
   - В них, наверно, не слишком уютно, - спокойно сказал он.
   Ронни фыркнул.
   - Они идут быстро-быстро, а пушки  так  и  палят!  -  Он  повернулся  к
Хоуарду. - Они тут будут всю ночь?
   - Не знаю. Вероятно.  Теперь  идем,  Шейла,  наверно,  уже  хочет  чаю.
Наверно, и ты хочешь пить.
   Приманка была надежная, но Ронни с грустью оглянулся на машины.
   - А завтра мы пойдем их смотреть?
   - Если они еще останутся здесь.
   В спальне по-прежнему все шло прекрасно.  Роза  знала  игру,  вся  суть
которой, видно, заключалась в том, чтобы опять и опять  подражать  голосам
зверей. Девочки пели:

   Как у тетушки моей
   Много в домике зверей.
   Мышка тоненько пищит (пи-и!),
   Очень страшно лев рычит (рр-р!),
   А осел кричит: и-а,
   А лягушка: ква-ква-ква,
   А собака: гау-гау,
   А котенок: мяу-мяу,
   А кукушка все: ку-ку,
   А петух: кукареку, -

   и так далее, без конца. Игра была нехитрая, и Шейла  не  желала  ничего
лучшего. Вскоре, играли все вчетвером; так их  и  застала  горничная.  Она
принесла чай и заулыбалась до ушей.
   - Я выучила эту песенку, когда сама была маленькая и жила в  Турени,  -
сказала она. - Славная песенка, правда? Все дети ее  любят.  А  в  Англии,
мсье, дети тоже играют так?
   - Примерно так же, - ответил старик. - Дети во всех  странах  играют  в
одни и те же игры.
   Он дал им молока и хлеба с маслом и джемом. Около Bureau  de  Ville  он
увидел в одной витрине большие  пряники,  выложенные  цукатами;  он  купил
такой пряник; хозяйничать он не привык, а потому взял  втрое  больше,  чем
требовалось. Разрезал пряник перочинным ножом на туалетном столике, и  все
получили по солидному  ломтю.  Это  было  очень  веселое  чаепитие,  такое
веселое, что никто не обратил внимания на скрежет гусениц и рев  выхлопных
труб под окном.
   После чая еще немножко поиграли; потом Хоуард умыл детей,  а  горничная
привела в порядок постель. Она помогла раздеть Ронни и Шейлу и облачить их
в новые пижамы; потом она держала  Шейлу  на  могучих  коленях,  а  старик
тщательно измерил девочке температуру, поставив ей  градусник  под  мышку.
Температура все еще была примерно на градус выше нормальной, хотя  девочке
явно стало лучше; какая бы это ни  была  болезнь,  она  проходила.  Хоуард
решил, что ехать на следующий день еще рано:  как  бы  не  пришлось  потом
снова задержаться из-за болезни в менее удобных условиях.  Но  послезавтра
уже можно пуститься в путь. Если выехать пораньше  с  утра,  они  за  день
доберутся до Сен-Мало. Сегодня вечером он наймет автомобиль.
   Вскоре дети легли, и он пожелал им спокойной ночи. Он вышел из  комнаты
вместе с горничной и ее девочкой.
   - Вечером, мсье, как только они заснут, я принесу матрас и постелю  для
мсье на полу, - сказала горничная. - Так вам будет лучше, чем в кресле.
   - Вы очень добры, - сказал он. - Право, даже не  знаю,  почему  вы  так
добры к нам. Я очень, очень вам признателен.
   - Нет, мсье, это вы очень добрый, - сказала она.
   Старик вышел в вестибюль, слегка удивляясь восторженности французов.
   В гостинице опять было полно офицеров. Хоуард пробрался  к  конторке  и
сказал девушке:
   - Я хочу нанять автомобиль для дальней поездки,  но  не  сейчас,  а  на
послезавтра. Не можете ли вы указать мне лучший гараж?
   - Для дальней поездки, мсье? - переспросила она. - А куда именно?
   - В Нормандию, до Сен-Мало. Моя девочка еще не совсем здорова. Я думаю,
безопаснее отвезти ее домой в автомобиле.
   - Гараж "Ситроен" лучше всего. Но это будет нелегко, мсье, - неуверенно
сказала конторщица. - Понимаете, все машины взяты для армии. Вам бы  проще
ехать поездом.
   Он покачал головой.
   - Я предпочитаю автомобиль.
   Девушка в раздумье смотрела на Хоуарда.
   - Значит, мсье поедет послезавтра?
   - Да, если малышка поправится.
   - Мне ужасно неприятно, мсье, но вам придется выехать  не  позднее  чем
послезавтра,  -  смущенно  сказала  девушка.  -  Если  крошка  будет   еще
нездорова, мы постараемся найти для мсье комнату в городе. Но сегодня  нам
сказали, что  завтра  гостиницу  займет  Управление  железных  дорог,  оно
переедет к нам из Парижа.
   Хоуард широко раскрыл глаза:
   - Разве государственные учреждения выезжают из Парижа?
   Она покачала головой.
   - Я знаю только то, что я вам сказала, мсье. Всем постояльцам  придется
выехать.
   Хоуард помолчал минуту. Потом спросил:
   - Как, вы говорите, называется гараж?
   - Гараж "Ситроен", мсье. Если хотите, я позвоню и спрошу.
   - Да, пожалуйста.
   Она вошла в телефонную кабину; Хоуард ждал у  конторки,  озабоченный  и
встревоженный. Он чувствовал, что сеть обстоятельств стягивается все туже,
увлекая его совсем не туда, куда надо.  Машина  до  Сен-Мало  -  вот  нож,
который разрубил бы узел и освободил его. Через стекло  кабины  он  видел,
девушка многословно объясняется по  телефону;  он  ждал  как  на  иголках.
Наконец она вышла.
   - Ничего не получается, мсье. Для такой далекой поездки нет машины. Мне
так жаль... мсье Дюваль, хозяин гаража, тоже  очень  сожалеет...  но  мсье
придется ехать поездом.
   Хоуард сказал очень спокойно:
   - Уж наверно можно будет что-нибудь устроить? Должен  же  найтись  хоть
какой-нибудь автомобиль?
   Она пожала плечами.
   - Может быть, мсье сам пойдет в гараж и поговорит с мсье Дювалем.  Если
кто в Дижоне и может дать вам машину, так только он.
   Она объяснила, как найти гараж;  через  десять  минут  Хоуард  вошел  в
контору Дюваля. Владелец гаража оказался непреклонен.
   - Машину - да, - заявил он. - Это пустяк,  мсье,  машину  я  найду.  Но
бензина не осталось ни литра, все забрали для  армии.  Я  мог  бы  достать
бензин только жульничеством, понимаете? И потом - дороги. До Парижа ни  по
одной дороге не проедешь, это  невозможно,  мсье...  И  потом,  для  такой
поездки мне не найти шофера. Немцы перешли Сену, мсье; они перешли  Марну.
Кто знает, где они будут послезавтра?
   Старик молчал.
   - Если мсье хочет вернуться в Англию,  надо  ехать  поездом,  -  сказал
француз. - Да поскорее.
   Хоуард поблагодарил его за совет и вышел на улицу. Смеркалось,  он  шел
по тротуару и думал, думал. Остановился у какого-то кафе, зашел и  спросил
перно с водой. Потом сел за столик у стены и  посидел  немного,  глядя  на
безвкусно яркие рекламы напитков, развешанные по стенам.
   Положение становится серьезным. Если выехать сейчас же,  немедля,  быть
может, еще можно добраться до Сен-Мало и до Англии; если отложить  это  на
тридцать шесть часов,  очень  возможно,  что  Сен-Мало  захлестнет  волной
немецкого натиска, ведь вот  уже  захлестнуло  Кале,  захлестнуло  Булонь.
Трудно поверить, что немцы продвигаются так быстро. Неужели, неужели их не
остановят и они дойдут до Парижа? Не может быть, чтобы Париж сдался!
   Не нравится ему, что Управление железных дорог  эвакуируют  из  Парижа.
Прескверный знак.
   Можно сейчас же вернуться в гостиницу. Можно поднять детей,  одеть  их,
уплатить по счету и пойти с ними на вокзал.  Для  Ронни  это  не  страшно.
Шейла... что ж, в конце  концов,  у  нее  есть  пальто.  Пожалуй,  удастся
достать какую-нибудь шаль и закутать ее. Правда, дело уже к  ночи,  поезда
ходят нерегулярно; быть может, придется долго сидеть ночью на платформе  в
ожидании поезда, а поезд так и не придет. Но детей надо отвезти в  Англию,
он обещал это их родителям.
   Да, но  если  Шейле  станет  хуже?  Вдруг  она  простудится  и  схватит
воспаление легких?
   Если это случится, он себе вовек не простит.  Дети  на  его  попечении;
хорош он будет  попечитель,  если  среди  ночи  побежит  на  вокзал,  если
пустится в долгое, опасное путешествие, не считаясь ни с их слабостью,  ни
с болезнью. Это не осторожность, это... страх.
   Старик чуть улыбнулся про себя. Вот что это такое - просто страх, и его
нужно побороть. Заботиться о детях значит, в конечном счете, оберегать  их
здоровье.  Вот  в  чем  суть.  Это  совершенно  ясно.  Он  взял  на   себя
ответственность за них и должен довести дело до конца, хотя  теперь  очень
похоже, что ему придется куда трудней, чем он думал, когда  взял  на  себя
эту заботу.
   Он вышел из кафе и вернулся в гостиницу. В вестибюле  девушка  спросила
его:
   - Мсье нашел автомобиль?
   Хоуард покачал головой.
   - Я останусь здесь до послезавтра. Тогда, если девочка  будет  здорова,
мы поедем поездом. - Помолчав, он прибавил:  -  Вот  что,  мадемуазель.  Я
смогу взять с собой очень  мало  вещей  для  нас  троих,  только  саквояж,
который мне под силу нести самому. Я хотел бы оставить здесь свои удочки -
вы побережете их для меня некоторое время?
   - Ну конечно, мсье. Они будут в целости и сохранности.
   Хоуард  прошел  в  ресторан,  отыскал  свободное  место  -  надо