нить свой долг. - Эта фраза звучала уже как извинение.
     Франек угадывал мысли немца. Какое счастье, что  он  взял  нужный  тон!
Если немцы ворвутся в дом с собаками, это может плохо кончиться и  для  тех,
кто сидит под корзинами, и для него с семьей.
     - Неужели все эти парни с собаками должны войти в дом?-  грубо  спросил
он.
     Офицер что-то сказал солдатам, вместе с ним в дом  вошел  только  один.
Офицер был вооружен только револьвером, а солдат в полной форме, с винтовкой
с примкнутым штыком. Они прошли в столовую, не обратив внимания  на  женщин,
занимавшихся своими делами. Осматривая дом, немцы заглядывали в шкафы и  под
кровати, затем забрались на чердак.  Франек  благодарил  бога,  что  прошлой
ночью успел закопать в  саду  арестантскую  одежду  беглецов.  А  Генек  еще
возражал.
     Он хотел сохранить свой костюм на память и  мечтал,  одевшись  в  него,
напасть вместе с партизанами на немцев. Но Франек не поддался уговорам.
     - Вы не заглянули в подвал,- сказал он холодно, когда немцы вернулись в
столовую. Он видел, что офицер посмотрел  на  дверь,  ведущую  в  подвал,  и
надеялся, что немцы не пойдут туда, раз он сам подсказывает им.
     - Да!  Конечно!-  ответил  офицер,  к  большому  огорчению  Франека,  у
которого тошнота подступила к горлу, когда он увидел, что  немцы  спускаются
вниз, и представил себе, как две пары пытливых глаз оглядывают большую  кучу
свеклы.
     - Надо бы разворошить свеклу,- заметил офицер, Отличное укрытие.
     Франек рассмеялся и страшно удивился тому, что все  вышло  естественно.
Он подумал, что чувствуют сейчас товарищи, сидящие под свеклой.
     - Если они забрались туда, то давно  уже  задохнулись,  -  безразличным
тоном сказал он. А у самого сжалось сердце, когда он увидел, что солдат  изо
всех сил всадил штык в свеклу, но сумел  пробить  только  одну  и  удивленно
показал штык с насаженной свеклой офицеру.
     - Не будь ослом!- рявкнул тот и пошел из подвала.
     Франек с трудом подавил вздох облегчения.
     - Хорошо!-  сказал  офицер  уже  в  коридор;-  Если  услышишь  об  этих
бандитах...
     - Сюда они не придут. Этот дом известен среди поляков, как  дом  друзей
немцев. Они, наверное, уже давно в лесу.
     Франек проводил немцев. Увидев его, собаки опять стали яростно  рваться
с поводков.
     - Надеюсь, что ваши не заявятся сюда  еще  раз,  сказал  Франек.  -  Вы
знаете поляков. Они мне прохода не дадут за то, что мои  собственные  друзья
так обращаются со мной...
     - Нет, не придут! Мы работаем аккуратно и  не  настолько  глупы,  чтобы
обыскивать один дом несколько раз. Ты, конечно, прав.  Эти  крысы  забрались
уже далеко в лес. Ты где работаешь в Освенциме?
     - Побывал везде - помогал строить новый крематорий, был надсмотрщиком в
команде, сносящей деревни, и в карьере.
     - И слушаются вас эти мерзавцы?
     - Если не слушаются, мы даем им в морду,- ответил Франек.
     - Отлично,- остался доволен офицер. - Если бы все поляки  были  такими,
как ты, можно было бы и не уничтожать их.
     Щелкнув каблуками, он распрощался с Франеком.
     Франек проводил их взглядом, выругался с  облегчением,  запер  дверь  и
спустился вместе с женой и дочерью в подвал.
     Они разбросали свеклу. Показались потные, красные лица друзей.
     Стефан и Сабина, взявшись за руки, смотрели друг на друга.
     - Я так испугалась за тебя,- нарушила она тишину.
     Франек кашлянул, молодые люди разошлись в разные стороны.  Пожатие  рук
было единственным проявлением любви, которое они могли себе позволить.
     - Вы слышали, что говорил шкоп?- спросил Франек.
     - У меня сердце так билось в груди, что я боялся, как бы  не  запрыгала
свекла,- засмеялся Януш.
     - Я держал револьвер наготове,- сурово промолвил Генек,-  больше  живым
они меня не возьмут.
     - Мы больше не можем злоупотреблять  вашим  гостеприимством,  -  сказал
Януш. - Если бы они нашли нас, то вам тоже плохо пришлось бы.
     - Сейчас более безопасного места вам не найти, возразил Франек. - Шкопы
сюда уже не придут. Вы пробудете здесь по крайней мере недели две, пока  все
стихнет, к тому времени у вас отрастут волосы. Я нашел фотографа, он сделает
карточку Тадеушу. Надо и ему сделать документ...
     - Если бы вас здесь не было, я бы сдался,- сказал Тадеуш. - Мой побег -
проявление трусости!
     Он смотрел на Стефана и Сабину и страдал от тоски по Ядвиге.
     - Мне кажется, что я бросил ее на произвол судьбы.
     - Да замолчи ты,- оборвал его Генек.
     - Давайте поедим. Я умираю от голода.  Пропали  все  запасы  Франека  с
черного рынка, если мы пробудем здесь две недели.
     Через  три  недели  они  простились  с  Франеком  и  его  женой  как  с
родителями, а со Стефаном и Сабиной - как с братом и сестрой.
     Они направились в Катовице, считая, что в  большом  городе  безопасней.
Оттуда каждый пойдет своим путем. Живя  у  Франека,  Януш  сделал  несколько
фальшивых документов.
     Ужасы Освенцима и Бжезинки остались позади.
     Сабина и Стефан, держась за руки,  смотрели  вслед  уходившим  друзьям.
Когда они скрылись из виду, Стефан многозначительно сжал руку Сабины. Теперь
настал и его час.


                                 Глава 2.
                         СВОБОДА СТЕФАНА ЯВОРСКОГО

     Прекрасная летняя ночь полна призрачных обещаний. Стефан шел по лесу  к
своему бывшему дому. Лунный свет играл в густых  ветвях  елей  и  ласкал  их
влажные стволы. Все дышало покоем. Покой царил и в душе Стефана, несмотря на
то, что ему предстояло совершить. Он не спешил и наслаждался запахом смолы и
хвои.
     В нем не  было  злобы.  Им  двигали  не  злоба  и  не  жажда  мести,  а
непреодолимое  желание  доказать,  что  он  внутренне   переродился.   Своим
поступком он засвидетельствует, что окончательно избавился  от  ярма  тупого
самоуничижения и позорной трусости.
     По пустынным улицам спящей деревни Стефан подошел  к  своему  дому.  Он
долго смотрел на темные окна, но не почувствовал никакого волнения. Спокойно
скользил его взгляд по такому знакомому, но  уже  ставшему  чужим  дому.  Он
вошел  через  калитку   в   сад,   многозначительно   улыбнулся   при   виде
"фольксвагена". Сколько времени прошло с тех  пор,  когда  он,  словно  вор,
крался в свой собственный дом? Тогда он  был  жалким,  трусливым,  ничтожным
Стефаном, который, как побитая собака, уступил свою  постель  жирному  шкопу
для грязных забав со  своей  красавицей  женой.  Теперь  сюда  пришел  новый
Стефан. Атмосфера этого дома была ему  совершенно  чужой.  Его  домом  стала
теперь ферма Франека, с привычными коровами, с простой  крестьянской  пищей,
которую готовила жена Франека. Там была  чистая  Сабина  с  погрубевшими  от
работы и все же мягкими руками, с невинным блеском  многообещающих  глаз,  с
нетронутой свежестью зовущего рта. Нет, сейчас нельзя думать о  Сабине!  Она
здесь ни при чем. Предстоящее дело касается его  одного.  Если  бы  не  было
Сабины, он все равно осуществил бы свой давний замысел!
     Стефан  поднимался  по  лестнице.  Скрипнули  четвертая,  а   затем   и
одиннадцатая ступеньки. Его шаги были слышны в темноте. Но он и не собирался
красться как вор. Пусть просыпаются те двое, наверху, пусть немец  хватается
за револьвер! Его уже ничто не остановит. Внутренняя сила придала Стефану  и
физические силы. Он был уверен, что револьвер не поможет Брамбергу,  который
должен умереть сегодня от его руки.
     Он постоял немного  на  площадке  -  не  из-за  нервозности,  не  из-за
напряжения или колебания. Прислушиваясь к спокойному биению  своего  сердца,
он хотел еще раз обдумать то, что  собрался  сделать.  Он  был  уверен,  что
поступает хорошо.
     Стефан открыл дверь и зажег свет. Его взгляд  упал  на  женское  белье,
лежавшее на стуле, и эсэсовскую  форму,  валявшуюся  на  полу,  а  также  на
револьвер, висевший на ремне. Но он не взял оружие  немца,  а  посмотрел  на
свои руки и улыбнулся. Он расправится с. ними голыми руками. Прислонившись к
двери, он спокойно ждал, когда яркий свет разбудит спящих.
     Первой проснулась  Ванда.  Она  молча  уставилась  на  него,  натягивая
одеяло, и без того закрывавшее ее по самое  горло.  Казалось,  она  лишилась
дара речи и со злобой толкала под одеялом немца в бок.
     - Доброй ночи, Ванда,- медленно  произнес  Стефан,  улыбаясь  ей  почти
дружелюбно.
     Ванда дрожала как в ознобе. Проснулся Брамберг.  Он  моргал  от  яркого
света и  ругался,  что  его  так  не  вовремя  разбудили.  Вдруг  он  увидел
приземистую решительную фигуру Стефана в дверях, и проклятия застыли у  него
на губах. Пустой взгляд был направлен туда, куда смотрела и Ванда.
     - Здорово, Брамберг!- поприветствовал Стефан.
     - Наконец-то ты мне попался, идиот!- заорал пришедший в себя Брамберг.
     Он не мог простить себе, что растерялся перед этим  чучелом  гороховым.
Резким движением он сбросил одеяло, бессовестно обнажив перед Стефаном  свои
безобразные жирные телеса. Ванда поспешно натянула  одеяло,  чтобы  прикрыть
свою наготу.
     Брамберг шарил глазами по полу, ища револьвер.
     - Вперед, Брамберг!- подзадоривал его Стефан. Хватай скорее  револьвер,
детка!
     Что-то в голосе Стефана заставило немца заколебаться.
     - Я пришел убить тебя, Брамберг,- говорил Стефан с издевкой.  -  Я  мог
прикончить тебя твоим  же  револьвером,  но  предпочитаю  убивать  паразитов
голыми руками. Они у меня чешутся от нетерпения раздавить тебя, Брамберг.
     - Да тебе и мухи не убить, дрянь паршивая!- орал Брамберг в  бешенстве.
- Я прихвачу тебя в Освенцим и покажу,  как  расправляются  там  с  вонючими
поляками. Я проучу тебя, дерьмо!
     - Ты так думаешь?- с насмешкой спросил Стефан и пошел к кровати.  Ванда
не отрывала от него взгляда. Ее волнистые, черные,  как  у  цыганки,  волосы
рассыпались по подушке. Глаза расширились от страха. Она лихорадочно дышала,
вцепившись в одеяло так, что на пальцах побелели ногти.
     - Может быть, ты хочешь драться за свою жизнь, свинья?- о  убийственной
иронией спросил Стефан Брамберга.
     И когда немец очертя голову бросился  на  него  с  проклятиями,  Стефан
нанес  ему  два  удара.  Он  сам  удивился  силе  этих  ударов.  Брамберг  с
рассеченной бровью и разбитыми губами упал навзничь  на  кровать.  Сплевывая
кровь, он поднялся и, как разъяренный зверь, бросился на Стефана.
     - Ты мне дорого заплатишь за это, скотина,- орал он.
     Стефан опять ударил его прямо по лицу. Брамберг снова упал на  кровать.
Кровь залила подушку. Стефан вне себя от негодования склонился над шкопом  и
схватил его за горло. Он чувствовал почти физическое  наслаждение  от  того,
что душил немца.
     - Что ты делаешь?- хрипел Брамберг. - Тебя повесят за это...
     - Заткнись, мразь!- прикрикнул на  него  Стефан,  крепче  сжимая  руки.
Высунув от натуги кончик языка, он  смотрел,  как  мутнели  глаза  немца,  а
широко открытый рот тщетно ловил воздух. Брамберг вцепился  ногтями  в  руки
Степана, но тот  не  чувствовал  боли.  Увидев  смертельный  страх  на  лице
нацистского чудовища, он холодно рассмеялся.
     - Пощады!- хрипел Брамберг, как самый обычный трусливый пес.
     - Ну, кто же теперь трус?- воскликнул в ответ Стефан, плюнул  в  жирную
физиономию ненавистного врага и еще сильнее сжал горло. Глаза выкатились, на
лице Брамберга застыла маска смерти,  но  Стефан  не  выпускал  жертвы  даже
тогда, когда после предсмертных конвульсий тело задушенного обмякло.
     Ванда громко заплакала. Только тогда Стефан посмотрел на свои руки.
     - Я расправился с ним,- прошептал он -  Я  придушил  его,  как  мерзкую
жабу.
     Его взгляд скользнул по Ванде. Она не двинулась с места, пока он  душил
Брамберга, но следила за всем происходящим. На  ее  мертвенно  бледном  лице
кровавым пятном выделялись влажные губы. В глазах застыли испуг) удивление и
патологическое удовольствие от того, что она видела всю сцену убийства. В ее
глазах можно было прочесть готовность подчиниться сильному.  Он  знал,  что,
если он захочет, она сразу согласится стать его пылкой возлюбленной.  Но  он
был совершенно равнодушен к ее красоте и поэтому сказал со смехом:
     - А теперь ты! Теперь твоя очередь, шлюха!
     - О Стефан,- лепетали влажные губы. - Он заставил меня.  Он  ничто  для
меня. Когда я увидела, как ты задушил его, я поняла... я поняла... Я  всегда
хочу быть с тобой Я все буду для тебя делать,- торопливо упрашивала Ванда.
     Она сбросила одеяло. Стефан ощутил запах ее тела. Но он  с  отвращением
отвернулся от презренной порочной красавицы.
     - Я считал, что не стою тебя,- сказал он. - Но это ты не стоишь меня.
     Он наклонился над Вандой Увидев в его  глазах  непреклонную  решимость,
она оцепенела от  испуга.  Как  под  гипнозом  смотрела  она  на  его  руки,
тянувшиеся к ее горлу, не в силах пошевелиться.
     И Стефан задушил ее, а вместе с ней все свои унижения за прожитые годы,
все несчастья и неудачи, самой большой из  которых  была  его  женитьба.  Он
задушил Ванду, а вместе с ней и покорного, трусливого неудачника Яворского в
себе самом.
     Все кончено. Стефан взглянул на нагих  мертвецов,  потом  посмотрел  на
свои руки
     - Это руки настоящего мужчины,- произнес он громко и, немного помолчав,
воскликнул: - Я свободен!
     Он побежал вниз и отыскал в кухне  под  скамейкой  бидон  с  керосином.
Оставив в кухне смоченный в керосине конец каната,  он  поднялся  с  бидоном
наверх. Облил керосином кровать, пол, стены, посмотрел на трупы,  освещенные
слабым светом луны, зажег спичку и заторопился вниз.
     Пламя вовсю бушевало в доме,  когда  он  подошел  к  машине  Брамберга,
открыл бензобак и  опустил  в  него  зажженный  конец  смоченного  керосином
каната.
     Стефан бросился бежать. Шум пламени звучал у него в ушах  как  симфония
свободы.
     От сильного взрыва бензинового  бака  вылетели  стекла  в  окнах  дома.
Стефан, лежа лицом к земле, смеялся  от  радости.  Бушующее  пламя  навсегда
сметало его унизительное прошлое.
     Он побежал навстречу своему будущему.
     Маленький, никчемный Яворский умер. Сгорел  вместе  со  своим  прошлым,
расквитавшись за все сполна. Родился новый Яворский. Настоящий мужчина.
     - Сабина!- воскликнул запыхавшийся Стефан. О Сабина!
     Она испуганно смотрела на него, привстав из-за стола. Бутерброд выпал у
нее из руки, она не могла сдвинуться с места. Лицо побледнело.
     - Где ты был?- сердито спросил Франек.
     Было раннее утро, и Франек уже оделся, чтобы идти на работу.
     - Я свободен, Сабина - тихо сказал Стефан.
     - Я предупреждаю тебя, что ты не должен выходить,-  бушевал  Франек.  -
Это опасно и для тебя, и для нас. Если тебя увидят...
     - Я убил ее,- продолжал Стефан, заглядывая девушке в глаза. - Я убил их
обоих. Свою жену и немца...
     - Так ты, значит, был там,- сказал Франек. - Вот почему  последние  дни
ты ходил как чумной.
     - Я сделал это не из-за тебя, Сабина,- объяснял Стефан, глядя  на  свои
руки. - Эти руки убивали не из-за тебя. Я сделал это ради себя. Я должен был
так поступить, чтобы стать свободным...
     - Твою жену,- прошептала Сабина побелевшими губами. Она чуть не  упала,
но удержалась за стул. - Твою жену?
     - Я люблю тебя, Сабина!- сказал Стефан. - Я люблю тебя.
     - А я думала, что он не женат,- раздался голос жены Франека из  глубины
комнаты.
     - Стефан!- позвала Сабина.
     Они бросились друг к другу, крепко обнялись и поцеловались.
     - Ты же сказал, что он не женат,- начала опять жена Франека.
     Франек взглянул на молодых людей, прильнувших друг  к  другу  в  долгом
поцелуе...  Они  пили  горькое  счастье,  выпавшее  на  их   долю   в   этом
беспорядочном мире.
     - Пойдем,- сказал он жене. - Я все расскажу тебе. Хорошо, что Сабина  и
Стефан вместе. Он очень много пережил...


                                 Глава 3.
                             ЗАРЯ НОВОЙ ЖИЗНИ

     Казимир Полчанский шел по лесу, с наслаждением  вдыхая  свежий  воздух.
Только теперь он почувствовал себя свободным. Он вышел из поезда не на своей
станции, так как жители деревни Билауты хорошо его знали. Он не боялся,  что
его  могут  выдать.  Он  стыдился  смотреть  им  в   глаза   из-за   мужчин,
расстрелянных по его вине у церковной стены.
     Воздух был особенно чистым. В лесу веяло  прохладой.  Здесь,  наверное,
водились и зайцы, и кролики. Росла первая, нежно-зеленая  травка.  В  ветвях
деревьев пели птицы. Казимир попытался думать об ужасах Освенцима, о  планах
мести, которые он вынашивал вместе с друзьями. О планах, которые помогли  им
выжить. Но в этом лесу не хотелось думать о мести. Он видел так много  крови
и страданий, что его разум отказывался теперь  думать  о  новых  жертвах,  о
новых битвах.
     В сердце Казимира Полчанского только для мира было место.
     И для Анны Ливерской.
     Она будет в лесу у партизан, сказала Анна Стефану.  С  тех  пор  прошел
год, а за год могло случиться многое. Казимир все больше углублялся  в  лес.
Но никакого намека на присутствие людей не обнаружил. Вот он миновал поляну,
на которой были похоронены евреи.  Отсюда  все  и  началось.  Теперь  поляна
заросла густой травой, и ничто не напоминало о разыгравшейся  здесь  некогда
кровавой трагедии. Он узнавал места, где ставил капканы,  время  от  времени
подходил к деревьям и поглаживал их шершавые стволы. Не хотелось верить, что
где-то существует чудовищный Освенцим. Голубой простор неба,  сияние  солнца
создавали в этом лесу настроение мира и свободы.
     Казимир погрузился в мечты и  воспоминания  и  очнулся  от  них  только
тогда, когда его остановили шестеро оборванных, бородатых партизан.
     - Кто ты?
     - Вы знаете Анну Ливерскую?- бросился к ним Казимир.
     - Ты Казимир Полчанский?
     - Да.
     - Значит, тебе удалось? Никто из нас не  верил,  что  можно  бежать  из
Освенцима. Мы вышли встретить тебя, хотя и не надеялись, что придешь.
     - Значит, вы знаете, где Анна Ливерская?- прошептал он.
     - Мы отведем тебя к ней.
     - О боже!- только и смог сказать Казимир.
     Он шел между партизанами, думая  с  волнением  о  предстоящей  встрече.
"Ведь я ни разу не говорил с ней, проносилось в его голове. -  Что  я  скажу
ей? Я люблю ее, а ее отец убит! Я хочу держать ее за руки, а  боюсь  простой
встречи".
     - Как там в Освенциме, товарищ?
     - У меня нет сил говорить об этом, -  ответил  Казимир.  -  Всему  миру
должно стать известно, что там творится. Вы тоже должны узнать. Но я не могу
говорить об этом.
     - Правда, что они настроили там газовых камер для уничтожения людей?
     - Погодите, ребята, я расскажу. Не сейчас. Позже, сказал Казимир.  -  Я
видел, как собаки рвали на куски живых  людей.  Видел,  как  людей  забивают
дубинками до смерти.  Видел  сотни  повешенных.  Просеивал  пепел  сожженных
людей, проверяя, нет  ли  в  нем  золота.  Я  видел  транспорты  смертников,
доставляемых десятками тысяч из всех стран Европы. Я  видел  также  огромные
составы с вещами убитых,  отправляемые  в.  Германию.  Не  заставляйте  меня
вспоминать  прошлое.  Каждое   воспоминание   причиняет   страдания.   Дайте
успокоиться. Может быть, потом...
     Они прошли мимо сторожевых  постов.  Партизаны  назвали  пароль.  Слово
"кровь", служившее паролем, заставило Казимира  задуматься.  Нет,  война  не
кончилась! Они дадут ему оружие, и он будет  драться  рядом  с  ними.  Снова
будет литься кровь. Кровь немцев, кровь  возмездия.  Но  все  же  кровь!  Он
считал, что закалился в Освенциме  и  что  его  уже  не  запугаешь  никакими
ужасами. А сейчас ему вдруг стало страшно от мысли, что  он  должен  видеть,
как умирает человек. Он видел много смертей.  Слишком  много!  Ему  хотелось
одного - забвения. О, если бы он мог забыть хоть на один день, хоть на  одну
ночь! Ночь с Анной Ливерской.
     И вот он увидел ее. Она неподвижно стояла между шалашей, построенных из
деревьев