***

   На следующее утро ассистентка Чарльза исчезла, и в  замке  воцарилось
ледяное молчание.
   Максина все еще находилась в шоке,  но,  чтобы  хоть  как-то  отвлечь
себя, с головой погрузилась в работу.
   К полудню Максина вдруг осознала, что ее  корректный,  очаровательный
муж никогда не сознался бы в существовании своей  любовницы,  не  говоря
уже о том, что не посмел бы заикнуться о разводе, не застань Максина  их
вместе и не заставь  эта  скотина  Чарльза  заговорить.  Слишком  поздно
Максине стало ясно, что самым разумным с ее  стороны  было  бы  бесшумно
закрыть за  собой  дверь  и  выйти  из  спальни,  а  потом  уже  наедине
переговорить с мужем, и тогда - Максина  в  этом  не  сомневалась  -  он
согласился бы на все ее требования. Но теперь все испорчено.
   Не первый раз Максина ощущала опасность, нависшую над ее  браком.  По
традиции, существовавшей в  аристократических  семьях  Франции,  супруги
часто жили отдельно друг от друга, но ни один из них никогда не допускал
ни малейшей угрозы нарушения святости домашнего очага и, что  еще  более
важно,  -  священного  права  собственности.  Но  Чарльз  слишком  легко
поддавался соблазнам, а Максина была слишком романтична, чтобы жить  как
все цивилизованные люди.
   Все  друзья  Шазаллей  полагали,  что  чрезмерное  увлечение  Чарльза
женщинами из низших классов и чрезмерная преданность со стороны  Максины
составляют перманентную угрозу самому существованию их брака.
   После первой серьезной измены Чарльза только благодаря  вмешательству
Джуди супругов удалось примирить. Со свойственным янки  здравым  смыслом
Джуди объяснила графу де  Шазалль,  что  он  может  потерять.  И  сейчас
Максина подумала о том, что, если  ей  не  удастся  самой  справиться  с
ситуацией, придется посылать сигнал SOS в Нью-Йорк.
   Зевнув, Лили взяла трубку телефона.
   - Алло! Кто это? Поль Кролл? Тебе нужен Симон? - Черт  бы  драл  этих
режиссеров, которые уверены, что могут позвонить актеру  в  любое  время
суток. - Поль, а ты не мог бы  подождать  до  завтра?  В  Нью-Йорке  уже
одиннадцать вечера, и Симон сейчас в ванной.
   - Но Симон ничего не имеет против моих поздних звонков.
   - Да, но я имею. Ты в Париже или в Лондоне?
   Я попрошу Симона перезвонить тебе завтра, как только он проснется.
   - А почему бы тебе не проснуться прямо сейчас,  Лили?  -  Голос  Поля
заглушали помехи на линии.
   - Что ты имеешь в виду? Я не сплю.
   - Нет, дорогая, ты в плену грез.  -  Слащавые  нотки  в  голосе  Поля
напомнили Лили, что приятель Симона был "голубым".
   - Что, черт возьми, ты имеешь в виду"!
   - Я имею в виду, сладкая ты моя, что ты одна не  хочешь  знать  того,
что известно всем. - Теперь, хотя слова долетали  по-прежнему  плохо,  в
голосе Поля слышалось нескрываемое торжество.
   - Говори яснее.
   - Ну что ж, если ты настаиваешь... Как бы Симон ни  притворялся,  что
он нормален, это  только  притворство.  Мы  уже  несколько  лет  вместе,
дорогая. Конечно, чего актер не сделает, чтобы получить хорошую роль, но
Симон делает это, потому что ему так нравится. Он  любит  это,  дорогая.
Ему ненавистна мысль, что рано или поздно придется в этом признаться, но
у людей, как ты догадываешься, длинные языки. Когда ты была на  съемках,
cherie, Симон и я жили вместе в Марракеше, потом в Танжере. Когда ты...
   Не   будучи   в   силах   ни   заговорить,   ни   положить    трубку,
загипнотизированная отвратительной историей о  похоти  и  предательстве.
Лили молча слушала, и слезы текли из ее глаз, пока наконец Симон,  выйдя
из ванной, не выхватил у нее телефонную трубку. Не проронив ни слова, он
тоже долго слушал, потом наконец крикнул:
   - Заткнись, Поль, ты пьян... Ты все  испортил,  идиот  несчастный!  -
Симон положил трубку и решительно посмотрел в глаза  Лили.  -  Поль  для
меня ничего не значит!
   Лили знала, что он лжет.

***

   Охапки нарциссов и роз на  столиках  будто  заслоняли  собой  осеннюю
непогоду.  Большую  часть  оживленно   беседующих   беззаботных   людей,
ужинавших в тот час в ресторане, составляли элегантно одетые женщины  На
их фоне резко выделялось встревоженное, страдающее лицо Лили.
   - Я бы никогда  не  решилась  рассказать  вам  о  Симоне.  Но  я  так
несчастна, и мне совершенно не с кем поделиться.  А  я  последнее  время
просто ни о чем другом не могу думать. И мне не хотелось бы говорить  об
этом с Джуди. Это  только  усложнило  бы  наши  с  ней  отношения,  а  я
стремлюсь сделать их более простыми.
   - Лили, твои чувства понятны, - постаралась успокоить  ее  Пэйган.  -
Любая из нас так же отреагировала бы на  твоем  месте.  Конечно,  ужасно
узнать то, что ты узнала.
   - Он ушел. Я думаю, его поставили перед выбором, а он наконец решился
быть честным перед самим собой. Вы  знаете,  мы  даже  не  ссорились,  а
просто сидели друг против друга и плакали. Но после всего, что рассказал
Кролл, сама мысль о прикосновении Симона была для меня нестерпима.  Ведь
я служила Симону прикрытием. Он хотел таким образом доказать окружающим,
что нормален. И у нас могли родиться дети, только для того, чтобы Симону
было легче морочить людям голову.
   - Лили, будь справедлива! Возможно, он действительно хотел детей.
   - Я не в силах быть справедливой. Я так унижена!
   На минуту они  замолчали,  потом  Пэйган,  перегнувшись  через  стол,
крепко сжала ее руку.
   - Уверяю тебя, жизнь продолжается  и  после  унижения.  Когда  будешь
старше, сама это поймешь. Тебе  надо  научиться  преодолевать  унижение,
проходить через него. И  хотя  всегда  твоим  первым  побуждением  будет
скрыть свой позор, лучше все же поделиться с кем-нибудь: каждый  в  свое
время  познал  горечь,  и  именно  поэтому  любой   отзывчивый   человек
преисполнен сочувствия к униженным.
   - Ну, я-то знаю об унижении все, но никогда не  поверю,  чтобы  вы  -
четыре богатые, преуспевшие в жизни женщины -  понимали  значение  этого
слова.
   Помолчав, Пэйган произнесла:
   - Отчего же. - Даже сейчас она почувствовала укол ревности,  вспомнив
девятнадцатилетнего принца Абдуллу и то, как хорошо им было вместе, пока
Абдулла, подчинившись приказу деда,  не  заключил  политически  выгодный
Сидону брак.
   После смерти деда вся жизнь Абдуллы сосредоточилась  на  политических
проблемах его государства и гинекологических проблемах его жены,  так  и
не сумевшей родить ему наследника. Четыре года спустя у  него  появилась
еще одна жена.
   И с того момента, как родился сын  Мустафа  и  счастливый  отец  взял
крошечное тельце на руки, Абдулла был готов отдать ему все.
   В 1972 году Абдулла, управляя собственным вертолетом, летел с женой и
сыном в охотничий домик в восточной части горного массива Сидона. Мотор,
не проверенный механиками перед взлетом, вдруг отказал, вертолет упал, и
гигантский  пропеллер  отрезал  голову  королевы.   Машина   взорвалась.
Взрывной волной Абдуллу отбросило в сторону. Вертолет вспыхнул  огромным
огненным шаром, обращая Мустафу в пепел.
   В течение последующих  трех  лет  Абдулла,  оглушенный  горем,  редко
появлялся на людях, а потом он встретил Лили. Пэйган  прекрасно  помнила
этот прогремевший на весь мир роман.
   Целый год Абдулла и Лили были неразлучны, а потом  актриса  вернулась
обратно в Париж, к своей заброшенной было карьере.
   Пэйган смотрела на Лили - единственную белую женщину, которую Абдулла
рискнул взять с собой в Сидон.
   Пэйган сказала:
   - Ты ведь тоже в свое время унизила человека - короля Абдуллу.
   - Нет, это не так, - отозвалась  Лили.  -  Он  не  мог  почувствовать
никакого унижения, когда эта "западная шлюха" вернулась обратно домой.
   Пэйган не смогла сдержаться.
   - А почему ты оставила его? - спросила она.
   - Меня держали в золотой клетке. Его приближенные шпионили  за  мной,
они мне не доверяли. Я была "неверной", и он не  мог  жениться  на  мне.
Абдулле нужна была  жена-мусульманка,  которая  вновь  подарила  бы  ему
наследника.
   - Но как только ты ушла от него,  он  усыновил  своего  единственного
кровного родственника, племянника  Хасана,  и  больше  не  предпринимает
попыток вступить в брак.  Последнее  время  я  не  встречала  ни  одного
упоминания о нем в колонках светской хроники.
   Лили бросила на собеседницу острый, пронзительный взгляд.
   - А вы, кажется, многое знаете об Абдулле?
   - Мы вместе учились, и у нас всегда были славные отношения. -  Пэйган
решила, что, пожалуй, большего Лили знать не нужно.
   Лили окинула Пэйган быстрым оценивающим взглядом.
   - А что было после Швейцарии, Пэйган? - спросила Лили.
   - Что-то чудовищное. Я вышла замуж, но муж совсем не любил меня,  ему
нужны были только деньги. Самое забавное, что как раз денег-то у меня  и
не оказалось. Я  наследовала  имение  деда  в  Корнуолле,  но  оно  было
заложено-перезаложено.
   Роберт так никогда и не простил мне, что я не оправдала его ожиданий.
В  конце  концов  я  начала  пить.  -  Она  задумчиво  подняла  бокал  с
шампанским. - Да,  ты  видишь  перед  собой  бывшего  постоянного  члена
Общества анонимных алкоголиков. Уверяю тебя, я многое знаю об  унижении.
- Она сделала маленький глоток. - Кейт спасла  меня.  Кейт  всегда  была
моей лучшей подругой, с самой школы.  Она  не  позволила  мне  погибнуть
окончательно. Я никогда не забуду того, что она для меня сделала.
   Лили, которая так и не притронулась к  своему  салату  из  авокадо  с
семгой, задумчиво произнесла:
   - Во всех вас есть что-то, на что можно  опереться,  нечто  теплое  и
сулящее защиту. Я просто  физически  ощущаю  это,  когда  мы  собираемся
вместе.
   - Это дружба, - просто произнесла Пэйган. - Еще со  времен  Швейцарии
мы помогаем друг другу и в горе, и в радости, и в счастье, и в грехе.
   "Г-гехе", как выговаривает Максина. Она так и не  научилась  скрывать
свой французский акцент.
   - Только не говорите мне, что Максина знает что-нибудь о грехе!
   -  Увы,  она  многое  знает.  Ее  муж,  Чарльз,  находит..,   трудным
противостоять натиску других женщин. Максина чувствовала себя  униженной
в течение многих лет, пока в один прекрасный день не поняла, что  больше
не в силах этого переносить. Конец всему. Развод. Джуди срочно  вылетела
во Францию и имела крупный  разговор  с  Чарльзом.  В  конце  концов  ей
удалось объяснить ему, что он  может  потерять,  если  позволит  Максине
уйти. И кажется, он это очень хорошо  понял.  Джуди  может  быть  просто
неистовой, если верит, что борется за правое дело.
   - А какой была в юности моя мать?
   - Храброй, как маленький барабанщик, идущий в бой. Ее отец разорился,
и потому Джуди решила, что должна преуспеть в жизни  во  что  бы  то  ни
стало. Она всегда очень много работала. И в отличие  от  нас  всех  была
человеком железной дисциплины. Бедняжка, у  нее  даже  не  было  времени
научиться кататься на лыжах.
   - А мой отец... Каким он был? - Именно ради этого  невинного  вопроса
Лили и пригласила Пэйган на ужин. - Как он выглядел?
   "Проклятье, - подумала Пэйган, - я не сильна во вранье. Но ради Джуди
придется выкручиваться".
   - Он был, хм.., очень хорош собой. Черные волосы, аквамариновые глаза
и отличные манеры. И очень застенчив, как большинство английских юношей.
Джуди встретилась с  ним,  когда  он  изучал  гостиничный  менеджмент  в
"Империале", где она тогда работала. Для нас всех он был как брат, и  мы
его обожали, но ему никто не был нужен, кроме Джуди.
   Пэйган не добавила, что,  хотя  Джуди  и  симпатизировала  Нику,  как
мужчина он ее совершенно не волновал и  между  ними  никогда  ничего  не
было.
   - Джуди говорила, что он был сиротой...
   "Да, черт возьми, именно так она и говорила, - подумала Пэйган. - Это
означает, что она не хотела никаких дальнейших расспросов Лили".
   - Он очаровал нас всех, - сказала она вслух. - Потом его призвали  на
воинскую службу, отправили в Малайю, и вскоре мы узнали, что он убит.
   Мы были потрясены.
   От. Лили не ускользнули нотки сомнения в голосе Пэйган и ее  старание
взвешивать  каждое  слово.  Это  было  так  не  похоже   на   всегдашнюю
откровенность англичанки. "Значит, мне предстоит еще кое-что узнать",  -
подумала Лили, механически  стряхивая  хлебные  крошки  со  своих  белых
кожаных брюк.
   - Я полагаю, нет сомнений в том, что именно Ник мой отец? - "Ну  вот,
я это произнесла, поздравляю!" - выдохнула про себя Лили.
   - Думаю, что нет. - Голос Пэйган был на  этот  раз  тверд,  и  в  нем
слышались нотки оскорбленного достоинства. Лили поняла, что ей лучше  не
приставать дальше с расспросами, а Пэйган между тем продолжала:
   - То, что случилось с Джуди, могло случиться с любой из нас.  Мы  все
опытным путем познавали жизнь, у всех  нас  первые  романы  случились  в
Швейцарии. Мы были готовы помогать Джуди до тех пор, пока она не обретет
собственный дом. Но когда ты исчезла,  она  все  еще  получала  зарплату
секретарши.
   - А как ей удалось начать свое дело?
   - Максина убедила ее  организовать  собственную  фирму.  В  сущности,
Шазалль был первым клиентом Джуди. Это оказалось чертовски трудно - с ее
полным отсутствием опыта, репутации и денег. Она предпочитает сейчас  об
этом не упоминать, но у нее дважды конфисковали имущество за то, что она
не могла уплатить налог. Она была почти в таком  же  сложном  положении,
как исследовательский институт моего мужа на сегодняшний день. -  Пэйган
решила не упустить того, ради чего приехала в Нью-Йорк. - Мой муж был  в
таком восторге, когда узнал,  что  ты  готова  сделать  взнос  в  бюджет
института. Им необходим новый электронный микроскоп.
   Лили сморщила лоб, ощущая свою вину. Она ведь просто заманила  Пэйган
на этот ужин, пообещав обсудить вопрос о деньгах.
   - Я узнаю у своего агента, не может ли он начать прокат нашего нового
фильма с благотворительной премьеры в Нью-Йорке или Лондоне.
   - А может быть, и там и там? - Пэйган прошла длинный путь с тех  пор,
как, сгорая от смущения и стыда, решилась начать сбор спонсорских  денег
в пользу дела мужа.
   - Я сделаю все, что от меня зависит, - пообещала Лили и добавила:
   - Как жаль, что Максине пришлось вернуться во  Францию.  Мне  бы  так
хотелось узнать вас всех получше.
   - Ты обязательно узнаешь со временем. Мы и сами редко  встречаемся  в
последние годы, но это не имеет значения.
   - Почему? - спросила Лили, обернувшись в сторону  слуги,  подававшего
омаров.
   - Настоящий друг тот, с кем нет необходимости поддерживать постоянную
близость. - Пэйган поддела на вилку кусочек омара. - Разумеется, следует
понимать, что в дружбе могут быть как счастливые моменты, так и тяжелые.
   Настоящая дружба - не статичная величина. Она идет волнами.
   - Но что же привязывает женщин друг к другу?
   -  Ну,  просто  с  какими-то  людьми  ты  чувствуешь  себя  теплее  и
комфортнее.
   - Но почему? - настаивала Лили.
   - Совместный опыт, понимание, терпимость и многое  другое  в  том  же
роде. Сейчас, когда браки так неустойчивы и когда  идет  такая  яростная
война поколений, женская дружба кажется единственным оставшимся  ареалом
человеческих отношений.
   - Что вы имеете в виду? - изумилась Лили.
   - Многие связи сейчас переоцениваются и переосмысливаются, потому что
ясно: они складываются совершенно не  так,  как  мы  ожидали  в  юности.
Вернее, не так, как нам внушали.
   - И что же вам внушали?
   - Нас учили, что главная цель в жизни - мужчина.  И  мы  с  интересом
оглядывались вокруг, ожидая,  когда  же  появится  Прекрасный  Принц.  -
Пэйган пыталась отделить от клешней розовые кусочки мяса. - Я надеялась,
что после замужества так и буду продолжать жить дальше в розовых  очках.
И никак не ожидала, что мой Прекрасный Принц окажется зол и коварен.  Мы
были первопроходцами, как многие из  тех  женщин,  кто  приехал  сюда  с
первыми  поселенцами.  -  Она  вытерла  руки  о  розовую   салфетку.   -
Первопроходцами в области человеческих отношений. Многие  наши  проблемы
проистекали из непонимания этого простого факта.
   Лили, почти не притронувшись к омару, внимательно слушала Пэйган.
   - Сегодня некоторые из нас находятся под  огнем,  некоторые  живут  с
кровоточащими ранами, некоторые стали калеками, - продолжала леди Свонн.
- Но наши шрамы невидимы. И часто люди даже не понимают,  что  находятся
на войне. - Пэйган замолчала и, подозвав официанта, заказала кофе. Потом
заговорила вновь:
   -  Конечно,  многие  сложили  головы.  Плоды  их  подвигов  достались
следующим поколениям. Это они живут теперь на земле обетованной.
   - Но где же, черт возьми, эта земля обетованная? - воскликнула Лили.
   - Там, где мужчины и женщины могут быть  честны  друг  перед  другом,
могут разделять  друг  с  другом  ответственность,  где  взаимоотношения
строятся на честности, а не  на  лжи,  самообмане  и  страхе  -  Что  вы
подразумеваете под страхом?
   - Многие связи строятся на страхе в разных его  проявлениях.  Страхе,
что мать будет строга к тебе, а учитель  рассердится,  что  твой  парень
тебя бросит, а начальник  подпишет  твое  увольнение,  или  страхе,  что
придут русские и убьют  тебя  Страхе,  что  женщина  непривлекательна  и
никогда не сможет выйти замуж,  или  страхе,  что  она  не  сможет  себя
обеспечить.
   Подумав, Лили произнесла:
   - Значит, все мы первооткрыватели, отправившиеся на поиски достойного
образа жизни?
   - Надеюсь, что да, - кивнула Пэйган в ответ.

***

   Песок и камни сыпались в траншею, где нашли себе укрытие американский
фотограф и трое сидонских солдат.  Еще  один  снаряд  разорвался  совсем
близко от них. "Следующий нас  достанет,  -  подумал  Марк,  попытавшись
вжать свое длинное тело в  горячую  землю.  -  Без  паники,  только  без
паники, - повторял он как заклинание. - Если  следующий  снаряд  нас  не
накроет, надо будет бежать. Если я впаду в панику, ноги не будут служить
мне, и тогда я действительно погибну. Значит, без паники, черт  возьми!"
Он откинул со лба прядь темных волос и попытался протереть глаза.
   Двое солдат, находившихся рядом с Марком, попытались было  перебежать
в другое укрытие, но еще один взрыв  вернул  их  обратно.  Кусок  камня,
отлетевший от скалы, задел солдата. Марк поднял фотокамеру и вытер капли
крови с объектива. Его губы потрескались, все  лицо  было  в  пятнах  от
солнечных ожогов; небольшой, слегка курносый нос покраснел и облез.
   Марк быстро перезарядил аппарат.
   - Даже если меня убьют, мой последний кадр можно  будет  отправить  в
печать, - пробормотал он.
   Через несколько секунд двое солдат с офицером спрыгнули в окоп  прямо
на лежавшие там тела убитых и бросились к орудию Марк  заметил  в  руках
офицера прибор наведения последнего образца. "Да, король Абдулла  не  на
ветер бросает свои нажитые на продаже нефти  миллионы",  -  подумал  он.
Офицер был собран и деловит. "Интересно, знает ли этот спокойный и очень
профессиональный юноша, что находится  во  главе  отряда  самоубийц?"  -
размышлял Марк. Майор Халид не хотел, чтобы американский фотограф  пошел
в этот рейд. Своим собачьим  чутьем  Марк  определил,  -  майор  слишком
настойчиво  убеждает  его,  что  это  обычный  рейд,   в   котором   для
представителя западной прессы не может  быть  ничего  интересного.  Марк
заявил, что хочет воспользоваться столь редким  случаем,  когда  военные
действия ведутся днем, а  не  ночью.  Ночью,  как  известно,  невозможно
снимать. Майор так и не сказал Марку, что отряд был послан на позиции  с
целью отвлечь на себя огонь противника.
   Марк вновь протер линзы своего  "Никона"  и  сфотографировал  убитых,
которые лежали в грязи, тесно прижавшись  друг  к  другу,  подобно  двум
спящим детям. У того, что поменьше ростом, поперек лица отпечатался след
тяжелого кованого сапога.  Сосредоточившись  на  работе,  Марк  перестал
дрожать. Фотографии Марка Скотта можно  было  передавать  во  все  концы
света, и при печати любая деталь оказывалась идеально прорисованной.
   Марк навел камеру на сосредоточенные лица  во