еку две комнаты, в  которых  можно  было  бы  работать.  И
нечего меня целовать: пить мешаешь!
   Джуди нашла вполне подходящую студию с естественным освещением,  и  всего
через  две  улицы  от  пансионата.  Теперь  она  отвечала  за   все,   кроме
непосредственного  производства:  встречалась  с  клиентами,   отвечала   на
телефонные звонки, вела бухгалтерию и всю переписку.
   Ги  конструировал   новые   модели,   закупал   материалы   и   руководил
производством и всеми  сотрудниками  в  целом.  Помимо  преданной  им  Хосе,
появилась Мария. Ее мать была ведущей швеей в салоне Нины  Риччи,  и  потому
Мария с раннего детства научилась шить по  высшим  меркам  профессионального
мастерства.
   Дел у Джуди было теперь больше, чем когда бы то  ни  было  раньше,  но  и
чувствовала она себя счастливей, чем прежде. Покупательницы любили  ее:  она
не стояла рядом, без всякого выражения на лице и с книгой заказов  в  руках,
но  предпочитала  разговаривать  и  шутить  с  ними.  Джуди   всегда   остро
чувствовала все, над чем можно было  посмеяться,  и  ей  нравилось  веселить
других - даже если это удавалось сделать только ценой того, что они смеялись
над ней  самой.  Некоторые  находили  подобную  общительность  утомительной,
кое-кому трудно было принять ее откровенность и прямолинейность, -  а  Джуди
была прямым человеком и говорила всегда то, что  думала.  Понаблюдав  как-то
раз за тем, как Джуди отчитывала покупательницу,  не  пожелавшую  приобрести
один из их новых жакетов, Ги потом сказал ей:
   - Знаешь, Джуди, не мешало бы тебе быть немного потактичней. Почему ты не
можешь вести себя с покупательницами так, как на приемах у тетушки Гортензии
- хоть немного более уважительно? - Он был всерьез расстроен. -  Я  понимаю,
ты просто прямолинейная и говоришь без околичностей.  Но  французам  это  не
нравится, они этого не понимают. Они считают тебя грубой, хотя на самом деле
это не так.
   - Как жаль, - ответила Джуди, бросая сердитый взгляд на  пачку  счетов  с
пометкой "просрочено", которую она держала в руке. - А вот сейчас я на самом
деле начну грубить. Надо навести наконец жесткий порядок в расчетах.  Ты  не
можешь себе позволить фактически давать этим людям в долг. Впредь надо брать
с них деньги вперед, в тот момент, когда они делают  заказ.  И  не  начинать
работу, пока оплата не поступит на наш счет.
   - Деньги на бочку? Хорошая мысль, но в области мод так никто не работает.
Подобным образом я растеряю всех своих клиентов.
   - Но зато у тебя не будет  и  долгов,  -  возразила  Джуди.  -  Когда  ты
начинал, ты ведь работал за наличные, вспомни! Твоя мать и все ее подруги  с
авеню Георга V - все они платили авансом. Если люди хотят приобрести то, что
ты делаешь, то почему бы им и не заплатить за это в  момент  заказа?!  Если,
конечно, они действительно хотят купить именно у тебя. Не мешало бы  в  этом
разобраться, пока ты еще не обанкротился!
   Джуди честно старалась выглядеть старше своих лет.  И  она  и  Ги  быстро
убедились, что в том деле, которым они занимались, молодость была главнейшим
их  недостатком:  молодых  никто  не  принимал  всерьез.  "Надо  это  просто
перетерпеть, - жаловался Ги. - Как ломающийся голос или генерала  де  Голля:
со временем пройдет". Джуди тем временем отказалась от такой одежды, которая
делала ее еще больше похожей на подростка. Она отрастила  длинные  волосы  и
стала на французский манер собирать их сзади в пучок, что ей  совершенно  не
шло. Она не вылезала из серого фланелевого платья от Диора и  начала  носить
очки в крупной роговой оправе, полагая, что это сделает ее старше и  придаст
солидность и респектабельность.
   - Голубушка, ты меня пугаешь, - сказала, увидев ее, Максина. Она накануне
вернулась после двух лет учебы в Лондоне, и  сейчас  девушки  сидели  в  "Де
Маго",  завтракали  и  обменивались  накопившимися   новостями   -   Максина
намеревалась попросить у отца в долг, чтобы открыть собственное дело.
   - Везет тебе, что есть  богатый  папочка,  -  проговорила  Джуди,  слегка
завидуя подруге.
   Максина, обмакивая булочку в кофе с молоком, ответила:
   - Папа не богат. Если бы тетушка Гортензия не заплатила, я  бы  не  могла
поехать в Швейцарию  учиться.  Папа  всего  лишь  состоятелен.  Надеюсь,  он
согласится стать гарантом, чтобы я могла взять кредит в банке. Не думаю, что
он может сам одолжить нужную мне сумму; но, если он поручится за меня  перед
банком, это все равно для него большой риск. - Она откусила от булки большой
кусок, крошки полетели на стол, и, жуя, проговорила:
   - У кого богатый отец, так это у Ги.
   Джуди застыла от изумления, а потом медленно опустила чашку на блюдце.
   - Тогда почему же у Ги вечно нет денег?!
   - Ну, во-первых, потому что он хочет всего  добиться  сам.  А  во-вторых,
потому, что, как ты знаешь, его отец не одобряет такое  занятие,  как  шитье
модной одежды, и заявил, что не станет помогать в этом Ги. Поэтому Ги жаждет
доказать старику, что обойдется и без него.
   Из кафе Джуди отправилась прямо к ним в мастерскую  и  потребовала  у  Ги
прибавки к зарплате. После чего они снова с головой погрузились в подготовку
к июльскому показу новой коллекции.  Они  намеревались  выставить  несколько
комплектов - жакеток, юбок, брюк и костюмов, - каждый в трех разных цветовых
гаммах. К каждому комплекту предлагались бы также одно осеннее пальто и один
плащ. Джуди нравились те цвета, что выбрал Ги для этой  коллекции:  чарующие
нежные серые тона  оловянного,  серебристого,  жемчужного  и  перламутрового
оттенков  в  разных  сочетаниях  с  бледно-розовым,  темно-красным,  медным,
бронзовым и цвета пережаренных каштанов. К узким, как  у  тореадора,  брюкам
предполагались яркие блузки из тафты с большими  буфами  на  рукавах.  Джуди
больше всего  нравилось  сочетание  шафранового  цвета  вельветовых  брюк  с
блузкой оттенка герани. Дымчато-серое пальто, скроенное  наподобие  накидки,
было тоже отделано по краям шелком цвета герани; такого же покроя  плащ  был
сшит из темно-зеленого габардина и отделан розовым шелком.
   Ги надеялся и рассчитывал, что предстоящий показ новой коллекции позволит
ему утвердить себя  как  серьезного  бизнесмена,  а  не  просто  как  весьма
одаренного   молодого   человека,    от    нечего    делать    занимающегося
конструированием модной одежды. Поэтому на сей раз они решили сделать все на
высоком профессиональном уровне и провести  показ  опять  в  "Плаза  Атенэ",
однако под руководством профессионального ведущего.
   Конечно, обойдется это очень дорого, но дело стоило того.
   Потому что для Ги предстоящая демонстрация означала: или пан, или пропал.
Глава 11

   За пять дней до того, как должен был состояться  намеченный  показ  новой
коллекции, Ги вдруг вломился в комнату Джуди. Уставшая до такой степени, что
была не в  силах  поработать  лишнюю  минуту,  она  в  этот  день  закончила
пораньше, решив дать себе небольшой отдых, поскольку  отлично  знала,  какая
лихорадка ожидает их в самые  последние  дни  и  часы  перед  демонстрацией.
Опершись локтями на подоконник, она стояла возле  окна,  а  жаркий  июльский
ветерок колыхал  белые  кружевные  занавески.  Супружеская  пара,  жившая  в
квартире,  окно  которой  было  напротив,  как  раз  начинала  свой  обычный
ежевечерний скандал.
   - Украли! Все украли! Даже аксессуары! Утащили все до  последней  вещицы!
Шесть месяцев работы - и все  исчезло!  Вся  коллекция  куда-то  пропала,  в
мастерской пусто!
   - Ты сообщил в полицию? - спросила Джуди, когда наконец поверила, что  ее
не разыгрывают.
   - Разумеется. Сразу же. Но их это не  очень  заинтересовало.  Потом  стал
звонить тебе, но телефон в пансионате, по-видимому, не работает, поэтому я и
примчался. Исчезла абсолютно вся коллекция. Странно, но воры не взяли ни мой
серебряный кофейный  сервиз,  ни  пишущую  машинку,  ни  рулоны  тканей,  ни
что-либо другое ценное. Украли только все вещи из коллекции.
   Джуди и Ги помчались назад в мастерскую. Там было пусто, дверь мастерской
была открыта.
   - Надо прямо  сейчас  починить  дверь,  -  сказала  Джуди.  -  Нельзя  же
оставлять все нараспашку.
   - Я останусь здесь ночевать, - с горечью в  голосе  ответил  Ги.  В  этот
момент зазвонил телефон, и они  оба  подскочили  от  неожиданности.  Мужской
голос попросил позвать Джуди.
   Удивленная, она взяла у Ги трубку.
   - Джуди Джордан слушает.
   - Если хотите получить к  пятнице  шмотки  назад,  его  папочке  придется
выложить восемь миллионов  франков  наличными,  -  проговорил  по-французски
мужской голос в трубке.
   Линия разъединилась. Джуди молча смотрела на Ги.
   - Это шантаж! - сказала она наконец и передала Ги услышанное,  добавив  с
благоговейным ужасом:
   - Они же требуют почти двадцать девять тысяч долларов!
   - Откуда он знает, что мы должны показывать коллекцию именно в пятницу?
   - Откуда угодно. Об этом знает масса людей. Как минимум все те,  кого  мы
пригласили. Давай-ка лучше снова позвоним в полицию.
   Оставшуюся  часть  вечера  они  провели  в  полицейском  участке.  Только
парижская  полиция  могла  по  достоинству  оценить,  какую  катастрофу  для
модельера означала пропажа всей его коллекции, в которую у Ги входили  сорок
две вещи. Если в тот момент, когда все потенциальные покупатели  окажутся  в
Париже и будут размещать заказы,  он  не  сможет  им  ничего  показать,  то,
естественно, он останется без заказов. Кроме того, для  Ги  это  был  еще  и
вопрос его деловой репутации. На предстоящий показ, несомненно, должны  были
прийти и крупные потенциальные заказчики, и солидные журналисты. И вот перед
всеми  этими  серьезными  людьми,  у  которых  в  период  демонстрации   мод
наступающего сезона нет ни одной лишней свободной минуты, Ги предстал бы как
несерьезный простак-любитель. Хуже всего было то, что под вопросом оказалась
бы профессиональная надежность Ги: если он  не  может  представить  к  сроку
собственную коллекцию, то ни один из потенциальных покупателей не  доверится
его способности выполнить в срок подписанные контракты. А слух о том, что он
"ненадежен" - если бы такой слух распространился, - был бы  равнозначен  для
Ги профессиональному смертному приговору.
   Полиция долго допрашивала Джуди, повторяя одни и те же вопросы  по  многу
раз. Уверена ли мадемуазель, что она все  верно  расслышала?  Могла  бы  она
как-то описать голос говорившего? Есть ли у нее или у ее босса  какие-нибудь
враги? Какова стоимость похищенных вещей и  какие  финансовые  потери  могут
воспоследовать из-за похищения коллекции, если  она  не  будет  своевременно
обнаружена? И так далее и тому подобное.
   После долгих расспросов Джуди и Ги вернулись в  конце  концов  к  себе  в
пансионат. На двери комнаты Джуди,  на  белой  ручке  замка,  висел  обычный
пакет, какие выдают в магазинах, а в  нем  лежала  блузка  из  тафты,  цвета
герани, разрезанная на полосы. Джуди держала эти обрезки в руках и с  ужасом
смотрела на них, когда раздался звонок телефона, стоявшего возле ее кровати.
   - Нашли красную блузку? Отлично. Будьте в кафе "Руби", что около  мясного
рынка, завтра в четыре дня. Там для вас будет посылочка.
   У себя в комнате, двумя этажами ниже, Ги тоже обнаружил магазинную сумку,
висевшую на ручке двери. В ней лежали грубо искромсанные  вельветовые  брюки
шафранового цвета.
   - Позвонить в полицию? - спросил Ги.
   - Не сейчас, - ответила Джуди, - а то нас снова  начнут  расспрашивать  и
заставят заполнять сотню бланков. Я и  без  того  у  них,  кажется,  главная
подозреваемая. Давай попытаемся разузнать что-нибудь сами, прежде чем  снова
обратимся в полицию. Давай проанализируем хотя бы то, что мы  знаем.  -  Она
вдруг покачала головой. - По телефону оба раза звонили мне. Почему не  тебе?
О том, что ты будешь показывать коллекцию, знают  все.  Но  очень  мало  кто
слышал о моем существовании, а тем более знает, где я живу.  Кроме  того,  я
иностранка и не смогу описать голос говорящего со мной по телефону  француза
- я могу только сказать, был ли звонивший мужчиной, женщиной  или  ребенком.
Это должен быть кто-то из тех,  кого  мы  знаем!  Кто-нибудь  из  работников
мастерской или из покупателей, быть может, журналист или  даже  кто-либо  из
наших поставщиков... Давай-ка возьмем книги заказов и адреса  журналистов  и
составим список всех по порядку.
   На следующее утро перед дверями  мастерской  лежал  сверток,  на  котором
карандашом было написано "Джуди". В нем  оказалась  шелковая  рубашка  цвета
топаза, посередине разорванная. Ги был в отчаянии.
   - Они лишь хотят доказать нам, что не намерены шутить, - успокаивала  его
Джуди. - Они не уничтожат всю коллекцию, иначе они с нас ничего не  получат.
Пока что они изорвали только две блузки и одни брюки. Может  быть,  мы  даже
успеем сшить такие же заново.  Жакеты  они  не  трогают.  Кстати,  ведь  все
порванные вещи шила Мария, да? - Джуди задумалась. - Как интересно! Ни  одна
из этих трех вещей не была сшита Хосе.  Возможно,  кто-то,  умеющий  шить  с
таким мастерством, как Хосе, не способен испортить то, что сам же сделал.
   Ги категорически отказывался поверить, что  Хосе,  работающая  у  него  с
самого начала, могла бы как-то вредить ему.
   - А закройщик? - спросила Джуди, но Ги был уверен, что  ни  один  из  его
весьма немногочисленных сотрудников не способен предать его: все они знали и
видели, как напряженно трудится сам Ги, как он  болеет  за  дело  и  как  он
скрупулезен в том, чтобы не требовать со своих людей чрезмерного.
   Вдруг Ги вспомнил:
   - Муж Хосе - подносчик на мясном рынке, а  кафе  "Руби"  находится  возле
мясного рынка! Я как-то подвозил туда к  нему  Хосе  на  нашем  фургоне.  Не
думаю, что она об этом помнит.
   - В таком огромном городе, как Париж,  это  вряд  ли  может  быть  просто
случайным совпадением.
   Ровно в четыре  часа  они  вошли  в  кафе  "Руби".  Через  входную  дверь
навстречу  им  устремился  поток  пара  и  шума.  Внутри  кафе  с   потолка,
опирающегося на тонкие стальные  колонны,  лился  фиолетовый  свет  неоновых
ламп.  На  оцинкованную  стойку  бара  опирались  несколько  проституток   с
крашенными хной волосами, мясники в белых,  забрызганных  кровью  халатах  и
подносчики мяса, которых можно было легко узнать по  запястьям,  перетянутым
кожаными ремешками.
   На столике перед Ги и  Джуди  без  всякого  заказа  появилась  тарелка  с
закусками: нарезанной толстыми ломтями ароматной и острой колбасой, большими
кусками свежей ветчины, крупными ядовито-зелеными кубиками копченого  языка.
Так, попивая черный кофе, они бесцельно просидели в кафе три  часа:  за  все
это время ничего не  произошло,  никто  к  ним  не  подошел,  ничего  им  не
передали. Они все больше нервничали, их беспокойство росло  и  начинало  уже
сменяться отчаянием. Наконец Джуди сказала:
   - Пойду позвоню тетушке Гортензии, спрошу ее совета.
   По счастью, тетушка Гортензия оказалась дома. Джуди быстро рассказала  ей
о всех  событиях  последних  двух  дней.  Наступила  тишина,  потом  тетушка
Гортензия ответила:
   - Подождите там до десяти часов, а потом позвоните мне снова. Если за это
время ничего не произойдет, приезжайте ко мне.
   Однако в девять часов к их столику подошел официант и спросил:
   -  Vous-etes  Americaine,  mademoiselle   Jordan?   Telephone   .
   Джуди направилась к находившейся в задней части кафе телефонной кабине  -
тесной деревянной будке, напоминавшей поставленный на попа гроб,  в  которой
стоял застоявшийся запах пота и окурков.  Она  сняла  со  стены  старомодную
телефонную трубку и коротко сказала:
   - Джуди Джордан слушает.
   "Сосредоточься, - подумала она, - внимательно прислушивайся к  тому,  как
звучит его  голос.  Запиши,  как  он  произносит  отдельные  слова".  Однако
полочки, на которую можно было бы положить блокнот,  в  кабине  не  было,  а
одной свободной рукой прижимать блокнот к стене и ею же писать она не могла.
   - Чтобы завтра утром деньги были. Вложите их в белый конверт. В  обычный,
почтовый. И ждите у себя в  конторе.  Не  вздумайте  помечать  деньги  -  мы
проверим. И никаких шуток с полицией. А то до четверга вы о нас не  услышите
- мы будем орудовать ножницами.
   Выйдя из  вонючей  кабинки,  Джуди  передала  все  услышанное  Ги.  Голос
говорившего мужчины был довольно глубоким, грубым, как будто лающим.  Больше
она ничего сказать  не  могла.  Ей  было  даже  трудно  понять,  говорил  ли
звонивший собственным голосом или старался изменить его.
   - Он сказал "shears", не "scissors"?   Ты  точно  помнишь?  Так  мог
сказать только кто-то, кто работает в швейной мастерской, - мрачным  голосом
произнес Ги.
   Они поспешили на квартиру к тетушке Гортензии. Тетушка  дожидалась  их  у
себя в библиотеке. К их огромному удивлению, там же, глубоко погрузившись  в
кресло, удобно вытянув скрещенные ноги и потягивая виски с содовой, сидел ее
шофер. От чего-нибудь спиртного и Ги, и Джуди отказались.
   - Тогда давайте сварим кофе,  чтобы  не  заснуть,  -  предложила  тетушка
Гортензия. - Слуг я на  ночь  отпустила,  так  что  я  сама  приготовлю  вам
растворимый, так проще.
   - Я сделаю, - сказала Джуди и вышла в  темный  коридор,  который  вел  на
кухню.
   Когда она вернулась с подносом, на котором стояли кофейник и чашки, Джуди
заставили рассказать все с самого начала и со всеми подробностями. Потом  то
же самое попросили сделать  Ги:  вдруг  какое-нибудь  расхождение  в  мелких
деталях позволит им за что-нибудь уцепиться? Помолчав  и  подумав  некоторое
время после  того,  как  оба  рассказа  были  закончены,  тетушка  Гортензия
спросила:
   - Ты знаешь, где живут твои сотрудники? А телефоны у них есть? Нет? Давай
прямо сейчас съездим к этой твоей новой швее, Марии. Пусть  Ги  притворится,
что он в крайнем расстройстве. Спроси у нее, сколько времени ей понадобится,
чтобы сшить две новые блузки и брюки. Или  придумай  любую  другую  причину.
Главное сейчас - найти предлог, чтобы неожиданно нагрянуть к ней домой.
   Для Марии столь поздний визит Ги и впрямь оказался полной неожиданностью.
Она открыла ему дверь, стоя в белой ночной хлопковой  сорочке,  с  волосами,
накрученными на бумажные бигуди.  Впустив  его  без  всяких  колебаний,  она
сказала, что, если нужно, готова шить хоть всю ночь напролет, но новые  вещи
вместо испорченных к сроку сделает.
   - Можно ее  вычеркнуть  из  нашего  списка,  -  сказал  Ги,  забираясь  в
"Мерседес". - Теперь поехали к закройщику. Спрошу его, сможет ли  он  завтра
работать весь день и потом остаться еще и на ночь.
   Время уже подошло к полуночи, тем не менее и здесь Ги пригласили войти, и
закройщик заверил его, что  останется  на  ночь  и  будет  работать  сколько
необходимо.
   - Его тоже можно вычеркнуть. А теперь к Хосе. Хосе была явно в ужасе и не
могла этого скрыть. Лишь чуть приоткрыв серую входную дверь своей  квартиры,
расположенной на втором  этаже,  она  подозрительно  уставилась  на  ночного
гостя. Просьбу Ги впустить его она отвергла, продемонстрировав при этом бурю
эмоций. Уже так поздно, она не одета, это совершенно невозможно,  муж  спит,
она не хочет его беспокоить, ему рано вставать, он уже в  пять  утра  должен
быть на мясном рынке... Ги спросил  ее,  не  может  ли  она  припомнить,  не
заходил ли к ним в мастерскую на прошлой неделе кто-нибудь посторонний. Хосе
ответила, что полиция ее уже дважды об этом спрашивала и  она  им  ответила,
что посыльные и представители фабрик постоянно  снуют  туда  и  обратно.  Ги
снова попросил, чтобы его впустили, и опять Хосе отказалась, причем взгляд у
нее был откровенно панический:
   - Завтра утром в мастерской я вам отвечу  на  любые  вопросы.  Только  не
сейчас. Не сейчас, месье Ги. Я не могу его будить.
   Ги попрощался; громко топоча, спустился вниз по лестнице; потом бесшумно,
на цыпочках, поднялся обратно и  приложил  ухо  к  щели  в  двери.  Он  ясно
услышал, как в квартире спорили - шепото