ой столице. Младший брат Тангкута выступил со своими четырьмя
тысячами всадников по  левому  берегу,  чтобы  соединиться с  десятью тысячами,
засевшими в  Бату-Сарае.  Далее он,  по  слухам,  собрался отойти на юг,  чтобы
выпросить войска у  рода  хулагуидов,  вернуться с  подкреплением и  уже  тогда
помериться силами с русичами.
     Видно, это злой рок ополчился против татар, раз великий хан Тангкут м„ртв,
Берке,  который по  праву  старшинства становится теперь  главой  улуса  Джучи,
бросил подданных на  произвол судьбы,  а  под  стены  Тангкут-Сарая  приш„л сам
грозный Хорсадар, могущественнейший в мире колдун.
     - Наши жизни в твоей руке,  -  со скорбным видом закончил татарин.  - Если
хочешь - казни нас, если можешь - помилуй. Нет у нас больше защитника, оста„тся
надеяться на чудо.
     Он немного подумал, подыскивая слова, и несмело добавил:
     - А  за  свои  жизни мы  заплатим всем  золотом и  серебром,  какое есть в
городе. И если захочешь, отдадим даже всех коней. Дозволь только нам похоронить
Тангкута, как подобает хоронить знатных людей, а с нами поступай, как знаешь.
     После этого татарин замолчал, ожидая решения Карсидара.
     А что тут решать?! Никакой осады, никакого штурма города не будет! Видимо,
не  зря  митрополит Иосиф благословлял войско перед походом.  Воистину,  Бог на
стороне русичей! Вот, пожалуйста: забирай серебро-золото, навьючивай на коней и
пускайся в  обратный путь...  Или  лучше  отправить добычу на  Русь,  а  самому
попытаться нагнать Берке, чтобы новоявленный противник не ударил русичам в тыл?
Навсегда отбить охоту у мерзавцев...
     Но  прежде всего предстоит убедиться,  что татарин не  лж„т,  и  Тангкут и
вправду м„ртв. Карсидар сказал:
     - Принесите сюда покойника, я хочу проверить, в самом ли деле это ваш хан.
     Татарин  недоум„нно  возразил,   что  Хорсадар  никогда  не  встречался  с
Тангкутом, но воевода был непреклонен. А когда татарин повернул коня и поехал к
городу, Карсидар послал одного из своих сопровождающих за Карагаем.
     Через  полчаса,  когда  из  вновь приоткрывшихся ворот выкатилась повозка,
связанный темник с  накинутым на  шею  арканом уже  стоял подле восседающего на
Желме воеводы.
     - Это  Тангкут?  -  спросил пленника Карсидар,  когда один  из  погонщиков
отбросил край  покрывавшей повозку холстины,  показывая распухшее синюшное лицо
мертвеца.
     Карагай  шагнул  к  повозке.  Плоская  физиономия  темника  сморщилась  от
презрения,  смешанного с  разочарованием,  он  отвернулся,  плюнул на  землю  и
коротко подтвердил:
     - Да.
     Видимо,  в душе Карагай глубоко презирал хана, погибшего не от меча, копья
или стрелы, но от руки слабой женщины.
     Итак,  сомневаться более не приходилось: великий хан Тангкут, предводитель
дома Джучи,  отбыл к  праотцам,  на  те бескрайние равнины,  где пасутся табуны
невиданной красоты и резвости лошадей,  а из неиссякающих кувшинов вечно ль„тся
пьянящий прохладный кумыс...  Или прямиком в  адское пламя к своему нечестивому
братцу Бату, если верить словам митрополита Иосифа.

     Глава XV
     НАЧАЛО СМУТЫ

     Далеко в лесу затрубили рога,  затем раздался заливистый многоголосый лай,
однако  человек,  лежавший на  краю  поляны  под  кустом  боярышника,  даже  не
шевельнулся. Можно было подумать, что человек м„ртв.
     Зашуршала трава,  хрустнула ветка.  С  противоположной стороны  на  поляну
выскочила белая  с  ч„рными  пятнами  борзая  и  принялась метаться по  поляне,
опустив длинную острую морду к  земле и  тихо повизгивая.  По  поведению собаки
было видно,  что  она  потеряла след и  теперь изо всех сил старается разыскать
его.
     Как  вдруг  борзая  прекратила метаться,  остановилась,  вытянув морду  по
направлению к  кусту боярышника.  Затем в три прыжка перемахнула через поляну и
замерла над  лежащим ничком  человеком.  Тот  по-прежнему не  двигался.  Собака
осторожно обнюхала его,  отступила чуть назад и села, недоверчиво поглядывая на
находку. Очевидно, человек вс„ же был жив, просто потерял сознание.
     Так продолжалось до  тех пор,  пока воцарившуюся тишину не нарушил конский
топот.  Вслед за тем на поляну выехал всадник.  Судя по одежде, это был один из
княжьих ловчих.  На  его лице читалась досада,  он  явно был не в  духе.  И  не
мудрено,  ибо  сейчас неподходящее время  для  охоты,  и  дела  складывались не
слишком удачно.  Но ежели князь пожелал охотиться, ничего не поделаешь. Подавай
ему дичь, и вс„ тут! Хоть тресни...
     - Ага,  вот ты где!  - со злостью крикнул всадник, завидев борзую, которая
моментально вскочила,  но  с  места не  сдвинулась.  -  Чего тебя сюда нел„гкая
понесла, когда...
     Неожиданно ловчий замолчал.  Он наконец заметил в примятой траве лежавшего
без сознания человека. Спешившись, осторожно подкрался к кусту, потрепал собаку
по  холке в  знак того,  что  понял причину е„  странного поведения и  одобряет
сделанное. Строго приказал:
     - Сидеть.
     Потом  опустился  на  корточки,   осмотрел  грязную,  потр„панную,  сильно
изодранную длиннополую одежду  неизвестного,  пров„л  рукой  по  грубой  ткани.
Осторожно перевернул его на спину.
     Это  был совсем ещ„ юноша с  жиденькими усиками и  реденьким пушком вместо
бороды. Да и волосы у него не острижены...
     "Монах,  что ли?" -  подумал ловчий. Впрочем, одежда юноши не слишком была
похожа на монашескую.
     Ловчий встряхнул парня.  Тот застонал. Борзая вздрогнула, обнажила клыки и
предостерегающе зарычала.
     - Цыц, окаянная!.. - прикрикнул на не„ ловчий. Как раз в этот момент юноша
разлепил веки, пов„л из стороны в сторону мутными глазами и слабо простонал:
     - Князь... антихрист... Выкрест проклятый... Иуда сатанинский...
     От испуга ловчий выпустил его,  и  юноша упал в  траву.  Волнение человека
передалось борзой, собака вся подобралась и вновь зарычала. Ловчий же испуганно
глядел на оборванца. Ещ„ бы, любой струхн„т, услышав такое о сво„м князе!
     А  парень  вытянулся,  напрягся,  словно  его  прошиб столбняк,  горячечно
зашептал:
     - Борис...  Василькович...  спаси...  защити...  не дай сгинуть...  полымя
адово... - и вновь впал в беспамятство.
     Что  делать?  Вот  посреди леса лежит человек,  который называет углицкого
князя Владимира Константиновича предателем и  выкрестом,  да  ещ„  поминает при
этом  нечистого.  И  вдобавок взывает  к  племяннику Владимира Константиновича,
ростовскому князю Борису Васильковичу,  умоляя о защите. А в это время Владимир
Константинович мирно охотится в этом же лесу и ничего не подозревает. И если бы
один из ловчих не отправился искать отбившуюся от своры собаку, возможно, никто
ничего не узнал бы...
     Так  может,  бросить парня посреди леса?  Пусть себе  подыхает,  клеветник
проклятый!  Ловчий приложил руку к его лбу и удостоверился:  у юноши жар.  Если
оставить его здесь на поляне, пожалуй, он долго не протянет.
     С  другой стороны,  может случиться так,  что клеветник выживет.  Вдруг на
него  наткн„тся кто-то  ещ„!  Но  тогда парень может рассказать другим то,  что
выболтал  под  влиянием  жара  ловчему.   И  если  сейчас  он  не  ведает,  что
проговорился верному  слуге  Владимира  Константиновича,  неизвестно,  кому  он
выложит свои бредни в следующий раз.  Кроме того,  не худо бы выяснить, при ч„м
тут Борис Василькович. А вдруг ростовский князь замышляет на дядю недоброе?! Но
если  так,  то  ловчий  случайно открыл целый  заговор!  И  когда  верный слуга
принес„т князю  столь  важное известие,  Владимир Константинович может отличить
его, приблизить к своей особе, возвысить над другими...
     В  конце  концов,  возможность быстро сделать карьеру перевесила остальные
соображения.  Ловчий легко поднял юношу с земли,  перебросил попер„к седла, сам
вскочил на  коня,  кликнул борзую и  поскакал туда,  откуда доносился уже  едва
различимый звук  рога.  Под  влиянием тряски юноша время от  времени д„ргался и
начинал  неразборчиво  бормотать.  Тогда  ловчий  похлопывал  его  по  спине  и
приговаривал:
     - Погоди,  милый,  погоди,  успеешь рассказать вс„,  что знаешь. Только не
мне,  а  самому  Владимиру  Константинычу.  Вс„  выложишь,  как  миленький!  Не
захочешь, а выложишь.

     Они носились по лесу вот уже битый час,  а толку от этого, похоже, не было
никакого.  Пара зайцев -  разве ж  это  добыча для  княжеской охоты?!  Шкурка у
зверьков сейчас некудышняя,  но это мелочи. Главное - князь не получил никакого
удовольствия. Он не без основания считал, что потратил день впустую.
     Владимир  Константинович недовольно пов„л  могучими  плечами  и  уже  стал
подумывать о  прекращении столь  неудачной охоты,  когда далеко позади раздался
крик:
     - Княже! Княже!
     Он резко натянул поводья и обернулся.  Кавалькаду нагонял Никита,  один из
этих бездельников, которые не способны выследить приличную дичь, а умеют только
орать во всю глотку,  распугивая даже жалких зайчишек и  тем самым окончательно
срывая охоту. За всадником неслась борзая.
     Но  что  это  перекинуто через  седло его  коня?  Неужто ловчий подстрелил
крупную дичь?  Без  своего господина!  Ах,  негодяй,  да  разве ж  для  себя ты
охотишься?  Князю,  князю  должен  доставить  удовольствие,  холоп!..  Владимир
Константинович нахмурился,  выпрямился в седле и стал ждать,  когда же подъедет
ловчий.
     Ждали и остальные слуги.  По мере приближения всадника то один,  то другой
начинал  охать,   цокать  языком,   прикладывать  козырьком  ко   лбу   руку  и
присматриваться.  Никто не понимал, что вез„т ловчий. Сначала все были уверены,
что  он  подстрелил косулю,  однако теперь стало  ясно,  что  попер„к седла его
лошади переброшен человек. Но кто это?
     Слуги удивл„нно переглядывались,  пытаясь сообразить,  кого  не  хватает в
княжеской свите.  Может,  с  кем-то приключилось несчастье,  и  Никита подобрал
товарища.  Но все вроде были на месте.  Тогда кого вез„т болван Никита? Неужели
какого-нибудь нищеброда или  смерда?  Вот  дубина -  из-за  такой-то  безделицы
вздумал  беспокоить князя!..  Ну  ничего,  сейчас  Владимир  Константинович ему
задаст!
     А князь хоть и хмурился,  но не спешил обрушивать на Никиту свой гнев.  Он
догадывался,  что ловчий вед„т себя так неспроста.  Глядя на своего повелителя,
слуги также молчали и  не  трогались с  места.  Наконец Владимир Константинович
бросил через плечо негромко:
     - Олекса...
     Один из  слуг тронул поводья и  поехал навстречу ловчему,  который был уже
близко. Но Никита тотчас остановил своего скакуна и крикнул:
     - Только с тобой говорить буду, княже!
     Все  просто оторопели от  такого нахальства и  посмотрели на  князя уже  с
откровенным непониманием. Да что ж это творится, в самом деле...
     Но Владимир Константинович коротко приказал Олексе:
     - Назад, - и поехал к ловчему сам.
     О  ч„м они говорили,  так и  осталось для всех тайной.  Слуги видели,  что
князь  насупился  и  слушает  Никиту  молча,  время  от  времени  поглядывая на
переброшенного через седло человека,  а ловчий возбужд„нно д„ргает руками, хотя
и  объясняется при  этом хриплым ш„потом.  Потом Владимир Константинович нервно
хлестнул коня,  кликнул слуг  и  отдал  им  приказ о  немедленном возвращении в
Углич.

     По  приезде  в  княжескую  резиденцию  ловчий,  под  бдительным присмотром
Владимира Константиновича,  в одиночку отн„с так и не пришедшего в себя парня в
отдал„нную внутреннюю комнату. Посланные впер„д слуги позаботились о том, чтобы
на  их  пути не  попался случайно ни  один человек.  Затем во дворец был срочно
призван знахарь и оставлен подле больного вместе с Никитой. Двери комнаты денно
и нощно стерегли вооруж„нные гридни.
     Был  ли  смысл  во  всех  этих  предосторожностях?   Разумеется,  Владимир
Константинович не  стал бы  темнить понапрасну без достаточных на то оснований.
Не таков был углицкий князь.  Ситуация представлялась Владимиру Константиновичу
крайне  запутанной.  В  лесу  ловчий  рассказал  своему  господину  об  ужасных
обвинениях,  якобы  выдвинутых  парнем  по  адресу  углицкого  князя.  Владимир
Константинович даже представить не  мог,  как  появилась на  свет столь гнусная
клевета!  И вообще,  выдумать такое мог только юродивый. Однако после двух-тр„х
простейших вопросов Владимир Константинович понял, что речь шла вовсе не о н„м,
а  о каком-то другом князе.  Хорошо,  что у слуги хватило смелости поведать обо
вс„м,  и  этот болван не  бросил с  перепугу парня в  лесу,  как  хотел сделать
вначале.  В  результате Владимир Константинович стал  обладателем некой  тайны,
которая могла ему очень пригодиться.  Только бы  узнать,  кто из  князей предал
Христа!
     Владимира Константиновича радовало то  обстоятельство,  что  под  влиянием
жара  юноша  назвал ростовского князя  Бориса Васильковича спасителем.  Значит,
племянник его  не  был  "сатанинским иудой".  Вот  и  отлично!  Будет  на  кого
опереться в  борьбе с предателем.  Оставалось только привести парня в чувство и
выведать имя, которое он так и не назвал в бреду.
     Знахарь с  Никитой,  который временно превратился в его подручного,  очень
желали угодить своему господину и старались изо всех сил.  Утром следующего дня
юноша  очнулся.  И  тогда Владимир Константинович окончательно убедился,  какой
неслыханной удачей обернулась вроде бы неудачная охота.
     Илья   (так   звали  парня)  оказался  послушником  небольшого  монастыря,
расположенного верстах в  сорока  западнее Владимира.  Там  жило  всего-навсего
четверо  престарелых монахов,  не  считая  игумена Антония.  Таких  миниатюрных
обителей появлялось в  последнее время  превеликое множество.  Вот  и  Антоний,
чудом спасшийся из  рук татарских нечестивцев,  спаливших Суздаль,  выстроил на
берегу Колокши подобие лачуги,  вокруг которой теперь лепилось ещ„ несколько не
менее жалких построек.  Жили они бедно,  огородничали, держали пасеку, ловили в
речке рыбу,  усердно молились Богу да  время от  времени переписывали на  заказ
книги, взимая за сей праведный труд оплату мукой либо крупой.
     Илья  попал в  монастырь прошлой осенью.  Родился он  в  семье ростовского
бондаря, до поры до времени жил, как все дети тамошних ремесленников, да только
привычный уклад  жизни был  напрочь разрушен ордынским нашествием:  четыре года
назад погибла вся его семья.  С тех пор мальчишка бродил по дорогам, выпрашивая
подаяние. А прошлой осенью уже после наступления ранних заморозков постучался в
двери  одной  из  хижин  Антониева монастыря,  осипшим голосом начал  проситься
внутрь - и потерял сознание.
     Монахи позаботились об Илье,  а когда игумен услышал его историю, то после
недолгих размышлений предложил остаться с  ними,  ибо  питал  жалость  ко  всем
пострадавшим от татар.  Кроме того,  он рассчитывал, что юноша станет выполнять
самую  тяж„лую  хозяйственную  работу,  а  от  этого  будет  немалая  польза  и
облегчение престарелой братии.  Парен„к с  радостью согласился.  Идти  ему  вс„
равно было некуда, разве что обратно на большую дорогу.
     Так   Илья  стал  послушником.   Игумен  Антоний  назначил  ему   годичный
испытательный  срок,   по   завершении  которого  парень  должен  был   принять
пострижение.  А  пока Илья жил  в  лачуге,  которую соорудили для  него монахи,
трудился на  огородах и  на  пасеке за четверых,  прилежно корпел над Писанием,
заучивал  наизусть молитвы  и  исполнял различные мелкие  поручения игумена.  И
пусть Илья ел  не  досыта и  спал под  ветхой крышей,  зато был  уверен,  что и
завтра, и послезавтра, и впредь получит утром и вечером вар„ную полбу, сочевицу
или репу, если нет поста - трижды в неделю уху или вяленую рыбу.
     Однако Господу, по-видимому, показалось мало испытаний, отведенных на долю
Ильи,  и Всевышний решил подвергнуть парня новым. Нынешние злоключения начались
с  того,  что дьякон церкви Покрова на Нерли заказал игумену Антонию,  которого
знавал  ещ„  до  татарского нашествия,  роскошный Октоих.  Такая  сделка сулила
выгоду не  только игумену,  но  и  дьякону Покровской церкви.  В  другом месте,
например, в столичном Рождественском монастыре, переписчики содрали бы за книгу
непомерную цену.  А  со  старым приятелем дьякон уговорился всего-то  на  штуку
ткани.
     Когда монах Феодул справился наконец с  ответственной работой (а произошло
это  в  конце вербной недели),  отнести книгу было поручено Илье:  юноше пройти
сорок  в„рст пешком нетрудно,  не  то  что  старикам.  Илья  исполнил поручение
игумена охотно и прилежно, как и подобает послушнику. Отправившись в путь утром
первого дня  после праздничного воскресенья,  он  отмахал аж  тридцать в„рст из
сорока,  заночевал в  безвестном селении,  поднялся затемно и  на  второе  утро
достиг Покровской церкви.  Дьякон принял Октоих,  вскользь поблагодарил юношу и
рассеянно  подтвердил,  что  его  благодетель протоиерей  Калистрат  непременно
пришл„т игумену Антонию штуку  шерстяной ткани,  чтобы братия справила к  осени
новые рясы.
     Илье  очень  понравилась небольшая  белокаменная церквушка,  е„  рельефные
украшения.  Церковь Покрова была  первым зданием,  в  которое юноша попал после
нескольких месяцев,  проведенных в лесной глуши.  Поэтому, набравшись смелости,
Илья попросил у дьякона разрешения осмотреть церковь.  Тот раздраж„нно ответил,
что храм Божий не место для любопытных зевак,  а потом, так и не закончив речь,
махнул рукой, развернулся и торопливо отош„л .
     Рассеянность дьякона и  его не  слишком любезный ответ свидетельствовали о
многом.  В  частности,  любому стало бы ясно,  что его присутствие в этом месте
нежелательно.  Любому -  но не юному Илье. Послушник истолковал прощальный жест
дьякона  как  разрешение  делать  вс„,  что  угодно.  Поэтому  ободр„нный таким
"приглашением" Илья принялся расхаживать из угла в  угол,  разглядывая чудесные
иконы и  фрески.  Так продолжалось вплоть до  окончания утренней службы,  когда
какие-то монахи начали мягко выпроваживать прихожан из церкви. Бросив несколько
косых  взглядов  на  Илью,   они  немного  посовещались,  но  затем  настойчиво
предложили уйти и ему.
     Опять же,  подобное обхождение с  людьми шло  вразрез со  всеми церковными
традициями и должно было насторожить любого человека. Да и откуда взялись здесь
эти странные монахи,  все как на  подбор высокие и  широкоплечие?..  Но Илья не
задавался этими  вопросами.  Просто  ему  стало  жаль,  что  не  довелось вволю
полюбоваться росписями.  Вот бы ещ„ на хоры попасть!  Должно быть, там не менее
красиво,  чем внизу.  Парень направился ко входу в  башенку,  откуда можно было
попасть наверх,  но был остановлен строгим окриком.  Что ж, значит, в следующий
раз...
     Илья вышел из церкви и  сразу понял,  почему оттуда выгнали паству:  перед
входом спешивался богато одетый молодой человек,  вокруг которого увивались сам
дьякон и  два  монаха,  державшие под  уздцы  лошадь прибывшего и  одновременно
старавшиеся  выказать  ему  все  возможные  знаки  внимания.  Остальные  монахи
столпились в  дверях,  зорко следя за  тем,  чтобы никто из прихожан не вздумал
вернуться.  Впрочем,  люди  наоборот  старались держаться от  знатного молодого
человека подальше и  спешили  по  своим  делам.  Дьякон  величал  прибывшего по
имени-отчеству: "Андрей Ярославич".
     Вот вс„ и объяснилось! В Покровскую церковь изволил пожаловать сам великий
князь Владимирский и Суздальский.  Очевидно, он желал помолиться здесь, немного
побыть наедине с Богом и самим собой.  Раз так, Илья отош„л в сторонку... и тут
обратил внимание на  то,  что  в  башенке,  где была ведущая на  хоры лестница,
имелся  ещ„  и  наружный вход.  Через  этот  вход  можно  было  пройти наверх и
осмотреть хоры,  не вызвав ни у  кого недовольства.  Юноша не станет спускаться
вниз и мешать молитве светлейшего князя, он только побродит по хорам и уйд„т.
     Это  было  великое  искушение для  послушника.  Впоследствии Илья  глубоко
раскаивался в  собственной о