прометчивости и  нежелании  подчиниться требованиям
дьякона и  монахов.  Ах,  если бы он не стал своевольничать и не предпринял эту
экскурсию на хоры!..
     Итак,  никем не замеченный послушник скользнул к внешнему входу и поднялся
вверх  по  каменным ступенькам.  Едва  он  вош„л  на  хоры,  как  услышал  стук
затворяемой двери.  Юноша хотел броситься назад,  однако замер на месте, ни жив
ни м„ртв от страха,  что его тотчас обнаружат.  Но время шло,  а никто так и не
появлялся. Тогда Илья сообразил, что, очевидно, кто-то покинул хоры и спустился
в церковь по внутренней лестнице.  Послушник вздохнул с облегчением. Пожалуй, у
него  хватит  времени  для  осмотра  затейливых  фресок.  Из  любопытства  Илья
подкрался к двери, ведущей на внутреннюю лестницу, наш„л е„ незапертой и в свою
очередь осторожно спустился вниз.  Ступени были каменные,  они не  скрипели при
каждом шаге, поэтому юный послушник не опасался быть обнаруженным.
     Достигнув конца  спиральной лестницы,  он  осторожно заглянул  в  арку.  В
церкви стояли двое.  Один из них был Андрей Ярославович,  которого Илья видел у
входа.  Князь смотрел на какую-то икону,  суеверно крестился и  бормотал:  "Это
знак.  Я обязан продолжить дело брата, погибшего безвременной смертью". Другой,
по  всей видимости,  спустившийся с  хоров перед послушником,  находился позади
Андрея  Ярославовича.  Судя  по  одежде,  то  был  обыкновенный  монах;  однако
заговорил он  не  по-церковному,  а  на непонятном наречии.  Зато князь отлично
понял его, резко обернулся и воскликнул: "Это ты послан святейшим отцом!" Монах
вновь ответил.  Андрей Ярославович спохватился, зажал рот рукой, затем принялся
вертеть головой, высматривая, не видит ли их кто.
     Илья  поспешил отступить вверх  по  лестнице,  но  отч„тливо слышал каждое
слово  благодаря  замечательной  акустике  церковных  сводов.  Теперь  уже  оба
говорили на непонятном языке,  стоя на месте.  Потом голоса стали приближаться.
Послушник решил,  что  князь и  монах сейчас поднимутся на  хоры,  тогда ему не
сдобровать, ибо вся округа была наслышана о вздорном нраве Андрея Ярославовича.
Едва переступая на негнущихся ногах,  Илья принялся подниматься по лестнице. Но
успеет ли он удрать?..
     Холодный пот прошиб беднягу, послушник остановился, сполз по стене и решил
остаться здесь,  а там будь что будет... Голоса смолкли, затем зазвучали вновь.
Юноша  прислушался и  понял,  что  увлеч„нные собеседники остановились в  самом
начале лестницы.  В  этом было его  спасение,  ибо  появился шанс спокойно уйти
незамеченным. Однако теперь Илья кое-что сообразил: насколько ему было известно
от монахов Антониевого монастыря,  ни игумена,  ни архимандрита, ни пресвитера,
ни  епископа,  ни даже суздальского архиепископа не принято называть "святейшим
отцом"! Кем же тогда послан загадочный монах?
     Тогда юноша совершил второе "прегрешение", потому что из праздного, как он
считал, любопытства прислушался к беседе вместо того, чтобы убраться с лестницы
подобру-поздорову.  Разумеется,  Илья  не  понял  почти  ничего...  кроме им„н,
поскольку имена в  переводе не нуждались!  Андрей Ярославович и  странный монах
могли разговаривать на каком угодно языке,  вс„ равно послушник уловил бы слова
"Данила",  "Хорсадар",  "Дрив" и  "Целестий".  Один  раз  монах  также  помянул
нечестивца Бату.  Постепенно Илья приноровился к  тону их беседы и  понял,  что
монах в ч„м-то убеждает князя.  Под конец Андрей Ярославович на некоторое время
задумался и вроде бы с чем-то согласился.
     Кроме им„н послушник разобрал ещ„  одно слово,  несколько раз  повторенное
обоими за время беседы:  "Окто". Тогда стало ясно, что они говорят по-гречески.
Грамотей  Феодул  объяснял  Илье,   что  греческое  название  "Октоих",   иначе
Осмогласник,  происходит от разделения содержимого этой книги на восемь частей,
или  гласов.  Послушник же  запомнил это  слово,  потому  что  "окто"  вызывало
ассоциацию с  речным камнем-окатышем и  представлялось юноше таким же  гладким,
округлым и приятным на ощупь.  Итак,  "oktw" -  восемь по-гречески.  Само собой
напрашивалось предположение,  что  Андрей  Ярославович уговорился  со  странным
монахом о ч„м-то,  что должно произойти через восемь дней, восемь месяцев или в
крайнем случае - через восемь лет.
     На  этом  самом  "окто"  разговор  завершился.   Шаги  собеседников  стали
удаляться.  Очевидно, они пошли к выходу, вс„ уладив. Илья же наш„л в себе силы
взобраться на хоры,  откуда спустился по наружной лестнице.  Наконец,  никем не
замеченный, шмыгнул в густые кусты, которыми зарос берег Нерли. Здесь послушник
повалился на землю и крепко задумался.
     Вс„   происшедшее  казалось  ему  крайне  подозрительным.   Великий  князь
Владимирский и  Суздальский приехал в  церковь Покрова,  стоящую особняком и от
стольного града Владимира, от загородного замка Боголюбова, отнюдь не для того,
чтобы помолиться в одиночестве. На самом деле он встретился здесь с посланником
"святейшего отца", который вырядился монахом, очевидно, не желая быть узнанным.
Кроме  того,  священнослужители заранее  прогнали  из  Покровской  церкви  всех
прихожан. А Андрей Ярославович к тому же разговаривал с посланником по-гречески
о  таких  странных  личностях,  как  отъявленные  колдуны  Хорсадар  и  Дрив  и
предводитель ордынцев  Бату,  которого захватил в  плен  киевский князь  Данила
Романович с помощью упомянутых колдунов. Кстати, Данилу он тоже поминал. Да ещ„
сюда впутывался какой-то Целестий...  И в конце Андрей Ярославович уговорился с
посланником про  какие-то  восемь...  дней?  месяцев?  А  может восемь человек!
Восемь городов!  Восемь кун серебра. Восемь мешков золота. Восемь в„рст... Мало
ли  к  чему  можно  применить это  число!  Жаль,  конечно,  что  юноша не  знал
греческого, да ничего с этим не поделаешь.
     Чем больше рассуждал Илья, тем больше запутывался. Он пролежал в кустах на
берегу Нерли до самых сумерек,  но так ничего и не придумал.  Наконец послушник
понял,  что либо сойд„т с ума от всех этих тайн и недомолвок, либо выбросит все
до единой глупости из головы и  верн„тся в  Антониев монастырь к грядкам репы и
капусты, покосившимся лачугам и корпению над Писанием.
     Впрочем,  Илья тут же решил не возвращаться пока в  Антониев монастырь,  а
обождать восемь дней и вновь заглянуть в церковь Покрова. Может, удастся узнать
что-нибудь интересное.  Почему бы нет?  Он уже научился проникать в  церковь "с
ч„рного хода".  Его не заметили в  первый раз,  авось не заметят и в другой.  А
если ничего примечательного на  восьмой день не  произойд„т,  Илья со спокойной
душой верн„тся в  свой монастырь...  и,  пожалуй,  упросит грамотея Феодула или
настоятеля Антония  выучить его  греческому языку,  чтобы  в  следующий раз  не
ударить в грязь лицом.
     Ободр„нный  этой  мыслью,   послушник  вылез  из  кустов  и  направился  в
расположенное неподал„ку  селение,  чтобы  попроситься на  ночлег  и  раздобыть
немного еды. Следующие семь дней Илья пров„л, скитаясь по окрестностям, но ему,
в  недавнем прошлом бездомному пареньку,  не привыкать к бродячей жизни.  Кроме
того,  в  преддверие  Светлого  Христова  Воскресения ч„рствые  людские  сердца
смягчились, и юноша находил везде радушный при„м.
     А  утром восьмого дня он уже дежурил в  кустах на берегу.  Утренняя служба
протекала как обычно на Светлой неделе,  но это не сбило послушника с толку.  А
через некоторое время в  церкви объявились дюжие монахи,  которые по  окончании
службы выгнали всех до единого прихожан. Илья улучил момент, ползком подобрался
к  наружному входу в  башенку и  прошмыгнул на  хоры.  На этот раз ведущая вниз
дверь  оказалась запертой,  однако юноша не  слишком огорчился.  Акустика здесь
была отличная,  и  он  рассчитывал подслушать и  подсмотреть за  происходящим в
церкви, спрятавшись на пустых хорах.
     Ах,  почему Илья не ослеп и  не оглох в  то утро?!  Почему не свернул себе
шею,  свалившись с  крутой каменной лестницы?  Ибо в течение следующего часа он
наблюдал такое,  от  чего  волосы на  голове шевелились.  В  Покровскую церковь
сегодня прибыл не  только великий князь,  но  ещ„ какие-то важные бояре и  двое
высокопоставленных священнослужителей.  Илья не знал никого из них в  лицо,  но
догадался об их чине по богатым ризам. Тут же находился и посланник "святейшего
отца", с которым Андрей Ярославович встречался в прошлый раз.
     Однако сегодня главную роль играл совсем другой человек.  Это  был странно
одетый священник,  который в„л  службу на  каком-то  диком наречии,  где многие
слова оканчивались на "-ис" и "-ус",  а привычное "аминь" звучало как "амэн". И
хотя Илья долго не  мог  понять,  что же  творится там,  внизу,  постепенно ему
открылась ужасная правда:  странно одетый священник под  наблюдением посланника
"святейшего  отца"  произв„л  над  Андреем  Ярославовичем,   равно  как  и  над
прибывшими с  ним боярами,  священнослужителями-русичами и  дьяконом Покровской
церкви необычный обряд крещения.
     Тогда  послушник  наконец  догадался,  кто  такой  "святейший  отец"!  Это
восседающий в  дал„ких землях сатанист,  преданный в  прошлые века  анафеме,  а
теперь пославший войска, которые взяли штурмом дал„кий Константинополь и выжили
оттуда  главу  христианского мира,  вселенского  патриарха.  А  совсем  недавно
западные воины  пытались захватить Новгород и,  по  слухам,  наслали  порчу  на
храброго витязя  Александра Ярославовича.  Выходит,  его  младший  брат  Андрей
покорился грабителям, разорителям и убийцам!!!
     Илья до  сих пор не мог толком объяснить,  как вновь очутился в  кустах на
берегу Нерли.  Он лежал на спине, бессмысленно пялился в бездонное синее небо и
вс„ пытался припомнить,  досмотрел ли церемонию до конца. Наверное, нет, потому
что  кони приехавших вс„  ещ„  стояли у  входа в  церковь под присмотром одетых
монахами здоровяков. Значит, сатанинское действо вс„ ещ„ продолжалось.
     Послушник встал на четвереньки,  подполз к реке,  несколько раз погрузил в
воду пылающую голову и лишь тогда приш„л в себя.
     Теперь  предстояло  решить,  что  делать  дальше.  Илья  стал  обладателем
страшной тайны,  совладать с  которой ему  было не  по  плечу.  Первым делом он
подумал  об  игумене  Антонии и  монастырской братии.  Казалось бы,  это  самое
правильное решение.Но немного подумав,  и приняв во внимание то обстоятельство,
что  поддавшийся сатане  дьякон Покровской церкви только что  заказывал Антонию
список с Октоиха, называя его старым знакомым, Илья решил, что добрейший игумен
наверняка состоит в  сговоре с предателями.  Но в таком случае,  практически не
оставалось человека,  которому можно было рассказать о происшедшем! Он бессилен
что-либо изменить!..
     Как вдруг на  самом пике отчаяния его посетила на удивление простая мысль:
о  величайшем прегрешении князя  следует поведать только князю.  Нужно поскорее
добраться до  его  родного  города,  любыми  правдами и  неправдами увидеться с
правившим там  Борисом Васильковичем и  сообщить ему  об  отступничестве Андрея
Ярославовича.  Так как последний приходится ростовскому князю двоюродным дядей,
то пусть Борис Василькович и разбирается с выкрестом по-свойски, по-семейному!
     Сказано -  сделано.  Воспользовавшись тем,  что "монахи" не  заметили его,
Илья  обогнул церковь,  стараясь не  высовываться из  кустов,  наконец пустился
бежать прямо  через лес  и  окольными тропками выбрался к  селению,  в  котором
останавливался по пути сюда. Здесь юноша совершил последний по сч„ту бесчестный
поступок,  украв у какого-то смерда его единственную лошадь. Неизвестно почему,
но совесть больше всего мучила Илью именно из-за этой пегой клячи,  которая всю
свою  многотрудную жизнь  тянула телегу или  дровни,  соху  или  борону,  а  на
старости лет вынуждена была везти на спине всадника,  да ещ„ без седла.  Но что
поделаешь!  Выбора у  юноши не  было,  поскольку речь шла о  спасении от власти
сатаны целого княжества.  Кроме того,  он  и  так  согрешил за  эти восемь дней
минимум  трижды,  поэтому  прибавив  воровство  кобылы  к  неподчинению приказу
дьякона  и  выведыванию  чужих  тайн,  Илья  лишь  незначительно усугубил  свою
скорбную участь.
     А между тем путь предстоял неблизкий,  и быстро преодолеть его пешком было
невозможно.  От  окрестностей Боголюбова до  Великого Ростова не  меньше  сотни
в„рст,  послушник же чувствовал себя совершенно разбитым,  пробежав лесом всего
в„рст десять.  Только это соображение и  утешало юношу,  когда он погонял пегую
кобылку,  неловко обняв обеими руками лошадиную шею и ударяя пятками в е„ худые
бока.
     Илья избегал больших дорог,  справедливо опасаясь,  что  всадник в  одежде
послушника, восседающий на лошади без седла, должен выглядеть не только нелепо,
но и подозрительно.  А поскольку он бродяжничал по близлежащим княжествам целых
три года, то вполне полагался на собственные знания местности.
     Но  вс„  же  Илья сплоховал.  Совершенно неожиданно дорогу ему  преградило
множество поваленных ветром деревьев. Произошло это на исходе дня, когда солнце
уже клонилось к закату, и объезжая завал, юноша сбился с пути и заехал в глухую
чащобу. А когда наконец выбрался из леса, то оказался на берегу Нерли совсем не
там,  где рассчитывал. Солнце уже давно село. Где находится брод, Илья не знал,
а спросить было не у кого. Юноше оставалось пустить кобылу вплавь. Поскольку же
вода в реке была студ„ная,  а ночь холодная,  Илья продрог в мокрой одежде. Все
суставы и кости ломило, временами его познабливало, сильно кружилась голова.
     Тем не менее,  послушник упрямо гнал лошадь впер„д. От усталости и купания
в  холодной реке он  вскоре занемог,  его начало лихорадить,  но  он  вс„ равно
продолжал свой  путь.  Его  последующие воспоминания были отрывочны и  неч„тки.
Илья не помнил,  как его угораздило миновать стороной Ростов и каким образом он
оказался  неподал„ку  Углича.  Во  время  последнего проблеска  сознания  юноша
обнаружил,  что  тяжело дышащая кобыла стоит  посреди озар„нного лунным сиянием
луга,  а  сам он привалился к  е„ т„плой шее и шепчет в настороженное лошадиное
ухо:
     - Ну,  ми-лая,  ну, роди-мая... вывози, негодница, меня отсюдова! Слышишь,
ты...
     Лошадь  фыркнула  и  затрусила впер„д.  Илья  клюнул  носом  в  е„  гриву,
покачнулся,  и  мир окончательно померк в  его глазах.  Очнулся он уже в покоях
углицкого князя.


     Вот  какую  историю  выслушал  Владимир Константинович в  то  утро,  когда
знахарь с  Никитой привели Илью  в  чувство.  Дальше послушник принялся умолять
князя  найти управу на  продавшегося сатане Андрея Ярославовича,  жаловаться на
судьбу-злодейку и  перечислять соверш„нные за последнее время грехи,  обливаясь
горючими слезами. Однако Владимир Константинович уже не слушал его. Обдумав вс„
хорошенько,  он  позвал гридней...  и  велел им  немедленно схватить послушника
Илью, ловчего Никиту, а также знахаря, и бросить всех троих в поруб.
     Нет,  углицкий князь отнюдь не  был жестокосердным.  Он вовсе не собирался
казнить либо сгноить в тюрьме ни в ч„м не повинных людей,  а самому примкнуть к
отступнику Андрею Ярославовичу.  Но также он не мог допустить, чтобы эта троица
раньше времени распустила языки. Владимир Константинович прекрасно понимал, что
дело это непростое,  запутанное, и действовать надо крайне осторожно. А главное
- скрытно,  чтобы не спугнуть удачу,  которая сама пришла к  нему в руки.  Ведь
перспектива открывается перед ним  просто блестящая:  овладение великокняжеским
престолом - шутка ли!..
     Ясно  же,   что  поддавшись  власти  западной  церкви,   князь  Андрей  не
остановится на  достигнутом,  а  пойд„т гораздо дальше.  То  есть следующим его
шагом  наверняка будет  заключение военного союза  с  тамошними рыцарями.  Умно
придумано! По одиночке они Новгород не одолели, а тут ударят вдво„м. Рыцари - с
запада, Андрей - с востока.
     Спору   нет,   задумано  неплохо.   Правда,   Владимир  Константинович  не
представлял,  как они разделят заво„ванное, кому достанется власть в покор„нном
Новгороде,  а кому - сундуки с деньгами новгородских купцов. Но это не главное.
Суть  в  том,  что  Андрей Ярославович заварил всю  эту  кашу  несомненно из-за
Новгорода.
     И  вс„ же  в  действиях великого князя был единственный маленький просч„т:
Андрей  явно  не  принял  во  внимание  возможные  (и  даже  весьма  вероятные)
последствия столь дерзкого шага.  Что же до самих последствий... Даже послушник
Илья воспринял поступок великого князя как подчинение сатане,  и вряд ли другие
расценят переход под  власть  западной церкви иначе.  Значит,  будет  множество
недовольных.
     Владимир Константинович как раз и  рассчитывал сыграть на чувствах простых
людей,  настроив их против великого князя,  а  затем выдвинув свои претензии на
власть.  И эта мечта уже не казалась несбыточной.  С одной стороны, заняв место
отца,  Андрей  проводил слишком ж„сткую политику в  отношении местных бояр,  не
особо разбираясь в  их  взаимных притязаниях и  сгоняя с  насиженных мест  всех
подряд.  Во  владимиро-суздальской земле  многие недовольны его  правлением.  С
другой  же  стороны,  среди  двенадцати детей  Всеволода Большое  Гнездо  самым
старшим сыном был как раз отец углицкого князя Константин,  ибо старше его были
лишь две сестры.  И  между прочим,  Константин Всеволодович княжил во Владимире
несколько лет вплоть до  самой своей смерти,  и  лишь затем на  великокняжеский
стол сел его брат Юрий .
     Ярослав же  Всеволодович был  лишь  девятым реб„нком и  пятым  сыном князя
Всеволода,  и  если бы  не  татарское нашествие,  он  никогда не затесался бы в
великие князья. Так что по всему выходило, что у Владимира Константиновича куда
больше  шансов  отобрать власть  у  своего  двоюродного братца,  чем  у  Андрея
Ярославовича - удержать эту власть.
     И  вс„ же принес„нных юным послушником сведений было,  по мнению углицкого
князя, недостаточно для выдвижения такого страшного обвинения, как отречение от
Божьей веры.  Вот  он  и  решил раздобыть ещ„  хотя бы  полдюжины свидетельств,
прежде чем предпринимать серь„зные шаги.
     Но безусловно умный, выдержанный, сметливый углицкий князь и сам дал маху.
Он верно рассчитал,  что вдоволь настрадавшийся Илья,  который к тому же пров„л
последние  месяцы  в  обществе  монахов,   учивших  его  смирению,   не  станет
противиться высшей силе,  роль которой играл теперь Владимир Константинович,  и
расценит заключение справедливой карой  за  свои  "греховные" поступки.  Однако
князь совершил грубейшую ошибку,  велев бросить в поруб также и Никиту.  Ловчий
страшно  обозлился  на  Владимира Константиновича,  потому  что  его  мечтам  о
возвышении  сбыться  явно  не  суждено.  Кроме  того,  подтверждались наихудшие
опасения  Никиты:  очевидно,  его  повелитель  вступил  в  преступный сговор  с
прислужником дьявола  Андреем Ярославовичем и  действует заодно  с  ним!  Иначе
зачем заключать всех  троих в  темницу?!  Ловчий просто бесился от  мысли,  что
поступил так глупо и  недальновидно,  выдав князю впавшего в беспамятство Илью.
Теперь ничего нельзя поделать!..
     Впрочем,   не  таков  был  Никита,  чтобы  сдаваться  без  боя!  Владимиру
Константиновичу следовало бы отрезать ему язык,  прежде чем бросать в поруб.  А
поскольку  язык  был  опрометчиво  оставлен  на   месте,   ловчий  поспешил  им
воспользоваться.  И  в  то  время  как  периодически впадавший  в  беспамятство
послушник жалобно скулил да шептал покаянные молитвы,  а знахарь угрюмо молчал,
Никита колотил кулаками и  ногами в запертую дверь,  бил в не„ плечом,  скакал,
вопил  и  вообще  поднял  страшный шум.  Когда  же  прибежали стражники,  чтобы
утихомирить разбушевавшегося арестанта,  ловчий не  дал им  опомниться и  сходу
огорошил ужасным известием:
     - Да  вы  просто представить такого не  можете,  только князь наш продался
сатане!!!
     И пока отшатнувшиеся стражники