вижен.
   "Прикосновение к Священным реликвиям - смерть для непосвященного..."
   Моргейна увидела, как Нимуэ - или это была она сама? -  накрыла  лицо
Галахада белым покрывалом. А затем Нимуэ исчезла, и оказалось, что  чаша
стоит на алтаре - всего  лишь  золотая  чаша  таинств,  уже  не  сияющая
нездешним светом... хотя
   Моргейна не была уверена, действительно ли  чаша  там  стоит  ...  ее
окутывал туман. А мертвый Галахад  лежал  на  полу  церкви  на  Авалоне,
холодный и застывший, бок о бок с Ланселетом.
   Прошло немало времени, прежде  чем  Ланселет  пошевелился.  Когда  он
поднял голову, Моргейна увидела на его лице печать трагедии.
   - Я оказался недостоин последовать за ним, - прошептал Ланселет.
   - Ты  должен  отвезти  его  назад,  в  Камелот,  -  мягко  произнесла
Моргейна. - Он победил - он отыскал Грааль. Но это  была  его  последняя
победа. Он не смог вынести этого света.
   - И я не смог, - все так же шепотом произнес Ланселет.  -  Взгляни  -
этот свет по-прежнему отражается на его лице. Что он видит?
   Моргейна медленно покачала головой, чувствуя, как стынут ее руки.
   - Нам никогда этого не узнать, Ланселет. Я знаю лишь одно - он  умер,
коснувшись Грааля.
   Ланселет взглянул на алтарь. Христиане  тихонько  разошлись,  оставив
Моргейну  наедине  с  мертвым  и  живым.  А  чаша,  окутанная   туманом,
по-прежнему стояла на своем месте, неярко поблескивая.
   Ланселет поднялся на ноги.
   - Да. И чаша тоже вернется со мной в Камелот, чтоб все знали:  поиски
Грааля завершены... и чтоб рыцари не  стремились  в  поисках  неведомого
навстречу смерти или безумию...
   Он шагнул к  алтарю,  на  котором  посверкивал  Грааль,  но  Моргейна
повисла у него на плечах и оттащила его.
   -  Нет!  Нет!  Ты  же  рухнул  при  одном  лишь  взгляде   на   него!
Прикосновение к Священным реликвиям - смерть для непосвященного!..
   - Значит, я умру, пытаясь  это  сделать,  -  отозвался  Ланселет,  но
Моргейна не отпускала его, и вскоре он сдался.  -  Но  зачем,  Моргейна?
Зачем позволять этому самоубийственному безрассудству продолжаться?
   - Нет, - возразила Моргейна.  -  Поиски  Грааля  завершились.  Судьба
пощадила тебя, чтоб ты мог вернуться в Камелот и рассказать об этом.  Но
ты не можешь унести Грааль обратно в Камелот. Ни один человек  не  может
взять  его  и  оставить  у  себя.  Тот,   кто   будет   искать   Грааль,
преисполнившись  веры,  непременно  его  найдет,  -   Моргейна   слышала
собственный голос, но не знала, что скажет секунду спустя - не знала  до
того момента, пока слова словно бы сами собою не срывались с ее  губ,  -
найдет здесь, за пределами смертных земель. Но  если  вернуть  Грааль  в
Камелот, он попадет в руки твердолобых, фанатичных священников и  станет
их орудием...
   В голосе Моргейны зазвенели слезы.
   - Умоляю тебя, Ланселет! Оставь Грааль здесь,  на  Авалоне!  Пусть  в
нынешнем, новом мире, лишенном магии, останется хоть одна великая тайна,
которую жрецы не смогут раз и навсегда разложить по полочкам, не  смогут
втиснуть в свои догмы...
   Голос ее пресекся.
   -  Надвигаются  времена,  когда  священники  будут   указывать   роду
людскому, что есть добро и что есть зло, как людям думать, как  молиться
и во что верить. Я не знаю, чем все это закончится.  Быть  может,  людям
необходимо пройти сквозь период тьмы, чтоб в конце концов вновь  познать
благословение света. Но, Ланселет, пусть в этой  тьме  сохраняется  хоть
один-единственный проблеск надежды! Однажды Грааль побывал  в  Камелоте.
Но если священная чаша будет стоять на каком-нибудь алтаре, память о  ее
явлении неизбежно будет осквернена. Давай же сохраним хоть  одну  Тайну,
хоть одно видение, что сможет манить людей за собой.
   В горле у Моргейны настолько пересохло, что голос ее  начал  походить
на карканье ворона.
   Ланселет сдался перед ее напором.
   - Моргейна, ты ли это? Я начинаю думать, что никогда не знал тебя. Но
ты сказала истинную правду. Пусть Грааль навеки останется на Авалоне.
   Моргейна вскинула руку. Откуда-то появился маленький народец Авалона.
Они подняли тело Галахада и бесшумно понесли его к авалонской ладье.  Не
выпуская руки Ланселета, Моргейна спустилась к берегу, присмотреть,  как
тело будут укладывать в ладью. Ни миг  Моргейне  почудилось,  будто  там
лежит Артур, но затем видение задрожало и исчезло. Это  был  всего  лишь
Галахад, и на лице его по-прежнему лежал отсвет понимания великой  тайны
и покоя.
   - И вот ты едешь в Камелот вместе со своим сыном, -  тихо  произнесла
Моргейна, - но не так, как я предвидела. Думается мне, боги смеются  над
нами. Они посылают нам видения  -  но  мы  не  знаем,  что  эти  видения
означают.  Пожалуй,  родич,  я  никогда  больше  не  стану  пользоваться
Зрением.
   - Дай-то Бог.
   На мгновение Ланселет  взял  Моргейну  за  руки,  потом  склонился  и
поцеловал их.
   - Итак мы наконец расстаемся, - с нежностью произнес  он.  И  в  этот
миг, хоть она и сказала, что отказывается от Зрения, Моргейна увидела  в
его глазах то, что видел Ланселет, глядя на нее - девушку, с которой  он
лежал среди стоячих камней и  от  которой  отвернулся  из  страха  перед
Богиней;  женщину,  которой  он  овладел  в  неистовом  порыве  желания,
стремясь позабыть об измучившей его любви к Гвенвифар и  Артуру;  ту  же
самую женщину, бледную, наводящую ужас, с факелом в руке -  в  ту  ночь,
когда его застали в постели с  Элейной;  и  вот  теперь  -  сумрачную  и
таинственную Владычицу, тень среди света, что велела унести безжизненное
тело его сына от Грааля и упросила его самого навеки оставить  священную
чашу за гранью мира.
   Моргейна подалась вперед и поцеловала Ланселета в лоб. Слова были  не
нужны; оба они знали, что это  и  прощание,  и  благословение.  Ланселет
медленно повернулся  и  ступил  на  борт  волшебной  ладьи,  и  Моргейна
заметила, как поникли его плечи, и увидела отблеск заходящего солнца  на
его волосах. Волосы у Ланселета сделались теперь  совершенно  седыми;  и
Моргейна, снова взглянув на  себя  его  глазами,  подумала:  "И  я  тоже
слишком стара..."
   Теперь Моргейна поняла, почему она не видит больше королеву  фейри  -
даже мельком.
   "Теперь я - королева волшебной страны.
   Нет иной Богини, кроме этой, и это - я...
   И все же она есть. Она - в Игрейне, в Вивиане, в Моргаузе, в Нимуэ, в
королеве. И все они тоже живут во мне, как и она...
   И здесь, на Авалоне, они будут жить вечно".
 
Глава 13 
 
   На север, в королевство  Лотиан,  вести  о  поисках  Грааля  доходили
редко, а те, что  доходили,  были  не  слишком-то  достоверны.  Моргауза
ожидала возвращения своего молодого возлюбленного  Ламорака.  Но  затем,
полгода спустя, пришло известие, что он погиб в  пути.  "Что  ж,  он  не
первый, - подумала  Моргауза,  -  и  не  последний,  кого  погубило  это
чудовищное безумие, заставляющее людей гоняться за чем-то  неведомым!  Я
всегда считала, что болтовня о вере и богах -  это  такая  разновидность
помешательства. Глянуть только, чем это обернулось для Артура!  И  из-за
этого я потеряла Ламорака - а ведь он был так молод!"
   Ну что ж. Ламорак умер. Но хоть Моргауза по нему и скучала, и думала,
что всегда будет скучать на свой лад, -  ведь  он  пробыл  рядом  с  нею
дольше любого другого мужчины, не считая Лота, - это еще не значило, что
она должна смириться со своим  почтенным  возрастом  и  одиноким  ложем.
Моргауза внимательно изучила себя в старинном бронзовом зеркале,  стерла
с лица следы слез и осмотрела себя еще раз. Если даже она и не сохранила
той цветущей красоты, что некогда повергла к ее ногам Ламорака, она  все
же оставалась хороша собою; а в этой стране еще достаточно мужчин  -  не
могли же они все свихнуться  и  отправиться  гоняться  за  Граалем.  Она
богата, она - королева Лотиана, и все ее женское оружие при ней. Правда,
брови и ресницы слегка поблекли и сделались бледно-рыжими,  так  что  их
приходится  подкрашивать...  Ну,  неважно.  В  общем,   мужчины   всегда
найдутся. Все они - глупцы, и умная женщина может ими  вертеть,  как  ей
заблагорассудится. А она, Моргауза,  -  не  дура  вроде  Моргейны,  чтоб
переживать из-за какой-то там нравственности или вопросов религии, и  не
какая-нибудь вечно хнычущая  идиотка  вроде  Гвенвифар,  чтоб  только  и
думать о душе.
   Время от времени до Моргаузы доходила какая-нибудь история о  поисках
Грааля, каждая - поразительнее  предыдущей.  Как  рассказывали,  Ламорак
вернулся в конце концов в замок Пелинора, привлеченный старыми слухами о
волшебном блюде, что якобы хранилось в склепе под замком; там он и умер,
а перед смертью кричал, что видит впереди Грааль в руках девы,  в  руках
своей сестры Элейны, - такой, какой она была в юности... Интересно,  что
же он видел на самом-то деле? Еще Моргауза слыхала, будто Ланселет сошел
с ума, и его держат в темнице где-то в прежних владениях  сэра  Эктория,
неподалеку от римской стены, и никто не смеет  известить  Артура;  потом
дошел слух, будто в тех краях объявился Боре, брат  Ланселета,  и  узнал
его, и тогда разум вернулся к Ланселету, и он уехал - то  ли  продолжать
поиски, то ли обратно в Камелот. Моргаузу это  не  интересовало.  Может,
ему повезет умереть в дороге, -  подумала  Моргауза.  А  то  ведь  иначе
прелести Гвенвифар вновь заставят его наделать глупостей.
   И только ее умница Гвидион никуда не поехал, а остался в Камелоте,  у
Артура  под  боком.  И  почему  только  Гавейну  с  Гаретом  не  хватило
соображения поступить точно так же?! Теперь ее сыновья должны наконец-то
занять подобающее им место рядом с Артуром.
   Однако же у Моргаузы имелся и другой способ узнавать, что творится  в
мире. В юности, когда Моргауза жила на Авалоне, Вивиана сказала ей,  что
у нее нет ни должного терпения,  ни  надлежащей  смелости,  чтоб  пройти
посвящение и приобщиться к таинствам, и Вивиана - теперь Моргауза и сама
это знала, - была права; да и кому захочется так надолго отказываться от
радостей жизни? На протяжении многих  лет  Моргауза  была  уверена,  что
двери магии и Зрения закрыты для  нее,  -  не  считая  некоторых  мелких
уловок, которыми она овладела самостоятельно. А потом, после  того,  как
она  впервые  воспользовалась  чарами,  чтоб  разузнать,  кто  же   отец
Гвидиона, Моргауза начала понимать, что искусство магии  все  это  время
находилось рядом и ждало ее. И  чтоб  пользоваться  им,  не  требовалось
ничего, кроме ее желания. Ни запутанных друидских правил,  ни  запретов,
указывающих, как можно использовать магию, а как нельзя,  ни  всей  этой
болтовни о богах. Магия - всего лишь часть жизни, доступная для всякого,
у кого достанет безжалостности и силы воли ею воспользоваться, а добро и
зло тут ни при чем.
   "А те, кто притворяется верующими, просто  хотят  прибрать  источники
силы к рукам, - подумала Моргауза. - Но  я  заполучила  эту  силу  сама,
собственными стараниями, не связывая  себя  никакими  клятвами,  и  буду
пользоваться ей, как захочу, - никто мне не указ".
   Вот и нынешней ночью Моргауза, уединившись, проделала все необходимые
приготовления. Ей было немного жаль белого пса, которого она  привела  в
дом, а когда из перерезанного  горла  собаки  в  миску  хлынула  горячая
кровь, Моргауза почувствовала искреннее отвращение. Но, в конце  концов,
это был ее собственный пес! Он  принадлежал  ей  точно  так  же,  как  и
свиньи, которых резали ради мяса. А сила пролитой крови  куда  крепче  и
позволяет  куда  быстрее  добиться  результата,  чем  сила   авалонского
жречества, построенная на долгих молитвах и обучении.  У  камина  лежала
одна из дворцовых служанок, опоенная зельем  -  на  этот  раз  такая,  к
которой Моргауза не испытывала никаких теплых чувств. Да и толку  в  ней
особого не было. Моргауза  хорошо  усвоила  урок,  полученный  во  время
последней попытки. Надо же ей тогда было так просчитаться! В  результате
она потеряла хорошую пряху. А эта служанка никому не  была  нужна,  даже
кухарке - у той и без того на полдюжины помощниц больше, чем нужно.
   Все эти приготовления до сих пор внушали Моргаузе отвращение. Кровь у
нее на руках и на лбу была  неприятно  липкой,  но  Моргауза  почти  что
видела магическую силу, поднимающуюся над пятнами крови подобно струйкам
дыма. От луны  остался  лишь  неразличимо  слабый  проблеск  в  небе,  и
Моргауза знала, что ее союзница в Камелоте уже ждет зова.  В  тот  самый
миг,  когда  луна  заняла  нужное  положение  на  небосклоне,   Моргауза
выплеснула остатки крови в огонь и трижды громко позвала:
   - Мораг! Мораг! Мораг!
   Одурманенная женщина у камина - Моргаузе смутно припомнилось, что  ее
вроде бы зовут Беккой - встрепенулась, и ее затуманенный взгляд сделался
осмысленным; и когда она поднялась, Моргаузе на миг померещилось,  будто
служанка облачена в изящное платье одной из придворных дам Гвенвифар. Да
и говорила  она  теперь  не  как  туповатая  сельская  девчонка,  а  как
утонченная знатная дама.
   - Ты звала меня, и вот я здесь. Что  тебе  нужно  от  меня,  королева
Тьмы?
   - Расскажи, что происходит при дворе. Что с королевой?
   - С тех пор,  как  Ланселет  уехал,  она  проводит  много  времени  в
одиночестве, но часто призывает к себе молодого Гвидиона.
   Она говорит о нем, словно о родном сыне. Похоже, она позабыла, что на
самом деле он приходится сыном королеве Моргейне, - сказала  девушка,  и
эта  правильная  речь  совершенно  не  вязалась  с  обликом  служанки  в
бесформенном одеянии из мешковины, с руками, загрубевшими  от  возни  на
кухне.
   - Продолжаешь ли ты подбавлять снадобье ей в вино?
   - В том нет больше нужды, моя королева, - произнес  голос,  исходящий
не от служанки, а через нее. - У Гвенвифар вот уж год  как  не  приходят
месячные, и потому я перестала поить ее зельем. Да и кроме того,  король
чрезвычайно редко приходит на ее ложе.
   Последние опасения Моргаузы - что Гвенвифар каким-то  чудом  все-таки
родит позднего ребенка и  положение  Гвидиона  при  дворе  пошатнется  -
развеялись. Кроме того, после долгого  царствования  Артура,  когда  вся
страна наслаждалась миром и покоем, подданные Верховного  короля  ни  за
что не согласятся признать своим королем ребенка. Да и Гвидиону  совесть
вряд ли помешает разделаться с маленьким  нежелательным  соперником.  Но
лучше не искушать судьбу; в конце  концов,  тот  же  Артур  благополучно
ускользнул из всех  ловушек,  расставленных  ею  и  Лотом,  и  дожил  до
восшествия на престол.
   "Я слишком  долго  ждала.  Лот  еще  давным-давно  должен  был  стать
Верховным королем, а я - Верховной королевой.  Теперь  никто  не  сможет
помешать мне. Вивиана  мертва.  Моргейна  стара.  Гвидион  сделает  меня
королевой.  Я  -  единственная  на   свете   женщина,   к   которой   он
прислушивается".
   - А что там с сэром Мордредом, Мораг? Доверяет  ли  ему  королева?  В
чести ли он у короля?
   Речь далекой собеседницы Моргейны стала медленной и неразборчивой.
   - Не могу сказать... Мордред часто находится при короле... однажды  я
слышала, как король сказал ему...
   - Ох, голова-то как болит! Что я делаю у камина? Кухарка с меня шкуру
спустит...
   Второй голос, приглушенный  и  невнятный,  принадлежал  этой  дурочке
Бекке, и Моргауза поняла, что там, в Камелоте, Мораг вновь погрузилась в
странный сон, в котором она говорила с королевой Лотиана -  а  может,  с
королевой волшебной страны...
   Моргауза схватила миску с кровью и стряхнула в огонь последние капли.
   - Мораг! Мораг! Услышь меня, останься - я приказываю!
   - Моя королева, - донесся  издалека  голос  дамы,  -  рядом  с  сэром
Мордредом всегда находится одна из дев  Владычицы  Озера.  Говорят,  она
приходится какой-то родней Артуру...
   "Ниниана, дочь Талиесина, - подумала Моргауза. - Я и  не  знала,  что
она покинула Авалон. Хотя зачем ей теперь оставаться?"
   - После того, как Ланселет  покинул  двор,  сэра  Мордреда  назначили
королевским конюшим. Ходят слухи, будто...
   - Ох,  огонь!  Госпожа,  неужто  вы  хотите  спалить  весь  замок?  -
прохныкала Бекка, протирая глаза.
   Взбешенная Моргауза толкнула ее изо всех  сил,  и  девушка  с  криком
рухнула в камин. А выбраться оттуда самостоятельно служанка не  могла  -
ведь она до сих пор была связана по рукам и ногам.
   - Проклятье! Она мне сейчас весь дом перебудит!  Моргауза  попыталась
было вытащить служанку из огня, но на той  уже  занялась  одежда.  Бекка
пронзительно визжала, и этот  визг  терзал  уши  Моргаузы  -  их  словно
пронзали раскаленными иглами. "Бедная девочка, - отстранение,  с  легким
оттенком жалости подумала Моргауза.  -  Ей  уже  не  поможешь.  Она  так
обгорела, что ее не вылечить". Она выволокла  вопяшую,  сопротивляющуюся
девушку из огня, не обращая внимания на  собственные  ожоги,  и  на  миг
прижалась щекой ко лбу Бекки, словно затем, чтоб успокоить ее - а  затем
одним движением вспорола ей горло от уха до уха. Кровь хлынула в  огонь,
и в трубу поднялся столб дыма.
   Моргаузу начала бить дрожь -  от  переполнившей  ее  нежданной  силы.
Королеве казалось, будто она заполнила собою всю комнату,  весь  Лотиан,
весь мир... Никогда прежде она не осмеливалась заходить так далеко  -  и
вот эта сила сама пришла к ней, пришла  непрошеной.  Моргаузе  чудилось,
будто она бесплотным духом парит над землей. И снова, после  долгих  лет
мира, по дорогам маршировали войска,  а  к  западному  берегу  причалили
корабли с носовыми фигурами в виде драконов, и  с  них  сошли  заросшие,
косматые люди, и принялись грабить и жечь города, опустошать  аббатства,
уводить женщин  из-под  защиты  некогда  надежных  монастырских  стен...
словно кроваво-красный ветер несся к границам  Камелота...  Моргауза  не
могла сказать, происходит все это прямо  сейчас  или  она  зрит  картины
грядущего.
   Она крикнула в сгущающуюся тьму:
   - Покажи мне моих сыновей, отправившихся на поиски Грааля!
   И тьма заполонила комнату - черная, непроницаемая, - и  в  ней  витал
запах гари; Моргауза, не устояв под стремительным натиском силы, рухнула
на колени. Дым немного рассеялся,  а  тьма  взволновалась  и  забурлила,
словно кипящая вода в котле. А затем Моргауза увидела в ширящемся  свете
лицо младшего своего сына, Гарета.  Гарет  был  грязным  и  уставшим,  и
одежда его истрепалась в пути, но он  улыбался  так  же  весело,  как  и
всегда; а когда свет разгорелся поярче, Моргауза поняла, куда  направлен
его взгляд - на лицо Ланселета.
   Теперь уж Гвенвифар не станет  за  ним  бегать  -  за  этим  больным,
изможденным  человеком!  Он  ведь  совершенно  седой,   а   во   взгляде
чувствуется отголосок безумия, и под глазами залегли  морщины...  Просто
чучело какое-то - вроде тех, которые ставят в поле, чтоб отпугивать птиц
от зерна! Моргаузу захлестнула давняя ненависть. Это же  нестерпимо:  ну
почему самый младший, самый лучший  из  ее  сыновей  так  обожает  этого
человека, почему следует за ним с самого детства - еще с тех пор, как он
был мальчишкой и играл деревянными рыцарями?..
   -  Нет,  Гарет,  -  услышала  она  голос  Ланселета.  В  тишине,  что
сгустилась сейчас в комнате, этот голос казался тихим  и  мягким.  -  Ты
знаешь, почему я не могу вернуться ко  двору.  Я  не  стану  говорить  о
собственном душевном спокойствии - ни даже о  покое  королевы,  -  но  я
поклялся, что буду год и день разыскивать Грааль.
   - Но ведь это безумие! Как ты можешь думать о  Граале,  когда  король
нуждается в тебе! Я поклялся Артуру в верности, и ты тоже, за много  лет
до того, как мы впервые услышали о Граале! Когда я думаю, что наш король
Артур сейчас один и  нет  рядом  с  ним  никого,  кроме  людей  увечных,
немощных или трусоватых... Иногда мне кажется, что все это  -  дело  рук
лукавого, что он прикинулся силой Божьей, чтоб лишить  Артура  всех  его
соратников!
   - Я знаю, что это исходило  от  Бога,  Гарет,  -  негромко  отозвался
Ланселет. - Не пытайся отнять у меня это знание.
   И в глазах его на миг  снова  в