ерила, что все  это
- воля Богини...
   - Так и есть, - мягко отозвалась Вивиана, по-прежнему не  понимая,  -
но даже в таком случае  я  не  могла  бы  отдать  тебя  тому,  кто  тебя
недостоин, моя Моргейна. - В голосе ее звучала неподдельная нежность.  -
Он был совсем мал, когда вы расстались, - я думала, он тебя  не  узнает.
Мне очень жаль, что ты узнала его, но, в конце концов  рано  или  поздно
тебе пришлось бы открыть правду. А он пусть пребывает  в  неведении  как
можно дольше.
   Моргейна напряглась всем телом, борясь с яростью.
   - Он уже знает. Он знает. И, сдается мне, ужаснулся сильнее меня.
   - Ну что ж, теперь ничего не поделаешь, - вздохнула  Вивиана.  -  Что
сделано, то сделано. И сейчас надежда Британии важнее твоих чувств.

Глава 17

   В небе висела темная луна, в эту пору, как объясняли младшим жрицам в
Доме дев, Богиня, спрятав свой лик под  покрывалом  от  людского  взора,
советуется с  небесами  и  с  Богами,  что  скрываются  за  Богами,  нам
известными. Время темной луны Вивиана тоже проводила  в  затворничестве,
две младшие жрицы стояли на страже ее уединения.
   Большую часть дня Владычица провела в постели: она лежала с закрытыми
глазами и гадала, что, если Моргейна права и она и в самом деле опьянена
властью и верит, будто все на свете в ее распоряжении, всем  она  вольна
играть так, как сочтет нужным.
   "То, что я сделала, - думала про себя Вивиана, - я сделала того ради,
чтобы спасти эту землю и ее народ от грабежа и  гибели,  от  возврата  к
варварству, от разорения страшнее, нежели Рим претерпел от руки готов".
   Вивиане отчаянно хотелось послать  за  Моргейной.  О,  как  Владычица
тосковала по их былой близости! Если девушка и впрямь ее возненавидела -
цены страшнее ей еще не доводилось платить за все содеянное. Моргейна  -
единственное  человеческое  существо,  которое  она  любит  всей  душой,
безоглядно. "Она - дочь, которую я задолжала Богине. Но что сделано,  то
сделано, назад дороги нет. Королевский род Авалона не должно  осквернять
кровью простолюдина". Она подумала о Моргейне с печальной надеждой,  что
в один прекрасный день молодая женщина  все  поймет,  но  суждено  этому
сбыться или нет, Вивиана не знала: она исполнила свой долг, не более.
   В ту  ночь  она  почти  не  сомкнула  глаз,  ненадолго  погружаясь  в
спутанные сны и видения, думая об отосланных прочь сыновьях,  о  внешнем
мире, куда юный Артур въехал вместе с мерлином, успел ли  он  вовремя  к
ложу умирающего отца? Вот уже шесть недель Утер Пендрагон лежит  больным
в Каэрлеоне, ему то  лучше,  то  хуже,  но  маловероятно,  что  все  это
затянется надолго.
   Ближе к рассвету Вивиана поднялась и оделась, да так бесшумно, что ни
одна из прислужниц даже  не  пошевелилась.  Спит  ли  Моргейна  в  своей
комнатке в Доме дев, или тоже лежит, не смыкая глаз, с тяжелым  сердцем,
или безутешно рыдает? Моргейна никогда не плакала при ней  -  вплоть  до
того дня, когда арфа  Кевина  разбередила  все  сердца,  но  даже  тогда
девушка упорно прятала слезы.
   "Что сделано, то сделано! Пощадить ее я не могу. Однако всем  сердцем
сокрушаюсь о том, что иного способа не было..."
   Вивиана тихо вышла в сад за домом. Птицы уже  проснулись,  с  ветвей,
нежные и благоуханные, медленно осыпались  лепестки  яблонь  -  от  этих
деревьев Авалон и получил свое название.
   "По осени они принесут плоды, так же, как то, что я делаю сейчас,  со
временем даст свой плод. Вот  только  мне  самой  уже  не  цвести  и  не
плодоносить. - Бремя прожитых лет невыносимой тяжестью давило на сердце.
- Я старею, даже теперь, порою, Зрение  подводит  меня,  Зрение,  данное
мне, чтобы править этой землею".
   Ее собственная мать до таких лет не дожила. Придет время -  воистину,
оно уже не за горами, - когда Вивиане придется сложить с  себя  бремя  и
священный титул, передать правление Авалоном следующей Владычице и  уйти
в тень, став Старухой Смертью.
   "Моргейна еще не готова.  Она  пока  еще  живет  временем  мира,  она
способна испытывать трепет и оплакивать неизбежное". Вивиана перебрала в
уме жриц Авалона, молодых и старых. Не нашлось ни одной, кому она  могла
бы доверить власть над здешним краем. В один  прекрасный  день  Моргейна
станет достойна этого высокого жребия, но время еще не пришло.  Врана...
у Враны, пожалуй, воли и достало бы. Но Врана отдала свой  голос  Богам,
Врана предназначена для священного безумия запредельных  миров,  не  для
трезвой рассудительности и  здравомыслия  этого  мира.  Что  станется  с
Британией, если она, Вивиана, умрет  до  того,  как  Моргейна  войдет  в
полную силу?
   Небеса были по-прежнему темны, хотя на  востоке  туман  уже  озарился
первым светом. На  глазах  Вивианы  зарево  разгоралось  ярче,  медленно
сгустились алые облака, заклубились, принимая очертания  алого  дракона,
кольцом свернувшегося у горизонта. А в следующий  миг  в  небе  огненным
росчерком пронеслась  огромная  падучая  звезда,  затмевая  дракона;  на
мгновение яркая вспышка ослепила Вивиану, а когда в глазах у  нее  вновь
прояснилось, алый дракон исчез, и  плывущие  по  небу  облака  искрились
белизной в лучах встающего солнца.
   По спине Вивианы пробежали мурашки. Такое  знамение  является  раз  в
жизни, не больше, - надо думать,  всю  Британию  потрясло!  "Итак,  Утер
уходит, - думала она про себя. - Прощай,  дракон,  распростерший  крылья
над нашими берегами. Вот теперь саксы обрушатся на нас со всей силой".
   Вивиана вздохнула -  а  в  следующий  миг  нежданно-негаданно  воздух
заколыхался, и перед нею в саду возник мужчина. Владычица  вздрогнула  -
не от страха, что привыкшая к четырем стенам домоседка почувствовала  бы
при виде чужака, - но оттого, что давно уже не знала  истинных  Посланий
такого рода. Видение, явившееся к ней без зова, должно обладать  великой
силой.
   "Сила под стать падучей звезде, знамение, какого при  моей  жизни  не
видывали..."
   В  первое  мгновение  Владычица  не  узнала  стоявшего   перед   нею:
изнуряющий недуг выкрасил сединой светлые волосы, иссушил широкие плечи,
согнул стан, кожа пожелтела, глаза запали от боли. Но даже  теперь  Утер
Пендрагон, как всегда, казался крупнее и выше большинства мужчин; и хотя
в огороженном саду тишину тут и там нарушали негромкие звуки,  так,  что
на фоне его голоса Вивиана различала птичий щебет - точно  так  же,  как
видела цветущие деревья сквозь очертания  фигуры,  -  казалось,  что  он
разговаривает с нею, как всегда - резко, без теплоты.
   "Ну что ж, Вивиана, вот мы и встретились в последний раз. Между  нами
существует связь - не  то  чтобы  я  того  хотел,  мы  никогда  не  были
друзьями, свояченица. Но провидению твоему я  доверяю:  все,  о  чем  ты
говорила, неизменно сбывалось. И ты - единственная, кто сумеет добиться,
чтобы следующий Верховный король Британии завладел тем, что  принадлежит
ему по праву".
   Только теперь Вивиана разглядела, что  в  груди  его  зияет  огромная
рана. Как же так случилось, что  Утер  Пендрагон,  терзаемый  недугом  в
Каэрлеоне, умер от раны, а не от долгой болезни?
   "Я умер так,  как  подобает  воину,  союзные  войска  вновь  нарушили
клятву, и мои армии не могли выстоять против них,  пока  я  не  приказал
отнести меня на поле боя. Тогда наши собрались с силами, но Аэск,  вождь
саксов - королем я оголтелого дикаря не назову, - прорвался сквозь  наши
ряды  и  зарубил  троих  воинов  из  моего  окружения;  я  убил  его,  а
телохранитель Аэска - меня. Но битву мы выиграли. А следующая -  это  уж
для моего сына. Если, конечно, он взойдет-таки на трон".
   Словно  со  стороны  Вивиана  услышала,  как   произнесла   вслух   в
наступившей тишине:
   - Артур - король, ибо в нем течет кровь  древнего  королевского  рода
Авалона. И не нужно ему родство с Пендрагоном для того, чтобы  по  праву
занять место короля.
   При этих словах - при жизни Утер вскипел бы гневом -  он  лишь  криво
улыбнулся, и в последний раз Вивиане суждено было услышать его голос:
   "Не сомневаюсь, что  потребуется  нечто  большее,  нежели  даже  твоя
магия, свояченица, дабы убедить  в  этом  владетельных  народов  королей
Британии. Ты, может, и презираешь кровь Пендрагона, но не к чему  иному,
как к ней, придется воззвать мерлину, дабы возвести Артура на трон".
   А в следующий миг образ Утера Пендрагона поблек,  растаял,  и  теперь
перед Вивианой стоял совсем другой мужчина -  тот,  кого  в  этой  жизни
Вивиана видела только в снах. И в  это  испепеляющее  мгновение  Вивиана
поняла, почему все мужчины были для нее лишь долгом, или путем к власти,
или удовольствием одной ночи, не более; ибо сейчас она стояла  в  земле,
затонувшей еще до того, как на Холме возвели кольцо камней, и руки ее от
локтя до плеч обвивали золотые змеи... поблекший полумесяц  пылал  между
ее бровей, точно яркий рогатый лунный серп, и она узнала этого человека,
и знание это пришло из-за пределов  времени  и  пространства...  Вивиана
пронзительно вскрикнула, и исступленный этот вопль был  исполнен  скорби
обо всем, чего она не изведала в этой жизни, и агонии утраты, о  которой
она  доселе  и  не  догадывалась.  И  сад  вновь  опустел,  лишь   птицы
бессмысленно щебетали в  промозглом  безмолвии  туманов,  заволакивающих
встающее солнце.
   "А далеко отсюда, в Каэрлеоне,  овдовевшая  Игрейна  оплакивает  свою
любовь... теперь  настал  ее  черед  скорбеть  о  нем..."  Пошатнувшись,
Вивиана схватилась за  отсыревший  от  росы  ствол  огромного  дерева  и
прислонилась к нему, изнывая от нежданной тоски. Он ведь и  не  знал  ее
толком. Он испытывал к ней лишь неприязнь и  никогда  не  доверял  ей  -
вплоть до самой смерти,  когда  упала  тленная  личина  нынешней  жизни.
"Сжалься, Богиня... отпущенный срок минул, а я так его  и  не  узнала...
ушло, все ушло; узнаю ли я его при новой встрече или мы вновь не заметим
друг друга в слепоте своей, пройдем мимо и не оглянемся,  точно  чужие?"
Но ответа не было, лишь молчание, а Вивиане не дано было даже заплакать.
   "Оплачет его Игрейна... а я не могу..."
   Но она быстро взяла себя в руки.  Не  время  скорбеть  о  любви,  что
подобна сну, привидевшемуся во сне; время вновь потекло своим чередом, и
Вивиана, оглядываясь назад, на видение, испытывала смутный страх. Теперь
она не находила в себе и тени горя о покойном -  ничего,  кроме  досады,
она могла бы заранее догадаться, что  Утер  умудрится  умереть  в  самый
неподходящий момент, так и не успев провозгласить сына наследником перед
владетельными народами,  претендующими  на  трон  короля  Британии.  Ну,
почему он не остался в Каэрлеоне, почему  поддался  гордыне,  побудившей
его еще хотя бы раз показаться на поле битвы? Он вообще  сына-то  видел?
Успел ли мерлин вовремя?
   Послание сгинуло безвозвратно, призвать его обратно и  расспросить  о
подробностях столь  тривиальных  возможным  не  представлялось.  Утер  и
впрямь явился к ней в миг своей смерти - хорошо, что Игрейна никогда  об
этом не узнает. Но теперь он исчез.
   Вивиана подняла глаза к небу. Серп луны пока не показался, может, еще
удастся разглядеть хоть что-нибудь в зеркале. Не позвать ли Врану?  Нет,
времени уже в обрез, а Врана, чего доброго, не согласится нарушить  обет
молчания ради того, чтобы узнать о событиях внешнего мира. Моргейна? Она
страшилась взглянуть Моргейне в глаза.
   "Неужто Моргейна  проживет  всю  свою  жизнь  так  же,  как  и  я,  с
омертвевшим сердцем?"
   Вивиана со всхлипом перевела дыхание и повернулась  уходить.  В  саду
по-прежнему было сыро и холодно, рассвет еще таился в тумане. По  тропе,
не  встретив  по  пути  ни  души,  Владычица  стремительно  поднялась  к
Священному источнику, нагнулась, отбросила назад волосы, набрала воды  в
пригоршню, отпила. Подошла к зеркальной заводи. Столько  лет  прослужила
она в здешнем  святилище,  что  теперь  приучилась  принимать  свой  дар
видения как само собою  разумеющееся,  но  на  сей  раз  вопреки  своему
обыкновению она принялась молиться:
   "Богиня, не лишай меня силы, только не сейчас, подожди еще чуть-чуть.
Матерь, ты же знаешь, я не для себя  прошу,  но  лишь  для  того,  чтобы
обезопасить эту землю до тех  пор,  пока  не  передам  ее  в  руки,  что
выпестовала ей на защиту".
   В первое мгновение взгляд ее различал  лишь  рябь  на  воде.  Вивиана
стиснула руки, словно пытаясь  вызвать  видение  усилием  воли.  И  вот,
медленно на  поверхности  проступили  образы.  Она  видела,  как  мерлин
странствует по земле из конца в конец своими  тайными  тропами,  то  как
друид и бард, в  обличье,  подобающем  Посланцу  богов;  то  как  старый
побирушка, или бродячий торговец, или простой арфист. Вот черты его лица
расплылись, изменились,  -  теперь  это  был  Кевин  Бард,  то  в  белом
облачении Посланца Авалона, то в  одеждах  знатного  лорда,  в  споре  с
христианскими священниками... над головой у него сгустилась  тень,  тени
обступили его со всех сторон: тень дубовой рощи и тень  креста;  Вивиана
видела у него в руках Священную Чашу из числа Реликвий друидов... видела
юного Артура, лоб его все еще обагрен кровью убитого оленя...  а  вот  и
Моргейна, коронованная цветами, она смеется, и на лице ее тоже  кровь...
Вивиане отчаянно не хотелось на это смотреть: что она только  не  отдала
бы за возможность отвести глаза, но не  смела  нарушить  поток  видений.
Римская вилла, Артур, по бокам от него - еще два  мальчика;  один  -  ее
собственный младший сын, Ланселет, а тот,  что  постарше,  надо  думать,
приемный брат Артура, Кай, сын Эктория... Моргауза в окружении  сыновей;
один за другим они преклоняют колени перед Артуром. А  затем  глазам  ее
предстала ладья Авалона, задрапированная черной тканью, точно покров  на
гробе, а на носу - Моргейна, только старше, нежели сейчас... старше, и -
плачет.
   Вивиана досадливо провела рукой над  поверхностью  воды.  Некогда  ей
здесь мешкать, ища ответа среди видений, что на день сегодняшний  смысла
вроде бы лишены. Владычица  стремительно  спустилась  вниз  по  холму  к
своему жилищу и позвала прислужниц.
   - Оденьте меня, - коротко приказала она, - и пошлите за мерлином. Ему
должно ехать в Каэрлеон, пусть привезет ко мне юного Артура прежде,  чем
народившаяся луна состарится больше чем на день. Времени терять нельзя.

Глава 18

   Но Артур не приехал на Авалон под новолуние.
   Моргейна в Доме дев видела, как в небо поднялась  народившаяся  луна,
но поста, подобающего  поре  темной  луны,  не  нарушила.  Ее  одолевала
слабость, девушка знала, что, если возьмет в  рот  хоть  что-нибудь,  ее
затошнит. Впрочем, возможно, это в порядке вещей. Иногда  перед  началом
месячных с ней так бывало, позже все пройдет. Спустя какое-то время ей и
впрямь стало лучше, она попила молока и съела немного хлеба, а  ближе  к
вечеру за ней прислала Вивиана.
   - Утер скончался в Каэрлеоне, - сообщила она. - Если ты считаешь, что
долг призывает тебя к матери...
   Моргейна минуту подумала - и покачала головой.
   - Я не любила Утера, - промолвила она, - и Игрейна отлично это знает.
Дай Богиня, чтобы ее  святоши-советники  утешили  мою  мать  лучше,  чем
удалось бы мне.
   Вивиана вздохнула. Выглядела она измученной и усталой, неужели и  она
чувствует себя больной и разбитой на  исходе  изматывающей  поры  темной
луны.
   - Скорблю я, что вынуждена сказать такое, - промолвила Вивиана, -  но
боюсь, что ты права. Я бы уступила тебя ей на время, будь в  том  нужда.
Ты бы успела вернуться на Авалон прежде, чем...  -  Вивиана  умолкла  на
полуслове, а затем докончила:
   - Ты знаешь, что при жизни Утер  сдерживал  натиск  саксов,  пусть  и
ценою непрестанных сражений; как  бы  то  ни  было,  мы  знали  лишь  по
несколько месяцев мира, не более. А теперь, страшусь я, станет еще хуже,
недруг того и гляди подступит к самым вратам  Авалона.  Моргейна,  ты  -
жрица, достигшая высшей ступени, ты видела священное оружие...
   Девушка знаком дала понять, что да. Вивиана кивнула.
   - Возможно, близок день, когда сей меч поднимут в  защиту  Авалона  и
всей Британии.
   "Зачем объяснять это мне? - думала про себя Моргейна. - Я - жрица,  а
не воин, я не могу поднять меч в защиту Авалона".
   - Ты помнишь меч?
   "Босиком, иззябшая, я обхожу круг, ощущая в руке тяжесть меча;  слыша
исполненный ужаса крик молчальницы Враны..."
   - Помню.
   - Так слушай мое поручение, - промолвила Вивиана. -  Когда  этот  меч
возьмут в битву, его должна  хранить  вся  наша  магия.  Моргейна,  тебе
предстоит сработать ножны для меча и вложить  в  них  все  ведомые  тебе
заклятия, так что тот, кто сражается этим клинком, не потеряет  и  капли
крови. Сумеешь ли ты?
   "А ведь я и позабыла, что находится дело и для жрицы, точно  так  же,
как и для воина", - думала про себя Моргейна.
   И, по обыкновению своему прочитав мысли, Вивиана добавила:
   - Так что и ты поучаствуешь в сражении в защиту нашей страны.
   - Да будет так, - отозвалась девушка, гадая, с какой  стати  Вивиана,
верховная жрица Авалона, не взяла эту миссию на  себя.  На  этот  вопрос
Владычица ничего не ответила, но молвила:
   - Для того должно тебе работать, держа перед собою меч, пойдем, Врана
станет прислуживать тебе под сенью безмолвия магии.
   И хотя девушка пыталась вспомнить, что она - лишь вместилище силы,  а
не сама сила, что сила приходит  от  Богини,  Моргейна  была  достаточно
молода, чтобы упиваться восторженным предвкушением, когда ее в  молчании
отвели в тайную обитель, где  должно  вершиться  таким  трудам.  Там  ее
окружили жрицы: им предстояло  предвосхищать  малейшую  ее  потребность,
чтобы  Моргейне  не  пришлось  нарушать  молчание,  накапливающее  силу,
потребную для создания заклятий. Перед нею на льняной ткани  лежал  меч,
рядом с ним - неглубокая серебряная  чаша  с  золотой  зернью  по  краю,
доверху наполненная водой из Священного источника: не  для  питья  -  ей
загодя принесли и воды, и снеди, - но дабы Моргейна  могла  заглянуть  в
чашу и увидеть все то, что необходимо ей для работы.
   В первый день лезвием самого меча она выкроила из  тончайшей  оленьей
кожи подкладку для ножен. В первый раз в жизни ей  доверили  инструменты
настолько совершенные; немалую  радость  доставила  ей  особая  железная
иголка, с помощью которой  предстояло  сшивать  края;  она  гордилась  -
совсем по-детски, и она сама это понимала - тем, что, раз или два уколов
палец, она даже  не  вскрикнула.  Не  сдержавшись,  она  задохнулась  от
восторга,  когда  ей   показали   бесценный   отрез   бархата   густого,
темно-красного  оттенка;  унция  таких   красителей,   рассказывали   ей
когда-то, обходится дороже, нежели стоит купить дом  и  в  течение  года
платить наемным работникам, возделывающим  землю.  Эта  ткань  належится
поверх оленьей кожи; на ней должно  ей  вышить  золотыми  и  серебряными
нитями магические заклятия и их символы.
   Первый день ушел на то, чтобы скроить и сшить ножны из оленьей кожи и
обтянуть их бархатом; перед  тем  как  уснуть,  глубоко  погрузившись  в
мысленное созерцание того, что ей предстоит, - едва ли не  в  трансе,  -
она чуть надрезала руку и смазала оленью кожу своей кровью.
   "Богиня! Великая госпожа Ворон! Ножны эти загодя запятнала кровь, так
что незачем проливаться ей в битве".
   Спала Моргейна плохо, ей пригрезилось, будто  она  сидит  на  высоком
холме, откуда видно  всю  Британию,  и  стежок  за  стежком  накладывает
заклятия, вплетая их, точно зримый свет, в ткань самой земли. Внизу, под
холмом, промчался Король-Олень, и некий муж поднялся по холму  к  ней  и
принял меч у нее из рук...
   Вздрогнув, она проснулась, думая: "Артур! Это Артуру носить меч, ведь
он - сын Пендрагона..." - и, лежа во тьме, поняла: вот поэтому Вивиана и
поручила ей великую  миссию  -  сработать  магические  ножны  для  меча,
которым ему суждено владеть как  символом  всего  своего  народа.  Артур
пролил кровь ее девственности; она, тоже принадлежащая к священному роду
Авалона, должн