по своей воле, а не по твоей,  -  с  вкрадчивой
яростью отозвалась Моргауза, - и мне кажется, что я уже устала  от  этой
болтовни о древнем пророчестве... Если боги и существуют - в чем я вовсе
не уверена, - мне все равно не верится, что они снизойдут до того, чтобы
вмешиваться в дела людей. И не стану я ждать, пока боги сделают то,  что
сделать необходимо. Кто сказал, что Богиня не может действовать и  через
меня тоже? Чем я хуже других?
   Королева краем глаза заметила, как шокирована Ниниана.  А,  еще  одна
наивная дурочка вроде Игрейны, тоже верит всей этой болтовне о богах!
   - Что же касается королевской крови Авалона, я, как видишь, хорошо  о
ней позаботилась.
   - На вид он кажется крепким и здоровым мальчиком, - сказала  Вивиана,
- но можешь ли ты поклясться, что не испортила его?
   Гвидион вскинул голову.
   - Моя приемная мать всегда была добра ко мне! - резко произнес он.  -
А леди Моргейна  не  очень-то  заботилась  о  своем  сыне,  отданном  на
воспитание, - она даже ни разу не явилась сюда, чтоб узнать, жив ли я!
   - Тебе велели говорить лишь  тогда,  когда  тебя  об  этом  попросят,
Гвидион, - строго сказал Кевин. - И тебе ничего не ведомо ни о причинах,
что заставили Моргейну поступить так, ни о ее замыслах.
   Моргауза быстро  смерила  взглядом  барда-калеку.  "Неужели  Моргейна
доверилась этому жалкому ублюдку, в то время как мне пришлось вытягивать
из нее тайну при помощи заклинаний и Зрения?" Она почувствовала, как  ее
захлестывает волна гнева, но тут Вивиана сказала:
   -  Довольно!  Ты  хорошо   заботилась   о   нем   потому,   что   это
соответствовало твоим целям, Моргауза, но я вижу: ты не  забываешь,  что
этот мальчик стоит на ступеньку ближе к трону, чем Артур в его возрасте,
и на две ступеньки ближе,  чем  твой  собственный  сын  Гавейн!  Что  же
касается Гвенвифар, я предвижу, что она  сыграет  некую  роль  в  судьбе
Авалона: она не может полностью укрыться от Зрения или  видений  -  ведь
однажды она прошла сквозь туманы и ступила на берег  Авалона.  Возможно,
если она все-таки родит сына и будет очевидно, что тут сыграли свою роль
искусство и воля Авалона... -  Она  взглянула  на  Ниниану.  -  Королева
способна к зачатию, а сильная чародейка сможет  предотвратить  очередной
выкидыш, если будет находиться рядом с ней.
   - Поздно, - сказал Кевин. - Ведь это ее вина, что Артур предал Авалон
и отрекся от драконьего знамени. По правде говоря, мне кажется, что  она
не совсем в своем уме.
   - Все дело в том, Кевин, что ты  ее  терпеть  не  можешь,  -  сказала
Ниниана. - Но почему?
   Арфист опустил взгляд на свои скрюченные руки,  покрытые  шрамами.  В
конце концов он произнес:
   - Верно. Я даже в мыслях не могу быть  справедлив  к  Гвенвифар  -  я
всего лишь слабый человек. Но даже если бы я любил ее, я и тогда  сказал
бы, что она не годится в королевы  королю,  который  должен  править  от
имени Авалона. Я не стану горевать, если она погибнет  от  какого-нибудь
несчастного случая. Если она подарит Артуру сына, то будет считать,  что
обязана  этим  исключительно  милости  Христовой,  даже  если  бы   сама
Владычица Озера стояла у ее постели. Я ничего не могу с  этим  поделать,
но молюсь, чтоб ей не выпало такой удачи.
   На лице Моргаузы заиграла кошачья усмешка.
   - Гвенвифар  может  стараться  стать  большей  христианкой,  чем  сам
Христос, - сказала она, - но я немного знаю их Священное Писание  -  Лот
приглашал сюда священника с Ионы, чтобы тот учил мальчишек грамоте.  Так
вот, это Писание  гласит,  что  мужчина,  прогнавший  свою  жену,  будет
проклят - если только она не  изменяла  ему.  А  даже  сюда,  в  Лотиан,
доходят слухи, что королеву трудно назвать непорочной.  Артур  частенько
уезжает на войну, а всем известно, как милостиво  Гвенвифар  смотрит  на
твоего сына, Вивиана.
   - Ты не знаешь Гвенвифар, - сказал Кевин. -  Она  благочестива  сверх
всякой меры, а Ланселет очень дружен с Артуром.
   Думаю, Артур и пальцем не  шевельнет,  чтобы  что-нибудь  предпринять
против них - разве что при всем дворе застукает их вдвоем в постели.
   - И это можно устроить,  -  сказала  Моргауза.  -  Гвенвифар  слишком
красива, чтобы женщины хорошо к ней относились. Наверняка кто-нибудь  из
ее окружения не  прочь  будет  поднять  скандал,  и  тогда  Артур  будет
вынужден...
   Вивиана с отвращением скривилась.
   - Какая женщина станет так подводить другую женщину?
   - Я бы стала, - отозвалась Моргауза, - если бы знала, что  это  нужно
для блага королевства.
   - А я бы не стала, - сказала Ниниана. - А Ланселет - человек чести  и
лучший друг Артура. Мне не верится, что он  способен  предать  Артура  с
Гвенвифар.  Если  мы  хотим  устранить  королеву,  нам  нужно  придумать
что-нибудь другое.
   - Это так, - произнесла Вивиана, и в голосе ее прозвучала  усталость.
- Насколько нам известно, Гвенвифар пока не сделала ничего  дурного.  Мы
не можем удалить ее от Артура, пока она выполняет свою часть договора  и
остается его  верной  женой.  Если  уж  устраивать  скандал,  он  должен
опираться на истинные события. Авалон клялся поддерживать правду.
   - А что, если бы скандал и вправду разгорелся? - спросил Кевин.
   - Тогда можно было бы рискнуть, - ответила Вивиана. - Но я  не  стану
выдвигать ложных обвинений.
   - И все же у Гвенвифар имеется по  крайней  мере  еще  один  враг,  -
задумчиво произнес Кевин. - Леодегранс, владыка Летней  страны,  недавно
скончался, а с ним - его молодая жена и ребенок. Теперь королевой должна
стать Гвенвифар. Но у Леодегранса есть некий родственник -  он  называет
себя сыном короля, но в это я не верю, - и мне кажется, что он был бы не
прочь назвать себя королем в  соответствии  с  древним  обычаем  Племен,
взойдя на ложе королевы.
   - Хорошо, что при христианнейшем дворе Лота  нету  такого  обычая,  -
верно? - пробормотал Гвидион. Но он сказал это так  тихо,  что  взрослые
могли сделать вид, будто не услышали его слов.
   "Он злится, потому что на него не обращают внимания, только и  всего,
- подумала Моргауза. - А стоит ли сердиться  на  щенка  за  то,  что  он
пытается цапнуть меня зубками?"
   - По  древнему  обычаю,  -  сказала  Ниниана,  и  ее  прекрасный  лоб
прорезали тонкие морщинки, - Гвенвифар не считается супругой мужчины  до
тех пор, пока не родила ему сына, и если другой мужчина сумеет отнять ее
у Артура...
   - Вот в том-то и дело, - рассмеялась Вивиана. - Артур вполне способен
отстоять свою жену силой оружия. И я не сомневаюсь, что именно так он  и
поступит. - Затем она посерьезнела. - Единственное, в чем мы можем  быть
твердо уверены, так это в том, что Гвенвифар по-прежнему бесплодна. Если
же  она  снова  понесет,  существуют  заклинания,  которые  не  позволят
доносить ребенка до срока. Она не проносит плод и нескольких недель. Что
же касается наследника Артура... - она умолкла и взглянула на  Гвидиона.
Тот по-прежнему сидел, сонно уложив голову на колени Ниниане. - Вот  сын
королевской крови Авалона - и сын Великого Дракона.
   У Моргаузы перехватило дыхание. Все эти годы она была свято убеждена:
лишь несчастная случайность стала причиной тому,  что  Моргейна  понесла
дитя  от  своего  единоутробного  брата.  Лишь  теперь  замысел  Вивианы
раскрылся ей во всей полноте и потряс Моргаузу своей дерзостью - сделать
дитя Авалона и Артура преемником отца.
   "На что Король-Олень, когда вырос молодой олень?.."
   Долю мгновения Моргауза не понимала, то ли эта мысль пришла к  ней  в
голову, то ли была эхом мыслей кого-то из жриц Авалона; так было  всегда
в те тревожные, незавершенные моменты, когда в ней  просыпалось  Зрение.
Сама Моргауза не могла контролировать его приход и уход, да,  по  правде
говоря, и не старалась этого делать.
   Гвидион, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, подался вперед.
   - Госпожа... - выдохнул он. - Это правда, что я..,  я  -  сын..,  сын
Верховного короля?
   - Да, - ответила Вивиана, поджав губы. - Но священники никогда  этого
не признают. Для них это страшнейший грех - когда мужчина производит  на
свет сына от дочери своей матери. Они  стремятся  превзойти  в  святости
саму Богиню, что приходится матерью всем нам. Но это правда.
   Кевин повернулся и медленно,  с  трудом  заставив  искалеченное  тело
подчиниться, опустился на колено перед Гвидионом.
   - Мой принц и мой  лорд,  -  сказал  он,  -  дитя  королевской  крови
Авалона, сын сына Великого Дракона, мы приехали, чтобы  увезти  тебя  на
Авалон, где ты сможешь подготовиться  к  своему  предназначению.  Завтра
утром ты должен быть готов к отъезду.

Глава 2

   "Завтра утром ты должен быть готов к отъезду..."
   Это было подобно кошмарному сну:  они  произнесли  вслух  то,  что  я
хранила в тайне все эти годы, даже после родов, когда все думали, что  я
не выживу... Я могла умереть тогда, и никто бы не узнал,  что  я  родила
ребенка от брата. Но Моргауза выведала  у  меня  эту  тайну,  и  Вивиана
узнала... Недаром ведь говорят: три человека могут сохранить  тайну,  но
лишь при том условии, что двое из них лежат в могиле... Все это задумала
Вивиана! Она использовала меня, как прежде использовала Игрейну!
   Но затем сон начал таять и идти рябью, словно поверхность воды. Я изо
всех сил старалась удержать его, услышать, что же будет дальше. Кажется,
там был Артур; он обнажил меч и двинулся на  Гвидиона,  и  отрок  извлек
Эскалибур из ножен..."
   Моргейна сидела в Камелоте, у себя в комнате, завернувшись в  одеяло.
Нет, твердила она себе, нет, это был сон, всего лишь  сон.  "Я  даже  не
знаю, кто сейчас ближайшая помощница Вивианы.  Наверняка  это  Врана,  а
вовсе не та светловолосая женщина, столь похожая на мою мать. Я  раз  за
разом вижу ее в снах, но кто знает, действительно ли эта женщина ступает
по земле или то всего лишь искаженный снами  образ  моей  матери?  Я  не
помню в Доме дев никого, кто был бы схож с нею...
   Я должна была находиться там. Это я должна была  находиться  рядом  с
Вивианой, и я сама, по своей воле отказалась от этого..."
   - Смотрите-ка! - позвала от окна Элейна. - Всадники уже съезжаются, а
ведь до празднества, назначенного Артуром, еще целых три дня!
   Женщины, находившиеся в покоях, столпились вокруг  Элейны,  глядя  на
поле, раскинувшееся под стенами Камелота; оно уже было усеяно  палатками
и шатрами.
   - Я вижу знамя моего отца, - сказала Элейна. - Вон он едет, а рядом с
ним мой брат, Ламорак. Он уже достаточно взрослый, чтобы быть  одним  из
соратников Артура. Может быть, Артур изберет его.
   - Но во время битвы при горе Бадон  он  был  еще  слишком  юн,  чтобы
сражаться, верно? - спросила Моргейна.
   - Да, он был еще юн, и все-таки сражался  там,  как  всякий  мужчина,
способный держать оружие в руках, - с гордостью ответила Элейна.
   - Тогда я не сомневаюсь, что Артур изберет его в соратники,  хотя  бы
для того, чтоб порадовать Пелинора, - сказала Моргейна.
   Великая битва при горе Бадон произошла четыре года назад,  в  Троицын
день, и Артур объявил, что отныне и впредь будет отмечать этот день  как
величайший свой праздник и всегда будет собирать на него своих  рыцарей.
Кроме того, он пообещал, что будет в праздник Пятидесятницы  выслушивать
всякого просителя  и  вершить  правосудие.  И  всем  подвластным  Артуру
королям ведено было являться в  этот  день  к  Верховному  королю,  чтоб
заново подтвердить свою клятву верности.
   - Тебе надлежит пойти к королеве  и  помочь  ей  одеться,  -  сказала
Моргейна Элейне, - да и мне тоже пора. Большое празднество -  через  три
дня, и мне нужно переделать еще множество дел.
   - Сэр Кэй обо всем позаботится, - возразила Элейна.
   - Конечно, он разместит гостей и распорядится об угощении,  -  охотно
согласилась Моргейна. - Но мне  нужно  проследить,  чтобы  зал  украсили
цветами, и проверить, начищены ли серебряные чаши. И, похоже, миндальным
пирогом и сладостями тоже придется заняться мне - у Гвенвифар и без того
будет достаточно хлопот.
   На самом деле, Моргейна была только  рада,  что  до  праздника  нужно
успеть переделать столько  дел:  это  поможет  ей  выбросить  из  головы
ужасный сон. Все это время, стоило лишь Авалону  войти  в  ее  сны,  как
Моргейна тут же в отчаянье изгоняла его.., и не узнала, что Кевин поехал
на север, в Лотиан. "Нет, - сказала она себе, -  я  и  сейчас  этого  не
знаю. Это был всего лишь сон". Но днем, когда  ей  встретился  во  дворе
старик Талиесин, Моргейна поклонилась ему, а  когда  он  протянул  руку,
чтобы благословить ее, она робко произнесла:
   - Отец...
   - Что, милое дитя?
   "Десять лет назад, - подумала Моргейна, - я непременно  вспылила  бы:
зачем Талиесин разговаривает со мной, словно с малышкой, что забралась к
нему на колени и дергает его за бороду?" Теперь же, как ни странно,  это
ее успокоило.
   - Собирается ли мерлин Кевин приехать сюда к Троицыну дню?
   - Думаю, нет, дитя, - отозвался Талиесин и доброжелательно улыбнулся.
- Он поехал на север, в Лотиан. Но я знаю, что он  очень  любит  тебя  и
вернется к тебе сразу же, как только  сможет.  Думаю,  ничто  не  сможет
отвратить его от  этого  двора,  пока  ты  пребываешь  здесь,  маленькая
Моргейна.
   "Неужто же весь двор знает, что мы были любовниками? А  ведь  я  вела
себя так осторожно!"
   - Отчего все при дворе болтают, будто Кевин  Арфист  пляшет  под  мою
дудку, - ведь это же не правда! - раздраженно произнесла Моргейна.
   Снова улыбнувшись, Талиесин произнес:
   - Милое дитя, никогда не  стыдись  любви.  И  для  Кевина  бесконечно
важно, что женщина, столь добрая, изящная и прекрасная...
   - Ты смеешься надо мной, дедушка?
   - С чего бы вдруг я стал над тобою смеяться, малышка? Ты - дочь  моей
любимой дочери, и я люблю тебя всей душой, и ты  знаешь,  что  я  считаю
тебя самой прекрасной и талантливой изо всех женщин. А Кевин,  в  чем  я
совершенно уверен, ценит тебя еще выше: ведь ты единственный, не  считая
меня, человек при этом  дворе,  и  единственная  женщина,  кто  способен
беседовать с ним о музыке на его языке. И когда ты являешься, для Кевина
восходит солнце, когда же уходишь  -  настает  ночь.  И  если  тебе  это
неизвестно, стало быть, ты здесь единственная, кто этого  не  знает.  Ты
для него - звезда, что озаряет его дни и ночи. И ты  достойна  этого.  А
ведь мерлину Британии не запрещено и жениться, буде  он  того  пожелает.
Пусть он не принадлежит к королевскому роду, но он благороден  душою,  и
когда-нибудь он станет Верховным друидом, если мужество не покинет  его.
И в тот день, когда он придет просить твоей руки, думаю, ни я, ни  Артур
не откажем ему.
   Моргейна опустила голову и уставилась  в  землю.  "Ах,  как  бы  было
хорошо, - подумалось ей, - если бы я могла любить Кевина так же, как  он
любит меня. Я дорожу им, я хорошо к нему  отношусь,  мне  даже  нравится
делить с ним ложе. Но выйти за него замуж? Нет, ни за  что,  ни  в  коем
случае, как бы он меня ни обожал".
   - Я не собираюсь выходить замуж, дедушка.
   - Ну что ж,  дитя,  поступай,  как  тебе  угодно,  -  мягко  произнес
Талиесин. - Ты - леди и жрица. Но ты ведь не так уж  молода,  и  раз  ты
покинула Авалон - нет-нет, я вовсе не собираюсь тебя упрекать, - но  мне
кажется, что было  бы  неплохо,  если  бы  ты  пожелала  выйти  замуж  и
обзавестись собственным домом. Не будешь  же  ты  до  конца  дней  своих
оставаться на побегушках у Гвенвифар? Что же  касается  Кевина  Арфиста,
он, несомненно, находился бы сейчас здесь, если бы мог, - но он не может
ездить верхом так быстро, как другие. Это хорошо, что ты  не  презираешь
его за телесную слабость, милое дитя.
   Когда Талиесин ушел, Моргейна, погрузившись в глубокую  задумчивость,
направилась к пивоварне. Ах, если бы она и  впрямь  любила  Кевина!  Но,
увы, Талиесин заблуждается...
   "И за что мне эта страсть к Ланселету?" Эта мысль преследовала ее все
то время, пока она готовила душистую розовую воду  для  омовения  рук  и
всяческие сладости. Ну что ж, по крайней мере, пока Кевин был  здесь,  у
нее не было причин желать Ланселета. Впрочем, мрачно подумала  она,  это
все равно не имеет значения. "Желание должно быть обоюдным -  иначе  оно
бесплодно". Моргейна решила, что, когда Кевин вернется  ко  двору,  надо
будет принять его так радушно, как ему хочется.
   "Несомненно, это совсем не  худший  выход  -  стать  женой  Кевина...
Авалон для меня потерян... Я подумаю над этим. И, действительно, мой сон
истинен, - по крайней мере, в этом. Кевин в Лотиане...  А  я-то  думала,
что Зрение покинуло меня..."

***

   Кевин  вернулся  в  Камелот  накануне  Пятидесятницы.  Целый  день  к
Камелоту тек людской поток;  народу  было  больше,  чем  на  весенней  и
осенней ярмарках, вместе взятых.  Надвигающийся  праздник  обещал  стать
самым грандиозным изо всех, какие только проводились  в  здешних  краях.
Моргейна встретила Кевина поцелуем и  объятьями,  отчего  глаза  арфиста
засияли, и провела в покои для гостей. Там она забрала  у  него  плащ  и
дорожную обувь, отослала вещи с одним из мальчишек, дабы их вычистили, и
принесла ленты - украсить арфу.
   - О, Моя Леди будет нарядной, как сама королева! - рассмеялся  Кевин.
- Так ты не держишь зла на свою единственную соперницу, Моргейна, любовь
моя?
   Он никогда прежде не называл ее так. Моргейна подошла и обняла его за
талию.
   - Я скучал по тебе, - тихо произнес Кевин и на миг прижался  лицом  к
ее груди.
   - И я по тебе скучала, милый, - отозвалась она, - и ночью, когда  все
отправятся отдыхать, я тебе это  докажу...  Как  ты  думаешь,  почему  я
устроила так, чтобы эти покои достались тебе одному,  когда  даже  самые
прославленные из соратников Артура разместились по четверо в комнате,  а
некоторые даже по двое на одной кровати?
   - Я думал, так получилось потому,  что  ко  мне  просто  не  пришлось
никого подселять, - отозвался Кевин.
   - И так, несомненно, и надлежало бы сделать, из уважения к Авалону, -
сказала Моргейна, - хотя даже Талиесину приходится делить свои  покои  с
епископом...
   - Не могу одобрить его вкус, - хмыкнул Кевин. - Я бы скорее предпочел
поселиться в конюшне, вместе с другими ослами!
   - Я поступила так потому, что мерлину Британии подобает иметь  личные
покои, пусть даже они не больше ослиного стойла, - сказала  Моргейна.  -
Но все же они достаточно велики, чтоб вместить тебя, и Твою Леди,  и,  -
она улыбнулась и многозначительно взглянула на кровать, - и меня.
   - Ты всегда будешь желанной гостьей, а если вдруг Моя  Леди  вздумает
ревновать, я поверну ее лицом к стене.
   Кевин поцеловал Моргейну и на миг прижал ее  к  себе  со  всей  силой
своих жилистых рук. Затем, отпустив ее, произнес:
   - У меня для тебя новость: я отвез твоего  сына  на  Авалон.  Он  уже
большой парнишка, и смышленый, и отчасти  унаследовал  твои  музыкальные
способности.
   - Он снился мне, - сказала Моргейна. - И во сне он играл на  дудке  -
как Гавейн.
   - Значит, твой сон был истинным, - отозвался  Кевин.  -  Мальчик  мне
понравился. И он обладает Зрением. На Авалоне его выучат на друида.
   - А потом?
   - Потом? Ах, милая моя,  -  сказал  Кевин,  -  все  пойдет  так,  как
суждено. Но я не сомневаюсь, что он станет бардом и на  редкость  мудрым
человеком. Ты можешь не бояться за него, пока он на Авалоне. - Он  нежно
коснулся плеча Моргейны. - У него твои глаза.
   Моргейне  хотелось  побольше  расспросить  его  о  мальчике,  но  она
заговорила о другом.
   - Празднество начнется только завтра, - сказала  она,  -  но  сегодня
вечером ближайшие друзья и соратники Артура приглашены к нему  на  обед.
Гарета завтра должны посвятить в рыцари, и Артур, который любит  Гавейна
как брата, оказал Гарету честь и пригласил его на семейный праздник.
   - Гарет - достойный рыцарь, - отозвался Кевин, - и  я  рад,  что  ему
оказали такую честь. Я не питаю особой любви к королеве Моргаузе, но  ее
сыновья - хорошие люди и верные друзья Артура.
   Праздник был семейный, однако