сказал Итакин, поворачивая голову  от  экрана,  на  котором
мерцал высокий сводчатый зал, в центре которого  на  ковре  гладила  кошку
принцесса. - Бориса Емельяновича растревожишь. Ему сейчас опять в  бой.  У
них сегодня большие потери.
     Саша приподнялся на руках и оглянулся - за  его  спиной  поскрипывала
раскрытая дверца  стенного  шкафа,  из  которой  еще  планировали  на  пол
какие-то бумаги.
     - Ну и дела, Петя, - сказал он, поднимаясь на  ноги.  -  Что  же  это
такое?
     - Ты про принцессу? - спросил Итакин.
     Саша кивнул.
     - Это ты к ней и шел все время, - сказал Итакин. - Я ж  говорю,  твою
игру раскололи.
     - Неужели никто до нее не доходил?
     - Почему. Очень многие доходили.
     - Так почему они молчали? Чтобы другие тоже... чтобы им не  было  так
обидно?
     - Я думаю, не поэтому. Просто когда человек тратит столько времени  и
сил на дорогу, и наконец доходит, он уже не может себе  позволить  увидеть
все таким, как на самом деле... Хотя это тоже не точно.  Никакого  "самого
дела" на самом деле нет. Скажем, он не может позволить себе увидеть  того,
что видел ты.
     - А почему тогда я это видел?
     - Ну, ты просто прошел по служебной лестнице.
     - Но как же можно увидеть что-то другое? И потом, я ведь столько  раз
ее видел сам - когда переходишь с уровня на уровень, она иногда появляется
на экране, и она совсем не такая!
     - Я, наверно, не совсем  правильно  выразился,  -  сказал  Итакин.  -
Просто эта  игра  так  устроена,  что  дойти  до  принцессы  может  только
нарисованный человечек.
     - Почему?
     - Потому, - сказал Итакин, - что  принцесса  тоже  нарисована.  Ну  а
нарисовано может быть все что угодно.
     - Но куда же  тогда  деваются  те,  кто  играет?  Те,  кто  управляет
принцем?
     - Помнишь, как ты вышел на двенадцатый уровень? - спросил  Итакин,  и
кивнул на экран.
     - Помню.
     - Ты можешь сказать, кто бился головой о стену и прыгал вверх? Ты или
принц?
     - Конечно, принц, - сказал Саша. - Я и прыгать-то так не умею.
     - А где в это время был ты?
     Саша открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг так и замер.
     - Вот туда они и деваются, - сказал Итакин.
     Саша сел на лавку у стены и долгое время думал.
     - Слушай, - сказал он наконец,  -  кто  же  там  все-таки  на  флейте
играет?
     - А вот этого до сих пор никто не знает.
     Саша поглядел на часы и вдруг икнул.
     - На углу еще можно взять, - сказал он, - я сейчас сгоняю. Подождешь?
По стакану, а?
     - Мне спешить некуда, - сказал Итакин. - Только тебя назад не пустят.
     - Да я быстро, - нажимая "Escape", сказал Саша,  -  через  пятнадцать
минут.
     На экране застыла картинка, где из-под мавританской  арки  открывался
вид на огромный восточный дворец, состоящий из множества башен и  башенок,
тянущихся к сияющему огромными звездами летнему небу.
     Возле углового гастронома шевелилась такая очередь, что Саша понял  -
взять сейчас бутылку  будет  крайне  трудно,  и,  может  быть,  невозможно
вообще. Во всяком случае, будь он трезвым, это точно было  бы  невозможно,
но он, как оказалось, выпил вполне достаточно, чтобы через несколько минут
броуновского движения по переполненному залу оказаться не так уж далеко от
кассы. Со всех сторон напирали и матерились, но через некоторое время Саша
понял, что кажущийся хаос на самом деле представляет  собой  упорядоченное
движение четырех примыкающих друг к другу очередей, трущихся друг о  друга
из-за разной скорости. Очередь за портвейном была слева, а та,  в  которую
он попал, была за килькой в томате - той самой, что после  открытия  банки
имеет обыкновение внимательно глядеть на открывшего не меньше чем десятком
крошечных блестящих глаз. Сашина очередь двигалась быстрее, чем очередь за
портвейном, и он решил преодолеть следующие несколько метров в ее составе,
и только потом уже перейти в соседнюю. Этот маневр удался, и Саша оказался
между стройотрядовской курткой, на спине которой было выведено  загадочное
слово "КАТЭК", и коричневым пиджаком, надетым прямо на голое мужское  тело
лет пятидесяти.
     -  Ы-ы-ы-ы...  -  сказал  мужик  в  коричневом  пиджаке,  когда  Саша
посмотрел на него, и закатил глаза. У мужика  изо  рта  немыслимо  воняло;
Саша торопливо отвернулся и стал смотреть на стену, где висел  треугольный
матерчатый  вымпел  и  выпиленная  из  раскрашенной  фанеры   голова   так
называемого Ленина.
     "Господи, - вдруг подумал он, - а я ведь действительно живу в этом...
в этой... Стою пьяный в очереди за портвейном среди всех этих хрюсел  -  и
думаю, что я принц??
     - Килька кончается! - раздались испуганные голоса в соседней очереди,
- килька!
     Саша почувствовал, что мужик сзади дергает его за плечо.
     - Что такое? - спросил, оборачиваясь, Саша.
     - Я так считаю, - сказал мужик, - надо  нам  идти  на  исконные  наши
земли - Владимир, Ярославль - раздать людям  оружие  и  опять  всю  Россию
завоевать.
     - А потом? - спросил Саша.
     - Потом идти воевать хана Кучума, - сказал мужик и потряс перед Сашей
кулаком.
     - Портвейн кончается... - тревожно зашептал народ.
     Саша выдавился из очереди и стал проталкиваться к выходу. Пить больше
совершенно не хотелось. У выхода стояли две  женщины  в  белых  халатах  и
шапочках, и, поглядывая на часы, тихо, но горячо что-то обсуждали.
     Вдруг где-то сзади, словно бы под каким-то невидимым потолком раза  в
три выше магазинного, появился и стал  расти  странный  звук,  похожий  на
одновременный гул нескольких десятков авиационных двигателей. За несколько
секунд  он  достиг  такой  интенсивности,  что  люди,  только  что   мирно
матерившиеся в очередях, сначала стали в  недоумении  озираться,  а  потом
приседать на корточки или даже откровенно падать на  пол,  затыкая  руками
уши. Звук достиг наибольшей силы, так же  резко  пошел  на  убыль  и  стих
совсем, но ему на смену пришел грохот танковых моторов, так  же  непонятно
где возникший и непонятно куда ушедший через несколько секунд.
     - Вот так каждый вечер, - сказала женщина в белом халате, - ровно без
пятнадцати шесть. Мы уж куда только не звонили. Мне Зоя из  Новоарбатского
говорила - у них то же самое...
     Люди поднимались с пола  и  подозрительно  пялились  друг  на  друга,
вспоминая, за кем и за чем кто стоял. Но это было неважно, потому что  все
равно и килька, и портвейн уже кончились.
     Саша  вышел  на  улицу  и  медленно  побрел   к   сияющему   веселыми
электрическими  огнями  в  окнах  зданию  Госплана.   Впереди   включилась
разрезалка пополам - по тому болезненному скрипу, с которым она  работала,
и по большим щелям между гнутыми зубьями Саша догадался, что она не из его
игры, а просто - обычная советская разрезалка пополам, плохая и старая, то
ли забытая кем-то на улице, то ли стоящая на своем положенном месте.  Саша
прошел было мимо, а потом, по приобретенной в игре  привычке,  вернулся  и
посмотрел, не стоит ли сразу за ней, как это обычно  бывало  в  лабиринте,
кувшин с восстанавливающим жизненную силу напитком. Кувшина не было,  зато
стояли сразу три бутылки семьдесят второго портвейна. Саша  пошел  дальше,
прислушиваясь к ухающему скрипу за  спиной  и  угадывая  в  нем  несколько
повторяющихся нот из "подмосковных вечеров" - словно пластинку, стоящую на
проигрывателе,  заело,  и  ржавый  голос   безнадежно   задавал   тусклому
московскому небу вечный русский вопрос: "есть ли бзна?.. есть  ли  бзна?..
есть ли бзна?"


     Саша дошел до Госплана, и понял, что туда уже  поздно.  Рабочий  день
кончался, и высокая ассирийская дверь  выбрасывала  на  улицу  одну  волну
народа за другой. Он все-таки попытался войти, преодолел несколько  метров
против течения и уже уцепился было за холодное  ограждение  турникета,  но
сразу же был смыт  и  вынесен  обратно  на  улицу  группой  жизнерадостных
женщин. Мимо прочапал Кузьма Ульянович Старопопиков с портфелем в руке,  и
Саша совершенно машинально пошел за ним. Кузьма Ульянович сразу  углубился
в какие-то темные переулки - видно, жил где-то  неподалеку.  Саша  сам  не
знал, зачем он идет за Старопопиковым - ему просто нужно было какое-нибудь
дело, к которому можно на время пристроиться, чтобы спокойно подумать.
     Минут через десять - а может, и через полчаса,  Саша  как-то  потерял
счет времени - Кузьма Ульянович, дойдя до большого и совершенно безлюдного
двора, направился к угловому подъезду. Саша решил, что дальше идти за  ним
будет  даже  еще  глупее,  чем  до  сих  пор,  и  совсем   уже   собирался
развернуться, когда вдруг к  Кузьме  Ульяновичу  подошли  двое  долговязых
парней в модных натовских куртках. Саша мог дать что угодно на  отсечение,
что только что их не было во дворе. Он почуял неладное и быстро нырнул  за
пожарную лестницу, до самого низа забитую досками - здесь его никто не мог
увидеть, хоть он был недалеко от подъезда.
     - Вы - Кузьма  Ульянович  Старопопиков?  -  громко  спросил  один  из
подошедших - по русски он говорил с сильным акцентом и, как и второй,  был
курчав, черен и небрит.
     - Да, - с удивлением ответил Кузьма Ульянович.
     - Это вы бомбили лагерь под Аль-Джегази?
     Кузьма Ульянович вздрогнул и снял очки.
     - Вы сами-то кто бу... - начал было он,  но  собеседник  не  дал  ему
договорить.
     - Организация Освобождения Палестины  приговорила  вас  к  смерти,  -
сказал он, доставая из кармана длинный пистолет. То же сделал и второй.
     Кузьма Ульянович подпрыгнул и выронил из руки портфель, а в следующий
миг оглушительно  загремели  выстрелы  и  полетели  на  асфальт  стреляные
гильзы. Первая же пуля отбросила Кузьму Ульяновича на дверь, но  до  того,
как он успел упасть, оба палестинца уже  разрядили  в  него  обоймы  своих
пистолетов, повернулись и пошли прочь;  Саша  с  удивлением  заметил,  что
сквозь них видны деревья и скамейки, а когда они дошли до  угла,  то  были
уже почти невидимы и даже, кажется, не стали делать вид, что  поворачивают
за него. Вдруг  наступила  странная  тишина.  Саша  вышел  из-за  пожарной
лестницы, посмотрел на Кузьму Ульяновича, который тихо ворочался у  двери,
и растерянно огляделся по сторонам. Из соседнего подъезда  вышел  какой-то
мужик в спортивном костюме, и Саша со  всех  ног  кинулся  к  нему.  Мужик
удивленно остановился, и Саша вдруг почувствовал себя глупо.
     - Вы сейчас ничего не слышали? - спросил он.
     - Ничего, - ответил мужик. - А что я должен был слышать?
     - Так... Там человеку плохо.
     Мужик пошел вслед за Сашей и нагнулся над Кузьмой Ульяновичем.
     - Пьяный, наверно, - сказал он,  подходя  и  приглядываясь.  -  Хотя,
вроде нет. Эй, что с вами?
     - Сердце, - слабо  ответил  Кузьма  Ульянович,  делая  между  словами
большие паузы. - Вызывайте скорую, мне двигаться нельзя.  Или  лучше  жену
позовите. Второй этаж, сорок вторая квартира.
     - Может, лучше мы вас туда отнесем?
     - Нет, - сказал Кузьма Ульянович. - У меня уже два инфаркта  было.  Я
знаю, что лучше и что хуже.
     Мужик  в  спортивном  костюме  кинулся  вверх  по  лестнице,  а  Саша
повернулся и быстро пошел прочь.


     Он сам не заметил, как добрел до метро и доехал до Госснаба. Когда он
пришел в себя на набережной, возле родной пятиэтажки с колоннами у фасада,
он был уже окончательно трезв. Два окна на третьем этаже еще горели, и  он
решил подняться.
     Третий этаж был пуст и темен, и все, казалось, ушли - только в первом
подотделе малой древесины кто-то еще работал. Саша подошел  к  приоткрытой
двери и заглянул в щель.
     В центре помещения, в ветхом  голубом  кимоно  и  зеленых  хакама,  с
шапкой чиновника пятого ранга на голове  и  веером  в  руке,  стоял  Борис
Григорьевич. Он не мог видеть Сашу, потому что тот был в темном  коридоре,
но в момент, когда Саша заглянул в щель, Борис Григорьевич поднял веер над
головой, сложил и опять раскрыл его, прижал на секунду к  груди  и  резким
движением протянул к Саше; затем медленно, перед каждым шажком  подтягивая
одну полусогнутую ногу к другой, поплыл к двери, не опуская оттянутого  на
себя красным шелковым разворотом веера. Саше показалось, что его начальник
плачет, или тихо воет - но через секунду  он  разобрал  нараспев  читаемое
стихотворение:

                         Как капле росы
                         Что на стебле
                         Сверкнет на секунду
                         И паром
                         Летит к облакам -
                         Не так ли и нам
                         Скитаться всю вечность
                         Во тьме?
                         О безысходность!

     Борис Григорьевич остановился, закрутился на месте  и  замер,  высоко
над головой подняв веер. Так он стоял  несколько  минут,  а  затем  словно
пришел в себя - поправил пиджак, пригладил руками волосы и исчез  в  узком
проходе между шкафами. Вскоре оттуда донесся свист меча, и Саша понял, что
Борис  Григорьевич  принялся  за  свои  обычные  вечерние   упражнения   в
"Будокане", во втором слева от ворот зале. Тогда он вошел,  прокашлялся  и
крикнул:
     - Борис Григорьевич!
     Свист меча стих.
     - Лапин?
     - Я все подписал, Борис Григорьевич!
     - Ага. Положи на шкаф, я сейчас занят.
     - Я поработаю, Борис Григорьевич?
     - Работай, работай. Я сегодня допоздна.
     Саша положил бумаги на шкаф, сел на свое место и занес было палец над
кнопкой, включающей компьютер. Потом вдруг ухмыльнулся,  встал,  нашел  на
полке над столом телефонный справочник, полистал его  и  притянул  к  себе
телефон.
     - Алло, - сказал он в трубку,  дождавшись  ответа,  -  Главмосжилинж?
Чуканов Семен Прокофьевич еще на месте? Какой?
     Он записал новый телефон, и, нажав рычаг, сразу же его набрал.
     - Семена Прокофьевича. Семен Прокофьевич? Это из Госплана  беспокоят,
по поручению товарища Старопопикова... Главное, что он  вас  помнит...  Ну
как хотите. Ваше... Нет, насчет "Принца". Он просил вам передать,  как  на
седьмой уровень сразу выйти... Не знаю,  может  быть,  в  министерстве  на
совещании. Ну вы  сами  там  вспомните,  где  кто  кого  видел,  а  сейчас
запишите... Жду... Значит, так...
     Саша развернул данную ему Аббасом бумажку.
     - Набираете  слова  "принц  мегахит  семь".  Да,  латинские.  Русское
"эн"... Нет, цифра. Ну что вы, не за что. Всего наилучшего. До свидания.
     Встав, он пошел курить, а вернувшись через  несколько  минут,  набрал
тот же номер.
     - Семена Прокофьича... Как... Я же только что с ним говорил...  Какой
ужас... Какой ужас... Извините...
     Положив трубку, Саша включил компьютер.
     Спрыгнув с каменного карниза, он побрел по коридору в  тупичок,  куда
раньше стаскивал всякие найденные им вещи. Он уже давно туда  не  заходил,
но все осталось таким же - сложенная из обломков  каменных  плит  лежанка,
накрытая для мягкости ворохом истлевшего тряпья, чья-то берцовая кость, из
которой он начинал было долбить мундштук, да забросил, пара  узких  медных
кувшинов, в одном из которых что-то еще  оставалось,  и  лежащий  на  полу
госснабовский бланк с планом первого  уровня,  успевший  покрыться  густым
слоем пыли. Саша  лег  на  лежанку  и  закрыл  глаза,  и  почти  сразу  же
далеко-далеко наверху, за  множеством  каменных  потолков,  еле  различимо
запела флейта. Он стал вспоминать сегодняшний день - но  слишком  хотелось
спать, и, натянув на себя часть тряпья и устроившись так, чтоб ниоткуда не
дуло, он уснул.
     Сначала ему снился Петя Итакин, сидящий на вершине какой-то  башни  и
играющий  на  длинной  камышовой  флейте,  а  потом  приснился   Аббас   в
переливающемся зеленом халате, который долго объяснял ему, что если нажать
одновременно клавиши "Shift", "Control" и "Return", а потом еще дотянуться
до клавиши, на которой нарисована указывающая вверх стрелка, и  нажать  ее
тоже, то фигурка, где бы она ни находилась и сколько бы врагов  перед  ней
не стояло, сделает очень необычную вещь - подпрыгнет вверх, прогнется и  в
следующий момент растворится в небе.




                           ОТКРОВЕНИЕ  КРЕГЕРА

                          комплект документации


  АКАДЕМИЯ РОДОВОГО НАСЛЕДИЯ                         Совершенно секретно
  ОТДЕЛ РЕКОНСТРУКЦИЙ                                Срочно
  ___________________________

                                   Рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру
                                   от реконструктора "Аннэнербе"
                                   Т. Крегера, штандартенгемайндефорштеера
                                   АС, младшего имперского мага.


                                 РАПОРТ

                              Рейхсфюрер!
     Я   знаю,   какую   ответственность   влечет   за   собой   обращение
непосредственно к Вам. Но посетившее меня видение  настолько  значительно,
что как патриот Рейха и истинный немец я чувствую себя обязанным  передать
его  описание,  выполненное  с  максимальной  точностью,  лично  на   ваше
рассмотрение, и пусть мои слова говорят сами за себя.
     10.1.1935, в 14.00 по берлинскому времени,  находясь  в  медитативном
бункере "Аннэнербе", я вышел в астрал для обычного патрульного рейда.  Как
всегда, меня сопровождало астральное тело собаки  Теодорих  и  два  демона
пятой категории "Ганс" и "Поппель". Оказавшись в астрале, я  заметил,  что
флуктуации  Юпитера  странно  напряжены  и  излучают  необычное  для   них
фиолетовое  сияние.  В  таких  случаях  инструкция  рекомендует  выстроить
защитный пентаэдр и не выходить за его границы. Однако я -  за  что  готов
нести  ответственность  -  счел  возможным  ограничиться  пением   "Хорста
Весселя", так как находился недалеко  от  линии  перспективного  излучения
воли фюрера немцев Адольфа Гитлера, освещавшей в этот вечер  левый  нижний
квадрант Зодиака. Неожиданно из флуктуаций Юпитера  выделился  серповидный
красный  элементаль.  Через  несколько  секунд  он  пересекся   с   линией
волеизъявления фюрера. Вслед за этим произошла мощная эфирная вспышка, и я
потерял сознание.
     Придя  в  себя,  я  обнаружил,  что  нахожусь  в  сплюснутом   черном
пространстве, причем собака Теодорих  и  демон  "Ганс"  погибли,  а  демон
"Поппель" перешел в состояние, называемое на внутреннем языке  "Аннэнербе"
"перевернутый стакан".
     Неожиданно сзади возникло разрежение,  и  из  него  появился  неясный
силуэт. Когда он приблизился, я различил старика весьма преклонных лет,  с
окладистой бородой и тонким поясом вокруг  белой  крестьянской  рубахи.  В
одной руке он нес горящую свечу, а в другой - несколько коричневых книг со
своим же изображением, вытесненным на  обложке.  На  лбу  у  старика  было
укреплено медицинское зеркальце с отверстием  посередине,  наподобие  тех,
что используются отоларингологами,  а  вслед  за  ним  шла  белая  лошадь,
впряженная в рессорную коляску в виде декоративного плуга.
     Оказавшись рядом со мной, старик погрозил мне пальцем, потом  положил
на нижнюю плоскость окружающего нас пространства свои  книги,  укрепил  на
них свечу, вскочил на лошадь  и  сделал  вокруг  свечи  несколько  кругов,
выполняя на спине лошади сложные гимнастические приемы. При  этом  зеркало
на его голове сверкало так нестерпимо, что я вынужден был отвести  взгляд,
а демон "Поппель" перешел в состояние "пустая труба". Затем свеча погасла,
старик ускакал, и тогда же стихла гармонь. (Все это время  где-то  вдалеке
играла гармонь - русское подобие ручного органчика.)
     Затем я оказался в астральном тоннеле N 11, по которому и вернулся  в
медитативный бункер академии.
     Выйдя из медитации, я немедленно сел за настоящий рапорт.

     Хайль Гитлер!

                                        Младший имперский маг Крегер.


__________________________________________________________________________

                         РЕЙХСФЮРЕР СС ГЕНРИХ ГИММЛЕР
___________________________________________________