к только это  "не  забыть"  и
помнил...
    В эту  секунду   Петр   Петрович   поравнялся   с   кабелем.
Остановившись,  он  подергал  за него рукой и убедился,  что тот
держится прочно.
    - Да и сейчас иногда,  - сказал он, изготавливаясь к прыжку,
причем его голос стал задушевным и  тихим,  -  хочется  взять  и
оторвать  ноги  от земли.  Глупо,  конечно,  инфантильно,  а все
кажется,  что опять что-то такое поймешь  или  вспомнишь...  Эх,
была не была, с вашего позволения...
    С этими  словами  Петр  Петрович  сделал  несколько  быстрых
шагов, сильно оттолкнулся ногами и взмыл в теплый ночной воздух.
    Его полет (если это можно было назвать полетом)  продолжался
совсем  недолго.  Метра  на  два отдалившись от стены и совершив
поворот вокруг своей оси, он по дуге понесся вперед и врезался в
стену прямо перед своим спутником.  Тот испуганно отшатнулся,  а
Петр Петрович потерял равновесие и вынужден был схватить его  за
плечо, после чего, конечно, стало ясно, что перед ним никакое не
отражение и  не  тень.  Все  это  получилось  очень  неловко,  с
пыхтением.  От  неожиданности  собеседник  повел  себя  довольно
нервно:  стряхнув со  своего  плеча  руку  Петра  Петровича,  он
отпрыгнул назад, сдернул с головы капюшон и резко выкрикнул:
    - Чего это вы тут устраиваете?
    - Извините ради Бога,  - сказал Петр Петрович, чувствуя, что
становится пунцовым,  и радуясь, что вокруг так темно, - честное
слово, не хотел. Я...
    - Вы мне что говорили? - перебил собеседник. - Что все 6удет
тихо,  что  вы  не  буйный,  что вам просто поговорить не с кем.
Говорили?
    - Да,  -  пролепетал Петр Петрович и схватился за голову,  -
говорил.  Действительно,  как я забыл-то...  А мне такие  глупые
мысли в голову полезли - что вы вроде как и не вы,  а просто мое
отражение в стеклах или тень. Смешно, да?
    - По-моему,  не смешно,  - сказал собеседник. - Теперь-то вы
хоть вспомнили, кто я?
    - Да,  -  сказал  Петр  Петрович  и сделал какое-то странное
движение головой - не то поклонился, не то втянул ее в плечи.
    - Слава Богу.  И что же вы,  решили на меня прыгнуть,  чтобы
проверить,  отражение я или нет?  А про тарзанку болтали,  чтобы
голову мне заморочить?
    - Что вы, нет! - воскликнул Петр Петрович, оторвав одну руку
от  электрического  шланга  и  приложив  ее  к груди.  - То есть
сначала я,  может,  действительно хотел вас отвлечь,  но  только
сначала.  А  как заговорил,  так сразу стал о том,  что меня всю
жизнь мучило. Как на духу...
    - Странные какие-то вещи вы говорите, - сказал собеседник. -
Я начинаю даже опасаться за ваш рассудок.  Подумайте - идти  два
часа  рядом,  разговаривать  и  при  этом  всерьез  думать,  что
напротив вас - ваше отражение.  Ну разве может такое происходить
с нормальным человеком?
    Петр Петрович задумался.
    - Н-нет,  - сказал он, - не может. Действительно, со стороны
это дико выглядит.  Говорящее отражение,  которое к тебе  спиной
идет...  Тарзанка какая-то...  Но,  знаете, изнутри все это было
так логично, что, если бы я вам пересказы ход своих размышлений,
вы бы не удивлялись.
    Он поднял глаза.  Луна над крышей напротив ушла  за  длинную
тучу  с  рваными  краями.  Отчего-то это показалось ему недобрым
знаком.
    - Да,   -   заговорил  он  опять,  -  если  проанализировать
подсознательную мотивацию моих действий,  то я,  видимо,  просто
хотел на секунду восторжество...
    - Насчет отражения,  - перебил собеседник,  повысив голос, -
это  я  бы  еще мог принять,  ладно.  Но куда более странным мне
кажется то, что вы наплели про тарзанку. Насчет того, чтобы ноги
оторвать от земли и что-то такое понять.  А чего вы, собственно,
понять-то хотите?
    Петр Петрович  поднял  взгляд,  глянул в глаза собеседнику и
сразу же перевел взгляд на его бритую голову.
    - Ну  как  что,  -  сказал  он.  - Даже неудобно банальности
говорить. Истину.
    - Какую истину?  - спросил тот,  опять накидывая капюшон.  -
Про себя, про других, про мир? Истин полно.
    Петр Петрович задумался.
    - Видимо, про себя, - сказал он. - Или лучше так: про жизнь.
Про себя и про жизнь. Конечно.
    - Так вам что, сказать? - спросил собеседник.
    - Ну  скажите,  если  знаете,  -  с  внезапной враждебностью
ответил Петр Петрович.
    - А  вы не боитесь,  что эта истина окажется для вас котом в
мешке?  - спросил собеседник таким же враждебным тоном и  кивнул
головой куда-то назад.
    "Намекает, - подумал Петр Петрович, - издевается. На психику
давит.  Только не на такого напал. Да и что это за садизм такой?
Ну дернул его за плечо, так ведь извинился потом".
    - Нет, - сказал он, распрямляя плечи и вперивая взгляд прямо
в глаза собеседнику, - не боюсь. Валяйте.
    - Ну хорошо. Вам что-нибудь говорит слово "лунатик"?
    - Лунатик?  Это что,  который ночью не спит,  а по  карнизам
разгуливает? Ну знаю... О Господи!

     5

    Неожиданное пробуждение  было  больше  всего  похоже  на тот
самый прыжок в холодную воду,  о котором Петр  Петрович  пытался
рассказать своему безжалостному спутнику,  - и не только потому,
что стало заметно,  как вокруг холодно.  Петр Петрович посмотрел
себе  под ноги и увидел,  что тонкая дорожка серебристого цвета,
по которой он так долго  шагал,  была  на  самом  деле  довольно
тонким  жестяным карнизом,  изрядно выгнувшимся под тяжестью его
тела.
    Под карнизом  была  пустота,  а  за этой пустотой,  метрах в
тридцати внизу,  горели удвоенные лужами фонари,  подрагивали от
ветра  черные кроны деревьев,  серел асфальт,  и все это,  как с
ужасом осознал Петр  Петрович,  было  абсолютно  и  окончательно
реальным  - то есть не оставалось никакой возможности как-нибудь
проигнорировать или обойти тот факт,  что он в  нижнем  белье  и
босиком  стоит  на  огромной  высоте  над ночным городом,  чудом
удерживаясь от падения  вниз.  А  удерживался  он  действительно
чудом  - его ладоням было совершенно не за что ухватиться,  если
не считать крошечных неровностей бетонной стены,  и  стоило  ему
чуть-чуть  отклониться  от ее сырой и холодной поверхности,  как
неумолимая сила тяжести увлекла бы его вниз.  Недалеко от  него,
правда, висел электрический кабель, но чтобы дотянуться до него,
надо было сделать несколько шагов по карнизу,  а об этом  нечего
было   и   думать.   Скосив   глаза,  он  увидел  внизу  далекую
автостоянку,  сигаретные пачки машин и крошечный пятачок пустого
асфальта, словно специально оставленный кем-то для него.
    Главным же свидетельством того,  что открывшийся ему  кошмар
окончателен,  был  запах  догорающей где-то неподалеку помойки -
запах, который сразу снимал все вопросы и как бы содержал в себе
самодостаточное  доказательство  окончательной  реальности  того
мира, где такие запахи возможны.
    Шквал страха  затопил душу Петра Петровича,  за долю секунды
вымыв оттуда все остальное.  Пустота за спиной засасывала,  и он
распластался   по   стене   совсем   как  предвыборная  листовка
малоизвестной партии,  не имеющей абсолютно  никаких  шансов  на
победу.
    - Ну как? - спросил собеседник.
    Петр Петрович  осторожно  -  чтобы  второй  раз  не  увидеть
пропасть под ногами - глянул на него.
    - Прекратите,  -  тихо,  но очень настойчиво попросил он,  -
пожалуйста, прекратите! Я ведь упаду!
    Собеседник хмыкнул.
    - Как же  я  могу  это  прекратить?  Это  ведь  не  со  мной
происходит, а с вами.
    Петр Петрович понял,  что собеседник прав,  но  в  следующую
секунду  он  понял еще одну вещь,  и это мгновенно наполнило его
негодованием.
    - Да  ведь это подло,  - волнуясь,  закричал он,  - это ведь
каждому человеку можно такую гадость объяснить, что он лунатик и
над  пустотой  стоит,  просто  ее не видит!  На карнизе...  Ведь
только что... А тут вот...
    - Верно,   -   кивнул   собеседник.   -   Даже   и  сами  не
представляете, до чего вы это верно подметили.
    - Так зачем вы со мной такое сделали?
    - Слушайте, вас не поймешь. То у вас одно на уме, то другое.
Сами   ведь  только  что  размышляли,  куда  можно  залететь  на
тарзанке.  Даже растрогали меня, честное слово. Опять же, истину
хотели услышать. Это, кстати, еще и не самая последняя.
    - Так что же мне теперь делать?
    - Вам?  А ничего не надо, - сказал собеседник, и вдруг стало
заметно,  что он особенно ни за что не  держится  и  даже  стоит
как-то немного под углом. - Все образуется.
    - Вы что, издеваетесь? - прошипел Петр Петрович.
    - Да нет.
    - Вы подлец,  - бессильно сказал Петр Петрович. - Убийца. Вы
меня убили. Я упаду сейчас.
    - Ну вот,  началось,  - сказал  собеседник,  -  оскорбления,
ненависть. Еще, того гляди, опять на меня прыгнете или плеваться
начнете, как некоторые делают. Пойду я.
    Он повернулся и неспешно побрел вперед.
    - Эй! - крикнул Петр Петрович. - Эй! Подождите! Пожалуйста!
    Но собеседник  не  остановился - только слабенько помахал на
прощание бледной ладонью,  торчащей из рукава не то рясы,  не то
темного  длинного  плаща.  Через  несколько шагов он завернул за
угол и исчез  из  виду.  Петр  Петрович  опять  закрыл  глаза  и
прислонился влажным лбом к стене.

     6

    "Ну вот, - подумал он, - все. Теперь-то уж точно все. Теперь
конец. Всю жизнь думал - как это будет? А, оказывается, вот так.
Покачнусь   сейчас,   замахаю   руками   и...   Спокойно,  Петя,
спокойно...  Интересно,  кричать буду?.. Петя, Петя, спокойно...
Не  думай  об  этом.  О  чем  угодно другом,  только не об этом.
Пожалуйста.  Главное - покой сохранять,  любой ценой.  Паника  -
смерть.  Вспомни что-нибудь приятное... А что тут вспомнишь? Вот
сегодня,  например,  что было приятного?  Ну разве разговор этот
возле  статуй,  когда  я  этому  бритому  про любовь объяснял...
Господи,  опять про него вспомнил.  Какой же я идиот.  Мало было
просто идти себе,  глядеть по сторонам и жизни радоваться.  Нет,
заинтересовался,  кто это - тень или отражение. Вот и получил. А
потому,  что  читать  надо  меньше всякой чуши.  Так,  а кто он,
собственно, такой? Вот черт, ведь только что помнил. Или нет, не
помнил, а он сам сказал... Откуда же он взялся?"
    Петр Петрович на секунду приоткрыл глаза и увидел, что стена
рядом  с  его  лицом  осветилась  и пожелтела - луна снова вышла
из-за туч. Почему-то от этого на душе стало чуть легче.
    "Так, - стал он думать дальше,  - где я его встретил-то?  До
статуй,  это точно.  Когда статуи появились, он уже рядом был. И
за  первой кошкой мы тоже еще до статуй бежали.  Да,  точно - он
еще сначала не соглашался никак.  А потом меня  пробрало  -  про
природу ему стал говорить,  про красоту...  Ведь чувствовал, что
не надо говорить, что при себе надо все держать, если не хочешь,
чтобы  в  душу  тебе плюнули...  Как это в Евангелии - не мечите
бисера вашего перед свиньями,  ибо потопчут,  что ли?  Вот  ведь
жизнь  какая.  Даже  если  тебе  пустяк какой понравился - вроде
того,  как луна статуи освещает,  - и то молчать надо. Все время
молчать  надо,  потому  что  откроешь рот - пожалеешь...  И ведь
интересно:  давно  уже  это  понял,  а  до  сих  пор  от   своей
доверчивости страдаю.  Каждый раз жду,  пока в душу плюнут...  А
это тип - хам, хам, хам! Редкий. Еще и говорит - обойдется, мол.
Покровительственно так...  Да ну его к черту,  в самом деле, уже
битый час о нем думаю, а тут луна зайдет. Чести много".
    Петр Петрович  отвернулся  от  стены,  поднял  глаза вверх и
слабо улыбнулся.  Луна светила из круглой пушистой дыры в облаке
и   казалась   из-за   этого   своим  собственным  отражением  в
несуществующей проруби.  Город внизу был тих и покоен,  а воздух
полон еле уловимых запахов цветения Бог весть каких трав.
    Где-то в далеком окне пиратским басом запел Стинг - пожалуй,
слишком громко для ночного времени.  Это была "Moon over Bourbon
street" - песня,  которую Петр Петрович помнил и любил со времен
своей  молодости.  Забыв  обо всем,  он стал слушать,  а в одном
месте даже быстро заморгал, вспомнив что-то давно позабытое.
    Постепенно обида  и  боль отпустили.  Размолвка со случайным
спутником с каждой секундой казалась  все  несущественней,  пока
наконец  не  сделалось  даже  непонятно,  из-за  чего это он так
расстроился несколько  минут  назад.  Когда  голос  Стинга  стал
слабеть,  Петр  Петрович  оторвал  руку  от  стены  и напоследок
несколько раз  щелкнул  пальцами  в  такт  отчаянным  английским
словам:

            And you'll never see my face
            Or hear the sound of my feet
            While there's a moon over Bourbon street.

    Наконец песня  кончилась.  Вздохнув,  Петр  Петрович помотал
головой, чтобы собраться с мыслями. Пора было идти домой.
    Он повернул  назад,  шагнул за угол и легко соскочил на пару
метров вниз,  туда,  где идти было удобнее. Ночь была все так же
загадочна  и  нежна,  и  прощаться  с ней очень не хотелось,  но
завтра утром ждало много дел,  и надо было хоть немного поспать.
Он  последний  раз  посмотрел  по сторонам,  потом кротко глянул
вверх,  улыбнулся и медленно  побрел  по  мерцающей  серебристой
полосе,  целуясь с ночным ветром и думая,  что,  в сущности,  он
совершенно счастливый человек.