ода не было - круг был замкнут.
     Саша наконец понял смысл происходящего. Ему предстояло драться с этим
жирным старым волком.
     "Но я же не слышал никакого зова, - подумал он, - я даже не знаю, что
это такое!" Он посмотрел по сторонам - все глаза были направлены на  него.
"Может, сказать всю правду? - подумал он, - вдруг отпустят..."
     Он вспомнил то, что чувствовал после превращения, потом - то, как они
вместе только что мчались по ночному лесу и дороге - такого с ним не  было
еще никогда. "Но ведь ты самозванец. У тебя нет ни одного шанса", - сказал
чей-то знакомый голос в его голове. А  другой  голос  -  вожака  -  пришел
снаружи:
     - Что касается тебя, Саша, то это твой шанс.
     Только что Саша собирался открыть пасть  и  во  всем  признаться,  но
вдруг его лапы сами собой шагнули вперед и он услышал хриплый от  волнения
лай:
     - Я готов.
     Потом он понял, что только что сказал это сам,  и  сразу  успокоился.
Какая-то волчья часть приняла на себя управление  его  действиями,  и  все
проблемы сразу отпали.
     Стая одобрительно зарычала. Николай медленно поднял на  Сашу  тусклые
желтые глаза.
     - Только учти, дружок, - это очень маленький шанс,  -  сказал  он.  -
Совсем маленький. Похоже, что это твоя последняя ночь.
     Саша промолчал. Николай по-прежнему лежал на земле.
     - Тебя ждут, Николай, - мягко сказал вожак.
     Николай лениво зевнул - и вдруг  взлетел  вверх:  распрямленные  лапы
подбросили его в воздух, как пружины, и когда он приземлился, уже ничего в
нем не напоминало большую измотанную собаку  -  это  был  настоящий  волк,
полный ярости и спокойствия; его  шея  была  напряжена,  а  глаза  глядели
сквозь Сашу.
     По стае опять прошел одобрительный рык. Волки быстро обсудили  что-то
шепотом; один из них подбежал к вожаку и приблизил пасть к его уху.
     - Да, - сказал вожак, - это несомненно так.
     Он повернулся к Саше.
     - Перед дракой положена перебранка, - сказал он. - Стая настаивает.
     Саша сглотнул и поглядел на Николая. Тот пошел вдоль  границы  круга,
не отрывая глаз от чего-то расположенного за Сашей, - и  Саша  тоже  пошел
вдоль живой стены, следя за противником; несколько раз они обошли круг,  а
потом остановились.
     - Вы, Николай Петрович, мне не нравитесь, - выдавил из себя Саша.
     - О том, что тебе нравится, щенок, - с готовностью ответил Николай, -
будешь рассказывать своему папаше.
     Саша почувствовал, что напряжение спало.
     - Пожалуй, - сказал он, - я-то во всяком случае знаю, кто он.
     Это была, кажется, фраза из какого-то старого французского  романа  -
она была бы уместней, возвышайся где-нибудь слева залитая луной  Нотр-Дам,
но ничего лучше не пришло в голову.
     "Проще надо", - подумал Саша и спросил:
     - А что это у вас на хвосте такое мокрое?
     - Да это я какому-то Саше мозги вышиб, - ответил Николай.
     Они опять пошли  по  медленно  сходящейся  к  центру  круга  спирали,
оставаясь друг напротив друга.
     - На помойках, наверно, и не такое бывает, - сказал Саша, - а вас там
не раздражают запахи?
     - Меня твой запах раздражает.
     - Потерпите, - сказал Саша, - осталось совсем чуть-чуть.
     Он начинал входить во вкус разговора. Николай остановился. Саша  тоже
остановился и прищурился - свет фонаря неприятно резал глаза.
     - Твое чучело, - сказал Николай, - будет  стоять  в  местной  средней
школе, и под ним будут принимать в пионеры. А рядом будет глобус.
     - Ладно, давайте напоследок на "ты",  -  сказал  Саша.  -  Ты  любишь
Есенина, Коля?
     Николай ответил неприличной переделкой фамилии покойного поэта.
     - Зря ты так. Я из него замечательную цитату  вспомнил,  -  продолжал
Саша, - такую: "Ты скулишь, как сука при луне". Не правда  ли,  скупыми  и
емкими...
     Николай Петрович прыгнул.


     Саша  совершенно  не  представлял  себе,   что   такое   драка   двух
волков-оборотней. Однако каким-то образом все  становилось  ясно  по  мере
развития  событий.  Когда  он  и  его  противник   ходили   по   кругу   и
переругивались, он понял, что это делается, во-первых, по традиции - чтобы
развлечь стаю; во вторых - чтобы как следует присмотреться друг к другу  и
выбрать подходящий момент для начала драки. Саша допустил оплошность -  он
слишком увлекся перепалкой, и противник прыгнул на  него  из  скрадывающей
движения полутьмы, когда Сашу слепил свет фонаря.
     Но как только это произошло, как только передние  лапы  и  оскаленная
пасть Николая высоко поднялись над землей, что-то изменилось:  продолжение
прыжка Саша видел уже замедленно, и за то время, пока задние лапы  Николая
еще касались земли, он успел обдумать несколько вариантов своих  действий,
причем думалось тоже как-то необычно - спокойно и  ясно.  Саша  прыгнул  в
сторону - сначала он дал своему телу команду, а потом просто наблюдал, как
оно ее выполняет: тело медленно пришло в движение,  постепенно  оторвалось
от земли и взлетело в  плотный  темный  воздух,  пропуская  мимо  падающую
сверху тяжелую серую тушу.
     Саша понял свое преимущество - он был легче и намного подвижней. Зато
противник был опытней и  сильней  и  наверняка  знал  какие-нибудь  тайные
приемы. Саша боялся именно этого.
     Приземлясь,  Саша  увидел,  что  Николай  стоит  боком,   присев,   и
поворачивает к нему морду. Саше показалось, что бок Николая открыт,  и  он
прыгнул на него, целясь раскрытой пастью в пятно более  светлой  шерсти  -
откуда-то он уже знал, что  так  выглядит  уязвимое  место.  Николай  тоже
прыгнул, но как-то странно - как стоял, боком, и закрутив свое тело.  Саша
не понимал, что происходит: вся задняя часть Николая была  открыта,  и  он
словно сам подставлял свою  плоть  под  клыки,  медленно  поворачиваясь  в
воздухе. Когда он понял, было уже поздно: жесткий,  как  стальная  плетка,
хвост хлестнул его по глазам и носу, ослепив и, главное,  лишив  обоняния.
Боль была невыносимой - но Саша знал, что  никаких  серьезных  ранений  не
получил. Опасность заключалась в том, что секундного  сашиного  ослепления
могло хватить Николаю для нового - последнего - прыжка.
     Падая на вытянутые лапы и  уже  считая  себя  пропавшим,  Саша  вдруг
понял, что сейчас перед ним должен находиться бок или шея врага, и  вместо
того, чтобы отпрыгнуть в сторону, как подсказывали  боль  и  инстинкт,  он
рванулся вперед, еще ничего не видя и чувствуя  такой  же  страх,  как  во
время своего первого волчьего прыжка - с поляны в  тьму  между  деревьями.
Некоторое время он парил в пустоте, а потом его онемевший нос врезался  во
что-то теплое и податливое; тогда Саша с силой сомкнул челюсти.
     В следующую секунду они уже стояли друг напротив друга, как  в  самом
начале драки. Время опять разогналось  до  своей  обычной  скорости.  Саша
помотал мордой, чтобы прийти в себя после ужасного удара хвостом. Он  ждал
нового прыжка своего врага, но вдруг заметил, что  передние  лапы  у  того
дрожат и язык вывешивается из пасти. Так  прошло  несколько  мгновений,  а
потом Николай повалился набок, и возле его горла стало расплываться темное
пятно. Саша сделал было шаг вперед, но поймал взгляд вожака и остановился.
     Он поглядел на умирающего перед ним волка-оборотня. Тот несколько раз
дернулся, затих, и его глаза закрылись. А потом по его телу  пошла  дрожь,
но не такая, как раньше, - Саша ясно чувствовал, что  дрожит  уже  мертвое
тело, и это было непонятно и  жутко.  Потом  контур  лежащей  фигуры  стал
размываться, пятно возле горла исчезло, и на покрытой следами от лап земле
возник толстый человек в трусах и  майке  -  он  громко  храпел,  лежа  на
животе. Вдруг его храп прервался, он повернулся  на  бок  и  сделал  такое
движение рукой, будто поправлял подушку. Но его рука схватила пустоту,  и,
видимо, от этой неожиданности он  проснулся.  Открыв  глаза,  он  поглядел
вокруг и опять закрыл их. Через секунду он открыл их  снова  и  немедленно
завопил на такой пронзительной ноте, что по ней, как подумал Саша,  вполне
можно было бы настраивать самую душераздирающую из всех милицейских сирен.
С этим воплем он вскочил на  ноги,  нелепым  движением  перепрыгнул  через
ближайшего волка из круга и помчался вдаль по темной  улице,  издавая  все
тот же не меняющийся звук. Наконец он исчез за поворотом,  и  там  же  его
стон стих, сменившись каким-то  осмысленными  выкриками  -  слов,  однако,
нельзя было разобрать.
     Стая дико хохотала. Саша поглядел на свою тень  и  вместо  вытянутого
силуэта морды увидел полукруг  затылка  с  торчащим  клоком  волос  и  два
выступа ушей - своих, человеческих. Подняв глаза, он  заметил,  что  вожак
смотрит прямо на него.
     - Ты понял, в чем дело? - спросил он.
     - Мне кажется, да, - ответил Саша. - Он будет что-нибудь помнить?
     - Нет. Остаток жизни он будет считать, что ему  приснился  кошмар,  -
ответил вожак и повернулся к остальным.
     - Уходим, - сказал он.


     Обратная дорога не запомнилась  Саше.  Возвращались  каким-то  другим
путем, напрямик через лес, -  так  было  короче,  но  времени  это  заняло
столько же, потому что бежать приходилось медленнее, чем по шоссе.
     На поляне догорали последние угли костра. Женщина в бусах дремала  за
стеклом машины - когда появились волки,  она  приоткрыла  глаза,  помахала
рукой и улыбнулась. Из машины, правда, она не вылезла.
     Саша чувствовал печаль. Ему было немного жаль старого волка, которого
он загрыз в люди, и, вспоминая перебранку,  а  особенно  -  то  изменение,
которое произошло с Николаем за минуту до драки, он испытывал к нему почти
симпатию. Поэтому он старался не думать о случившемся - и через  некоторое
время действительно забыл о нем. Морда еще ныла от удара. Он лег на траву.
     Некоторое время  он  лежал  с  закрытыми  глазами.  Потом  он  ощутил
сгустившуюся тишину и поднял морду - со всех сторон на него молча  глядели
волки.
     Казалось, они чего-то ждут. "Сказать?" - подумал Саша. И решился.
     Поднявшись на лапы, он пошел по кругу  -  так  же,  как  в  Конькове,
только теперь напротив не было противника. Единственным,  что  там  иногда
появлялось, была его тень - человеческая тень, как и у  всех  остальных  в
стае.
     - Я хочу признаться в одной вещи, - тихо провыл он. - Я обманул вас.
     Стая молчала.
     - Я не слышал никакого зова.  Я  даже  не  знаю,  что  это  такое.  Я
оказался здесь совершенно случайно.
     Он закрыл глаза и стал ждать ответа. Еще  секунду  стояла  тишина,  а
потом до него долетел взрыв хриплого лающего хохота  и  воя.  Саша  открыл
глаза.
     - Что такое? - спросил он с недоумением.
     Новая вспышка хохота. Наконец вокруг успокоились и заговорил вожак.
     - Послушай, - сказал он, - вспомни-ка, как ты здесь оказался.
     - Заблудился в лесу, - ответил Саша.
     - Я не про это. Вспомни, почему ты приехал в Коньково.
     - Просто так. Я люблю за город ездить.
     - Но почему - именно сюда?
     -  Почему?  Сейчас...  А,  я  увидел  одну  фотографию,  которая  мне
понравилась - красивый вид. А в подписи было сказано, что это подмосковная
деревня Коньково. Только здесь все оказалось по-другому...
     - А где ты увидел эту фотографию? - спросил вожак.
     - В Детской энциклопедии.
     На этот раз смеялись долго.
     - Ну, - продолжал вожак, - а зачем ты туда полез?
     - Я... - Саша вспомнил, и это было как вспышка света в  черепе,  -  я
искал фотографию волка! Ну да, я проснулся,  и  мне  почему-то  захотелось
увидеть фотографию волка! Я искал ее по всем книгам. Что-то я  думал...  А
потом забыл... Так это и был?..
     - Именно, - ответил вожак.
     Саша посмотрел на Лену, которая спрятала морду в лапы и  тряслась  от
смеха.
     - Так почему же вы мне сразу не сказали?
     - А зачем? - отвечал вожак, сохраняя спокойный  вид  среди  всеобщего
веселья. - Услышать зов - это не главное. Это не сделает  тебя  оборотнем.
Знаешь, когда ты стал им по-настоящему?
     - Когда? - спросил Саша.
     - Когда ты согласился драться  с  Николаем,  считая,  что  не  имеешь
никакой надежды на победу. Именно тогда и изменилась твоя тень.
     - Да. - Да. - Это так, - подтвердили несколько голосов в  наступившей
тишине.
     Саша помолчал. Его мысли беспорядочно блуждали. Потом он поднял морду
и спросил:
     - А что это за эликсир, который мы пили?
     Вокруг захохотали так, что женщина, сидящая в машине, опустила стекло
и высунулась. Вожак тоже еле сдерживался -  его  морду  перекосила  кривая
ухмылка.
     - Ему понравилось, - сказал он остальным, - дайте ему еще эликсира!
     И тоже захохотал. Какой-то флакон упал к сашиным лапам -  он  склонил
морду и, напрягая зрение, прочел:
     - "Лесная радость. Эликсир для зубов. Цена 92 копейки".
     - Это просто шутка, - сказал вожак. - Но если б ты знал, какой у тебя
был вид, когда ты его глотал...  Запомни:  волк-оборотень  превращается  в
человека и обратно по желанию, в любое время и в любом месте.
     - А коровы? - вспомнил Саша, уже не обращая внимания на новую вспышку
веселья. - Мне же сказали, что мы бежим в Коньково, чтобы...
     Он не договорил и махнул лапой.
     Смеясь, волки расходились по  поляне  и  ложились  в  высокую  густую
траву. Вожак по-прежнему стоял напротив Саши.
     - Скажу тебе еще вот что, - проговорил он, - ты должен  помнить,  что
только оборотни - это реальные люди. Если ты посмотришь на свою  тень,  ты
увидишь,  что  она  человеческая.  А  если  ты  своими  волчьими   глазами
посмотришь на тени людей, ты увидишь,  что  это  тени  свиней,  петухов  и
жаб...
     - Еще бывают пауки, мухи и  летучие  мыши,  -  сказал  остановившийся
рядом Иван Сергеевич.
     - Верно. А еще - обезьяны, кролики и козлы. А еще...
     - Ну что ты пугаешь мальчика, - перебил Иван Сергеевич,  -  ведь  все
придумываешь на ходу. Саша, не слушай.
     Оба старых волка захохотали, глядя друг на друга,  и  Иван  Сергеевич
побежал дальше.
     - Даже если я и придумываю все это на ходу, - заметил  вожак,  -  это
тем не менее правда.
     Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, заметив сашин взгляд.
     - Ты хочешь что-то спросить?
     - Да, - ответил Саша. - Кто такие верволки на самом деле?
     Вожак внимательно посмотрел ему в глаза и чуть оскалился.
     - А почему б тебе не начать с вопроса, кто такие на самом деле люди?


     Оставшись один, Саша лег в траву и задумался. К нему подошла  Лена  и
устроилась рядом.
     - Сейчас луна достигнет зенита, - сказала она, - погляди-ка вверх.
     Саша поднял глаза.
     - Разве это зенит? - спросил он.
     - Это особенный зенит, - ответила Лена, - на луну надо не смотреть, а
слушать. Попробуй.
     Саша прислушался. Сначала был слышен только качавший листву  ветер  и
треск ночных насекомых, а потом до его слуха донеслось что-то  похожее  на
далекое пение  или  музыку  -  так  бывает,  когда  неясно,  что{  звучит:
инструмент или голос. Заметив этот звук, Саша отделил его от остальных,  и
звук стал расти, став через  некоторое  время  достаточно  громким,  чтобы
можно было слушать его без напряжения. Мелодия, казалось,  исходила  прямо
от луны - и была похожа на музыку,  игравшую  на  поляне  до  превращения.
Только тогда она  казалась  угрожающей  и  мрачной,  а  сейчас,  наоборот,
успокаивала.
     Мелодия, которую слышал Саша, была чудесной, но в ней  были  какие-то
досадные провалы, какие-то пустоты. Он вдруг понял, что может заполнить их
своим голосом, и завыл - сначала тихо, а потом громче, подняв вверх  пасть
и забыв про все остальное - тогда, слившись  с  его  воем,  мелодия  стала
совершенной.
     Саша заметил, что рядом с его голосом появились  другие  -  они  были
совсем разными, но ничуть  не  мешали  друг  другу.  Как  будто  несколько
растений вились вокруг общего стержня или нити - и все были непохожи.
     Скоро выла уже вся стая. Саша понимал и чувства,  наполняющие  каждый
голос, и общий смысл всего слышимого. Каждый голос  выл  о  чем-то  своем:
Лены - о чем-то легком, похожем на удары  капель  дождя  о  звонкую  жесть
крыши; низкий бас вожака - о неизмеримых темных безднах, над  которыми  он
взвился в прыжке; дисканты волчат - о радости из-за того, что  они  живут,
что утром бывает утро, а вечером - вечер,  и  еще  о  какой-то  непонятной
печали, похожей на радость; - вслушиваясь в музыку, Саша вдруг первый  раз
в жизни ощутил, как непостижим и прекрасен мир, в центре которого он лежит
на брюхе.
     Музыка становилась все громче, луна наплывала на глаза, закрывая  все
небо, - и в какой-то момент она обрушилась на Сашу, или это  он  оторвался
от земли и упал на ее приблизившуюся поверхность.


     Придя в себя, он почувствовал слабые  толчки  и  гудение  мотора.  Он
открыл глаза и увидел, что полулежит на заднем сиденье машины, под  ногами
у него - рюкзак, рядом спит Лена, положив голову ему на плечо, а за  рулем
впереди  сидит  вожак  стаи,  полковник  танковых  войск  Лебеденко.  Саша
собрался что-то сказать, но полковник, отраженный  зеркальцем  над  рулем,
улыбнулся и прижал к губам палец; тогда Саша повернулся к окну.
     Машины, растянувшись в длинную цепь, мчались  по  шоссе.  Было  ранее
утро, солнце только что появилось, и асфальт впереди  казался  бесконечной
розовой лентой. На  горизонте  возникали  игрушечные  дома  надвигающегося
города.


   Онтология детства

  Обычно бываешь слишком захвачен  тем,  что происходит с тобой   сейчас,
чтобы вдруг взять  и  начать вспоминать  детство. Вообше  жизнь взрослого
человека  самодостаточна и -   как бы это  сказать  - не имеет  пустот, в
которые могло  бы поместиться переживание,  не связанное прямо с тем, что
вокруг. Иногда только,  совсем  рано утром, когда  просыпаешься  и видишь
перед собой   что-то   очень привычное   - хотя   бы   кирпичную  стену,-
вспоминаешь, что раньше она была другой, не такой, как сегодня, хотя и не
изменилась с тех пор совершенно.

  Вот щель   между двумя  кирпичами   -  в  ней видна застывшая   полоска
раствора,  выгнутая  волной. Если не  считать тех  лет, когда ты засыпал,
ложась для разнообразия  ногами в   другую сторону,  или того  совсем  уж
далекого времени, кога голова еще  постепенно удалялась от ног и утренний
вид на стену претерпевал небольшие   ежедневные сдвиги  - если не   брать
всего  этого в расчет, то всегда  этот  вертикальный барашек в щели между
кирпичами и был первым утренним приветом от  огромного мира, в котором мы
живем,-   и зимой,  когда стена   пропитывалась  холодом  и иногда   даже
покрывалась удивительной   красоты серебристым  налетом, и   летом, когда
двумя   кирпичами  выше  появлялось   треугольное,  с  неровными  краями,
солнечное пятно (только  на несколько дней в   июне, когда солнце  уходит
достаточно далеко на запад). Но за это время своего долгого путешествия и
прошлого в    настоящее окружающие предметы    потеряли самое  главное  -
какое-то совершенно неопределимое  качество.  Даже  не  объяснить.   Вот,
например, с чего  раньше начинался день: взрослые  уходили на работу,  за
ними захлопывалась  дверь, и   все   огромное пространство  вокруг,   все
бесконечное множество   предметов и положений  становилось твоим.   И все
запреты переставали действовать, а вещи словно расслаблялись и прекращали
что-то  скрывать.  взять   что  угодно -  самое  привычное, хоть  лежак -
верхний, нижний  - неважно: три  параллельные  доски, поперечная железная
полоса снизу, и на  каждой такой полосе по  три выпирающих заклепки.  так
вот, если  рядом был хоть   один взрослый человек, лежак, честное  слово,
как-то сжимался,  становился  узким  и неудобным.   А  когда  они уходили
работать,  не то он становился шире,  не то появлялась возможность удобно
на нем устроиться.   И каждая  из  досок -  тогда их   еще не  красили  -
покрывалась  узором,   становились видны  годовые   кольца,  пересеченные
когда-то пилой  под самыми   немыслимыми  углами.  То  ли   в присутст