ческим материалом. Но
в  любом  случае  книги  Кастанеды  -  это  прежде   всего   первоклассная
литература, что признают даже самые яростные его критики. Из написанных им
восьми книг три уже вышли  на  русском  языке  и  даже  успели  попасть  в
каталоги американских библиотек. Остальные были впервые изданы после  1973
года,  который  для  отечественных  книгоиздателей   является   Рубиконом,
отделяющим узаконенное пиратство от незаконного. Так что пока их никто  не
решается печатать, и последняя работа Кастанеды, которую можно прочесть на
русском, - "Путешествие в Икстлан".
     Эта книга, помимо подробного описания мексиканской ветви мистического
экзистенциализма, содержит удивительную по  красоте  аллегорию  жизни  как
путешествия. Это история одного из  учителей  Кастанеды,  индейского  мага
дона Хенаро, рассказанная им самим.
     Однажды дон Хенаро возвращался к себе  домой  в  Икстлан  и  встретил
безымянного духа. Дух вступил с  ним  в  борьбу,  в  которой  победил  дон
Хенаро. Но перед тем как отступить, дух перенес его в  неизвестную  горную
местность и бросил одного на дороге. Дон Хенаро встал и  начал  свой  путь
назад в Икстлан. Навстречу ему стали попадаться люди, у которых он пытался
узнать дорогу, но все они или лгали ему,  или  пытались  столкнуть  его  в
пропасть. Постепенно дон  Хенаро  стал  догадываться,  что  все,  кого  он
встречает, на самом деле нереальны. Это были фантомы -  но  вместе  с  тем
обычные люди, один из которых был и он сам до своей встречи с духом. Поняв
это, дон Хенаро продолжил свое путешествие.
     Дослушав эту  странную  историю,  Кастанеда  спросил,  что  произошло
потом, когда дон Хенаро вернулся в Икстлан. Но дон Хенаро ответил, что  он
так и не достиг Икстлана. Он до сих пор идет туда, хотя знает, что никогда
не вернется. И Кастанеда понял, что Икстлан, о котором говорит дон Хенаро,
- не просто место, где тот когда-то жил, а символ всего, к чему  стремится
человек в своем сердце, к чему он будет идти всю  свою  жизнь  и  чего  он
никогда не достигнет. А путешествие дона Хенаро - это просто  иносказание,
рассказ о вечном возвращении к месту, где человек когда-то был счастлив.
     Конечно, история,  которую  пересказал  Кастанеда,  не  нова.  Другой
латиноамериканец, Хорхе Луис Борхес вообще утверждал,  что  новых  историй
нет, и в мире  их  существует  всего  четыре.  Первая  -  это  история  об
укрепленном городе, который штурмуют  и  обороняют  герои.  Вторая  -  это
история о возвращении, например, об Улиссе, плывущем к берегам Итаки, или,
в нашем случае, о доне Хенаро,  направляющемся  домой  в  Икстлан.  Третья
история - это разновидность второй, рассказ о поиске. И четвертая  история
- рассказ о самоубийстве Бога.
     Эти четыре архетипа путешествуют  по  разным  культурам  и  в  каждой
обрастают, так сказать, разными подробностями. Упав на мексиканскую почву,
история о вечном  возвращении  превращается  в  рассказ  о  путешествии  в
Икстлан. Но российское массовое  сознание,  как  доказал  общенациональный
успех  мексиканской  мелодрамы  "Богатые  тоже  плачут",  очень  близко  к
латиноамериканскому - мы не только Третий  Рим,  но  и  второй  Юкатан.  И
поэтому  неудивительно,  что  отечественная  версия   истории   о   вечном
возвращении оказывается очень похожей на рассказ мексиканского мага.
     Поэма Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки" была окончена  за  год  или
два до появления "Путешествия в Икстлан",  так  что  всякое  заимствование
исключается. Сюжет этого трагического  и  прекрасного  произведения  очень
прост. Венечка Ерофеев,  выйдя  из  подъезда,  куда  его  прошлым  вечером
бросила безымянная сила, начинает путешествие в свой Икстлан,  на  станцию
Петушки. Вскоре он оказывается в электричке, где его  окружает  целый  рой
спутников. Сначала они кажутся вполне  настоящими,  как  и  люди,  которых
встречает на своем пути дон Хенаре, - во всяком случае они охотно выпивают
вместе с Венечкой и восторженно следят за высоким  полетом  его  духа.  Но
потом, после какого-то сбоя, который  дает  реальность,  они  исчезают,  и
Венечка оказывается один в пустом и темном вагоне.  Вокруг  него  остаются
лишь вечные сущности вроде Сфинкса и неприкаянные души  вроде  понтийского
царя Митридата с ножиком в руке. А электричка уже идет в  другую  сторону,
прочь от недостижимых Петушков.
     Но только поверхностному читателю может показаться, что речь и правда
идет о поездке в электропоезде. Приведу только одну цитату: "Я  шел  через
луговины и пажити, через заросли шиповника и коровьи  стада,  мне  в  поле
кланялись хлеба и улыбались васильки... Закатилось солнце,  а  я  все  шел
"Царица небесная, как далеко еще до Петушков! - сказал я сам себе. -  Иду,
иду, а Петушков все нет и нет. Уже и темно повсюду... "Где же Петушки?"  -
спросил я, подходя  к  чьей-то  освещенной  веранде...  Все,  кто  был  на
веранде, расхохотались и ничего не сказали.  Странно!  Мало  того,  кто-то
ржал у меня за спиной. Я оглянулся  -  пассажиры  поезда  "Москва-Петушки"
сидели по своим местам и грязно улыбались. Вот  как?  Значит,  я  все  еще
еду?"
     Русский способ вечного  возвращения  отличается  от  мексиканского  в
основном названиями  населенных  пунктов,  мимо  которых  судьба  проносит
героев, и теми психотропными средствами, с помощью которых они выходят  за
границу  обыденного  мира.  Для  мексиканских  магов  и  их  учеников  это
галлюциногенный  кактус  пейот,  грибы  псилоцибы  и   сложные   микстуры,
приготовляемые из дурмана. Для Венечки Ерофеева и многих тысяч адептов его
учения  это  водка  "кубанская",  розовое  крепкое  и  сложные   коктейли,
приготовляемые из лака для ногтей и средства от потливости ног. Кстати,  в
полном соответствии с практикой колдунов, каждая из этих смесей служит для
изучения особого  аспекта  реальности.  Мексиканские  маги  имеют  дело  с
разнообразными духами, а Венечке Ерофееву являются какой-то подозрительный
господь,  весь  в  синих   молниях,   смешливые   ангелы   и   застенчивый
железнодорожный сатана. Видимо, дело здесь в том, что речь идет не столько
о разных духовных сущностях,  сколько  о  различных  традициях  восприятия
сверхъестественного в разных культурах.
     Столкновение с духом изменило идею мира, которая была у дона  Хенаро,
и он оказался навсегда отрезанным от остальных людей. То же,  в  сущности,
произошло и с Венечкой, который заканчивает свое повествование словами: "И
с тех пор я не приходил в сознание и никогда не приду.
     Но самое главное, что похожи  не  только  способ  путешествия  и  его
детали, но и его цель. Петушки, в которые стремится Венечка, и Икстлан,  в
который идет дон Хенаро, - это, можно сказать  города-побратимы.  Про  них
известно только то, но туда направляется герой. О Петушках  Венечка  много
раз повторяет на страницах своей поэмы следующее:  "Там  птичье  пение  не
молкнет ни ночью, ни днем, там ни зимой, ни летом не отцветает жасмин".  А
для того чтобы передать,  чем  был  Икстлан  для  дона  Хенаро,  Кастанеда
цитирует "окончательное путешествие" Хуана Рамена Хименеса:

                ...И я уйду. Но птицы останутся
                             петь, И останется мой сад со своим
                зеленым деревом, Со своим колодцем.

     Не правда ли, похоже?
     Дон Хенаро бродит вокруг Икстлана, иногда почти достигая его в  своих
чувствах,  подобно  тому  как  Венечка  Ерофеев   после   шестого   глотка
"кубанской" почти угадывает в клубах ночного московского тумана  очертания
петушковского райсобеса.
     Но между путешествиями в Икстлан и  Петушки  есть,  помимо  множества
общих  черт,  одно  очень  большое  различие.  Оно  заключается  в   самих
путешествиях. Для героев Кастанеды жизнь, несмотря  ни  на  что,  остается
чудом и тайной. А Венечка Ерофеев полагает ее минутным окосением души. Это
различие  можно  было  бы   счесть   определяющим,   если   бы   не   одно
обстоятельство. Дело в том, что, по мнению  другого  учителя  Кастанеды  -
дона Хуана, у всех дорог, где бы они  ни  пролегали  -  в  мокром  осеннем
Подмосковье или в горах вокруг пустыни Сонора, есть одна общая черта - все
они ведут в никуда.




                               ЗОМБИФИКАЦИЯ

                     Опыт сравнительной антропологии



                                             "Зомбификация всегда казалась
                                              мне страшнейшей из судеб"
                                                                Уэйд Дэвис



                                ДЖЕЙМС БОНД

     Обнаженный, Бонд вышел в коридор и разорвал несколько упаковок.  Чуть
позже, уже в белой рубашке и темно-синих брюках,  он  прошел  в  гостиную,
придвинул  стул  к  письменному  столу  возле  окна   и   открыл   "Дерево
путешествий" Патрика Лэя Фермора.
     Эту удивительную книгу рекомендовал ему сам М.
     "Парень, который ее написал, знает, о чем говорит, - сказал тот, -  и
не забывай, что то, о чем он пишет, происходило на Гаити в 1950 году.  Это
не средневековая черномагическая белиберда. Это практикуется каждый день".
     Бонд дошел до середины раздела, посвященного Гаити.
     "Следующим шагом" (прочел он) "является обращение  к  зловещим  духам
вудуистского пантеона - таким, как Дон Педро,  Китта,  Мондонг,  Бакалу  и
Зандор - с целью причинения вреда, для  знаменитой,  пришедшей  из  Конго,
практики превращения людей  в  зомби  и  их  дальнейшего  использования  в
качестве рабов,  для  пагубных  проклятий  и  уничтожения  врагов.  Эффект
заклятия,  внешней  формой  которого  может  быть  изображение  намеченной
жертвы,  миниатюрный  гроб  или  жаба,  часто  усиливается   одновременным
использованием  яда.  Отец  Косм  дополняет  этот  перечень   верованиями,
согласно которым обладающие определенными силами люди превращаются в змей,
некие "Лу-Гару" могут летать ночью в виде летучих мышей-вампиров и  сосать
детскую кровь, в еще кто-то может уменьшать себя до крохотных  размеров  и
кататься по сельской местности  в  тыквах-горлянках.  Еще  более  пугающим
оказывается перечисление уголовно-мистических тайных обществ с  кошмарными
именами - "Макандаль"  (названо  в  честь  гаитянского  героя-отравителя),
"Зобоп", члены  которого  практикуют  грабеж,  "Мазанца",  "Капорелата"  и
"Винбиндинг". Это, по его словам, таинственные секты, чьи боги  требуют  -
вместо петуха, голубя, собаки или свиньи, что входит в нормальные  ритуалы
вуду - жертвоприношения "безрогого  козла".  Выражение  "безрогий  козел",
разумеется, обозначает человека..."
     Бонд перелистывал страницы, и случайные отрывки  складывались  в  его
воображении в необычную картину темной религии с ужасающими ритуалами...
     Герою романа Яна Флеминга "Live and Let Die" ["Живи и  дай  умереть"]
еще только предстоит помериться силами с мистером Бигом -  огромным  седым
негром-зомби, работающим на СМЕРШ и МВД, чьих  связников  он  принимает  в
расположенном в центре Гарлема вудуистском храме, куда  заходит  отдохнуть
от дел и  поговорить  по-русски.  Отметим  странную  связь  между  тайными
гаитянскими культами и сталинской контрразведкой, возникшую в  сознании  -
или подсознании - известного английского писателя,  и,  пока  Джеймс  Бонд
открывает свежую  пачку  "Честерфилда"  и  поправляет  "Беретту"  двадцать
пятого калибра в подплечной замшевой кобуре, перенесемся на  Гаити,  чтобы
выяснить, так ли верны слова насчет "темной религии".



                                   ВУДУ

     В 1982 году этноботаник Уэйд Дэвис отправился  на  Гаити.  Целью  его
поездки было изучение  сообщений  о  случаях  зомбификации  -  магического
убийства с последующим воскрешением жертвы и использованием ее в  качестве
рабочей силы. Дэвису удалось то, что не удавалось  ни  одному  из  ученых,
занимавшихся до него этой проблемой - он раскрыл тайну  зомбификации,  дав
ей убедительное  естественнонаучное  объяснение.  Другим  результатом  его
исследований стала замечательная книга  "Змей  и  Радуга",  в  которой  он
описал свои приключения. Для того, чтобы получить ответы  на  интересующие
его вопросы, Дэвису пришлось изучить местные культы и чуть ли не  вступить
в одно из тайных обществ, в  чем  ему  помог  мудрый  колдун-священник,  с
которым ему удалось наладить контакт. (Журнал "People"  отмечает  сходство
работы Дэвиса с ранними книгами Карлоса Кастанеды; оно действительно есть,
но носит несколько пародийный характер; эта книга хороша по-своему.)
     Феномен зомбификации, ассоциирующийся  обычно  с  религией  вуду,  не
занимает в ней центрального места и существует как  бы  на  ее  периферии,
служа одним из  ее  практических  подтверждений  -  тем  самым  "критерием
истины", которого так не хватает многим другим учениям. Вуду действительно
можно  назвать  религией  -  если  вспомнить,  что  сам  термин  "религия"
происходит от латинского слова "связь". Эта система верований не  сводится
к какому-то отдельному  культу,  а  является  скорее  сложным  мистическим
видением  мира,  _с_в_я_з_ы_в_а_ю_щ_и_м_  воедино  человека,   природу   и
сверхъестественные - то есть надприродные, лежащие вне знакомой реальности
- силы. В архаических обществах, отзвуком культуры которых является  Вуду,
святое и магическое тесно переплетено с повседневностью,  поэтому  попытка
дать более-менее полное описание таких религиозных систем в конечном счете
приводит к описанию всего образа жизни. Мы ограничимся только самым  общим
обзором и необходимыми для нашей темы деталями.
     Духовная культура Гаити, стержнем которой служит Вуду,  возникла  как
амальгама верований  жителей  множества  африканских  районов,  в  течение
долгого срока поставлявших рабов для французских  плантаторов  острова,  и
европейских  влияний  -  в  том  числе  католицизма.  Образованию   такого
необычного "сплава" способствовала уникальная история  страны,  в  течение
ста  лет  бывшей   единственной   кроме   Либерии   независимой   "черной"
республикой. Официальным вероисповеданием элиты острова был католицизм, но
его  влияние  практически  не  ощущалось  за  границами  городов.  И  если
городская жизнь была по духу близка к  европейской  -  богатые  негритянки
Порт-о-Принса  щеголяли  в  парижских   туалетах,   говорили   со   своими
образованными и тонкими мужьями по французски и отправляли  детей  учиться
за границу (словом, тропический Санкт-Петербург, населенный неграми), - то
сельские общины, где рождалась  народная  культура,  оставались  осколками
Африки, перенесенными к берегам другого  континента.  Историческая  родина
мало-помалу становилась мифом, и потомки выходцев из самых  разных  племен
превращались в собственном сознании в "ti guinin" -  "Детей  Гвинеи",  еще
одного варианта обетованной страны, куда после смерти уносилась душа.
     На этом культурном фоне и возникла новая религия. Конечно, не новая -
новых религий не бывает - а весьма интересная и необычная смесь  элементов
старого.  Многие  этнологи  прослеживают  связи  вудуистских  традиций   с
другими, часто очень далекими культурами - например, церемония  _G_h_e_d_e
близка к ритуалу возрождения Озириса, отраженному в Книге  Мертвых,  -  но
любопытней все же то, что выделяет Вуду.
     Прежде всего - глубокий  демократизм  этой  религии,  можно  сказать,
народность. Если в  католицизме  священник  является  "посредником"  между
верующим и Всевышним, то в вудуизме божества доступны любому,  и  духовная
реальность не просто доступна - она в прямом смысле нисходит на  человека,
когда в его тело вселяется дух.  То,  что  в  других  религиях  называется
"одержанием", в Вуду является практической целью,  достигаемой  с  помощью
различных ритуалов. Как говорят об этом сами жители Гаити: "Католик идет в
церковь, чтобы разговаривать о боге; вудуист танцует во дворе храма, чтобы
стать богом".
     Роль священника - _у_н_г_а_н_а_ - заключается не только в  объяснении
духовной реальности, гадании и проведении церемоний,  но  и  в  сохранении
этических и социальных норм, передаче  знания;  многообразие  его  функций
делает его фактическим лидером общины.
     Существование зомби не кажется обитателям острова чем-то странным или
особенно интересным; это нечто не совсем ясное, но  привычное  с  детства,
как, скажем, отечественное понятие "ударник" - все знают, что  они  где-то
есть, кто-то их даже видел, но редко кому приходит в голову вдруг взять  и
заговорить на эту тему.



                               HOMO VODOUN

     Концепция человека в Вуду служит основанием всех магических процедур,
и  выполняемые  _б_о_к_о_р_о_м_  (колдуном)  ритуалы,  строго  подчиненные
представлению  о   реальной   человеческой   природе,   могут   показаться
экзотической  импровизацией  только  представителю  другой  культуры;  для
вудуиста они точны, как действия хирурга. С  точки  зрения  Вуду,  человек
представляет собой несколько тел, наложенных друг  на  друга,  из  которых
обычному  восприятию  доступно  только  одно  -  физическое,  выразительно
называемое corps cadavre. Следующее - n'ame - нечто вроде  энергетического
дубликата тела, позволяющего  ему  функционировать,  "дух  плоти".  Он  не
является индивидуальным и после смерти медленно вытекает из тела, переходя
к живущим в почве организмам - полностью этот процесс занимает 18 месяцев.
То, что называется душой, по вудуистским представлениям  состоит  из  двух
компонент, называемых ti bon ange и gros  bon  ange  -  "маленький  добрый
ангел" и "большой добрый ангел". "Большой  добрый  ангел",  подобно  "духу
плоти", является чисто энергетическим, но более  тонким,  и  после  смерти
немедленно возвращается в бесконечный энергетический  резервуар,  питающий
все живое. "Маленький добрый ангел" -  индивидуализированная  часть  души,
источник  всего  личного.  Он  способен  легко  отделяться   от   тела   и
возвращаться назад (это  происходит  во  время  сновидений,  или  сильного
испуга, или во время "одержимости" - когда он временно  замещается  _л_о_а
(внешними  духами).  Именно  "маленький  добрый  ангел"  является  мишенью
магических операций и объектом  магической  защиты  (в  некоторых  случаях
хунган может помещать его в специальный  глиняный  кувшин,  _к_а_н_а_р_и_,
откуда тот продолжает одушевлять тело).
     Как правило, после шестнадцати успешных инкарнаций "маленький  добрый
ангел"  вливается  в  _Д_ж_о_  -  космическое  дыхание,  охватывающее  всю
вселенную.
     Последний духовный компонент - z'etoile - находится на небе и  связан
не с телом человека, а с его судьбой; это личная  "звезда",  аллегорически
представляемая в виде тыквы-горлянки,  вмещающей  надежды  и  "заказы"  на
будущую жизнь, автоматически формируемые действиями и мыслями  индивида  -
словом, то, что в Индии с удивительной меткостью называют кармой.



                              ЯДЫ И ПРОЦЕДУРЫ

     Исследователи вудуизма давно предполагали существование особого  яда,
"порошка зомби" - но не было известно, что входит в его состав. Еще в 1938
году американский  этнограф  Зора  Херстон,  занимавшаяся  изучением  этой
проблемы и видевшая одну женщину-зомби, пыталась  дать  естественнонаучное
объяснение зомбификации.
     "Мы заключили (речь идет о ее беседе  с  доктором  в  госпитале,  где
содержалась женщина-зомби), что дело здесь не в воскрешении из мертвых,  а
в видимости смерти,  вызываемой  каким-то  наркотиком,  действие  которого
известно ограниченному кругу лиц. Видимо, какой-то секрет был  вывезен  из
Африки и передавался из поколения в поколение. Люди знают,  как  действует
наркотики и антидот. Ясно, что он разрушает ту часть мозга, которая ведает
речью и силой воли. Жертва может  двигаться  и  что-то  делать,  но  не  в
состоянии сформулировать мысль. Двое докторов  выразили  желание  раскрыть
эту тайну, но поняли невозможность своей затеи".
     Между тем,  сами  жители  Гаити  никогда  не  отрицали  существования
особого "