слушался чьих-то старых грязных сплетен.
   - Дикий Дракон героически сражался в битве при Сприанском  кряже.  О  нем
сложены песни - как он бросался на великанов-людоедов и  топтал  их  ногами.
Можете себе представить? - Вулворд говорил теперь страстно. - А что касается
Хвостолома, то неужели нужно что-то еще  говорить?  Это  живая  легенда.  Он
лично уничтожил Рока в Туммуз Оргмеине.
   Кранкс не двинулся с места:
   - Я понимаю ваши симпатии к драконам, но за  этот  конкретный  случай  их
действительно придется наказать. Иначе островитяне не успокоятся.
   - Как мы можем их наказать? Мы что, пошлем против них других драконов?
   -  Островитяне  удовлетворились  бы,  если  бы  мы  помогли  им  укротить
провинившихся, а  потом  оставили  бы  их  на  острове  в  качестве  вьючных
животных.
   Вулворд повернулся с пепельно-серым яростным лицом.  Напряженным  голосом
он ответил:
   - Я не согласен, адмирал. Это нарушает основной закон договора между нами
и вивернами. Если они должны быть наказаны, то только так же, как  и  другие
легионеры. Они должны быть арестованы и преданы военно-полевому суду.
   Кранкс поджал губы:
   - Ладно, можно выбрать такой метод  наказания,  он  должен  удовлетворить
островитян.
   - Вы понимаете, адмирал, что эти  драконопасы  -  именно  те,  кого  флот
жаждет видеть повешенными за изнасилование морячки Бирджит?
   Кранкс глубоко вздохнул:
   - Меня уведомили об этом. Но ничего не могу изменить в их положении.  Как
только они вернут драконов на  корабль,  арест  будет  возобновлен.  Меньшим
моряки не удовлетворятся.
   Они не обсудили другие варианты развития событий, в том  числе  возможное
восстание среди  драконов  -  худший  из  кошмаров,  которого  боится  любой
легионный командир.
   Вулворд взял полубаркас, посадил в него пятерых драконьих  мальчиков  Сто
девятого и пошел к берегу, правя  к  тому  месту,  где  находилась  деревня,
пострадавшая от драконов.
   Было темно, но посреди  деревни  горел  большой  костер,  около  которого
собрались драконы, все еще не выпускающие из рук  импровизированные  дубины.
Они пили трофейное пиво, настоящее, а не фруктовый сок.
   Чудовищные рептилии лишь слегка повернули головы,  когда  из  подошедшего
полубота на берег высадились командор и пятеро драконопасов.
   Вулворд почти хотел, чтобы проклятое трио мальчишек  сбежало  куда-нибудь
вместе со своими драконами, разрешив тем самым  все  судебные  проблемы.  Их
можно было бы оставить тут до прихода следующего флота. Отряд  Вулворда  был
бы, конечно,  ослаблен,  но  зато  сам  командор  избавился  бы  от  ужасных
неприятностей.
   Мальчишки вышли вперед. Вулворд и сопровождавшие  его  солдаты  несколько
поотстали. В самом деле, драконы выглядели, мягко говоря,  диковато.  И  они
разнесли деревню буквально вдребезги.
   Туземцы плели свои дома из балок и прутьев, обмазывали глиной,  а  внутри
складывали из камней пол и очаг.  Под  тяжелыми  ударами  драконьих  дубинок
стены и двери разлетелись в щепки.
   Драконы стащили в кучу все,  что  могло  гореть,  и  подпалили  угольком,
взятым в одной из туземных кухонь. За  час  или  два  они  сумели  разрушить
деревню до основания.
   Драконопасы подошли к своим подопечным. Виверны держались  холодно,  едва
разговаривая. Мальчики вежливо поздоровались и тут же  принялись  проверять,
какие повреждения успели себе нанести  гиганты,  оставшиеся  без  присмотра.
Драконам эта процедура была так привычна,  что  сама  по  себе  успокаивала.
Дружеские отношения постепенно восстановились. И вскоре с буянами уже вполне
можно было разговаривать.
   Вулворд ждал. Но ждать пришлось недолго. Скоро драконьи мальчики  явились
с докладом. Их рассказ осложнил ситуацию еще сильней.
   У драконов были все  основания  жаловаться  и  требовать  удовлетворения.
Инцидент начался с того, что местные жители привезли им  маленькие  бочки  с
пивом под названием пульджи, действие которого  оказалось  вредным.  Туземцы
стали соблазнять опоенных драконов дезертировать и  остаться  на  острове  в
качестве ручных  домашних  животных,  а  потерпев  неудачу,  набросились  на
гигантов с сетями и веревками и попытались удержать силой.
   Драконы просто защищались, но, одурманенные пульджи, несколько  превысили
пределы необходимой самообороны. Они  понимают,  что  перестарались,  но  их
спровоцировали.
   Теперь дело еще больше запуталось. Если ни в  чем  не  повинных  драконов
накажут, возмутятся все драконьи подразделения аргонатской армии.
   Оглянувшись на крик часового, Вулворд увидел, как из-под пальм  появилась
делегация жителей деревни.
   Они были наряжены в свои лучшие одежды из красной  ткани  и  сандалии  на
толстой подошве. Все они плохо  говорили  на  верио  за  исключением  одного
толстячка, в юности побывавшего  в  Кадейне.  Туземцы  предъявили  множество
требований, но главное было: драконы попрали их свободу и теперь должны быть
превращены в рабов и оставлены на острове в цепях.
   Вулворд изложил им драконий вариант этой истории. Деревенские  старейшины
возмутились и с оскорбительными насмешками отвергли все обвинения.  "Драконы
всего лишь животные, - сказали они. - Кто станет их слушать? Это  оскорбляет
древних богов острова!"
   И туземцы прервали переговоры с командором. Вулворд доложил обо  всем  на
"Ячмень", и к берегу подошел еще один полубаркас, на этот раз - с  адмиралом
Кранксом и шестью матросами на борту.
   Кранкс и Вулворд отошли  в  сторону  посовещаться.  Адмирал  считал,  что
первым делом нужно сохранить дружбу  с  народом  Водяного  острова.  В  свою
очередь, Вулворд указывал на необходимость поддержания  высокого  морального
уровня драконов.
   Разгоревшийся спор был прерван неожиданно. Из-за пальм послышался  резкий
звук дудки. Крестьяне обернулись, выжидая, что будет  дальше.  Из  пальмовой
рощи появилась колонна туземцев, одетых в доспехи  из  кокосовых  циновок  с
половинками кокосов на голове в качестве шлемов, в руках воины несли копья и
щиты.
   Жители деревни  просияли  и  многозначительно  посмотрели  на  Кранкса  и
Вулворда.
   А тем временем  из-за  деревьев  вышло  еще  несколько  человек.  Крепкая
веревка обвивала их  запястья  и  шеи,  соединяя  пленников  в  цепочку.  Их
конвоировали рыцари в кокосовой броне. Крестьяне помрачнели. Некоторые стали
потихоньку пятиться в сторону.
   Во главе процессии выступал импозантный человек шести с  половиной  футов
росту,  одетый  в  красные  лакированные  доспехи.   Он   проревел   команду
одновременно и крестьянам, и своим людям - "задержать всех,  кто  попытается
скрыться". Воины окружили деревенских жителей.
   Кранкс  с  Вулвордом  обменялись   удивленными   взглядами;   драконы   и
драконопасы  напряглись.  Если  вооруженные  люди  попытаются   напасть   на
драконов, кровопролития не избежать - драконы еще не бросили свои дубины.
   Связанные люди были брошены наземь; великан в красном  на  ломаном  верио
объяснил, что это провинившиеся. Они попытались сбежать, но были схвачены  и
допрошены. После  пристрастного  допроса  они  во  всем  сознались.  Рассказ
драконов полностью подтвердился.
   Вулворд вздохнул с огромным облегчением. Обвинение с драконов было снято.
Единственная деревня, которую разгромили виверны, была наказана по заслугам.
   Под горькие, стоны воины взяли старейшин деревни под стражу. Правитель  в
красном объявил, что сначала их высекут, а потом заставят чинить разрушенные
дома.
   По сигналу от кораблей к берегу направились  самые  большие  полубаркасы,
чтобы доставить драконов на "Ячмень". Как только  все  оказались  на  борту,
троих мальчишек снова заковали в железо и отправили в карцер.
   Адмирал Кранкс собрал капитанов флота и приказал Вулворду  принять  меры.
Капитаны настаивали на немедленном суде над насильниками.
   Вулворд потребовал отсрочки, по крайней мере до тех пор, пока Бирджит  не
придет в себя, ведь на ее теле нет следов насилия. По окончании  собрания  к
адмиралу Кранксу пришла ведьма Эндисия.
   Несколько позднее адмирал объявил свое решение.  Чтобы  хотя  бы  отчасти
удовлетворить требования капитанов флота, виновные  немедленно  подвергнутся
предварительному наказанию  в  двадцать  плетей.  Вулворд  возражал.  Кранкс
сказал, что протест его будет отмечен в судовом журнале,  но  экзекуция  все
равно состоится, пусть даже и несправедливая. Иначе флот не успокоится.

Глава 21

   Экзекуция была назначена на полдень следующего дня. Релкин, Свейн и Джак,
скованные одной цепью, печально жались друг к другу на полу карцера.
   Этим вечером, командор Вулворд  еще  раз  попытался  заставить  командира
эскадрона  Уилиджера  признаться  в  поспешности  возможно   несправедливого
обвинения. Вулворд  чувствовал,  как  с  приближением  начала  казни  в  нем
поднимается отчаяние. Уилиджер был непоколебим. Вулворд  уже  еле  сдерживал
себя с этим человеком. Впрочем,  в  данном  случае  мнение  Уилиджера  имело
больший вес, и Вулворд не мог изменить его по своему желанию.
   Отпустив Уилиджера, Вулворд по тщательном размышлении послал за колдуньей
Эндисией. По его просьбе она посетила драконьих мальчиков.  Согласилась  она
на этот визит с неохотой, заявив Вулворду, что ее симпатии лежат на  стороне
женщин-моряков, которые и так уже натерпелись за этот рейс.
   Вулворд написал записку  генералу  Стинхуру  и  отправил  ее  шлюпкой  на
флагманский корабль.
   Эндисия долго готовилась к посещению мальчиков. Ее предупредили, что  все
трое юношей - ветераны, уже давно работающие с драконами, а один  из  них  -
признанный герой. Она решила не позволять посторонним чувствам влиять на  ее
суждения.  Вообще  она  находилась  между  двух  зол.  Моряки,  уставшие  от
многонедельных  трений  с  этими  молодыми   наглецами-легионерами,   кипели
яростью,  требуя  наказания  насильников,  тогда  как  солдаты   возмущались
несправедливостью наказания даже без намека на суд. Для Эндисии  путешествие
в Эйго было очень тяжелым. Она с трудом несла свое тяжкое  бремя,  мечтая  о
том времени, когда сможет освободиться.  Иногда  она  с  горечью  вспоминала
приход Серой Леди. Серая Леди всегда слыла опасным посетителем. Эндисия была
родом с Кунфшонских островов и отчасти грешила пристрастием к морякам своего
пола. Для всех кунфшонцев  насилие  над  женщиной  считалось  самым  ужасным
преступлением. Кроме того, на островах царствовал матриархат. Такое общество
было признано идеальным и  взято  за  образец  для  Империи  Розы,  где  при
всеобщем равенстве и законопослушании у власти реально находилась  небольшая
гибкая иерархия. Всеобщее Благо Кунфшона определенно было  самой  изощренной
политической культурой в мире. Эндисия гордилась  родными  островами,  питая
легкое недоверие ко всем чужакам, даже к народу  Аргоната,  который  являлся
органическим продолжением Кунфшона. Такие чувства воздвигали стену между нею
и сердцами воинов. Сексуальное насилие - страшнейшее  преступление  в  мире,
так как посягает на основы Всеобщего Блага Кунфшона.  Эти  мальчишки  должны
получить урок, и если получится, что наказание будет состоять из  нескольких
частей, что ж, тем лучше.
   Суд может вынести приговор и позднее, и может быть, уже после повешения.
   Таким образом, она была настроена холодно, и ее визит ничего не  изменил.
Она задала лишь несколько вопросов и изо всех сил старалась  не  встречаться
глазами с Релкином из Куоша. После, правда, ее стала беспокоить совесть,  но
ведьма вызвала в памяти бледное лицо несчастной Бирджит и уверилась в  своей
правоте. Сердце ее ожесточилось против мальчиков.  Моряки  -  прежде  всего.
Эндисия вернулась в лазарет и села  подле  Бирджит,  размышляя,  что  делать
дальше.  Последней  надеждой  оставалось,  что  Бирджит  очнется  и   сумеет
рассказать, как все было на самом деле. Как этого добиться - лежало  целиком
на ответственности ведьмы флота. Если бы здесь была Ирен  из  Алафа  или  же
сама Лессис!
   Эндисия беспокойно огляделась. Кое-что  она  могла  попробовать  и  сама.
Неясная мысль забрезжила в ее мозгу. Она подошла к своему книжному  шкафу  и
достала перечень заклинаний Кунфшона.
   Релкин, Свейн и Джак  остались  со  своими  горькими  мыслями  в  темноте
карцера на борту "Ячменя". Они были убиты известием о том, что суда  даже  и
не будет.
   Свейн горько усмехнулся:
   - Значит, нас высекут за то, чего мы никогда не делали.
   Ответом ему были мрачные ухмылки.
   - Нет, правда, я знаю кучу вещей, за которые меня можно было  бы  высечь,
да вы все знаете их, - идиотская улыбка Свейна сверкнула  в  темноте,  -  но
меня не поймали - значит, я ничего не делал.  Понимаешь,  о  чем  я  говорю,
куошит?
   Все это только больнее отзывалось в сердце.
   - Могу предположить.
   О да, мальчишка Свейн шакалил среди драконопасов, прибирая все, что плохо
лежит, вне всякого сомнения. Но теперь ему предстояло расплачиваться за  то,
чего он не делал никогда, и расплачиваться жизнью.
   - Это несправедливо. Это не правильно, - сказал Джак совершенно отчаянным
голосом Джак боялся больше всех. Он однажды видел подобную экзекуцию и  упал
в  обморок,  глядя,  как  человеку,  наказываемому  за  дезертирство,   дали
пятьдесят плетей. И мальчик не знал,  сможет  ли  он  вынести  двадцать  без
крика, не опозорив себя навеки.
   Негласный закон среди легионеров был строг.  Предполагалось,  что  ты  не
должен  проронить  ни  звука,  особенно  перед  лицом  целого  флота.  Честь
легионера превыше всего. Но маленький Джак был уверен, что будет  кричать  и
плакать.
   - Ты же знаешь, Джак, - сказал Релкин успокаивающе, - что ты прав, но так
уж случилось с нами, и ничего больше не остается.  Разве  что..,  ну,  разве
Бирджит расскажет правду.
   - Я слышал, она все еще без сознания, - уныло протянул Свейн, - хирург не
думает, что она быстро придет в себя.
   - А что, если она не скажет правды? - испугался Джак.
   Релкин взглянул на Свейна:
   - Может так быть, Свейн?
   - Почем я знаю? Эта сумасшедшая женщина набросилась на меня почти  сразу,
как мы ступили на корабль. Это ей надо дать двадцать плетей, а не нам.
   Релкин был почти готов согласиться со Свейном. Двадцать плетей! Этот день
уж точно вспоминать не захочется.
   - Как это будет? - спросил дрожащим голосом Джак.
   -  Сорвет  мясо  с  твоих,  Джак,  костей,   -   последовал   весьма   не
обнадеживающий ответ Свейна.
   - Не так страшно, Свейн, - сердито поправил его Релкин, - кровь  потечет,
но раны излечимы; Джак еще совсем молод.
   Свейн хмыкнул и откинул голову в темноту. Оба они знали, что это не  так.
Шрамы, оставленные девятихвостой плеткой - каждый из хвостов с тремя  узлами
на конце - останутся с ними до конца их дней.
   Свейн все же почувствовал интонацию  Релкина  и  замолчал,  подумав,  что
лучше зря не волновать маленького Джака, который примет это слишком  тяжело.
У Свейна были свои проблемы, он слишком быстро переходил  от  возбуждения  к
отчаянию, и теперь вся его бравада слетела.
   Тем временем мысли Релкина снова ушли в сторону. Он  удивлялся,  как  мог
позволить Уилиджер своей злобе так завладеть им. Будучи их командиром, он не
должен был сразу выносить обвинение. Вулворд никогда бы не поступил так,  не
посоветовавшись с начальством, а генерал Стинхур, зная напряженные отношения
с флотом, не дал бы разрешения на этот шаг. Только Уилиджер будет виноват  в
том, что в полдень мальчиков искалечат.
   Релкину  было  важно  понять,  удовлетворится  ли  теперь  Уилиджер   или
продолжит и  дальше  вымещать  на  них  злобу.  Релкин  знал,  что  командир
эскадрона чувствует себя униженным, потому что фактически  не  участвовал  в
битве с чародеем. Потерять сознание до начала настоящего сражения -  значило
оказаться последним дураком, что для Уилиджера было страшнее всего на свете.
   Удовлетворится ли он их ободранными спинами? Или  постарается  уничтожить
эскадрон до последнего человека?
   Во всяком случае, их троих уничтожить очень даже просто, потому  что  эти
шрамы останутся с ними на всю жизнь. Каждый раз, когда Релкин будет надевать
куртку, каждый раз, когда руки Эйлсы будут обнимать его,  шрамы  напомнят  о
себе.
   Как же он сможет объяснить это Эйлсе!  Как  сможет  он  рассказать  своим
детям о позоре отца? Мальчик представил себе плеть, сдирающую с него кожу  в
потоках крови.
   Неужели действительно никак нельзя спастись? Что, если Бирджит  пришла  в
себя?  Скажет  ли  она  правду?  Драконир  почувствовал,  что  снова   готов
схватиться за соломинку.
   Единственное, что их  могло  спасти  -  это  признание  Бирджит  в  своих
позорных приставаниях к Свейну. Но даже если сейчас они избегнут  наказания,
Уилиджер снова будет искать случая уничтожить их.
   Релкин стал  размышлять  над  тем,  как  бы  им  успокоить  незадачливого
командира эскадрона. Избавиться от него они, похоже, не могли. Даже командор
Вулворд не может разжаловать офицера, пока тот не проявил  трусости  в  бою.
Кроме того, все знали, что Уилиджер имеет влияние в Марнери благодаря связям
семьи. Этого было достаточно, чтобы командоры обходились  с  ним  осторожно.
Так  что  мальчики  оказались  накрепко   связаны   с   Уилиджером   и   его
непредсказуемостью.
   Свейн предложил его прикончить - меч в  спину  в  ближайшем  бою.  Релкин
отверг эту идею, но она не сразу покинула его мысли.
   Релкин содрогнулся. Ему приходилось совершать  много  проступков.  Как  и
Свейна, за многое его можно было бы и наказать. Но убийств на его совести не
было, даже если вспомнить торговца Дука. То есть, конечно, Дука он убил, ибо
именно он швырнул нож, оборвавший жизнь торговца, но  мальчик  был  вынужден
это сделать, защищая маленького драконенка.  И  суд  оправдал  его.  Совесть
Релкина была чиста. Но если бы они зарезали Уилиджера, это  было  бы  только
убийством и ничем другим,  а  Релкин  не  знал,  сможет  ли  он  так  просто
кого-нибудь  убить,  даже  такого  бесполезного  и  опасного  человека,  как
Уилиджер.
   Тем временем - пока Релкин перебирал свои нелегкие мысли,  Джак  старался
не думать о девятихвостке, опускающейся ему на спину, а  Свейн  немузыкально
насвистывал, ругая про себя  моряков  и  драконьих  командиров,  -  колдунья
Эндисия  при  свете  свечи  внимательно  осматривала  Бирджит  в   небольшой
комнатке.
   Ее сомнения превратились в навязчивую  идею,  и  она  решила  попробовать
великое заклинание, способное пробудить любого, кто находится по эту сторону
жизни. Работать Эндисии предстояло на пределе возможностей. Она была штатной
ведьмой  флота,  а  отнюдь  не  Великой  Ведьмой,  как  Лессис  или  Рибела.
Необходимо было безошибочно произнести тысячи строк Биррака, переплетенных с
кунфшонскими заклинаниями.  Она  должна  превзойти  саму  себя  и  коснуться
истоков времени и пространства!
   Тем не менее, если она этого не сделает, она  уже  никогда  не  осмелится
взглянуть в глаза Серой Леди.
   Итак, Эндисия, мокрая от пота и дрожащая от напряжения,  провела  ночь  в
речитативах и каденциях.  За  час  до  восхода  она  связала  пучок  тисовых
листьев, посыпала их высушенной кровью кунфшонской летучей мыши и,  воскурив
дым, приступила к последней части действа. Заклинание было  готово.  Теперь,
если все было сделано правильно, следовало ждать результатов.
   Воздух в лазарете  стал  таким  спертым,  что  трудно  было  дышать.  Над
распростертым телом Бирджит появилась неясная аура, которую можно было почти
различить глазом.
   Эндисия глубоко вздохнула. Это было самым тяжелым  заклинанием  из  всех,
что ей когда-либо приходилось создавать. Она чувствовала, что большего ей не
совершить. Одежда отяжелела от пота и  липла  к  телу.  Колдунья  просто  не
годилась для магии такого уровня. Ее пробрала дрожь, и ей сразу стало  очень
холодно. И была долгая страшная минута ожидания.
   Затем с кровати  донесся  какой-то  звук.  Бирджит  шевельнулась  и  чуть
повернула голову.
   Удалось! Эндисия тихонько вскрикнула, сердце  ее  воспарило