тсюда.
   На минуту воцарилась мертвая  тишина.  Кое-кто  украдкой  посматривал  на
Бака.  Слова  Рокера  всех  ошеломили.  Впервые  кто-то  из  них   осмелился
предложить такое... Впрочем, Рокер был единственным из всех, кто мог сказать
такие слова и не получить в ответ затрещину.
   - Ты что, спятил? Когда такое было, чтоб мы убегали от драки?
   - Никогда. Но только дурак попытается прошибить лбом  стену.  Па,  ты  не
знаешь этих Сакеттов. Их по всей стране чертова уйма, и когда  один  из  них
попадает в беду, они все слетаются. Мы еще ничего  не  увидели,  это  только
начало.
   - Верн их всех выкосит.
   - Может быть...
   - Глаза Верна резко вскинулись - в этом "может быть" прозвучало сомнение.
   Он хотел было что-то сказать, но передумал.
   - Сакетты - это вам не птенчики желторотые, - продолжал Рокер. -  Они  не
просто ранчеры-скотоводы. Каждый из них - лесной охотник. Они выросли  среди
драк и пальбы, сами всю жизнь дрались, знают все хитрости. Я о них уже много
лет слышу. Тайлер и Телл, наверно, самые  быстрые  стрелки,  хотя  и  Логан,
пожалуй, им не уступит. Флэган, Галлоуэй и Орландо -  все  хороши.  Не  знаю
только насчет Пармали, который купил это стадо, что они сюда гонят...
   - Рокер, - нетерпеливо сказал Бак, - все это дурацкий разговор.
   - Может быть. Но зачем лбом стену прошибать? Я думаю, на этот  раз  удача
нам изменила.
   Бак свирепо глянул на Рокера, но не стал отвечать. Хлебнул  виски,  запил
глотком кофе и молча ждал. Что-то должно прийти в голову. Всегда так бывало.
   Уж слишком хорош этот край, чтоб так  просто  оставить  его  кому-то.  Он
ненавидел плоские равнины Канзаса, хоть и знал, что не  сыщешь  лучше  места
разводить скот и сеять пшеницу. Не больше ему нравилось восточное Колорадо и
Техас. Нигде ему не хотелось остаться, пока  он  не  попал  сюда,  в  долину
Ла-Платы.
   И вроде ничто не мешало. Край был открыт для заселения. Шалако -  городок
махонький, уютный, народу кругом совсем немного. Они могли перебраться сюда,
занять землю, сколько захотят, начать разводить скот, обзавестись семьями.
   Имея большинство голосов на выборах, они всегда  могут  поставить  своего
собственного шерифа или маршала.
   За несколько лет они бы собрали приличные стада... если надо - наворовали
бы в Нью-Мексико и Аризоне и хозяйничали в этой долине,  как  в  собственном
кармане.
   И тут появились Сакетты. Их предупредили, да только они не испугались.
   Кудряш поехал, заварил драку, получил взбучку, и это был серьезный  удар,
а не просто какая-то взбучка, которую  получил  какой-то  Кудряш.  Бак  Данн
знал, как важно иметь репутацию непобедимых, и  то,  что  Кудряша  поколотил
парень, еле стоящий на ногах, крепко подмочило эту репутацию...
   И все вдруг пошло плохо.
   Самое худшее - это что Рокер его подвел, а  Рокер  ведь  самый  умный  из
всех, самый умный и самый спокойный. Все остальные - это необузданная банда,
ни о чем не думают, никому не подчиняются, кроме него, и никого не  слушают,
кроме него. И до нынешнего дня они свято верили,  что  их  никто  не  сможет
одолеть. Сам-то Бак Данн был не такой дурак. Это они  могут  верить  в  свою
непобедимость и в то, что он, их босс, всегда  знает,  что  делать.  А  Баку
Данну приходилось видеть, как спокойные поселки неожиданно закипают гневом и
деревья вдруг расцветают телами повешенных парней...
   Он про  это  все  знал.  Он  покинул  город  Вирджиния-Сити,  на  севере,
Территория Монтана, как раз перед тем, как начали вешать.
   Просто вдруг возникло предчувствие, он вдруг проснулся утром  с  желанием
уехать... вскочил, на лошадь и уехал.
   И когда до него дошли вести, что Генри Пламмер и все остальные  заплясали
на конце веревки, он понял, что предчувствие его не обмануло.
   Неужели его чутье притупилось с годами?
   Может, теперь у Рокера появилось такое предчувствие? Правда,  этот  Рокер
всегда осторожничал. Он отлично обращается с шестизарядником,  может,  лучше
всех, кого Баку видеть приходилось, но он  всегда  слишком  осторожничал,  и
остальные над этим посмеивались - конечно, когда Рокер не мог услышать.
   - Ладно, Рокер, ты уже не раз  оказывался  прав.  Попытаемся  еще  раз...
всего один раз. Не получится - уедем отсюда на север,  поближе  к  Брауновой
Дыре.
   Рокера Данна это не успокоило, но он знал,  что  спорить  бесполезно,  он
даже на такую уступку не надеялся. И, конечно, старый Бак, может быть,  и  в
самом деле знает, что говорит.
   И все же он не  мог  выбросить  из  памяти  избитое,  окровавленное  тело
Кудряша... Никогда он не любил Кудряша, не важно, брат или не брат. Что-то в
нем было нездоровое. И, тем не менее, видеть его в таком состоянии... Что же
в них такое есть, в этих Сакеттах? Наверное,  это  то  самое,  о  чем  любил
говорить Макдональд,  техасский  рейнджер:  "Ничто  не  остановит  человека,
который знает, что он прав, и упорно идет вперед".
   Может, это как раз то самое...
 
Глава 15 
 
   Стадо пришло  на  следующий  день  после  стрельбы  на  улице  в  Шалако,
незадолго до полудня. Гурт был хорошо сбит и двигался бодро. Пармали  провел
перегон так, что животные не спали с тела, а до  наступления  холодов  могли
еще и нагулять жирка.
   С приходом скота только и началась настоящая работа, и пока индейцы пасли
стадо, я взял Галлоуэя, Ника и Чарли Фарнума и поехал с ними накосить сена.
   Трава на высокогорных лугах была отличная, мы купили в городке, в  лавке,
недостающие косы и взялись за работу. Галлоуэй и я, мы еще с детства были  в
это дело влюблены, и мы пошли, взмахивая косами в  лад,  в  ровном  ритме  и
широко захватывая. Ник и Чарли Фарнум в  косьбе  были  новички,  им  труднее
приходилось. Оружие мы держали под рукой, а один-два индейца обычно  были  в
дозоре. Мы для этого использовали мальцов. Глаз  у  них  острый,  они  вовсю
рвались помогать, а стоять в дозоре - это занятие для  воина,  так  что  они
были в восторге.
   Но Даннов видно не было.
   Мои мысли все возвращались к Вишневой речке и ранчо Росситера, да  только
у каждого из нас было  слишком  много  работы,  чтобы  болтаться  по  округе
попусту. Если кто  думает,  что  у  ранчера  всего  и  делов  посиживать  да
поглядывать, как коровки жирок нагуливают,  так  у  него  мнение  изменится,
когда он попадет на ранчо. Скотоводство - это тяжкий труд от зари  до  зари,
от темна до темна.  Для  особо  непонятливых  объясняю:  от  рассвета  и  до
вечерней темноты.
   На третье утро к нам заявился Пармали с косой и поверг всех в изумление.
   Оказалось, что никто в нашей компании не может так сметать стог, как  он.
Ну, если подумать,  так  удивляться  нечего.  Им  там  внизу,  на  равнинах,
приходится складывать в стога куда больше сена, чем нашему горному  люду.  А
что вы хотите, там, откуда я родом, даже у коров ноги с одного боку  короче,
чем с другого, от вечной ходьбы по косогору!
   Персики и яблоки, которые мы там у себя в этих горах выращиваем, до  того
привыкли катиться вниз по склону, что ежели кто затеет  испечь,  к  примеру,
яблочный пирог, так у него получится только полпирога, потому что яблоки все
равно скатятся на одну сторону.
   Птицы и летучие мыши, если их спустить с гор на равнину, так и будут  все
время в траве сидеть, начисто сбитые с толку. Они же привыкли летать не  над
землей, а сбоку от нее.
   Если человек во время пахоты собьется на шаг в сторону, он, того и гляди,
попадет на пастбище  или  на  арбузную  грядку  к  соседу,  от  чего  бывает
множество недоразумений.
   Церковь у нас была внизу, в долине, так мы по утрам никогда не  ходили  в
церковь - просто скатывались с горы. Мы  в  нашей  части  Камберленда  имели
славу добрых христиан, потому как не могли скатиться с пути истинного, мимо,
церкви то есть, даже если б захотели.
   Даже Логан выбрался из городка и  приложил  руку  к  сенокосу.  Он  мужик
здоровенный и сильный, и захват у него получался пошире,  чем  у  любого  из
нас. Он успевал за утро накосить полную дневную  норму,  а  после  посиживал
себе у огонька и отпускал замечания насчет нашей медлительности. Ну, наконец
мы траву скосили и принялись складывать в стога, и Логан себя  в  этом  деле
тоже показал, хотя все равно даже ему не  удавалось  так  здорово  вывершить
стог, как у Пармали получалось. А еще Пармали был большой  любитель  чтения,
он без своих книжек шагу не делал. Я только никак не мог  понять,  на  черта
они ему нужны, потому что он помнил чуть не  наизусть  все,  что  прочел,  а
прочел он чистую прорву книжек. По вечерам у костра, когда кто-нибудь другой
принялся бы рассказывать байки про привидения и всякое такое, он  нам  читал
наизусть  стихи.  Он  совсем  обыкновенно  читал,  как   вроде   по-простому
рассказывает историю, и слова из него так и катились.
   Он читал нам стихи даже всяких греков, а временами и французов, и так  он
их читал,  как  что-то  необыкновенное.  Они  с  Ником  Шэдоу  могли  часами
низвергать друг на друга потоки этой всякой поэзии. Ну, а если  ни  один  из
них не затевал стихи читать, тут за дело брался Логан. Не знаю  уж,  где  он
набрался книжной образованности,  сам-то  он  вечно  хныкал,  что  темный  и
ничегошеньки на свете не знает, но на самом деле  знал  до  обалдения  много
всякого. Разок он обмолвился, что как-то  зимой  занесло  его  снегом,  а  в
хижине нашлось пять книжек, и он их все перечитал, и не по одному разу. Одна
их них была Библия. Истории-то оттуда он все знал, но,  сдается  мне,  шибко
много морали из них не извлек.
   Логан Сакетт родом из Клинч-Маунтин, а эти клинч-маунтинские Сакетты были
парни крутые и не очень чтили закон. Вечно  они  были  запутаны  в  какие-то
свирепые междоусобицы, вечно кому-то жестоко мстили, бойцы они были отменные
и жили своим обычаем, большей  частью  как  одинокие  волки,  пока  какой-то
другой Сакетт не попадал в беду...
   Он был отличным рассказчиком, когда случай представлялся,  и  мог  часами
повествовать о краях, которые ему довелось повидать, и о плохих людях.
   В те дни мир наш был невелик. Время от времени появлялись пришлые люди, и
начинался обмен сведениями  обо  всем,  что  лежало  впереди  и  позади.  Мы
узнавали о дорогах и тропах,  о  маршалах,  плохих  людях,  плохих  лошадях,
нечестных трактирщиках и  всяком  прочем,  что  творилось  в  таких  местах,
которых в жизни не видывали, - потому что слова на месте не лежат.
   Оружие, лошади и скот - это была наша жизнь и наше занятие,  так  что  мы
слушали великое множество рассказов  о  крепких  старых  быках  с  замшелыми
рогами, о диких лошадях и о людях, умевших обламывать их. В  каждой  команде
был хотя был один человек, мастерски обращающийся с оружием, и хотя бы  один
несравненный  объездчик  дичков  -  "бронков".   Мы   хвастались   лошадьми,
надрессированными на работу с веревкой и на отсечку телков от стада - а  это
частенько бывали не одни и те же лошади, вспоминали тяжелые перегоны. Мы ели
бобы, мясо и лепешки, а на сладкое - патоку. В дождь  и  в  жару  спали  под
открытым небом, а возили нас полуобъезженные лошади, которые из  пилы  могли
бы зубы вытрясти...
   Это была жестокая, трудная,  удивительная  жизнь,  и,  чтобы  жить  такой
жизнью,  человеку  надо  было  обрасти  корой.  Мы  никого  ни  о   чем   не
расспрашивали, и пока человек делал свое дело, никого не  интересовало,  кем
он был раньше и что делал.
   Логан Сакетт не был плохим человеком  в  восточном  понимании.  А  вот  в
западном понимании он был очень плохой человек. На Западе плохой  человек  -
это вовсе не обязательно злой человек или преступник. Это человек, с которым
опасно связываться. Это такой человек, которого лучше не трогать, - вот  как
раз таким и был Логан. Он не раздумывая хватался за  револьвер,  и  если  вы
собирались грубо говорить с ним, так лучше вам было бы вытаскивать револьвер
на первом слове, да и то будет поздно.
   У Логана была репутация  человека,  который  не  в  ладах  с  законом.  Я
подозреваю, что ему случалось угнать пару-тройку бычков, и, может быть,  его
скот не всегда носил то клеймо, которое на  нем  выжгли  впервые.  Я  бы  не
удивился, если бы узнал, что ему случалось разок-другой остановить  почтовый
дилижанс и потрясти пассажиров. Я не задавал ему вопросов  об  этой  стороне
его жизни. Однако я был твердо  уверен  в  одном:  никогда  в  жизни  он  не
совершил подлого или мелкого поступка.
   Все мы слыхали о Верне Хадди, но, как оно обычно  бывает,  по  прошествии
некоторого времени ты становишься беззаботным. Мы, конечно, не спускали глаз
с холмов, и индейцы время от времени разведывали  местность,  но  совершенно
внезапно в один прекрасный день раздался  винтовочный  выстрел,  и  один  из
наших индейцев упал на землю и умер.
   В это время он стоял не дальше трех футов от меня, и я как раз  шагнул  к
костру зачерпнуть себе бобов из котелка, а он стал на мое место с  миской  в
руках, ожидая своей очереди. Я уверен, что выстрел предназначался  мне,  что
Верн Хадди уже прицелился, а потом на мгновение отвел взгляд,  пока  взводил
курок, и нажал на спуск раньше, чем понял, что цель изменилась.  По  крайней
мере, так я себе это представлял. Я жалел этого  индейца,  но  радовался  за
себя.
   Мы перенесли лагерь еще глубже  в  кусты,  старательно  избегая  открытых
мест.
   - Кому-то надо идти на гору, выследить его, - сказал Логан.
   - Я пойду. Я всем индейцам индеец. У каждого человека, кто бы он ни  был,
есть свои привычки. Стрельба из винтовки в этом смысле самое поганое дело  -
она вырабатывает схему. Наверняка у него сложилась определенная манера. Если
я найду место, откуда он стрелял, то пойму, какого рода места он  для  этого
выбирает.
   В этом был смысл, и на следующий день я ушел в горы.
   Выслеживать убийцу - занятие не для слабонервных. Рано или поздно  убийца
узнает, что на него охотятся, и тогда сам превращается в охотника.
   Если я найду его быстро, так тут уж  мне  либо  повезет,  либо  нет  -  в
зависимости от того, кто кого раньше увидит. Но, скорее, на это уйдет  много
времени и потребуются долгие и тщательные поиски. Так  что  я  решил  кинуть
взгляд на горы, когда начало темнеть. Я воткнул в землю рогульку и  подпорку
для своей винтовки, прикинул рост убитого индейца и место, куда попала пуля,
приблизительно выставил винтовку, а потом  посмотрел  вдоль  нее  и  заметил
участок, с которого эта пуля могла быть выпущена.
   Ну, я был убежден, что Верна Хадди на  этом  месте  уже  нет.  Он  оттуда
сбежал и нашел себе новую позицию. Может быть, он  не  знает,  что  убил  не
меня, а может, и знает. Днем я одолжил у Логана  подзорную  трубу  и  изучил
участок горного склона, откуда прилетела пуля.
   Я только одно дело сделал, прежде чем уйти  в  лес,  -  поехал  в  Шалако
купить кое-какие мелочи. И, конечно, нос к носу столкнулся с Мег Росситер.
   Она приехала в город вместе с отцом за припасами и  всяким  таким.  Город
есть город, даже самый махонький, и такая девушка, как Мег,  просто  обязана
там бывать.
   Она как раз собиралась подняться на крыльцо лавки, когда я подъехал, и мы
оба остановились там на минутку - ей надо было чуть приподнять  юбку,  чтобы
не волочить подол по земле, а мне -  слезть  с  лошади.  В  конце  концов  я
сказал:
   - Как поживаете, мэм?
   - Здравствуйте, - ответила она крайне холодно. А когда я уже был на земле
и ступил на ступеньку крыльца, она сказала:
   - Полагаю, ваш брат весьма собой гордится.
   - Галлоуэй? Чем же ему гордиться?
   - Тем, что чуть не убил бедного Кудряша Данна. Это было просто ужасно!
   Как ему не стыдно?!
   Я просто изумился и говорю:
   - Мэм, вы же просто не знаете, как дело было. Кудряш исподтишка заарканил
Галлоуэя и потащил в лес. Кудряш ему угрожал пытками и все  такое.  Галлоуэй
сумел от него освободиться, а Кудряша скинула лошадь и поволокла по земле  -
вот и все.
   - Галлоуэй сумел от него освободиться! По-вашему, это похоже на правду?
   Кто ему помогал?
   - Он был один, мэм. Мы, все - остальные, были за много  миль  отсюда,  со
стадом.
   В глазах у нее вспыхнуло презрение.
   - Это ваш брат так говорит! Я ни единому слову не верю. Кудряш -  хороший
парень, он не мог этого сделать!
   - Извините, мэм, но именно так  все  и  было.  -  Я,  видать,  вроде  как
разозлился, потому что добавил:
   - Кудряш этот гроша ломаного не стоит. У него нет такого мужества, как  у
Элфа или любого другого из них, а своему старику он  вообще  в  подметки  не
годится. Просто красавчик - и все, а по-настоящему у него натура подлая.
   Она смерила меня взглядом, отвернулась и нетерпеливо кинулась в лавку.  А
я остался стоять там, мысленно кляня себя самого и все свое счастье.
   Настраивался, все пытался представить, как встречусь с ней,  то  так,  то
этак - но такого я себе представить не мог. Никак я не мог  догадаться,  что
ее настолько взволнует стычка Галлоуэя  с  Кудряшом,  а  уж  тем  более  мое
отношение к этой истории.
   Я думаю, она просто заклинилась на этом Кудряше. Втюрилась в него по  уши
и ни про кого, кроме него, и подумать не хочет.
   Ладно, пусть забирает его себе. Я говорил себе это все, а  сам  стоял  на
крыльце - мне хотелось войти в лавку, но не хотел, чтобы она подумала, будто
я за ней следом пошел... и в то же время я  и  вправду  хотел  идти  за  ней
следом. Но ведь мне надо было войти! Я ведь за этим и приехал в город.
   В конце концов я поглубже натянул шляпу, набычил голову и зашел внутрь.
   Джонни Кайз, лавочник, тут же подошел ко мне и спросил:
   - Чем могу помочь вам, Сакетт?
   - Дайте мне футов тридцать сыромятного ремня, - сказал я, -  и  пару  вот
этих охотничьих ножей с тонким лезвием.
   Еще я купил запасной топорик, немного гвоздей  и  всякой  мелочи.  Еще  я
купил пару штанов из домотканой материи (кусты не шуршат,  когда  трутся  об
нее, а об джинсы и даже оленью кожу шуршат). Еще я купил шерстяную шапочку с
наушниками, хотя не собирался ими пользоваться. Там, куда я собирался, шляпа
с меня будет сваливаться, а потом мне нужен был козырек этой шапочки,  чтобы
прикрывать глаза от света и лучше видеть.
   Мег прошла вплотную мимо меня, хотя могла бы пройти и другой стороной.
   Подбородок у нее торчал кверху, и она прямо-таки пролетела мимо меня, а я
вдруг набрался духу и повернулся вслед за ней.
   - Мэм, я бы с удовольствием угостил вас чашечкой кофе в салу...  я  хотел
сказать, в ресторане, если вы будете настолько любезны.
   В первое мгновение она, казалось, готова была отвергнуть мое приглашение,
но тут в мою пользу сработало кое-что, вовсе от меня не зависящее. Фокус был
в том, что она находилась в городе, Городе с большой буквы, а девушке, когда
приезжает в Город, положено встретиться  с  молодым  человеком.  Посидеть  и
выпить кофе - это вполне прилично, и она смогла бы  почувствовать  себя  как
истинная дама в ресторане у Дельмонико или  как  там  они  называются  такие
места...
   Она глянула на меня - холодно, дальше некуда.
   - Благодарю вас, мистер Сакетт. Если вы предложите мне руку...
   - Я за всем этим вернусь, - сказал я Кайзу через плечо и вышел из  лавки,
гордый донельзя, с этой девчонкой под руку, как будто мы шли на бал или  еще
куда.
   Ну, чтоб вы лучше поняли насчет этого салуна... Салун  как  салун,  но  с
одного боку в нем было устроено такое местечко, чтоб поесть,  и  туда  могли
зайти дамы, если пожелают, и в их присутствии  мужчины  даже  орали  не  так
громко - и не так грубо. Собственно  говоря,  большинству  мужчин  нравилось
видеть их там, как-то оно напоминало о доме и  всяком  таком,  ведь  большей
частью мы жили вдали от женщин.
   Поднялись мы по ступенькам с той стороны, и я был красный по самые жабры,
потому что дело для меня было непривычное, и я  изо  всех  сил  старался  не
показать, что занимаюсь таким первый раз в жизни.
   Ну, Берглунд к  нам  подходит  с  салфеткой  через  руку,  как  вроде  он
заправский первоклассный официант, и спрашивает:
   - Чем могу услу