изни стоял абсолютно молча и неподвижно.
   - Жаль, - со слезами в голосе проговорил он. - Чертовски жаль.
   - Кто?
   - Ронда.
   - Что случилось?
   - Вы не слышали?
   Она покачала головой.
   Грэйди понизил голос.
   - Вышиб себе мозги нынче утром. Из дробовика.
   - Следующий, - оцепенело произнес  почтмейстер,  поднимая  взгляд  на
очередного клиента.
   Пока продвигалась очередь, Трития не сводила глаз с Ховарда. Судя  по
красным, опухшим векам и горящим щекам,  почтмейстера  глубоко  потрясла
эта  трагедия.  Его  обычно  громогласный  голос  превратился   в   едва
различимый шепот; пальцы,  наклеивающие  марки  и  отсчитывающие  сдачу,
дрожали. Боб Ронда не был просто его сотрудником. Он был  его  ближайшим
другом. Каждую субботу их можно было увидеть в "Коралле" наслаждающимися
под   стаканчик-друтой   кантри-музыкой   "Первопроходцев    Тонто"    и
обсуждающими мировые проблемы. Жена Ховарда сбежала два года назад, хотя
бедняга продолжал настойчиво твердить, что она уехала в Тусон  ухаживать
за больной матерью. С тех пор они с Рондой стали "не разлей вода". Элен,
жена Ронды, частенько жаловалась, что  муж  больше  времени  проводит  с
Ховардом, чем с ней.
   Очередь тем временем продолжала двигаться. Они с Грэйди уже подошли к
самому окошку.
   - Следующий, - пригласил почтмейстер.
   - Я хотел бы забрать свою корреспонденцию, - проговорил Грэйди.
   В глаза Тритии бросилось объявление:  "Почта  будет  доставляться  по
понедельникам,  средам  и  пятницам  до  появления  нового   почтальона.
Отделение временно работает по вторникам и четвергам. Прошу прощения  за
неудобства".
   Рядом висело извещение о смерти Боба Ронды.
   - Скоро вы наймете нового почтальона? - полюбопытствовал Грэйди.
   - Я не собираюсь никого нанимать, - ответил почтмейстер. - Это забота
главного отделения в  Фениксе.  Раз  в  год  они  открывают  вакансии  и
приглашают людей. Значит, кого-нибудь пришлют. Я звонил им сегодня утром
и сделал заявку, но до тех пор, пока кто-нибудь появится,  может  пройти
несколько недель.
   - Чертовски жаль Боба, - продолжал Грэйди. - Чертовски жаль.
   Ховард молча кивнул.
   Грэйди забрал свою почту, помахал рукой на прощание, и Трития подошла
к окошку.
   - Как вы себя чувствуете, Ховард? - проговорила она,  участливо  взяв
его за руку.
   - Как могу, - почтмейстер пожал плечами.
   - Я только что услышала. Прямо в голове не укладывается.
   - Да.
   - Мне казалось. Боб... Ну, то есть совершенно ничего не предвещало...
   - Об этом я и твержу весь день. Не могу поверить, что он убил себя. В
подобных случаях все так говорят, но обычно есть хоть какие-то  причины.
Развод, или жена умерла, или с работы выгнали... А тут ничего! Я заходил
к  нему  вчера  вечером,  мы  втроем  с  Элен  замечательно   поужинали,
побеседовали... Все было нормально. Боб совсем не выглядел  подавленным.
Не веселее обычного, но и не грустнее, не более  разговорчив,  но  и  не
молчалив... Я не заметил ничего странного.
   И с Элен он не ссорился, потому что когда они  ссорились,  мы  с  ним
обычно не сидели дома, а уходили ужинать в город. - Он покачал  головой,
опустил глаза, потом усилием воли снова посмотрел на  Триш  и  попытался
улыбнуться. На искаженном страданием лице улыбка показалось страшной.  -
Ну ладно, чем я могу служить?
   - Хотела отправить письмо и купить марок.
   - Марок купить, - повторил Ховард, открыл ящик стола и выложил  перед
ней несколько листов.
   Она расплатилась и легонько сжала ему руку.
   - Если вам что-нибудь потребуется - звоните. В любое время.
   - Спасибо, - кивнул он.
   Триш отошла от стойки.
   - Следующий, - послышался за ее спиной сдавленный голос.

2

   Похороны были многолюдными. Почти весь город знал Боба Ронду, и почти
все его любили. Кладбище было забито до отказа; опоздавшие теснились  за
чугунными воротами и стояли на склоне небольшого холма.  Боба  никто  не
назвал бы усердным прихожанином, поэтому Элен решила провести  церемонию
отпевания прямо у могилы. На ней было простое черное платье. Она  стояла
рядом с пастором, низко склонив голову. Пальцы  правой  руки  безотчетно
комкали влажный носовой платок. Говорили. что она чуть не сошла  с  ума,
обнаружив труп мужа. Она кричала, громила все  в  доме,  рвала  на  себе
одежду, и  доктору  Робертсу  пришлось  всадить  в  нее  лошадиную  дозу
успокоительного.
   Глядя на ее скорбную фигуру, Дуг вполне в это верил.
   Из  уважения  к   чувствам   родственников   газетное   сообщение   о
самоубийстве почтальона было кратким,  но  в  маленьких  городках  вроде
Виллиса новости распространяются от соседа к соседу, что гораздо быстрее
и эффективнее, чем по каналам прессы, и к середине  вчерашнего  дня  все
уже знали мельчайшие подробности происшествия. Скорее  всего  Боб  Ронда
проснулся раньше жены, сходил в гараж за заранее припасенным дробовиком,
вернулся в дом и зашел в ванную комнату. Там он разделся, лег  в  ванну,
вставил ствол в рот и спустил курок.
   Окровавленные мозги забрызгали весь кафель.
   Но когда Элен обнаружила труп, все уже стекло в ванну.
   Ронда не оставил ни строчки.
   Существовало еще несколько версий этой истории. По одной  из  них,  в
которую Дуг не верил. Боб сел верхом на  ружье,  воткнул  ствол  себе  в
задницу и вышиб все внутренности. По другой - направил ствол в глазницу,
выдавил глаз и спустил курок. Но эти байки умерли почти тотчас  же,  как
появились на свет, и ко дню похорон осталась лишь первая версия.
   Билли буквально шокировало самоубийство почтальона. У него были  живы
все бабушки и дедушки, у него никогда не умирали домашние животные.  Это
оказалось его первое реальное столкновение со  смертью.  Он  тоже  очень
любил Ронду, как и большинство детей Виллиса,  и  известие  о  том,  что
почтальон покончил с собой, потрясло его. Два дня он  вел  себя  тихо  и
очень послушно, выглядел подавленным и необычно  грустным.  Дуг  с  Триш
долго думали, брать ли его с собой на кладбище, и в конце концов  решили
не брать, рассудив, что  весь  вид  траурной  церемонии  и  гроба  может
нанести ребенку слишком серьезную психологическую травму.
   На день похорон они  пригласили  для  сына  специальную  сиделку.  По
возвращении они планировали рассказать ему, как все  происходило,  чтобы
мальчик осознал, что случилось.
   Священник, стоя перед закрытым гробом, читал отрывки  из  Библии.  Он
тактично  не  упоминал  причину  смерти  почтальона,  делая  акцент   на
положительных качествах характера Боба, говорил о том, какая это тяжелая
потеря и для семьи, и для всего общества.
   Дуг слушал слова  священника,  но  чувствовал,  что  мысли  уходят  в
сторону. Ему было грустно,  но  грусть  могла  быть  сильнее.  И  слова,
которые он слышал, и собственные воспоминания могли бы сильнее затронуть
его сердце.
   Чего не хватало в словах  священника,  так  это  размышлений  о  душе
покойного Ронды. Многие из присутствующих на кладбище, те,  кто  знал  и
по-настоящему любил  почтальона,  сказали  бы  прощальную  речь  гораздо
сердечнее. Бармен из "Коралла", к примеру. Или Джордж Рили.
   Или Ховард Кроуэлл.
   Дуг скользнул взглядом по толпе. Почтмейстер  стоял  рядом  с  семьей
Ронды. Он не скрывал  своих  слез.  На  нем  был  новый  черный  костюм,
купленный специально для этого  события.  Казалось,  он  вслушивается  в
каждое слово священника, а взгляд его не отрывался от гроба.
   В следующий  миг  Дуг  нахмурился.  Из-за  плеча  Ховарда  выглядывал
незнакомец в светло-голубой униформе почтового ведомства, которая  резко
выделялась на  фоне  темных  траурных  одежд  остальных  присутствующих.
Высокий и худощавый, с копной ярко-рыжих волос,  он  стоял,  уставившись
куда-то в пространство и  откровенно  скучал.  Расстояние  было  слишком
большим, чтобы Дуг разглядел выражение лица незнакомца, но  в  его  позе
сквозили надменность и презрение к  окружающим,  даже  в  самой  посадке
головы.
   Мужчина лениво  повернулся  и  посмотрел  на  священника.  Начищенные
пуговицы форменной куртки ярко сверкнули на  солнце.  Большинству  людей
униформа придает значительность, даже некое благородство,  но  в  данном
случае можно было  говорить  скорее  о  клоунаде,  насмешке,  опошляющей
траурную церемонию.
   Мужчина  опять  повернулся  и  скользнул  взглядом  по  толпе.   Дугу
показалось,  что  смотрят  именно  на  него.  Это  было   отвратительное
ощущение. Он быстро перевел взгляд на Ховарда.
   Глаза Тритии тоже приковывал почтмейстер. Она пристально смотрела  на
мокрое  от  слез  потрясенное  лицо  Ховарда,  а  незнакомца  словно  не
замечала. Ховард выглядел  таким  потерянным,  таким  несчастным,  таким
беспомощным. "Надо будет как-нибудь пригласить его в гости", -  подумала
она.  Вероятно,  половина  города  обратится  к  Ховарду   с   подобными
приглашениями, но Триш знала о его особом к ним отношении  и  надеялась,
что ей удастся немного приободрить почтмейстера.
   Потом она перевела взгляд на Элен  Ронду,  которая  стояла  рядом  со
священником. К жене почтальона Триш никогда не испытывала симпатий. Элен
всегда вела себя слишком жестко, слишком напряженно, слишком  заботилась
о престиже Боба,  в  то  время  как  почтальон  был  само  дружелюбие  и
безмятежность. Тем  не  менее  Элен  очень  любила  мужа.  Даже  сейчас,
несмотря  на  лошадиную  дозу   транквилизаторов,   лицо   ее   выражало
неподдельное горе. Да,  такую  утрату  очень  нелегко  пережить.  Сердце
Тритии разрывалось от сочувствия к вдове;  на  глазах  выступили  слезы,
которых до сих пор не было.
   А над головой сияло голубое небо. К десяти утра солнце припекало  уже
вовсю. С кладбищенского холма был виден почти весь город.  За  невысоким
зданием  Торговой   палаты   и   корпусом   "Вэлли   Нейшнл"   виднелась
грязно-голубая  стена  дешевого  ресторана  для  автомобилистов;   между
грузовиками и деревьями просматривались  магазинчики.  Чуть  поодаль,  в
новом квартале, пестрели яркие табло бензозаправочных станций и  вывески
закусочных. А  ближе,  сразу  за  лугом,  который  отделял  кладбище  от
территорий гольф-клуба,  находился  деловой  центр  города  со  зданиями
местной  газеты,  библиотеки,  баров  и  полицейского  участка,   удобно
расположенных бок о бок, и, конечно, почтового отделения.
   Почтовое отделение.
   Трития почувствовала, что не может  взглянуть  в  ту  сторону.  Почта
казалась осиротевшей, почти покинутой, хотя закрылась  всего  на  сутки.
Она вытерла глаза и сосредоточилась на словах священника. Взгляд упал на
темно-красный деревянный гроб. Гладкий и  округлый,  он,  казалось,  был
выточен из полированного камня. Трития решила, что семейству Ронды столь
дорогой гроб явно не по средствам, а страховка  от  почтового  ведомства
явно не предполагала подобных расходов.
   Надо будет узнать, начал ли кто-то из горожан собирать деньги,  чтобы
покрыть все траты.
   Если нет, она сама этим займется. Жене и детям  почтальона  предстоят
трудные времена. Надо пережить боль потери и собраться с  силами,  чтобы
как-то жить дальше... Хорошо, если некоторое время они  будут  избавлены
от решения материальных проблем.
   - Мир праху его, - возвестил священник.
   Трития с Дутом переглянулись и крепко взялись за руки.
   - Аминь.
   Элен и мальчики подошли к гробу. Снова послышались всхлипы и рыдания.
Негромко гудел мотор устройства, опускающего гроб в могилу.
   Из города не доносилось ни звука. Практически все  население  в  этот
момент находилось здесь, на кладбище.
   Элен нагнулась, взяла горсть земли и прижала руку к губам.  Прошептав
что-то, она вдруг согнулась, упала на колени и начала молотить  кулаками
по земле, причитая в голос.  Один  из  сыновей  бросился  поднимать  ее,
другой нашептывал в ухо что-то успокаивающее. Доктор Робертс уже  спешил
к ним на помощь. Большинство присутствующих отвели  глаза.  Дуг  обратил
внимание, что только новый почтальон в упор уставился  на  убитую  горем
вдову. Причем он раскачивался с пятки на носок, словно получал от  этого
зрелища невыразимое наслаждение.
   Спустя несколько секунд все закончилось.
   Доктор  крепко  держал  Элен  под  руку.  Она  стояла  прямо,  словно
оцепенев. Сыновья бросили символические горсти земли на крышку гроба.
   Священник произнес последнюю молитву.
   Затем  все  присутствующие  стали  по  очереди  подходить   к   семье
покойного, чтобы выразить  соболезнование.  После  эмоционального  срыва
Элен снова обмякла, и сыновья с трудом поддерживали ее с  обеих  сторон.
Тут же стояли священник, доктор и Ховард. А рядом с почтмейстером, всего
в одном шаге от этого  непроизвольно  образовавшегося  крута,  продолжал
топтаться незнакомец. Подойдя ближе'. Дуг смог получше разглядеть его  -
маленький острый нос, колючие голубые глазки, твердо очерченный рот.
   Трития взяла Элен за руки.
   - Вы сильная, - проговорила она. - Вы справитесь.  Поначалу  кажется,
что боль останется навсегда, но  она  постепенно  начнет  проходить.  Вы
справитесь. Только не надо спешить. Постепенно, день за днем, понемножку
начинайте жить своей жизнью. Боб наверняка хотел именно этого.
   Элен молча кивнула.
   Трития взглянула на ее сыновей.
   - Следите за матерью. Заботьтесь о ней.
   - Конечно, миссис Элбин, - откликнулся Джей, старший.
   Дуг  не  мог  найти  слов,  которые  звучали  бы  не  банально  и  не
поверхностно. Впрочем, слова  в  таких  ситуациях  особого  значения  не
имеют.
   - Мне очень жаль, - проговорил он просто, прикоснувшись на  мгновение
к руке Элен-- Мы все очень любили Боба. Нам его будет не хватать.
   - Это верно, - согласилась стоящая рядом Марта Кемп.
   Трития в это время заговорила  с  Ховардом,  повторяя  простые  слова
сочувствия. Потом крепко обняла его. Дуг подошел к ним и положил руку на
плечо пожилого почтмейстера.
   - Он был моим  лучшим  другом,  -  заговорил  Ховард,  вытирая  глаза
ладонью. - Обычно лучшими считаются друзья детства, люди, с которыми  ты
вырос. Нечасто потом удается найти такого же близкого человека.
   Трития, понимающе кивнул". Дуг взял ее  за  руку  -  Я  уже  по  нему
скучаю, - добавил Ховард.
   - Мы понимаем, - откликнулся Дуг.
   - Спасибо, - с трудом улыбнулся почтмейстер. - И спасибо за  то,  что
позвонили вчера, и за открыточку. Спасибо,  что  слушаете  ненормального
сентиментального старика.
   - Ничуть вы не ненормальный,  -  возразила  Трития.  -  И  совсем  не
старик. И разве плохо быть сентиментальным?
   Ховард взглянул Дугу в лицо.
   - Береги ее. Она добрая.
   - Я знаю, - улыбнулся Дуг.
   - Мы хотели бы пригласить вас к себе на  этой  неделе,  -  обратилась
Трития к почтмейстеру и посмотрела ему прямо в глаза. Ее тон не допускал
отказа. - Приготовлю чего-нибудь вкусненькое, согласны?
   - Согласен.
   - Обещаете?
   - Обещаю.
   - Вот и хорошо. Значит, до встречи. Если не позвоните - мы  сами  вам
будем звонить. И увильнуть не надейтесь.
   Ховард кивнул и двинулся к выходу Человека в голубой форме он  так  и
не представил, но Дуг уже понял, что его прислали на место Ронды.  Новый
почтальон протянул бледную руку, которую Дуг пожал без особого желания.
   Ладонь незнакомца оказалась теплой, почти горячей, и абсолютно сухой.
Он улыбнулся, показав полоску белых зубов.
   - Приятный денек, - произнес он низким.  хорошо  поставленным,  почти
мелодичным голосом. В его тоне  можно  было  уловить  скрытую  насмешку,
которая еще сильнее подчеркивала бесчувственное легкомыслие этой фразы.
   Дуг промолчал. Не обращая больше на него внимания, он обнял за  талию
Триш и вместе с остальными горожанами начал  спускаться  к  автостоянке.
Уже открывая дверцу машины,  он  обернулся.  Новый  почтальон  почти  на
голову возвышался над окружающими. С такого расстояния никто  не  сказал
бы наверняка, но Дуг был почти уверен, что мужчина следит за ним.
   И кажется, он по-прежнему улыбался.

***

   Билли сказал миссис Хартли,  что  хочет  пойти  поиграть,  но  обещал
оставался  в  пределах  слышимости.  Миссис  Хартли  предупредила,   что
родители могут вернуться в любой момент, и  ей  не  хочется  выслушивать
упреки по поводу того, что она плохо следит за ребенком.
   Билли сказал, что будет в своем форте, который располагается прямо за
домом, и прибежит немедленно, как только услышит машину родителей.
   Миссис Хартли вполне удовлетворилась.
   Форт действительно находился среди деревьев за домом, но ни из одного
окна его нельзя было рассмотреть. Они с Лейном  Чэпменом  соорудили  это
убежище прошлым летом из материалов, оставшихся после постройки  летнего
коттеджа. Коттедж возводила бригада отца Лейна,  который  и  выдавал  им
мало-помалу столбы, доски два на четыре и даже немного цемента -  вполне
достаточно, чтобы соорудить основу из двух помещений.  В  течение  всего
лета они собирали  недостающие  доски,  потом  отделывали  и  обставляли
комнаты внутри, и в конце концов форт  получился  просто  замечательным.
Даже лучше, чем они думали. Фасад и боковые стенки были  закамуфлированы
ветками сумаха и толокнянки; задняя стена упиралась в дерево.  Вход  они
придумали сделать сверху. Сначала  надо  было  взобраться  на  дерево  и
оказаться на крыше, затем потянуть за веревку, привязанную  к  потайному
люку. Ни лестницы, ни ступенек они не предусмотрели, но спрыгнуть  можно
было вполне безопасно.
   Большую  комнату  они  украсили  всяким  хламом,  который  нашли   на
помойках, - обложками старых альбомов,  бамбуковыми  палками,  рамой  от
картины, велосипедным колесом... Лейн добавил украденный дорожный знак -
"кирпич", - который подарил ему другой приятель за  право  появляться  в
таком классном месте. Другая комната, которую они назвали  штабом,  была
поменьше, зато в ней на полу лежал  драный  ковер,  тоже  раздобытый  на
свалке.  Здесь  они  обычно  рассматривали  журналы  "Плейбой",  которые
выуживали из пачек старых бумаг и газет, приготовленных для отправки  на
переработку.
   Кратчайшим путем мальчик пошел вокруг дома. Можно было созвониться  с
Лейном и назначить ему встречу в форте, но сегодня Билли хотелось побыть
одному. Он ощущал странное чувство печали  и  одиночества.  И  хотя  это
чувство особого удовольствия не доставляло, от него  вовсе  не  хотелось
побыстрее избавиться.
   Бывают переживания, которые должны  пройти  сами  по  себе.  Их  надо
осмыслить, с ними надо сжиться, дать им волю. Его чувство оказалось  как
раз из таких.
   Кроме  того,  в  компании  с  Лейном  не  избежать  болтовни.  Парень
тараторил просто без умолку. Билли не знал никого, кто  сравнился  бы  с
ним в этом деле. Иногда это было неплохо, но иногда  -  неприемлемо.  Во
всяком случае сегодня у Билли отсутствовало всякое желание  поддерживать
разговор.
   Тем не менее  отчетливое  ощущение  предательства  не  покидало  его.
Первый раз в жизни он отправился в форт без Лейна, и это казалось как-то
нехорошо,  словно  он  нарушил  какую-то  договоренность,  хотя  никаких
соглашений на эту тему они специально не заключали.
   Подойдя к форту.  Билли  быстро  вскарабкался  вверх  по  раскидистым
веткам, спрыгнул на крышу и  открыл  люк.  Нырнув  вниз,  он  постоял  в
большой  комнате,  разглядывая  старый  металлический  ящик  для   льда,
положенный на бок и используемый в  качестве  кресла.  Этот  морозильник
подарил ему мистер Ронда, который, увидев  их  с  Лейном  копающимися  в
мусорных кучах, предложил им забрать его, равно как и  несколько  листов
клееной фанеры, которая лежала у него дома. На следующий день он  привез
все обещанное и оставил на дороге у почтового ящика.
   Билли вспомнил доброе  лицо  мистера  Ронды,  его  голубые  смеющиеся
глаза, густую седую бороду.  Он  знал  почтальона  всю  свою  жизнь.  Он
встречался с ним каждый день до тех пор, пока не начал ходить в школу Он
виделся с ним каждую субботу, каждые выходные и  все  лето.  Как-то  для
школьного задания ему понадобились  аптечные  резинки,  и  мистер  Ронда
спец