через два от нужного мне здания нашлось место для стоянки. Тут был
эдакий  псевдожилой  квартал  из  четырех-  и пятиэтажных  кирпичных  домов,
выстроенных  с расчетом  на дешевизну квартир.  Цены  на жилье  тут  не были
занижены, поскольку само жилье, в общем-то, никуда не годилось. Тем не менее
дома  эти  весьма  выгодно  отличались  от  настоящих  жилых кварталов  с их
бараками, и даже пахло здесь еще весьма сносно.
     Я вошел в  подъезд нужного мне  дома,  с минуту  потыкался туда-сюда  и
отыскал  дверь  в подвал.  Она была  заперта,  но  замок оказался старинного
образца, а  у меня всегда с собой два обычных  больших ключа на  цепочке.  Я
сунул в замок первый, и дверь открылась. Прошмыгнув  в подвал, я прикрыл  за
собой  дверь  и  включил  свет. Миллионные  полчища  тараканов  бросились  в
беспорядочное отступление по лестницам и стенам, забиваясь в щели и трещины.
Я спустился по лестнице и с опаской двинулся в сторону  заднего фасада дома.
По моим расчетам, умник должен был поджидать  меня  на станции, но ему могло
прийти в голову караулить тут, в подвале.
     Пролом  в  стене  был именно  там,  где умник  велел мне его  искать. Я
прополз в него,  перешагнул через  древние булыжники и очутился на платформе
подземки. Свет давали только несколько маленьких лампочек.
     Это  была  действительно  старая  станция  подземки  с  залом  в  форме
эскимосского   жилища:   высокий   купол  вверху,  украшенный  замысловатыми
мозаичными узорами, слишком  сложными  для  нынешних торопливых  строителей.
Шаткий на  вид  железный мостик  висел высоко  над  путями  и  вел на другую
платформу. Как и  сказал  умник, примерно  половину площади  обоих  перронов
занимали штабеля досок и других стройматериалов. Умник мог поджидать меня за
любым из них.
     Я  вытащил из кармана  пистолет и  медленно двинулся вперед, к мостику.
Неторопливо, с опаской и в полусогнутом состоянии поднялся я по ступенькам и
едва  успел   добраться  до  самого   верха,  когда  слева   донесся  грохот
приближающегося поезда.
     Мне не хотелось попадаться  на глаза какому-нибудь  машинисту подземки.
Заметив меня, он свяжется с диспетчерской,  и через считанные минуты станция
будет кишеть  легавыми. Кроме того, мне не улыбалось попасть в сноп света от
фар поезда и сделаться отличной мишенью для нашего умного стрелка. Поэтому я
растянулся  плашмя на  стальном  настиле  мостика  и  принялся ждать,  когда
проедет поезд.
     Их оказалось два, один шел на север, второй -  на юг, и  оба проскочили
одновременно, с грохотом, способным до конца дней  лишить меня слуха. Поезда
исчезли,  а я выждал  долгую  минуту,  медленно  поднялся  на  ноги  и опять
двинулся вперед, по-прежнему сгибаясь в три погибели.
     Я  спустился  по лестнице с противоположной стороны  и опять  затаился.
Где-то  среди  этих  досок  и  брезентовых холмов в темноте слева от  меня и
должен был  ждать моего появления Билли-Билли. Но  дудки!  Верно,  кто-то уж
наверняка меня там  поджидает. И если я прав, это парень, который убил Мэвис
Сент-Пол.
     Я медленно  направился  в  ту сторону, опасливо  перебираясь от  одного
штабеля  досок к  другому.  Прежде я  никогда  не замечал, как же длинны эти
платформы станций подземки.  Я успел  дойти только до середины, когда  опять
услышал  шум приближающегося  поезда. Присев за  одним из покрытых брезентом
бугров, я  стал ждать. Минуту  спустя мимо опять  прогрохотали  два  поезда.
Промелькнули   вереницы  окон,   на  миг  изобразив  на  стене  позади  меня
причудливую игру света и  тени. Последний вагон  поезда,  шедшего на  север,
миновал станцию, рассыпая  ослепительные  искры, и на какую-то  долю секунды
все подземелье озарилось яркой вспышкой света.
     А потом  опять стало темно и тихо,  и я пошел дальше.  Пока я не слышал
никаких  звуков,  за  исключением  шорохов, которые  производил сам, да рева
проходящих поездов.  Интересно,  может  быть,  кто-то  решил сыграть со мной
гадкую шутку?
     Мало-помалу я добрался до конца  платформы, где лежал последний штабель
досок.  Он был прямо передо мной. Я бочком придвинулся  к его краю, выставил
перед собой пистолет и выглянул из-за угла.
     Да, вот уж шутка  так шутка: прямо передо мной сидел Билли-Билли Кэнтел
и во все глаза пялился на меня.
     Но и с Билли-Билли тоже сыграли гадкую шутку. Он был мертв.

16

     Целую  минуту  простоял  я,  согнувшись  в  три  погибели  и  глядя  на
Билли-Билли. Его зарезали. Впереди на грязной рубахе (еще более грязной, чем
прежде, потому что она была заляпана запекшейся кровью) зиял неровный порез.
Несколько  буроватых  ленточек  прочерчивали грудь и  соединялись с высохшей
коричневой лужицей на бетонном полу, рядом с левой рукой мертвеца.
     Его  привели сюда и зарезали.  Судя по  количеству крови  на полу возле
левой  руки (эта  рука,  лежащая  ладонью кверху,  бледная, безжизненная, со
скрюченными   пальцами,   являла  собой   настоящее  олицетворение  смерти),
Билли-Билли не могли доставить сюда уже убитым.
     Я стоял и таращился на него, пока шум не заставил меня очнуться и снова
пошевелиться. Это  был звук  голосов,  я выпрямился, напрягся  и обратился в
слух. Голоса доносились из черного зева тоннеля, с юга.
     А потом я все увидел. Я увидел, во что втянул меня убийца.

17

     Он позвонил мне и направил сюда,  чтобы  я нашел  Билли-Билли. А  потом
позвонил в  полицию и сообщил, что Билли-Билли здесь.  И обстряпал  все так,
что полиция найдет тут не только Кэнтела, но и меня.
     Не имело значения, сумеют ли легавые повесить на меня убийство Кэнтела.
Им  это и не  нужно. Я  работаю  на Эда Ганолезе.  Я работаю на организацию,
стоящую вне закона, и закону нет нужды ждать,  пока можно будет сцапать меня
по обвинению в убийстве. Закон сцапает меня по любому обвинению
     Пребывание здесь, на закрытой  и покинутой станции подземки уже само по
себе  было  правонарушением,  и  полиция  с  радостью  сцапает  меня за это.
Пистолет у меня в руке - еще один  прекрасный повод засадить меня. Закон мог
упрятать меня на несколько лет, даже не упоминая об  убийстве Кэнтела. И наш
умник пойдет себе гулять. И никаких расходов.
     Надо было убираться  к чертям. Я развернулся и побежал. Теперь мне было
плевать, произвожу я шум или нет, теперь меня волновало только одно - как бы
сдернуть с этой станции и из этого квартала.
     Я добежал до  мостика и взлетел  по железным ступенькам, которые громко
лязгали у меня под ногами. Вдруг  откуда-то справа донеслись крики, но я  не
стал терять  времени и  смотреть  вниз.  Опрометью  перебежав через  пути  и
перепрыгивая через три ступеньки, я спустился с  мостика, пригнулся и нырнул
в пролом в стене, после чего оказался в вонючем подвале псевдожилого дома.
     Пробираясь туда, я споткнулся обо что-то и растянулся на полу. Пистолет
отлетел  куда-то  в  темноту.  Надо  было  его  найти:  на  нем  полно  моих
отпечатков. Я принялся лихорадочно копаться в покрывавших пол пыли и мусоре,
а  сзади  уже  слышались  вопли  и  топот бегущих  ног. Наконец  мои  пальцы
наткнулись на  ствол пистолета. Я  схватил его, поднялся на ноги, бросился к
лестнице, взбежал  по  ступенькам,  не обращая внимания  на  копошащихся под
ногами тараканов, и выскочил через дверь в подъезд
     Маленькая толстуха, тащившая набитую овощами хозяйственную сумку (и это
в  половине двенадцатого ночи!), как раз проходила мимо двери  в подвал  Она
разинула рот, и я увидел ее пожелтевшие зубы и вытаращенные глаза. Захлопнув
за  собой дверь  и  не  обращая на  толстуху никакого внимания,  я  принялся
охлопывать  карманы  в поисках ключей.  Потом до  меня дошло, что  я все еще
сжимаю  в  руке пистолет, а толстуха смотрит  на  него  выпученными глазами.
Сунув пистолет  в карман пиджака, я отыскал ключи и запер  дверь  в  подвал.
Преследователи уже топали по лестнице
     Отпихнув толстуху,  которая по-прежнему смотрела на  меня, разинув рот,
но еще не начала кричать, я выбрался на улицу, где заставил себя перейти  на
шаг, гуляющей походкой добрести до "мерседеса"  и  притвориться,  что в душе
моей царят мир и безмятежный покой, будто я какой-нибудь  страховой агент. В
итоге я сел за руль, воткнул ключ в замок зажигания и убрался оттуда ко всем
чертям.
     Всю дорогу я размышлял об этом подонке. Сначала он пытается меня убить.
Когда  этот  замысел проваливается, умник  норовит засадить меня в тюрьму на
изрядный  срок  и  таким образом на несколько  лет удалить от  дел.  Он меня
знает, а я его - нет. Стало быть,  преимущество на его стороне. И мы  больше
не играем в охотника и дичь. Теперь мы оба охотники, и он ближе к цели.
     Кроме того, он быстро делает ходы. Устраивает мне одну засаду за другой
и не угомонится, пока не достанет меня.
     Стало быть,  мой следующий  ход  ясен: я должен  увеличить  темп.  Надо
действовать проворнее, чем он, чтобы свести на нет его фору. Он меня  знает,
значит, я должен выяснить, кто он.
     Иначе я покойник.
     17
     Я  приехал  домой  и  бросил  "мерседес"  перед  дверью,  под   знаком,
угрожавшим  принудительной буксировкой.  Было без десяти двенадцать, а после
полуночи стоянка  разрешена. Если  легавым  удастся за десять минут пригнать
сюда буксировочный грузовичок, пускай забирают мою машину.
     Поднявшись к  себе,  я направился прямиком в ванную и полюбовался своим
отражением в зеркале. Ну, хорош!  Физиономия чумазая, на потном  лбу, правой
щеке и подбородке - потеки грязи. Руки были еще  грязнее, чем лицо, а одежда
имела и вовсе жуткий вид. Рубаха и пиджак в пятнах, штаны на коленях порваны
-  вероятно, это произошло, когда  я катапультировался  из подвала. С  носка
правого ботинка содран клок кожи.
     Теперь умник задолжал мне еще и за шмотки, и я  горел желанием взыскать
с него этот должок.
     Я разоблачился, принял душ, натянул чистую одежду и позвонил Эду, введя
его в  курс последних  событий и  сообщив в  числе прочего,  что  нашел труп
Билли-Билли. Когда я кончил доклад, он сказал:
     - Поганый сукин сын.
     - Я тоже так думаю, - ответил я.
     - Ладно, - молвил Эд.  - Ладно, ладно. Он сам на это напросился. На сей
раз  он  зашел  слишком  далеко.  Перемудрил.   Самую   малость,  но  вполне
достаточно, чтобы  себе  же и  нагадить.  Легавые получили  своего желанного
Билли-Билли, а значит, закроют это чертово дело. Стало быть, умник наш, Клей
Этот сукин сын - наш, и нам нет никакой нужды сдавать его в полицию.
     - Да, верно, - сказал я. - Мне это в голову не пришло.
     -  И ему, ублюдку, тоже. Но мне-то пришло  Клей, сейчас этот сукин  сын
нужен мне  как  никогда.  Я хочу  видеть его воочию.  Этот  ничтожный  умник
малость переумничал, и теперь ему будет плохо.
     - Я его накрою, Эд, - пообещал я.
     - Надеюсь на тебя, мальчик.
     - Да, Эд, послушай, вот еще что. С точки зрения полиции, убийство Мэвис
Сент-Пол  раскрыто.  Но  как   насчет  Бетти  Бенсон?  Я  ведь  еще  хожу  в
подозреваемых, как ты знаешь.
     - Легавые получили своего Билли-Билли, - сказал он, - и теперь нетрудно
будет убедить их заткнуть им обе дыры.
     - Хочу надеяться. Ну а как с самим Билли-Билли? Думаешь, легавые станут
искать парня, который его пришил?
     - Черт,  конечно,  нет. Они решат, что это наших рук дело,  и плюнут на
все. Какое им, к черту, дело, кто угробил эту никчемную шпану?
     - Да, наверное. Ладно. Эд, я просто подумал, что тебе следует знать про
Билли-Билли. Сейчас опять возьмусь за дело.
     - Давай, Клей. Притащи мне этого гада.
     - На подносе, - ответил я, - и с яблоком в пасти.
     -  Погоди-ка, - спохватился  Эд. -  Надо  бы поставить  в известность и
Клэнси. Именно ему придется уговаривать легавых  снять  с  тебя подозрение и
повесить Бетти Бенсон на Билли-Билли. Поезжай к нему. Посовещайтесь, найдите
способ отмазать тебя и свалить все на Билли-Билли.
     - Куда мне ехать? К нему домой?
     - А куда же еще, черт возьми? Сейчас ведь полночь.
     -  О  чем я и  толкую.  Ты знаешь, Клэнси не любит смешивать  работу  и
личную жизнь.
     - А кто любит? К черту! Дело слишком важное. Езжай и поговори с ним.
     - Хорошо, Эд.
     - А потом достань мне этого парня.
     - Достану.
     Я натянул пиджак и уже собрался уходить, как вдруг зазвонил телефон.
     - Ты хотел знать,  где был  Сай Грилдквист вчера  в четыре  часа дня, -
сказал Бугай Рокко. - Я это выяснил. У одного мецената, там читали его новую
пьесу.
     - Это точно? - спросил я. - И он не мог отлучиться, скажем, на полчаса?
     - С чтения пьесы у мецената? Нет. Он точно был там, высасывал деньги  с
первой до последней минуты.
     - Спасибо, - сказал я. - Большое спасибо.
     Итак, теперь  я наверняка  знал, что хоть один из этих парней - не  мой
умник. Очень мило.

18

     Клэнси  Маршалл  проживает  в  Бронксе. Но  не в том Бронксе, о котором
пишут в "Дейли ньюс" и который люди невольно представляют себе, услышав  это
название.  Клэнси живет гораздо севернее,  в пределах  Бронкса, в  одном  из
районов  Нью-Йорка,  но все же  на совершенно  другой  планете.  Его квартал
называется  Ривердейл,  и  он очень  четко  разделен  на  зону,  застроенную
звездообразными в  поперечном  разрезе жилыми домами  из  красного  кирпича,
высотой от семи до десяти этажей, и зону извилистых деревенских дорог, вдоль
которых  стоят  дома  в  стиле ранчо,  с  раздельными  входами на  этажи,  и
внушительные довоенные особняки из строевого леса, с верандами, столовыми  и
мансардами. И все это - часть Нью-Йорка.
     Клэнси обретался в одном из довоенных особняков,  двухэтажном, белом, с
зелеными ставнями и серым полом на веранде. Лужайка перед домом была утыкана
маленькими  цветными статуями.  Кролики,  щенки,  лягушки и утки - такие  же
милые, как  утренние  телепередачи. Рядом с каретным фонарем стояло изваяние
мальчика-раба  с плантации, облаченного в рваное одеяние конюха, с вытянутой
вперед черной деревянной рукой, всегда готовой принять у гостя уздечку. Иные
граждане  не  скрывают  своего сожаления  по  поводу  исчезновения  сословия
родовой  знати,  и  этот  истукан  как  нельзя  лучше  выражал  такого  рода
настроения.
     Я  свернул  с  Кингсбридж-роуд  на  Роджерс-лейн,  проехал  немного  по
извилистой дорожке и остановился перед домом Клэнси. "Мерседес" мой уздечкой
не оборудован, поэтому я пожал плечами, глядя на мальчика с  плантации с его
протянутой  рукой и  неистребимой  надеждой, что когда-нибудь  в  нее  опять
вложат поводья,  и поднялся по ступенькам  на  веранду, громко топая ногами.
Был час ночи, и свет горел только в одном окне  наверху. Я знал, что  Клэнси
ни капельки не  обрадуется моему приходу, но все равно  нажал кнопку звонка.
Пусть злится на Эда, если хочет.
     Пришлось  подождать  какое-то  время,  но  в  конце концов  мне открыла
супруга  Клэнси,  Лаура. Лауру  Маршалл  можно  с  легкостью описать  в пяти
словах: богатая стервозная матрона из пригорода. Она подвизается в конгрессе
штата в должности какого-то мелкого  подгонялы. А посему вечно подгоняет  то
членов  молодежной  лиги,  то клуба  "По  понедельникам", то  своего  Клэнси
Маршалла. Она зазнайка и, по ее убеждению, супруга преуспевающего законника,
эдакого старого и  щепетильного знатока биржевого права. Я не  хочу сказать,
будто она и впрямь не знает, чем Клэнси зарабатывает на хорошую жизнь, но ей
не без успеха удается  вводить себя в самообман, благодаря которому Лаура не
испытывает угрызений совести, тратя неправедно нажитые богатства супруга.
     По какой-то  причине, ведомой только ему одному, Клэнси безумно влюблен
в это яркое олицетворение нашей эпохи  и смертельно боится, что когда-нибудь
Лаура  соберет пожитки и  уйдет от него вместе с  детишками,  которых  у них
двое. Разумеется, двое (ведь невозможно иметь, скажем, два целых и еще шесть
десятых  ребенка). Не  то  чтобы  Клэнси  очень  сомневался  в своем мужском
обаянии. Просто он считает, что рано или  поздно его  грязные делишки начнут
слишком  уж  бросаться в  глаза, и Лаура больше не сможет  не замечать их. И
тогда она уйдет. Что  ж,  вероятно, так оно и будет. От Клэнси ей не  больше
проку, чем от ежемесячного почтового  перевода с алиментами. И  никаких тебе
сплетен.
     Почти  все,  кто меня не  знает, при первой  встрече принимают  меня за
молодого идущего в  гору  дельца,  занимающегося  рекламой, страхованием или
чем-нибудь подобным. В  каком-то смысле это очень близко к  истине. Но Лаура
Маршалл,  увидев меня под  дверью  своего  дома в  час пополуночи, наверняка
сразу же решила, что у  нас с ней не может быть  никаких общих знакомых,  во
всяком  случае,  что  касается  светской  жизни.  Поэтому,  как  говорили  в
викторианскую эпоху, ее глаза обдали меня леденящим холодом.
     Ну и черт с ней. Меня так просто не заморозишь.
     - Я  хотел  бы  поговорить  с Клэнси, -  сказал  я,  нарочно  употребив
христианское имя, чтобы посмотреть, как она морщится.
     - В час ночи? - спросила она.
     - Это  необходимо, - ответил я,  не собираясь приводить никаких  других
оправданий.
     -  У моего  супруга  есть приемные  часы, - начала  было  Лаура,  но  я
быстренько прервал ее, поскольку времени у меня было не так уж много.
     - Передайте ему, что пришел Клей. Он захочет со мной встретиться.
     Лаура взглянула на меня так, будто очень в этом сомневалась.
     - Подождите здесь, - велела она, захлопывая дверь перед моим носом.
     Я стал ждать. На веранде было старое зеленое кресло-качалка, и я уселся
в него.  Оно заскрипело,  полностью оправдав мои предчувствия,  и я принялся
раскачиваться  с  громким шумом, потому что мне пришла  охота позабавиться и
позлить Лауру Маршалл точно так же, как меня злило ее существование.
     Спустя пару минут Клэнси открыл парадную дверь. На нем был халат в духе
Джорджа Сэндерса,  темный, с  фигурной вышивкой, блестящими лацканами. И еще
улыбка, которую  можно  было бы расценить как зловещую, не будь Клэнси таким
бесхребетным существом.
     - Входите, мистер Клей, - сказал он. - Мы можем поговорить в кабинете.
     Я последовал за  ним  в  дом. Кабинет располагался  рядом со  столовой,
которая  располагалась  рядом  с  гостиной,  которая  располагалась  рядом с
парадной  прихожей.  Погоняла  же  располагалась  где-то  еще, вне  пределов
видимости.
     Очутившись  в кабинете, квадратной комнате, сошедшей со страниц журнала
"Как облагородить дом и  сад", и очень похожей на ту, в которой знаменитости
показывают Эду  Мэрроу  свои  трофеи,  Клэнси  зажег  свет, закрыл  дверь  и
повернулся ко мне со словами:
     - Где тебя надоумили прийти сюда?
     Голос его звучал тихо, но жестко, на смену привычной улыбке  попрошайки
пришла злобная мина.
     -  У Эда, - ответил  я.  -  Он меня не  только  надоумил, но и  обязал.
Дела-то идут.
     - Не смей являться ко мне домой,  - заявил Клэнси. - Заруби это себе на
носу раз и навсегда. Не смей приходить ко мне домой.
     - Посмею, если будет важное дело.
     Он пропустил мои слова мимо ушей.
     -  Я сказал  Лауре, что  ты работаешь у  одного  моего  клиента. Вполне
законопослушного клиента.  Ты пришел по  делу. Когда  будешь  уходить, скажи
что-нибудь в этом духе.
     - Ладно, ладно Давай перейдем к сути.
     - Суть  в том,  что ты  не должен приходить сюда, - долдонил Клэнси.  -
Никогда. Впредь даже и близко не подходи к моему дому.
     Интересно,  придется ли мне когда-нибудь вот так же таиться от Эллы?  -
подумал я и, выкинув Эллу из головы, сказал:
     - Коли тебе пришла  охота  полаяться, лайся с Эдом, а у  меня есть дела
поважнее.
     - Я хочу, чтобы ты понял, - ответил он. - Не приходи  сюда. У меня есть
присутствие,  и я сижу  там целый  день.  Что  бы ни случилось, с этим можно
подождать до утра.
     - Эд велел мне прийти к тебе. Я  не хочу никаких препирательств на  эту
тему. По твоей милости  я просидел в вонючей  тюряге девятнадцать часов, так
что теперь не жалуйся, если