бы вспоминать  о том,  как  ты  скрылся  с  места
дорожно-транспортного происшествия, - молвил Граймс.
     Я  поморщился.  Я  напрочь  забыл  об  этом. Я  собирался  позвонить  в
страховую компанию сразу же после начала рабочего дня, в восемь часов. Тогда
я был бы чист. Но очень устал,  да и голова  была другим  забита, а посему я
совсем забыл об этом.
     Граймс  с ухмылкой взглянул  на меня,  и  я  заключил,  что,  наверное,
слишком устал и не сумел состроить невозмутимую мину.
     - Может, скажешь, где был? - повторил он.
     - Не возражаете, если я позвоню, прежде чем вы арестуете меня?
     - Клэнси  Маршаллу? - Граймс покачал головой. - Возражаем, да  еще как.
Тебя не  арестовали и  не арестуют. Мы можем  продержать  тебя  в кутузке до
скончания века, но арест оформлять  не будем. Просто задержан для допроса, и
этот твой тихушник никогда тебя не найдет.
     - А ты тем временем обозреешь интерьеры всех манхэттенских  участков, -
добавил один из легавых.
     -  А  может, и нескольких  участков в  Бронксе,  -  посулил  напоследок
Граймс.
     -  Благодарю покорно.  Я уже раз совершил такой объезд, - ответил  я. -
Довольно  скучная экскурсия: все участки похожи один на другой.  Эти зеленые
стены. Во всех кутузках мира одинаковые зеленые  стены. Неудивительно, что у
легавых такой злобный нрав.
     - Куда ты отправился прошлой ночью после нашего ухода, Клей?
     - В рыгаловку.
     - Ну что ж, поехали, прокатимся.
     Мне очень, ну просто очень не хотелось отправляться на объезд участков.
     - Слушайте, мистер  Граймс, я  устал, - сказал  я ему. - Я четыре  года
глаз не смыкал.  Приходите сегодня  после полудня и  задавайте свои вопросы,
ладно?
     - Вопрос  только один,  и лучше  уж я  задам  его сейчас.  Спрашиваю  в
последний раз, и, если будешь юлить, поедем кататься. Итак, где ты был с тех
пор, как мы расстались?
     - Не могу сказать, - ответил я - Хотел бы, но  не могу, правда. Я готов
выложить  вам  что угодно, лишь бы  меня оставили в покое и  дали хоть чуток
вздремнуть. Но не могу.
     - Почему это? - осведомился один из легавых.
     -  Если  я вам не скажу, вы арестуете  меня,  и мы начнем  забавляться,
путешествуя  по участкам. Но если я стану говорить, произойдет нечто гораздо
худшее, -  я  повернулся  к Граймсу. - Надо полагать,  это как-то  связано с
Кэнтелом?
     - Ты совершенно прав.
     - Ну  тогда  вам и вовсе незачем знать,  где  я был. Мои  дела не имеют
никакого отношения к  Билли-Билли  Кэнтелу,  и это святая правда. Не мешайте
мне жить, а?
     - Куда ты ездил, Клей?
     Я решил играть  до  конца. Закусил  нижнюю  губу,  встревоженно оглядел
полицейских, потоптался и, наконец, сказал:
     - На совещание, по переустройству организации. Где оно  было,  кто  еще
присутствовал,  что и  почему мы переустраивали  -  этого я  вам  никогда не
скажу.  К Билли-Билли Кэнтелу это не  имело никакого  отношения. Билли-Билли
Кэнтел -  грошовый жулик второго сорта, и  если  когда-нибудь кто-то из моих
знакомых шевельнет пальцем ради него,  это будет знаменательный день. Будьте
же благоразумны, Граймс.
     Один из полицейских спросил.
     - Джо Пистолет там был? На этом совещании.
     - Парень из Европы?
     - Возможно.
     - Похожий на Джона Рафта, только без носа, - сказал  я. - Мы только что
познакомились.
     - Да, это он, - ответил полицейский. - Он и занимался переустройством?
     - Нет, просто сидел в качестве наблюдателя.
     - Это совещание никак не связано с Кэнтелом? - спросил третий легавый.
     -  Разумеется,  нет,  -  ответил я.  -  Кого  волнует  такой  ничтожный
бездельник, как Билли-Билли Кэнтел?
     -  Меня,  -  заявил  Граймс.  -  Меня  весьма  волнует  этот  ничтожный
бездельник.  И  если  я  его  не  поймаю,  мы с  тобой  будем  развлекаться,
путешествуя  по участкам, до  тех пор, пока ты не превратишься в подопечного
ведомства социального страхования.
     -  Но  почему? - спросил  я  -  Ладно, ладно,  он  поиграл  ножичком  и
доигрался, но  это его сугубо личное дело. Никто из  нас  не имеет  к  этому
никакого отношения. Почему мы должны его покрывать?
     - Вот это я и хочу  знать, -  ответил Граймс. - По идее, мы должны были
сцапать его  уже несколько часов  назад. Кто-то его укрывает.  Он -  один из
подручных Эда Ганолезе,  стало  быть, и покрывает его либо сам Эд  Ганолезе,
либо еще кто-то из его подручных.
     - Вы придаете Билли-Билли гораздо большее значение, чем мы, - сказал я,
от души желая, чтобы мои слова соответствовали действительности.
     -  А что делал Джек Эберхардт в квартире  Джанки Стайна? - спросил меня
четвертый легавый.
     Я захлопал глазами.
     - Кто?
     - Не валяй дурака, ты знаешь их обоих.
     -  Джека Эберхардта и  Джанки Стайна?  Конечно,  знаю. И  что из  того?
Они-то тут каким боком?
     - Эберхардт караулил в квартире Стайна. Кого он там ждал?
     - Почем мне  знать? - сказал  я, пытаясь сообразить,  что же произошло.
Должно  быть, легавые, подобно  мне, решили, что Джанки,  скорее всего, даст
Билли приют, и приехали к  нему домой, где застали Джека Эберхардта. Я знал,
что Джек  болтать не станет,  и не  стоит  беспокоиться из-за  него, но  сам
Джанки опять был под кайфом, и ему я уж совсем не доверял.
     - Он поджидал Билли-Билли Кэнтела, - сказал легавый
     - Правда?
     - Тебе это известно не хуже, чем мне. Что еще ему там делать?
     - Может, они с Джанки друзья, - предположил я.
     - Ты  дважды  выходил  из дома,  - сказал Граймс, опять  меняя  тему. -
Первый раз  тебя не было с трех  до  пяти. Потом ты вернулся,  а в  половине
девятого  опять  ушел.   Когда  же  было  это  совещание  по  какому-то  там
переустройству? В первый раз или во второй?
     - И  в первый и во второй, - ответил  я, жалея, что не  могу соображать
быстрее. Я слишком устал, чтобы  думать, и с  трудом  вспоминал  то, что уже
успел  им  сказать.  -  В  первый  раз  я  только познакомился  с  этим  Джо
Как-его-там и рассказал ему о наших сложностях.
     - О сложностях с Билли-Билли Кэнтелом?
     - Нет. Я уже сказал, что к Кэнтелу это не имело никакого отношения.
     - Простое совпадение, так?
     -  То,  что  мне пришлось работать?  Я  бы не  назвал это случайностью,
поскольку тружусь каждый день.
     - Складно говоришь, сукин сын, - сказал Граймс.
     Тут вошла Элла с подносом. Она одарила меня лучезарной улыбкой невинной
девочки, попавшей на вечеринку.
     - Привет, Клей, - сказала она. - Я сделала чаю со льдом.
     Элла обнесла угощением всех  легавых. Они не  знали, как  быть. Легавый
готов  ко  всему,  кроме  одного  -  он  теряется, когда  к  нему  относятся
по-человечески и принимают в доме, как гостя.
     -  У нас... э... у нас  нет времени, - промямлил  Граймс. - Мы  как раз
собирались уходить
     - О!  -  Элла очень мило надула  губки.  - Куда же мне девать весь этот
чай?
     - Посидите еще, - сказал я. Происходящее вдруг начало меня забавлять. -
Всегда можно выкроить пять минут, чтобы выпить чаю. На улице очень жарко.
     Легавые беспомощно  переглянулись  и  в  конце концов  решили  остаться
отведать чаю со льдом.  До  сих  пор  я стоял, но  теперь уселся в кресло  у
телефона.  Элла разнесла чай и устроилась на полу  возле  меня, положив руку
мне на колени. Она выглядела очень славно и по-домашнему.
     Наконец я нарушил неловкое молчание.
     -  Как  я  понял,  делом  занимается восточный отдел  по  расследованию
убийств.
     - Да, мы, - ответил один из незнакомых мне легавых.
     - С чего бы? - спросил я. - Мне казалось, что Билли-Билли - не такая уж
важная птица. Или это из-за женщины?
     Я едва не произнес ее имя, что было бы ошибкой.
     - Не думаю,  что  тебе стоит  делить с полицией  ее  заботы,  -  сказал
Граймс.
     - Просто  мы считаем Билли-Билли мелкой сошкой, - объяснил я ему. - И я
удивляюсь, почему он так важен для вас.
     - Ну-ну,  -  проговорил Граймс. - Я хочу, чтобы ты передал кое-что  Эду
Ганолезе.
     - Разумеется, если я увижу его.
     - Увидишь. А когда увидишь, скажешь, что нам нужен Билли-Билли  Кэнтел.
Не позднее сегодняшнего вечера. Нам все равно,  дышит он или уже  нет, но он
нам нужен.  И  если  мы его  не  заполучим,  то  сами  произведем  кое-какое
переустройство, так ему и скажи.
     - Если увижу, - повторил я.
     - Тебе следовало бы поменьше умничать, - сказал незнакомый мне легавый.
- Да, тебе следовало бы умничать значительно меньше, чем ты умничаешь.
     - Он не может иначе, - ответил  Граймс. - Такая у него натура. Грошовый
жулик с незаконченным образованием, нечистой совестью и неумными мозгами.
     Время от времени  Граймсу  удавалось задеть меня,  и сейчас у  него это
получилось.
     - Мистер Граймс, - попросил я, - объясните мне, что такое жулик.
     - Тебе ли этого не знать.
     -  По-моему,  жулик  -  это  человек,  который  нарушает  закон. А  как
по-вашему?
     - По-моему - так же.
     - Тогда покажите мне не жулика, мистер Граймс, - попросил я. - Покажите
мне честного человека, мистер Диоген Граймс.
     - Да хоть бы я.
     - Вы что, никогда не  мухлевали с подоходным налогом? -  спросил я его.
Элла  подняла на меня глаза и предостерегающе  сжала мое колено,  призывая к
молчанию,  но я был  слишком  зол.  - Вы  никогда  не превышали скорость  на
милю-другую в час? Никогда не просили дружка-политикана подсуетиться,  чтобы
скостить вам налог на недвижимость?
     - Граймс покачал головой.
     - Никогда.
     - Клей, - мягко сказала Элла.
     -  Погоди,  - отмахнулся  я.  - Мистер  Граймс,  неужели вы никогда  не
закрывали  глаза,  если  какой-нибудь  влиятельный  человек  слишком  близко
подходил  к  грани, за  которой начинается  беззаконие? Никогда  не  изымали
квитанции на штраф за нарушение правил движения или протоколы допросов сынка
какого-нибудь толстосума, задержанного за пьяный дебош? Вы никогда не делали
этого по  указке начальства? Никогда не  смотрели  сквозь пальцы на  то, как
кто-то сует кому-то взятку?
     - Клей, не надо, - сказала Элла.
     Граймс поставил стакан с чаем на круглый столик и поднялся.
     - Тебе  бы  замолкнуть несколькими фразами раньше,  - сказал он.  - Да,
иногда приходится  делать кое-что, поскольку нет выбора. И я не люблю, когда
мне об этом напоминают.
     - Вы  жулик, Граймс, - заявил я. - Такой же жулик, как и все  остальное
человечество. Среди живущих  не было и нет ни  одного честного, Граймс. Но я
чуть-чуть честнее большинства. Я хоть признаю, что жулик.
     -  Ты  и впрямь  думаешь, что это  тебе  оправдывает? - спросил один из
легавых.
     Я взглянул на него.
     - Покажите мне человека, перед которым я должен оправдываться.
     - Ладно, - сказал Граймс. - Поехали кататься.
     Я пожал плечами и встал, стараясь  не  смотреть  на  Эллу, которая  все
сидела на полу возле меня и разглядывала нас снизу вверх.
     - Разумеется, я  поеду с вами  кататься,  -  сказал  я.  - А  когда  вы
откажете  мне  в моем законном  телефонном звонке и начнете таскать  меня из
участка  в  участок,  вынуждая адвоката  догонять вас,  вы нарушите  закон в
очередной раз и опять поступите как жулик.
     Граймс  поморщился и что-то буркнул, как будто взял  в рот какую-нибудь
тухлятину.
     - Оставайся  дома, умник,  - сказал он. - Оставайся  здесь  и продолжай
дурачиться, но не забудь передать Эду Ганолезе то, что я тебе  сказал. Чтобы
к вечеру вы мне доставили этого Билли-Билли Кэнтела. А если не доставите, то
узнаете, как я умею жульничать.
     - Я все передам, когда увижу его.
     - Сделай одолжение.
     Граймс возглавил отступление, и все пятеро вышли вон. Я стоял и пялился
на закрытую дверь.
     Элла поднялась и встала рядом со мной.
     -  Не надо было так. Клей, - сказала она. - Не  стоило  восстанавливать
его против себя.
     - Он сам меня довел, - ответил  я.  - Кроме  того, я восстанавливаю его
против себя  уже много лет. Такая уж это игра. И самое смешное заключается в
том, что  Граймс - честный человек, а честные люди - самые ранимые твари  на
свете.
     Она смотрела на меня взглядом, который мне не очень нравился.
     - Уж ты-то у нас совсем не ранимый, верно, Клей?
     - Стараюсь.
     Она  созерцала меня  еще  с  минуту,  а я  ждал,  гадая,  какое решение
вызревает у нее  в  голове.  У Эллы был  ровный, спокойный взгляд. Потом она
отвела  глаза,  пересекла  комнату  и,  взяв  со  столика поднос,  принялась
собирать стаканы с чаем.
     Я следил за  ней взглядом, чувствуя, как  на меня наваливается  тяжелая
усталость.  Сейчас я  не  был способен  ни на какие  размышления  и  не  мог
продолжать разговор с Эллой.
     - Мне надо  немного поспать, Элла,  - сказал я. - Когда я проснусь, все
будет в порядке.
     - Хорошо, - ответила она.
     - Разбуди меня в четыре, ладно?
     - Хорошо, - повторила она, не глядя на меня.

7

     Я стоял на палубе  серого корабля, окутанного  туманом. Тревожно  ревел
гудок, по правую руку виднелись мокрые леерные ограждения, слева -  стальная
переборка  с  иллюминаторами.  Слышался  голос  Эллы:  "Тут  все  липкое", и
отдаленный звон аварийного колокола.
     Потом  звон  прекратился, и  Элла  повторила: "Тут  все липкое".  Туман
сгустился, и я  подумал: Надо  спасаться с этой чертовой посудины". Я открыл
глаза, сел и увидел Эллу.
     - Где шлюпка? - спросил я ее.
     Она вытаращила глаза.
     - Чего?
     Что-то было не так, но что? Я никак  не мог сообразить. Надо было сесть
в шлюпку. Потом я  увидел, что  Элла  протягивает мне  телефонную трубку,  и
проснулся. Теперь до  меня  дошло,  что  это был за  тревожный звонок.  Элла
заговорила опять.
     - Это тебя, - сообщила она.
     - Спасибо, - сказал  я, взял трубку  и взглянул на  часы возле кровати.
Было самое начало второго. Я спал всего два часа с небольшим.
     Поднеся трубку к уху, я буркнул:
     - Клей слушает.
     - Это Эд, Клей. - Голос его звучал нетерпеливо и раздраженно. - Вставай
и отправляйся к Тессельману без промедления.
     - Что стряслось? - спросил я.
     - Легавые  совсем  спятили, вот что стряслось, - ответил он.  - Провели
две облавы  в  перевалочных пунктах,  к северу и к югу от  парка, изъяли  на
сорок с лишним тысяч героина и неведомо сколько тотошных денег.
     - Зачем? - спросил я, поскольку еще толком не проснулся.
     -  Им нужен Кэнтел, - ответил Эд. - У них общая тревога, людей заметают
десятками. Клэнси уже с ума сходит, не успевает их вызволять. Арчи Фрайхофер
рвет  на  себе  последние  шесть волосинок:  загребли половину его  девиц, а
остальные боятся отвечать на телефонные звонки.
     - И все это - из-за Билли-Билли Кэнтела?
     -  Нет,  из-за  Мэвис  Сент-Пол, из-за того,  что  она  была  подружкой
Тессельмана.
     - Эд, утром, когда я вернулся домой, меня поджидал Граймс.
     - Граймс? Кто такой Граймс?
     - Легавый. Я с ним уже сталкивался. Он  расследует  это  дело. Дал  нам
время до вечера. Если  мы  не доставим ему  Билли-Билли, он начнет отравлять
жизнь всем подряд.
     - Так, значит, кто-то  дал фальстарт, коль скоро они уже  отравляют нам
жизнь. Только  за  сегодняшний день по их милости я  недосчитаюсь почти  ста
тысяч долларов.
     - Граймс говорит, у нас есть время до вечера, Эд.
     -  Плевал я,  что  говорит  этот Граймс! Я  рассказываю тебе,  что  эти
грязные легавые творят, а не говорят.
     - Ладно, ладно, Эд.
     - И вот  что я тебе скажу. Джо все это отнюдь не радует. Ну ни капельки
не радует.
     - Джо?
     - Парня из Европы. Ты хоть проснулся?
     - Не совсем.
     - Так просыпайся. Джо не нравится, как идет дело. Ты понимаешь, что это
значит?
     - Да, разумеется.
     -  Немедленно  отправляйся к  Тессельману, я  предупредил  его  о твоем
приходе. Сейчас позвоню опять и  скажу, что ты уже выехал. Вели ему отозвать
этих проклятых легавых.
     - Хорошо, Эд, - ответил я.
     - И узнай, черт возьми, кто заварил эту кашу.
     - Хорошо, Эд.
     - Мне нужен этот сукин сын. Я хочу пришпилить этого умника к стене.
     - Я тоже, Эд.

8

     Эрнест Тессельман жил черт знает как далеко - где-то на Лонг-Айленде. Я
долго добирался  до нужного мне района и еще дольше  искал  нужный мне  дом.
Несколько раз я спрашивал, как мне пройти к нужному месту, но никто ни черта
не знал. Наконец мне удалось  получить  от мальчика,  игравшего  со  шпицем,
более-менее осмысленный ответ. Мальчик втолковал мне, как  добраться до дома
мистера Тессельмана, и указанный им путь оказался верным.
     В конце  концов я увидел дом.  Он выглядел внушительно, но был какой-то
нескладный. С первого взгляда  на этот дом становилось понятно, что у людей,
живущих в нем, водятся деньги. Но при этом им явно не хватает вкуса.
     Дом  стоял  поодаль от  дороги,  за  подстриженной  живой  изгородью  и
ветвистыми  деревьями.  Покрытая гудроном подъездная  аллея в форме  подковы
вела  к парадной  двери, а от нее  - обратно, к расписанным узором  каменным
столбам, заменявшим ворота, и дальше, к проезжему тракту. Сам дом был сложен
из красного  кирпича.  Он имел два этажа, а  вдоль фасада выстроились четыре
белые колонны. Парадная  дверь  тоже  была  белой, и ее украшал  подвешенный
посередине  декоративный  медный  дверной молоток.  Во  все стороны  от дома
простирались  земельные угодья Эрнеста Тессельмана,  беспорядочно засаженные
деревьями, кустами и живыми изгородями, мешавшими разглядеть соседние дома.
     Я  направил свой "мерседес" на  подъездную аллею и, добравшись до самой
середки  "подковы",  остановил  машину.  Вылез, обошел вокруг "мерседеса"  и
поднялся на веранду в стиле колониального плантаторского Юга.
     Медный  дверной молоток, как я уже говорил,  служил лишь  украшением, и
использовать  его по  назначению было  невозможно. Слева  от двери виднелась
белая кнопка звонка в золотой рамочке. Я нажал  ее, и из недр дома донеслась
трель. Какая-то незнакомая мне мелодия. Спустя минуту дверь открыл дворецкий
в  нарядном смокинге и  с надменной физиономией. Он принадлежал к числу  тех
дворецких,  которые совмещают обязанности старшего лакея и вышибалы, поэтому
смокинг был  ему не очень к лицу. Ткань его обтягивала всевозможные бугры, и
самый большой бугор был под мышкой, на том же месте, что и у Джо Пистолета.
     К счастью, мой собеседный облик не соответствует моему роду занятий. Ни
один кинорежиссер не  взял бы меня на роль "правой руки  и хранителя  покоев
короля преступного мира Эда Ганолезе",  как выразился  тот дурак-газетчик. Я
скорее похож  на страхового агента,  и ткань моего пиджака  не  бугрится.  Я
никогда  не  ношу огнестрельного  оружия, поскольку за это можно в два счета
угодить в тюрьму.  Под приборным щитком моего "мерседеса" прикреплен "смит и
вессон"  тридцать  второго  калибра,  к  которому  прилагаются  всевозможные
разрешения, должным образом оформленные и подписанные, но я почти никогда не
притрагиваюсь  к  нему, только  отношу домой, когда сдаю машину в  мойку. Не
хватало еще, чтобы какой-нибудь угодливый мойщик завладел моим револьвером и
сменил поприще.
     Я сообщив своему приятелю в тесном смокинге, кто я такой, и сказал, что
Эрнест Тессельман ждет меня. Дворецкий впустил меня в  дом, даже не хмыкнув.
Я  мельком  оглядел гостиную, обставленную  в соответствии с  рекомендациями
рекламного приложений к журналу  "Лайф"  - мебель из  металлических  труб  и
фальшивый  камин.  Потом  Смокинг  ввел  меня в  тесную  каморку  справа  от
гостиной, любезно попросил подождать минуту и удалился.
     В  одном из  своих  прежних  воплощений  эта комната  служила  приемной
какому-то состоятельному  врачу. Книжные шкафы,  пепельницы  на  подставках,
кожаные кресла, кофейные  столики,  заваленные старыми журналами,  всяческие
образчики  рукоделия.  Я  прочитал  статьи  кинокритиков  и  старую "Таймс",
полистал  "Пост" в  поисках  комикса, и  тут наконец  вернулся  Смокинг.  Он
спросил,  не  угодно  ли  м