имоотношений  с  организацией и  причины,  по  которым  я  способен
оставаться самим собой, даже выполняя те задания, которые мне поручают.
     Способен? Нет. Не то слово. Обязан. Я не смог бы объяснить Элле,  зачем
и почему мне необходимо оставаться самим собой, даже исполняя все требования
организации.  Я  не  смог  бы  объяснить,  что  всякий  профессионал  крайне
нуждается в том, чтобы другие  нуждались в нем  как  в  профессионале. А моя
профессия - быть верной правой рукой Эда Ганолезе.
     Что, разумеется, вновь возвращает нас к изначальному вопросу: могу ли я
жениться на Элле и продолжать работать на Эда Ганолезе?
     Дурное  предчувствие  говорило мне,  что  ответ  на  этот  вопрос будет
отрицательным.  А это, в свою очередь, подводило меня к  следующему вопросу:
что мне нужнее - Элла или моя работа и нынешнее житье-бытье?
     И ответить на этот вопрос я не мог.
     Продолжая размышлять, я собрал себе  завтрак,  потом немного послонялся
по  квартире, не  зная,  куда  себя  деть. В  конце  концов  я  закинул  эту
головоломку на задворки сознания, взял записную книжку, устроился в гостиной
и  опять сосредоточился  на другой  головоломке:  кто  и почему  убил  Мэвис
Сент-Пол и Бетти Бенсон?
     Мне пришло  в голову, что убийца, возможно, и вовсе не упомянут  в моем
списке.  Но  кто еще остается? Я уже наводил справки, повсюду  совал нос, но
так и не узнал ни одного нового имени. Его просто не могло не быть в списке.
Он должен был оказаться одним из трех оставшихся.
     Ну, а если имен в списке вовсе не останется?
     Что ж, тогда и буду горевать, а пока еще рано.
     У меня было два  любимчика -  Эрнест Тессельман и муженек. Но сейчас  я
мог  заняться  только одним из них, Тессельманом. С  благоверным же придется
повременить до поступления сведений из Восточного Сент-Луиса.
     Похоже,  пришла  пора  опять поточить лясы с  Эрнестом  Тессельманом. Я
позвонил  Эду, сообщил  ему, что  намерен  делать, и узнал домашний  телефон
Тессельмана. Затем позвонил ему, назвался и сказал, что хотел бы еще малость
посудачить.
     - Вас все еще беспокоит полиция? - спросил он меня.
     - Нет, они отстали. Спасибо вам за это, мистер Тессельман.
     - О чем же тогда вы хотите вести разговор?
     - Я предпочел бы сообщить вам об этом при встрече, сэр.
     - Но только не у меня дома. В четыре часа я буду на службе.
     Он  дал мне  адрес.  Пятая  авеню, чуть  южнее  Центрального  парка.  Я
пообещал приехать к четырем.
     Теперь  мне  предстояло  бездельничать  целых  три часа. И  я  принялся
бездельничать, думая  то  об Элле, то об умнике, и бездельничал примерно  до
половины третьего, когда зазвонил телефон.
     Я поспешно  снял трубку, надеясь, что звонят из  Восточного Сент-Луиса,
но вместо сент-луисского блюза услышал обычные заупокойные песнопения Клэнси
Маршалла:
     - Клей, ты мог бы хоть немного урезонить Эда? - затянул он.
     - Ну, что теперь не так?
     - А ты  как думаешь? Твои игрища в  полицейских и  воров,  вот что.  Не
знаю, говорил ли тебе  об этом Эд, но пока вы двое суетитесь по пустякам, до
которых нам нет никакого дела, организация разваливается  к чертям. Я только
что разговаривал  со Старкуэтером,  нашим  бухгалтером, и выяснил,  что ваши
забавы стоят денег, и гораздо больших, чем мы можем себе позволить.
     - Ну и чего ты от меня ждешь?
     - Поговори с Эдом. Меня он не слушает.
     - И меня тоже не  послушает. Клэнси,  он  хочет получить парня, который
заварил кашу.
     - А дальше  что? Клей,  взгляни на вещи  разумно. Билли-Билли  Кэнтел в
полиции, значит, дело закрыто. А этого парня мы все равно не сможем сдать.
     - Не думаю, чтобы у Эда было намерение сдавать его властям.
     - А что еще с ним делать? Убить?
     - По-моему, у Эда есть такая мысль. Да, убить.
     - И опять довести полицию до белого  каления. Превосходно. Это  тебе не
убийство  какой-нибудь  шпаны из организации, Клей.  Тебе  придется  убивать
человека,  который  с точки зрения  закона будет  считаться  добропорядочным
гражданином. Значит, опять начнется следствие, и вся тяжесть ляжет на нас.
     - А может, и нет. Вероятно, мы сумеем сделать все по-тихому.
     -  Может! Вероятно! Мы тотчас вылетим  из дела, если станем действовать
на авось.
     - Клэнси, скажи мне вот что. Эд злится на тебя за то, что ты выступаешь
против?
     -  Он меня больше  и слушать не  хочет. Я звоню  ему  домой, а этот его
неандерталец-телохранитель просто вешает трубку.
     - Значит,  ты хочешь,  чтобы с ним  поговорил я.  Но от этого  не будет
никакого проку,  Клэнси. Он просто разозлится  и на меня тоже. Если уж он не
следует советам своего поверенного, моим и подавно не последует.
     - Но мы больше не можем заниматься этим дурачеством, Клей.
     - Вероятно, это недолго продлится.
     - Ты подбираешься к нему?
     - Думаю, что да.
     -  Что ж, хоть какое-то утешение. Я бы бросил это занятие, но если дело
будет сделано и благополучно предано забвению, меня это тоже устроит.
     - Не относись к своей работе так серьезно, Клэнси.
     - Мне платят как раз за серьезное отношение к делу, - ответил он.
     Поговорив  с ним,  я еще какое-то время раздумывал  о том  о  сем, а  в
начале четвертого вернулась Элла. Я было полез к ней с  разговорами, но  она
быстро пресекла это, сказав:
     - Не  сейчас,  Клей.  Я  еще  не  расположена  к  такой  беседе. Ты  ел
что-нибудь?
     - Нет, - ответил я.
     Мы  перекусили,  не  затрагивая вышеупомянутую  тему, но поскольку  она
полностью занимала наши мысли, нам не  удалось вообще ни  о чем  поговорить.
Так что трапезничали мы долго и молча.

23

     Контора Тессельмана  располагалась  на  четырнадцатом  этаже,  вывеска,
начертанная золотыми буквами  на шершавом  матовом стекле,  гласила: "Эрнест
Тессельман, судебный поверенный". Но Эрнест Тессельман уже много лет не имел
адвокатской практики в привычном понимании этого выражения.
     В  конторе кроме  него  никого  не  было. Я  хочу сказать, там не  было
секретарши. Но дворецкий, он же вышибала, наличествовал. Теперь он облачился
в  костюм  и превратился  в  телохранителя,  но  телохранители не  считаются
присутствующими лицами.
     Встреча проходила  в несколько более прохладной атмосфере, чем в первый
раз. Телохранитель, которого я по-прежнему называл Смокингом, хотя сейчас он
был в повседневной одежде, ждал меня в приемной. Прежде чем проводить меня к
хозяину, он настойчиво потребовал, чтобы я позволил обыскать себя. Искал  он
дотошно, но я не ношу с собой никакого оружия,  и в  конце концов Смокинг  с
ворчанием  открыл передо мной  дверь.  Я вступил  в святая  святых  владений
Эрнеста Тессельмана.
     На  этот раз  Тессельман был  одет  прилично, в  несколько  старомодный
серо-голубой  костюм и  жилетку  с цепочкой от часов.  Стол,  за которым  он
сидел, был  таким же громадным и  голым,  как  в  его  домашнем кабинете. Он
жестом  пригласил  меня  сесть  в  кожаное  кресло  напротив,  а  Смокинг  с
настороженным видом стал в углу за спиной своего хозяина.
     -  Начну с рассказа о событиях, которые произошли после нашей последней
беседы, - сказал я.
     Тессельман  молча кивнул.  Он ждал, когда я  перейду к сути дела. Глаза
его смотрели холодно, настороженно и недоверчиво.
     - Вскоре после нашего разговора была убита Бетти Бенсон.
     - Я знаю, - ответил Тессельман. - Читал в газете. Вроде бы, полицейские
думали, что это ваших рук дело.
     - Я побывал у нее до прихода убийцы. Как бы там ни было, но Билли-Билли
Кэнтел, которого разыскивали в связи с убийством Мэвис Сент-Пол, тоже мертв,
и его тело в полиции. Так что с точки зрения закона дело закрыто.
     - С их точки зрения?
     - Эд Ганолезе не удовлетворен этим. Из-за всей этой истории мы пережили
массу неприятностей и понесли большие расходы. Эд хочет свести счеты.
     - Значит, вы продолжаете поиски.
     - Совершенно верно, продолжаю.
     -  Но зачем  приходить ко мне? В  прошлый раз я рассказал вам  все, что
знал.
     - Боюсь, вы мне лгали, мистер Тессельман.
     Он покосился  на стоявшего истуканом Смокинга, потом опять  взглянул на
меня.
     - Весьма невежливое высказывание. И неверное.
     - Как  я  говорил,  мне удалось побеседовать с  Бетти Бенсон  перед  ее
убийством. Она расходилась с вами во мнениях по одному-двум вопросам.
     - Например?
     - Вы  сказали Мэвис, и мне тоже, что намеревались  помочь  ей сыграть в
музыкальной комедии.
     - Совершенно верно.
     -  По утверждению мисс Бенсон, Мэвис не  могла спеть ни  одной мелодии,
взять ни единой ноты.
     - Просто ей недоставало выучки. Я оплачивал ее уроки пения.
     - Вы также заявили Мэвис, будто бы собирались жениться на ней.
     - Да, верно, я просил ее выйти за меня замуж.
     - И тем не менее вы пытались соблазнить мисс Бенсон.
     - Это она вам так сказала? Ничтожная грязная лгунья.
     - Почему? С какой стати ей врать?
     - Поскольку я был едва знаком  с этой  девицей, не буду гадать,  какими
побуждениями она руководствовалась.
     -  Вы  пытались  внушить  мне,  что  любили  Мэвис  Сент-Пол и  глубоко
переживали ее смерть.
     - Ну, и?
     - Спустя некоторое время  я  увидел, что беременная  рыбка занимает вас
куда больше, чем Мэвис Сент-Пол.
     -  А я  вот вижу, что ваша  грубость не знает границ, - ответил  он.  -
Равно как и  ваш  дурной вкус. Помимо того, что ваши домыслы  и  утверждения
насквозь лживы, я  не понимаю,  с какой  целью  вы  их высказываете. Что  вы
вообще тут делаете?
     - Разве вам не приходило в голову, что, по логике вещей, вы должны быть
у нас на подозрении?
     - На подозрении? Вы думаете, что я убил Мэвис?
     -  Нет, сэр, я не думаю, что вы ее убили, но не думаю также,  что вы ее
не убивали. Я  думаю лишь, что вы можете оказаться убийцей. И ваше отношение
к  ней  несколько  противоречиво. Я  пришел, чтобы попробовать разобраться в
этих противоречиях.
     - Когда вы посетили меня в прошлый раз, я пытался вести с вами разумную
беседу,  - холодно сказал он. - Но сейчас мне не  хочется  этого  делать. Вы
явились сюда  и утверждаете, будто я лицемерил с бедной  девушкой, убил ее и
солгал вам. Не вижу никаких причин вести с вами разумную беседу.
     - Как вам будет угодно.
     Он яростно зыркнул на меня и закусил нижнюю губу.
     - А ведь я способен уничтожить вас. И вашего Эда Ганолезе.
     - На этот счет я ничего не могу сказать, - ответил я.
     - Как вам  известно,  я  достаточно влиятелен,  чтобы с помощью полиции
осложнить жизнь и вам, и вашему работодателю. Однажды я уже  это сделал, так
почему бы не повторить?
     - А потому, что вы любили мисс Сент-Пол, - ответил я, - и, естественно,
хотите помочь нам в поисках ее убийцы.
     -   Ага,  понятно.   И  если  ваш  покорный  слуга  не  станет  с  вами
сотрудничать,  значит, он  лицемер. А  вы умеете  выворачивать все  к  своей
выгоде, верно?
     - Нет, сэр. Я умею только задавать вопросы. Пусть все будет по-вашему.
     -  А  вы бойки  на  язык,  - сказал Тессельман. Он откинулся на  спинку
кресла и принялся угрюмо изучать  пустые  просторы своего письменного стола.
Смокинг неподвижно стоял в углу, глядя в одну точку, находившуюся где-то  на
полпути между его хозяином и мной. Я застыл в напряженном ожидании. Хотелось
закурить, но я знал, что  лучше не шевелиться, пока Тессельман не пораскинул
мозгами и не пришел к какому-то решению.
     Не  двигаясь  и  не  отрывая   взгляда   от  крышки  стола,  Тессельман
проговорил:
     - Я очень тепло относился к Мэвис  Сент-Пол. Она хотела выйти  за  меня
замуж. Я никогда  не обманывался, полагая, будто она любит меня. Я старик, а
она - молодая женщина. Она хотела выйти за меня, потому что я ей нравился, и
она  могла  бы  ужиться  со мной,  а  через три-четыре  года  стать  богатой
вдовушкой. Я  это понимал. Я понимал также, что  она предлагает мне  гораздо
лучшие условия, чем любая другая женщина ее лет. Мэвис хотела не только моих
денег,  но  и моего  общества, я  в этом убежден.  Она не  стала бы  жить  с
мужчиной только потому, что  он  богат. Она согласилась бы жить только с тем
богатеем, который ей нравится.
     Он  устремил  на  меня  тяжелый  взгляд  из-под  насупленных  бровей  и
продолжал:
     - Мне больно  говорить об этом. Смерть Мэвис  потрясла  меня. Она, если
угодно, была моим  драгоценным состоянием. Я не любил ее, но относился к ней
с большой теплотой и знал, что Мэвис - последняя женщина, которая, возможно,
увлечется  мною.  Уж  чего  я  только  не  придумывал,  чтобы  продлить  это
увлечение. Разумеется, петь она не умела, но не знала об этом. Я пообещал ей
помочь сделать себе имя  в жанре музыкальной комедии. Я обещал  ей все,  что
угодно,  лишь бы ее  увлечение не сошло на  нет.  Когда Мэвис завела  речь о
бракосочетании,   я  пообещал  ей  жениться,  хотя  знал,   что   замужество
превратится для нее в долгое  и томительное ожидание вдовства. Она была моей
лебединой песней.
     Вдруг он вскочил,  повернулся ко мне  спиной и, тяжело подойдя к  окну,
устремил взор на Пятую авеню.
     - У  меня  есть гордость, - сказал Тессельман,  не  глядя на меня. -  Я
проявил слабость, связавшись с Мэвис, но мне не по душе признаваться в этом.
Прослышав о ее смерти, о том,  что  она  убита, я был и потрясен, и взбешен.
Кто-то уничтожил мое достояние, нечто  очень ценное для меня. Я перемолвился
со  своим  приятелем  из полицейского управления,  сказал  ему, что  надо бы
побыстрее схватить и осудить преступника. Мною руководила вполне оправданная
жажда  мщения.  Но потом  я  увидел  происшедшее  в  ином свете.  Я  старик,
приударивший  за  молодой  женщиной  и выставивший  себя  дураком. Когда  вы
впервые пришли ко мне,  я решил,  что  вам не  следует этого знать. Никто не
должен был знать, каким болваном и слабаком оказался Эрнест Тессельман. Ведь
я всегда гордился своей силой.
     Немного помолчав, он отвернулся от окна и взглянул на меня.
     - Теперь вы  узнали все, что хотели, и можете уходить. Если у вас  есть
желание найти убийцу Мэвис, найдите его.  Мне  все равно.  Потерю  достояния
можно пережить, каким бы ценным оно вам ни представлялось когда-то.
     - Мистер Тессельман...
     - Кажется, вам жаль меня, -  сказал он. -  Но я меньше всего нуждаюсь в
вашем дешевом сострадании.  Я  никогда в жизни  не искал  ничьей жалости,  и
теперь не собираюсь.
     - Мистер Тессельман, - повторил я, но он опять повернулся ко мне спиной
и уставился в окно.
     Смокинг сделал шаг в мою сторону.
     - Пора откланиваться, приятель, - сказал он.
     И я откланялся.

24

     Я  знал, что Элла еще дома, и не  хотел возвращаться туда,  чтобы опять
сидеть с  ней  рядом в гнетущем молчании.  Было  только  полпятого,  а  Элла
уходила на работу в семь. Значит, мне надо было как-то убить два с половиной
часа.  Я скоротал  время  в  баре  за полквартала  от  конторы  Тессельмана,
размышляя об убийстве Мэвис Сент-Пол и заставляя себя не думать об Элле.
     Сидя в отдельной  кабинке  над  бокалом  виски  с  содовой,  я  раскрыл
записную  книжку  и  взглянул  на   три   оставшиеся   фамилии.  С  Эрнестом
Тессельманом я уже поговорил и теперь был убежден, что он сказал мне правду.
Всю правду или только ее часть -  это другой  вопрос.  Но то, что он поведал
мне о своих отношениях с Мэвис Сент-Пол, соответствовало действительности. А
вдруг Мэвис в  последнее мгновение пошла на  попятный? Вдруг она решила, что
не стоит выходить замуж за старикашку Тессельмана? Он сам  сказал, что Мэвис
была его  лебединой песней. А вдруг она наступила на горло этой песне? Как я
успел заметить, старик кипел от гнева.  Если Мэвис отшила его,  сказала, что
уходит,  Тессельман  мог взбеситься, схватить  нож и зарезать ее насмерть. А
потом,  поняв, что его заподозрят,  выбежал  из  квартиры,  нашел  человека,
который мог заменить его в роли главного подозреваемого, и отправился домой,
чтобы прикинуться убитым горем, как только ему сообщат плохую весть.
     И тут  меня озарило. Не понимаю, почему этого не случилось раньше, но я
вдруг  понял, что  все  должно  было  происходить  совершенно  иначе;  Мэвис
Сент-Пол убили  в  квартире  на Восточной шестьдесят третьей  улице. Тем  же
вечером,  но  немного  раньше, Джанки  Стайн  видел  Билли-Билли лежащим без
чувств  в  каком-то закутке возле кинотеатра  на Восточной шестой улице,  за
пятьдесят  семь  кварталов  от  места преступления.  Поездка  от  Шестьдесят
третьей  до Шестой и обратно  заняла бы  почти час и, кроме  того, убийце не
было нужды переться в такую даль, чтобы найти отрубившегося бездельника.
     До  сих  пор  я  исходил из  убеждения,  что  выбор пал  на Билли-Билли
случайно,  а посему эта история представлялась  мне  лишенной  смысла.  Нет,
умник отправился искать не первого попавшегося пьяницу. Ему был нужен именно
Билли-Билли Кэнтел.
     Более того,  он отправился за Билли-Билли не после, а до убийства Мэвис
Сент-Пол.  Он нашел Билли-Билли,  запихнул в машину,  привез  к  дому Мэвис,
втащил наверх, уложил на кушетку, потом зарезал Мэвис и удрал.
     Конечно  же,  конечно,  именно  так  все и случилось. Не две  поездки к
Мэвис, а только одна. Наш мальчик рассчитал все так, чтобы не рисковать и не
возвращаться в квартиру после смерти Мэвис.
     А это  позволяло исключить Эрнеста Тессельмана. Я мог представить себе,
как  Тессельман впадает  в ярость, внезапно  убивает Мэвис Сент-Пол, а потом
ищет способ как-то соскочить с крючка. Но я был не в силах представить себе,
чтобы он заранее замышлял убийство  Мэвис. У него не могло быть причин убить
ее,  таких  причин, которые  выдержали  бы испытание спокойными  и  трезвыми
раздумьями.  Он  мог  убить Мэвис  в  припадке  гнева,  но  не в  результате
холодного расчета.
     Можно было  вычеркнуть его  имя из списка, оставив в нем только  Джонни
Рикардо и мужа  Мэвис.  Я мог  бы вычеркнуть и Джонни Рикардо,  но не  хотел
ограничивать себя только одним подозреваемым до тех  пор, пока не буду знать
о муже куда больше, чем знал сейчас.
     Так я и просидел в баре  почти до половины восьмого, раздумывая о том о
сем,  а  потом  отправился домой.  Мне  предстояло  миновать  двадцать  пять
кварталов,  а на улице было  еще  жарко, хотя и не  так знойно  и душно, как
последние несколько дней. Тем не менее  я решил пройтись пешком. Мне не было
нужды спешить в пустую квартиру, а на улице я мог вволю поразмышлять о жаре,
такси, лотошниках, выстроившихся вдоль западного края Центрального парка и с
надеждой  глазевших  круглыми  серыми  глазами  на каждого прохожего. Я  мог
подумать о Мэвис Сент-Пол, ее муже  и Эрнесте Тессельмане. Об  Эде Ганолезе,
Билли-Билли Кэнтеле и о многих других.
     А в квартире я смогу думать только об Элле.
     Но в конце концов я добрался до дома, поднялся на  лифте и вошел к себе
как раз в тот миг, когда зазвонил телефон. Захлопнув дверь, я быстро пересек
комнату и снял трубку.
     - Клей? - произнес голос. - Это Налог.
     - Кто?
     - Ну, ты знаешь. Из Восточного Сент-Луиса.
     - О, - молвил я. - Да, да, Налог.
     - Звоню тебе с половины пятого, но никто не отвечает.
     Значит, Элла опять куда-то ходила. Чтобы не встречаться со мной?
     - Я только что вошел, - сказал я. - Ты получил те сведения, которые мне
нужны?
     - Конечно.  Она вышла  за  офицера-летчика  с военно-воздушной  базы, -
ответил Налог и назвал мне имя убийцы.
     Я поблагодарил  его, положил  трубку, а потом сел и уставился  в стену.
Теперь я знал, как были связаны между собой Билли-Билли Кэнтел и тот парень,
который убил Мэвис Сент-Пол.
     Потому что Мэвис  Сент-Пол была замужем за младшим лейтенантом  Майклом
Кэнтелом.

25

     Я долго просидел в своей гостиной. На улице мало-помалу смеркалось, а в
голове у меня, наоборот, делалось все светлее и  светлее.  Я  просто сидел и
ждал мыслей, будто гостей, и постепенно кусочки сложились в